Плюшевый: кулак

Глава 7 Инспекционная поездка

Семеро парней с дубинками продолжали наступать на меня. Я отступил на шаг, огляделся… и драпанул.

— Стой! — заорал беззубый.

— Стоять!

— Трус!

— Не уйдет!

— Ха, да вот они какие — желуди!

Остальных голосов я не знал, поэтому сказать, кто из них кричал что, не представлялось возможным.

Но анализ психологических профилей и мотивов этих парней — пока глубоко второстепенная задача. Главная задача — добежать до живой изгороди, отгораживающей участок общинного крестьянского поля от господского, то есть, ха, практически моего личного, ибо я и есть наследник семьи Коннахов.

Поэтому я сосредоточил все усилия именно на этом, даже поддал немного внутренней энергии в мышцы ног. Много — нельзя, это я уже знал; или, по крайней мере, Школа Дуба не одобряла прыжки на высоту второго этажа, не умела им учить и считала, что это лишь отвлекает от главного. Но вот усилением общей мускулатуры не пренебрегала.

Еще чуть-чуть… тут в этой изгороди замечательная дыра, я проскользну — а преследователи застрянут.

Когда я только открыл глаза в этом мире, мне пришлось выдержать бой с пятью подготовленными бойцами, вооруженными закаленной сталью. Ладно, честно говоря, довольно хреновой сталью. Тогда мне было не до оценки качества закалки клинков, да и не специалист я по холодному оружию. Не могу сказать, что я его не использовал — использовал, и еще как. Просто делали его всегда для меня другие. Постфактум, однако, вспоминая, вроде бы могу довольно уверенно сказать, что те сабли звезд с неба не хватали.

В общем, если я отбился от пятерых бойцов, значит, семеро крестьян с дубинками и камнями уж точно не могут представлять для меня угрозы!..

Такова была бы логика обывателя.

Но.

Во-первых, тогда я находился с ними в замкнутом помещении с зеркалами, которые усложняют ориентацию в пространстве. Во-вторых, как только мне удалось отобрать у первого саблю, какой бы она ни была тяжелой для моей руки, баланс сил сразу же изменился. В-третьих, теперь я даже дубинку ни у одного из них выхватить не могу — чревато репутацией. Я уже не просто восьмиранговый ученик, у меня какой-никакой, а пятый ранг, пусть и не подтвержденный. Матушка вполне может решить, что нужно перебить всех свидетелей — то есть как минимум тех, с кем я отправился в инспекционную поездку. А это, помимо управляющего, которого мне уже на данном этапе не жалко, целых десять человек старших учеников! С нами два из старших классов целиком отправили для защиты и помощи.

В-четвертых — и вот тут неочевидный недостаток, но тем не менее. Такому как мне с профессионалами драться до определенной степени проще. Гигантский опыт позволяет, глядя на движения бойца, прогнозировать, куда он шагнет, куда отпрыгнет, как отреагирует на атаку. Но сейчас передо мной неподготовленные бойцы. Вообще не бойцы. Просто озлобленная молодежь, намного физически сильнее и крепче меня. Глядя на них, я не могу просчитать их с той же легкостью, что и адептов боевых искусств!

Но добежать до живой изгороди первым я успел — несмотря на их более длинные ноги. И нырнул в замеченную дыру. Так, если я верно помню, тут должно быть огородное пугало…

И в самом деле — было. Просто высокая палка с крестовиной, на которую надет дырявый горшок и накинуто дырявое рубище. Вкопали в землю его на совесть, только обхватив довольно толстую палку, я понял, что из земли мне ее не вытащить — даже с тем усилением мускулатуры, которое было доступно за счет внутренней энергии. Ну не принимали пока мои мышечные волокна столько энергии, чтобы я мог потягаться со взрослым мужчиной!

Однако всегда можно пойти другим путем.

Палку-то вкопали — но вот никаким защитным составом не покрыли. И она успела уже слегка подгнить.

Я с хеканьем рубанул ребром ладони по деревяшке с одновременным выбросом внутренней энергии — все получилось! Трухлявая деревяшка завалилась, я подхватил ее — и как раз успел заново упереть в землю, наклонив под углом к плетню, когда один из семерых перескочил его.

