Вика выписалась из больницы с большим трудом, после длительной перепалки с Ильей Игоревичем. Он настаивал на переводе в федеральный центр. Трус и бюрократ. Сам ничего не понял, хотел переложить ответственность на других. Но формально он был прав и это злило Вику еще больше. Она сама несколько раз направляла в федеральный центр детей с опасными аритмиями. Обидно заболеть той болезнью, от которой спасаешь других. Как говорится, сапожник без сапог. Но у нее другой случай. Ей просто не повезло. Бывает же фатальное стечение обстоятельств. Она написала отказ от обследования и лечения.
— Ты играешь со смертью, — сказал Илья, отдавая ей выписку.
— Я знаю, что делаю, — буркнула она.
— Сомневаюсь. При любом недомогании, головокружении вызывай скорую. Хоть это ты можешь обещать?
До дома ее подвезла Надя, ординатор второго года. Приятная и умная девушка. Во время дежурств она хвостиком ходила за Викой и ловила каждое слово. Настоящие знания врач получает после университета, на практике. Хорошо, если повезет с учителями. Вика никогда не отмахивалась от ординаторов. Всегда старалась все показать и объяснить. За это ее и любили.
Старенькая леворульная «Хонда» потарахтела на морозе, но завелась. Надя погладила ее по рулю и поблагодарила. Машину ей подарил отец на окончание университета. Сам он служил боцманом на краболове во Владивостоке. Когда возвращался на побывку домой, врачи приемного покоя пировали, объедаясь океанскими деликатесами. Машина остановилась напротив подъезда.
— Давайте я вас до квартиры провожу, — предложила Надя.
«Что ж они все на меня так смотрят?» — подумала Вика.
— Не стоит. Успокойся. Со мной все нормально.
Она действительно чувствовала себя хорошо. Без труда забралась на третий этаж. Звонить не стала, сама открыла дверь ключом.
— Мама, я дома, — крикнула с порога.
В их небольшой трехкомнатной квартире кухня прилегала к прихожей. Оттуда доносились аппетитные запахи. Еще имелась гостиная, которая вечером превращалась в спальню для Вики и ее дочери Инги. Девятиметровая комната с двухъярусной кроватью принадлежала двум братьям, Борису и Петру. В комнате чуть побольше располагались мать и бабушка Вики.
Из кухни вышла полноватая женщина с ножом в левой руке, другую она держала согнутой в локте, правая ладонь была вымазана красным.
— Викуша! — воскликнула она. — Что ж ты не предупредила? Я бы встретила.
Она подошла, пошире развела руки и чмокнула дочь в щеку.
— Не волнуйся. Меня подруга подвезла.
— Подруга? — удивилась мама.
— Коллега.
— А-а-а. Пойдем, я тебя покормлю.
— Обязательно. Соскучилась по твоему борщу. Ты ведь его варишь?
— Да, — улыбнулась мама.
— Но сначала в душ. Хочу смыть всю эту больничную грязь.
— Хорошо, — кивнула мама и ушла в кухню.
Вика минут двадцать отмокала под душем. Несколько раз намыливала голову, отодрала тело мочалкой, просто стояла и наслаждалась горячим потоком. Воду она обожала, неплохо плавала. Только когда это было в последний раз? Господи, она не брала полноценный отпуск лет пять. Никуда не уезжала. Забыла, как выглядит синее море и теплый песок. Неудивительно, что все кончилось так плохо. Просто нужно побольше отдыхать и спать. Иначе высыпаться придется на больничной койке, а то и в могиле.
Единственный отпуск, который она позволила себе в этом году — это неделя в сентябре. Провела его на даче у коллеги, в домике на озере. Вода была ледяной, не покупаешься, зато в лесу росло огромное количество грибов. Они целыми днями собирали самые отборные: боровики, красные, рыжики. Потом чистили, мариновали, солили, сушили. После такого отдыха Вике еще долго снились разноцветные шляпки.
— Почему тебя так неожиданно выписали? Что тебе сказал врач? — спросила мама, наливая тарелку свежеприготовленного борща.
— Я сама врач, — усмехнулась Вика.
— Меня этот заведующий, твой бывший ухажер, напугал. Говорил, что все серьезно. И вдруг выписал.
— Слушай его больше.
— Так расскажи.