Это я как раз предвидел: изгородь совсем не высокая, но колючая, ребенку вроде меня ее не перепрыгнуть, а молодому деревенскому парню — запросто, особенно если учитывая, что там рядом лежат откаченные с поля камни. Я был почти уверен, что кто-то соблазнится этим путем, так что думал нарушить траекторию полета преследователя палкой от пугала и добить его, когда упадет на землю. Но получилось еще лучше, чем я планировал: парень насадился животом на выломанный конец прямо в полете и заорал нечеловеческим голосом от жуткой боли.

Минус первый.

Еще один парень все-таки сунулся через дыру в изгороди, ломая ветки — мазохист, что ли? Застрять он не застрял, но это достаточно замедлило его продвижение, чтобы я поймал его голову в захват и дернул вверх, что было силы, даже плечи заболели. Короткий хруст — и парень обмяк. Минус второй. А вот теперь надо снова драпать, потому что остальные…

…открыли низенькую деревянную калитку, которая находилась буквально в пятидесяти метрах! Ту самую, через которую я прошел изначально, осматривая этот участок поля. То есть я сейчас расправился с двумя самыми тупыми и нетерпеливыми, те, что поумнее, продолжали меня преследовать.

Ладно, лиха беда начало.

Один из этих умников, кстати, действительно показал себя самым умным: увидел насаженного на кол парня, увидел торчащий из изгороди труп со сломанной шеей — и остановился, после чего развернулся и бросился в противоположную сторону. Молодец, слов нет! Люблю таких.

Однако все равно осталось четверо.

Еще минус один, и можно будет принять бой.

Тропинка, по которой я бежал, тянулась через поле высокой, в человеческий рост, ятерии. Увы, это вам не кукуруза: стебли у нее голые, лишь ближе к макушке расходятся широкой метелкой соцветия. Этакие пальмы средней полосы. Видно между ними далеко, свернешь с тропинки — все равно не потеряешься.

Однако я свернул и, отбежав немного, сломал пару стеблей. Пахучие метелки упали вниз, осыпав меня липким нектаром — пора цветения, еще ничего не созрело. В полумрак, создавшийся среди стеблей, упало несколько столбов света, сразу ухудшив видимость всего, что вокруг. Неожиданный побочный эффект, но отличненько!

Четверо оставшихся ломанулись за мной, свернув с тропы, и первый же споткнулся о мою импровизированную «растяжку». Хорошо, я опасался, что он ее перескочит, и на всякий случай приготовил вторую, в нескольких метрах впереди. Теперь пришлось бросаться обратно, навстречу своим преследователям. Этого прикончил ударом кулака в висок — он начал вставать, но его голова пока находилась на удобном для меня уровне.

Значит, осталось трое. Риски уменьшились до приемлемого уровня.

Эти трое налетели на меня почти тут же, один попытался ударить палкой, но я легко увернулся — и он, задев ствол ятерии, повалил его на второго преследователя. Снова неожиданный бонус. Опять душ пыльцы, замешательство — и я ударил первого парня в солнечное сплетение, изо всей силы, щедро добавляя внутренней энергии. Он согнулся, не в силах даже закашляться, повалился на землю. Этого я в висок попросту пнул, чтобы не пригибаться лишний раз — потому что пришло время встретить второго.

Удар в колено, поворот, удар в локоть — тот тоже заорал, тоже упал. Но его я убивать не стал: я либо сломал ему колено, либо выбил из сустава, ему хватит, драться он не сможет в обозримом будущем.

Последний оставшийся, выбравшись из-под ствола, кинул в меня камень (повезло же найти на поле! или с собой тащил?), но не попал. Я сблизился с ним, и тут он очень удачно попытался меня схватить, что позволило мне поймать его в классический болевой захват «из самообороны», специально приспособленный для девушек — если ты вся такая маленькая и хрупкая, а тебя ловит здоровый мужик.

Когда-то я учил этому приему дочку и ее подружек. Больше профанация, от сколько-нибудь подготовленного мужика не спасет (лучшая самооборона для девушки без применения «уравнивающих» спецсредств: быстро бегать и уметь перелезать через забор!) — но передо мной-то как раз неподготовленный. Теперь вот и самому пригодилось.

Однако парень уже совсем вошел в раж: хоть я и выкрутил его локоть, он все равно пытался дергаться. Видно, мои детские ручонки не казались ему серьезным аргументом по удержанию.

Поэтому я щедро влил в парня свою внутреннюю энергию — почти все, сколько оставалось.

Он заорал от бешеной боли и обмяк, но не умер — молодой, сердце выдержало. Отлично.

— Вставай! — рявкнул я на него. Ну, насколько мог рявкать с учетом моих голосовых связок. — Пойдешь со мной.

Парень послушно поднялся. Кажется, он с трудом осознавал, на каком свете. Но мне и не нужно, чтобы он осознавал. Мне нужно, чтобы он слушался.

Тип со сломанным коленом — кстати, тот самый беззубый! — продолжал подвывать, и я бросил ему:

— Молчи, а то добью.

Он тут же умолк.

Ага, адекватный. Отлично. Еще один свидетель будет, если что.

Своего же последнего «языка» я потащил в сторону деревни.

Нужно же разобраться, как все дошло до такого!

Инспекционная поездка, которой я «упал на хвост», была организована отнюдь не поспешно. Подобные хозяйственные смотры проводились Коннахами дважды в год — в конце весны, чтобы проверить посевы и прикинуть будущий урожай, и в середине осени, чтобы проконтролировать сбор этого самого урожая.

Однако из-за того, что в этот раз к управляющему Тейну и приданным ему для охраны старшим ученикам присоединился целый наследник, к процессии добавили, во-первых, еще один, более комфортабельный возок, во-вторых, еще пяток старших учеников.

Поскольку ездить нам предстояло целую неделю, я было заикнулся даже о том, чтобы взять с собой всю свою группу — мол, когда же я буду с ними заниматься.

Однако Орис был тверд:

— Либо одно, либо другое! Эти детки сами еще три-четыре года назад были крестьянами! Или сбегут, или паломничество родителей начнется, будут у тебя еду и деньги клянчить — тебе оно надо?

Интересная точка зрения, конечно.

В результате я ограничился тем, что расписал подробный журнал с занятиями, которые планировал изначально проводить — фактически, «повторение пройденного» с прошлой недели. И назначил за него ответственным… Нет, не Герта — Риду Он. Я уже раскусил эту девочку: отличница-перфекционистка, то, что во времена, когда я учился в школе, называли «типичная староста класса». Причем напрочь отмороженная жестчайшим семейным воспитанием. Когда она начала надо мной ехидничать сразу же после моего появления в этом мире — мол, отец будет на тебя сердит — это было вовсе не злорадство. Она с искренним возмущением указывала на мою ошибку! Надо думать, если бы я тогда не взял в руки саблю и мы бы все погибли, Рида была бы возмущена меньше.

Так что я сказал Герту:

— Главным без меня все равно будешь ты, как моя правая рука. Но пускай за тренировками следит Рида, это ей в радость. А ты следи за ней, чтобы она ребят не слишком покрикивала. На это только мы с тобой имеем право.

— Понял, — сказал Герт с таким выражением лица, что будь он уроженцем моей страны, я бы подумал: «сейчас возьмет под козырек». Но тут фуражки не носят и воинское приветствие не выполняют.

Так что я оставил свою группу в смутной надежде, что они за неделю не все перезабудут, чему я успел их научить. И отправился «в поля на картошку», как я иронично обозвал про себя это новое приключение.

И правильно сделал, что подшучивал: больше позитива брать оказалось негде.

Сама поездка особых неудобств не доставляла. Да, повозку трясло на проселочной дороге, но, к счастью, у тела Лиса не было проблем с вестибулярным аппаратом — чему я особенно обрадовался, потому что отлично помню, как в прошлой жизни меня все детство мутило в автомобилях! Представляю, что со мной стало бы на этих дорогах. Вообще, как ни странно, я постепенно начинал понимать, что мне с этим мальчиком повезло. Лис не обещал вырасти двухметровым красавцем, но у него был отличный глазомер (лучше, чем тот, с которого я начинал!), инстинктивное ощущение траекторий бросаемых предметов, очень длинные пальцы пропорционально к ладони — удобно во многих аспектах. Плюс сила, ловкость, выносливость, несмотря на худобу… Мне трудно сравнивать: прежде в девять лет я еще не занимался боевыми искусствами, но крепко подозревал, что результаты были бы сильно хуже! К тому же Лис обладал идеальным музыкальным слухом и чувством ритма. Ничем подобным я прежде, опять же, похвастаться, не мог, а эти качества отлично помогали не только в декламации поэм на «законе божьем», но и в отработке боевых комплексов. Если бы не проблема с потреблением лактозы — к счастью, после молока меня не поносило, только живот некоторое время потом бурчал — можно было бы сказать, что я получил полный апгрейд по сравнению с прошлым телом.

Хотя многолетних усилий по тренировкам и самопочинке было жаль. Но мне уже один раз приходилось, получив серьезное ранение и едва не погибнув, создавать себя заново с полного нуля. В этот раз ситуация несравнимо лучше… Наверное.

Итак, хотя мое новое тело не доставляло мне хлопот, в целом обстановка не радовала. Я быстро понял, что вотчина Коннахов находится не в самом лучшем состоянии.

Нет, не в «плачевном» — до этого, пожалуй, было еще далеко. Но деревни, через которые мы проезжали, не могли похвастаться богатством или зажиточностью. Два-три приличных дома на каждую — а остальные все хижины, крытые соломой. В основном деревянные, редко какие с каменным или кирпичным первым этажом. Радовало, однако, наличие печного отопления: почти везде трубы. Хотя были и дома, отапливаемые «по черному». Огороды при домах казались скудными и малоухоженными. В целом все это напомнило мне сцены из школьной литературы: помещик возвращается домой после долгой зимы и с грустью наблюдает за разрухой, оставленной холодами.

Что мне удалось составить по поводу местной экономической ситуации: Школа Дуба не была синонимична клану Коннахов, но они были очень тесно связаны. Школа представляла собой основу политического могущества клана, но основу его богатства составляли земли с податными крестьянами. Именно благодаря их налогам Школа вообще могла содержать своих бойцов.

Причем земель было очень много — широчайшие просторы! Хоть деревень на них стояло аж двенадцать штук, все равно чувствовалось, что людей тут не хватает. Хотя очень приличная податная база, понятно, почему на объезд этого всего потребовалась целая неделя. Можно было бы и две выделить. Правда, некоторые деревни были небольшими — на десять-пятнадцать дворов. Но в основном дворов в каждой насчитывалось тридцать-сорок. Чтобы получить численность деревни, смело умножайте это число минимум на пять: тут жили большими семьями. Нет, что я говорю, даже на десять: число жителей тут считали только по числу взрослых мужчин, женщины совершенно выпадали из статистики.

По мне так деревня в триста-четыреста человек численностью для местного экономического уклада и небогатого скарба — это много, что указывало на сравнительно мягкий климат (что подтверждали разговоры с местными жителями: снег зимой держался всего месяц-два, редко три) и богатую урожайность используемых культур. Та же ятерия требовала меньше труда, чем пшеница, а также была очень неприхотлива — не так зависела от количества осадков. Калорий она тоже содержала меньше, это я заметил по питательности наших завтраков, но ее урожаем спасались, если с пшеницей происходила какая-то беда. Кроме того, размоченной ятерией кормили скот.

Кстати, о технической оснащенности местных хозяйств. У них уже имелся лемеховый плуг, но это и все. Ни сеялок, ни молотилок, да и пахали частенько на коровах. В хозяйстве вообще использовали мало металла, одеты крестьяне были довольно скудно. Не в смысле, что показывали много голого тела (хотя на полях мужчины работали частенько в одних рубахах — чтобы не сжечь спину, но и не запариться), а в смысле, что одежда была беленая или плохо окрашенная. Ярких тканей, сложной вышивки, металлических или стеклянных украшений на женщинах я вообще почти не замечал. То есть замечал — но в основном на членах семьи деревенских старост, которые принимали и угощали нашу инспекционную делегацию.

В общем, весьма подозрительная картина. Да, поместье, где располагалась Школа, было очень богатым: изумительная чистота везде, опрятная одежда, хорошо вышколенные слуги — и я не имею в виду прислуживающих учеников, а полноценных слуг, которые тоже имелись. Однако настоящей роскоши я нигде не видел. Ни фарфоровых ваз, ни золотых статуэток, ни бархатных, шитых золотом, тканей, ни огромных картин на полстены, ни каких-нибудь сногсшибательных блюд за завтраком, обедом или ужином. Все — отличного качества, но на грани аскетизма. Понятно, что это отчасти сознательный подход и следование идеологии Школы Дуба. Но…

Учитывая наличие нескольких тысяч податных крестьян, которых, судя по их виду, обирают до нитки, куда тогда деваются деньги? Если я правильно помню, «исторические» помещики с таким количеством податного населения жили гораздо роскошнее! Правда, они не содержали Школ… Может быть, все деньги уходят на неочевидные статьи расходов, вроде подкупа конкурентов? Организацию каких-нибудь турниров? Или есть какие-то дорогостоящие статусные символы, которые кровь из носу нужно покупать, я просто их еще не приметил — как те корзины из светящихся прутьев? Я все еще слишком мало в этом мире, чтобы судить.

А может быть, Орис держит дорогих любовниц. Или спускает все на азартные игры. Или, наоборот, складывает в кубышку, и где-то в поместье есть подвалы, полные серебра и злата. Ни то, ни другое, ни третье на него не похоже, но все может быть.

Или все еще проще, и никто никого не обирает, просто несколько лет подряд были ужасные погодные условия, какие-нибудь ураганы-засухи? И поместье распродало все роскошные украшения, чтобы накормить людей?

Последнюю версию проверить было проще всего: я просто поговорил с учениками и старшим управляющим Тейном. Этот последний — один из пяти приближенных, которых я видел за столом Ориса. Именно он руководил нашей инспекционной поездкой. В основном он ехал верхом рядом с моим возком, иногда садился ко мне. Видно, помнил наказ Тильды отвечать на все мои вопросы и вообще учить меня тому, как управлять вотчиной.

Однако при ответах в глазах у него появлялась легкая искорка снисходительности. Да и сами ответы он очень уж упрощал для детского уровня. Конечно, я тоже старался его не разочаровывать, говорил максимально наивным тоном и вопросы формулировал максимально глупо.

Например, так:

— Ой, а почему вокруг так много бедно одетых людей? Мама мне не говорила, что в прошлом году был неурожай…

— Не было никакого неурожая, юный господин. Крестьяне просто ленивы. Они работают ровно столько, чтобы набить брюхо и отдать налог вашему отцу, а после весь день валяются на солнце летом или на лавке у печи зимой. Поэтому даже сделать приличную одежду не у всех получается. Нужен глаз да глаз, чтобы несли весь налог и выполняли всю барщину!

Так со слов Тейна я узнал, что кроме прямого налога есть еще и барщина. Возле каждой деревни кроме их собственных полей располагалось еще и господское поле, и крестьяне должны были его обработать и весь урожай отдать Коннахам. Проверять эти поля и было основной обязанностью Тейна: весной полагалось правильно прикинуть, сколько зерна с поля можно будет убрать осенью, и, соответственно, осенью проследить за тем, чтобы все это зерно поступило Коннахам. Для этого при объезде в каждой деревне Тейн составлял «Акт об общинных полях и господском поле», к которому прикладывали пальцы старейшины. Там указывалось, сколько мешков деревня должна была осенью поставить, как со своих полей, так и с господского (налог со своих полей они могли выплатить и деньгами, а с господского — только натурой). Старейшины имели право не согласиться с оценкой управляющего, тогда отправляли гонца моему отцу, чтобы он приехал и рассудил. Однако на практике, как я понял, гонцы ездили чрезвычайно редко.

Все встреченные нами деревенские старейшины к Тейну относились чрезвычайно хорошо, хотя и с изрядной долей подобострастия — ожидаемо от сословного общества. Встречали его, как дорогого гостя. Что касается его оценок, то тут я ничего не могу сказать. Я никогда не занимался масштабным выращиванием сельскохозяйственных культур, и уж подавно мне была совершенно незнакома местная урожайность. Но так, по очень грубым прикидкам и «на глазок», Тейн называл вполне адекватные цифры.

По мне так система все равно была чревата злоупотреблениями, но… опять же, я тут без году неделя. Как-то оно все до меня работало — а мое дело пока только наблюдать и учиться.

Так что я наблюдал. И на второй-третий день начал замечать у некоторых деревень — а мы обычно бывали в двух за день — странные конструкции на полях.

Обычно «хозяйское» поле огораживалось ровненькой живой изгородью какого-то местного колючего кустарника. В этой изгороди даже имелись простенькие калитки, но многие покосились, сами изгороди прохудились — видно, их давно не подновляли. У меня тут же сложилась версия, что Орис действительно сравнительно недавно принял руководство кланом, и тот, кто был до этого — бабушка или дед Лиса — хозяйствовал куда рачительнее и доглядывал лучше. Однако кое-где, в некоторых местах в изгороди зияли проломы, а от поля были огорожены целые куски каким-то дополнительным хламом. Иногда там стояли импровизированные частоколы из веток, иногда вкопанные в землю колеса, ржавые ободы бочек и тому подобное. Я, естественно, с детской непосредственностью поинтересовался у Тейна:

— Ой, а почему мусор выкинули прямо на наше поле?

— Не знаю, — мрачно сказал Тейн, — эти крестьяне совсем распустились! Я велю старосте, чтобы сейчас же все убрали!

И действительно, велел, — прямо при мне. Староста поклонился и заверил, что непременно уберет, а виновных примерно накажет и заставит возместить ущерб за потоптанные колосья.

Однако мне было совершенно очевидно: это не мусор. Это сознательное отгораживание части господского поля. И Тейн об этом знает. Значит, в доле. М-да, что, Орис реально настолько наивен и совсем не смотрит на такие вещи во время инспекций, вот они и обнаглели вкрай? Или просто давно не ездил вместе с Тейном?

Итак, я уже почти не сомневался, что управляющий покрывает какие-то махинации.

А тут еще крестьянка…

Как я уже сказал, в деревнях нас принимали роскошно. Накрывали стол для Тейна, меня и старших учеников. Если мы прибывали вечером, то Тейна и меня также укладывали спать в доме старосты или, если имелся дом богаче и зажиточнее, то там. Старшие ученики обычно размещались на сеновале или в наших же возках в спальных мешках. Интерьеры местных домов не стали для меня неожиданностью: те же беленые стены и темные балки, что в поместье Коннахов, только все вокруг беднее и грязнее. На кроватях соломенные тюфяки, на полу — полосатые половики, на окнах местами — полосатые или клетчатые занавески, явно домотканые. В паре домов я даже видел ткацкие станки, на которых их ткут. Дома многокомнатные: уже какая-никакая цивилизация! Этаж один, отопление печное, чердак обычно не отапливается.

Так вот в тот день, когда мы сидели за ужином во дворе дома очередного деревенского старосты, вдруг в ворота как-то бочком-бочком вошла, прижимая к животу корзинку, — и вдруг бухнулась на колени немолодая грузная женщина в почти выцветшем (хотя некогда синем) платье и платке на голове, с концами, завязанными на лбу. Тут многие замужние женщины так носили, кто не мог позволить себе чепец.

— Прошу милости у юного наследника! — заголосила она пронзительным голосом.

— Кто ее сюда пустил⁈ — грозно воскликнул Тейн.

— Прошу простить! — тут же засуетился староста, бородатый и лысый старичок. — Это Хиля, она у нас немножко… того, но хлеб печет вкусный, вот я и велел ей немножко для вас напечь, думал, она принесла…

— И хлеба я принесла! — женщина выставила вперед корзинку, умудряясь одновременно отмахиваться от рук старосты, который пытался ее оттащить. — Все что есть в доме, последнюю горсточку муки замесила! Прошу, юный наследник! Смилуйтесь! Муж-то мой уже три года как помер, в прорубь зимой упал, а управляющий ваш отказывается документ-то о смерти подписать, говорит, гуляет он! И мы с сыночками за него налог платим! А где ж нам налога-то набрать, разве баба с двумя мальцами столько же сработает, сколько взрослый мужик⁈

— Цыц, дура! — заорал староста. — У тебя вон… два здоровых лба!

— Мой старший в один годочек с юным наследником родился! — завопила женщина еще громче него. — А я уже больше ничего не боюсь! Нечего бояться! Младший мой с голоду пухнет, а я вам тут последний хлеб пеку!

Она достала из корзинки круглый каравай хлеба и начала им размахивать.

Откуда-то набежали плечистые, хорошо откормленные парни — то ли сыновья старосты, то ли его наемные работники. Подхватили женщину под руки и потащили куда-то, объемистая дама упиралась босыми пятками и продолжала голосить, но силы были неравны.

— Мой господин, не берите в голову! — запричитал староста. — Хиля, она… она правда не в себе! Муж с молоденькой сбежал, вот она и…

— Если он сбежал, почему она продолжает платить за него налог? — поинтересовался я любопытным детским тоном.

Староста смешался. Управляющий Тейн горестно вздохнул.

— Таков обычай, юный господин. Не берите в голову. На самом деле налог за эту женщину платит община, но, поскольку ее муж сбежал от нее, то они, конечно, заставляют ее возместить часть. Как видите, она не выглядела голодной и истощенной!

Действительно, не выглядела.

Если бы дело происходило в назидательном рассказе из хрестоматии для младшеклассников, я бы ничуть не сомневался: Тейн и староста в сговоре, обирают эту женщину — и других таких же несчастных, за кого некому вступиться. Но… жизненный опыт подсказывал мне, что рубить вот так сплеча не стоит. Мимика и физиогномика женщины, истеричные ноты в ее голосе действительно говорили о душевном нездоровье. Только отчего — от страданий она повредилась умом, или, наоборот, поврежденный ум стал причиной страданий?

— Ну да… — пробормотал я по-детски, показывая, будто все еще в сомнении. — Она… полненькая такая…

— Если хотите, юный господин, запишите ее имя и адрес и попросите вашу матушку помочь ее детям, — вдруг сказал один из старших учеников, который прислушивался к нашей беседе. Это был Дир: тот самый, которого я счел наиболее адекватным тренером. — Она всегда жалеет вдов и сирот.

— Отличная идея! — полным энтузиазма голосом воскликнул я. Энтузиазм был ненаигранным: Дир только что дал мне повод выяснить эту важнейшую информацию. И да, от меня не ускользнуло, насколько злобно Тейн зыркнул на старшего ученика. — Староста, как ее зовут полностью? Где она живет?

Староста экал-мекал, но все-таки выдал имя и адрес: Хилѐя Э̀лго, второй с краю дом от западного конца деревни, тот, у которого наличники с лебедями. Так что именно туда я и направлялся, потихоньку улизнув с вечернего пира, когда староста щедро выставил на столе пиво. Сказал, что пойду спать. Было еще светло, но никто не удивился: в начале лета темнеет поздно, а день получился насыщенный. Я же отправился в отведенную мне хозяйскую спальню — и выбрался через окно.

Не то чтобы я нарывался на неприятности. И я не собирался даже заговаривать с Хилей, или Хилеей, или как ее правильно зовут. Или с ее детьми. Я просто хотел посмотреть на то, как она на самом деле живет, какого возраста ее сыновья и так далее. Еще меня очень настораживало, что староста покорно соглашался с тем, что муж Хилеи действительно сбежал. По логике, он должен всеми силами стараться запихнуть его в умершие, чтобы снять с общины дополнительный налог.

Если дело обстоит иначе, значит, что? Либо староста имеет свой гешефт. Либо муж Хилеи ушел публично, а факт его измены настолько общеизвестен, что даже деревенская община не сумела его покрыть круговой порукой. Странные, должно быть, обстоятельства! Ну да чего только в жизни не бывает.

К дому Хилеи я пробирался в обход деревни — ну и решил заодно посмотреть хозяйское поле и общинные поля. А там меня уже поджидали семеро парней с дубинками. Именно поджидали: было полное ощущение, что им кто-то сказал, где меня ждать, да еще и настропалил! Кто, интересно? Неужели Тейн?

…В общем, после того, я пятерых убил, одного покалечил, а последнего взял в плен, я, по-прежнему держа своего «языка» в болевом захвате, ввалился в обширную гостиную старосты.

Старшие ученики, не пившие ничего, крепче пива, разом обратили внимание на меня. Голоса утихли, большая часть повскакивала с мест — по комнате словно ветер пронесся. Ну да, их же учили реагировать на изменения обстановки!

Большинство глядели на меня удивленно, даже шокированно.

— А теперь расскажи нам всем, — сказал я парню, — кто довел вашу деревню до того, что вы семеро подняли руку на наследника Коннахов⁈