— Я потеряла сознание. С каждым может случиться. Меня обследовали вдоль и поперек. С сердцем, головой все нормально. Анализы отличные. Вот и выписали. Больше мне в больнице делать нечего.
Мать недоверчиво взглянула на дочь.
— Так тебя на работу выписали?
— Нет. У меня несколько ребер сломано. Завтра пойду в поликлинику. Продлю больничный.
— Как сломаны?
— Неудачно упала. Все. Хватит об этом. Я чувствую себя хорошо. У меня ничего не болит, даже ребра.
— Все равно не понимаю…
— Мама, ну прекрати. Расскажи лучше, как дети, как бабушка.
— Да все у нас нормально. Доедай, сходи к ней. Она все время о тебе спрашивает.
— Очень вкусно, — сказала Вика.
— Котлетки с пюрешкой будешь?
— Нет. Спасибо. Наелась.
Вика с благодарностью посмотрела на мать. Марии Дмитриевне шел шестьдесят пятый год, но столько ей никто не давал. Подвижная, энергичная, хозяйственная, она никогда ни на что не жаловалась, ни с кем не ссорилась, гасила все конфликты в семье, всегда находила нужные слова поддержки и смотрела на жизнь с оптимизмом.
Пять лет назад, когда Вику бросил муж, она приняла на себя все домашние хлопоты, а три года назад их прибавилось, так как ее мать разбил инсульт. Почти полгода Генриетта была лежачей больной, но потом потихоньку пошла на поправку и теперь, хоть и с поддержкой, могла сама подняться с кровати. Кроме того, для нее удалось через фонд приобрести хорошую инвалидную коляску. В ней Вика и нашла свою бабушку. Генриетта сидела у окна с открытой форточкой, одетая в шубу и шерстяную шапку, с укутанными в плед ногами. Так она гуляла.
— Привет, баб. Ну и холодильник у тебя, — поежилась Вика и закрыла форточку. — На улице минус тридцать.
Она посмотрела в окно. Оно выходило в узкий двор с заваленными снегом кустарниками и скромной детской площадкой, состоящей из железных качелей, турника и маленькой горки. Дворик являлся общим с соседним домом, точно таким же, как и Викин, невзрачным пятиэтажным прямоугольником без украшений и балконов. За ним, в виде параллельной микросхемы располагались еще четверо таких близнецов. Вика жила в первом корпусе, а в третьем обосновался ее бывший благоверный, обманщик, гад и подлец.
Денис ушел из семьи в один день, без скандалов и объяснений. И сейчас неплохо жил-поживал в квартире ее бывшей школьной подруги Вероники, словно отрезав от себя все, что было раньше. Не встречался с детьми, разве что случайно, платил крохотные алименты, вероятно, получая черную зарплату, хотя с Вероникой ездил на дорогом джипе и выглядел отлично. Помимо этого, эти предатели так все провернули, что бывшие общие друзья приняли их сторону, сделав из Вики монстра и изгоя. С тех пор у нее не было подруг, лишь коллеги. Когда Вика смотрела на соседний дом, она почему-то всегда вспоминала Дениса, как будто видела его в окне напротив. От грустных мыслей ее отвлекла бабушка.
— Принеси-ка мне очки для чтения, — попросила она.
Вика отыскала их на столе и нахлобучила бабушке на нос.
— Зачем тебе? — спросила она. — Что ты собираешься читать?
— Хочу тебя получше рассмотреть. Придвинь-ка лицо.
— Ба.
— Давай, давай.
Генриетта правой рукой вцепилась в плечо наклонившейся Вики и подтащила ее еще ближе. Левая рука, как и нога, у нее двигались плохо, а вот голова соображала хорошо. Она несколько минут изучала внучку. Вике в таком положении стало неудобно, у нее заболели ребра, ей надоело, она высвободилась и выпрямилась.
— Что увидела? — спросила она.
— Все, что нужно, — хмуро ответила бабуля. — Иди к матери. Открой мне форточку. Я еще погуляю.
Вика пошла обратно на кухню. Там уже приготовление обеда закончилось, все было прибрано и вымыто.
— Викуша, раз ты дома, я сбегаю на рынок. Мне Светочка Бирошкина голяшки и утку оставила. На праздник студень сварим, утку с капустой и яблоками приготовим. Скоро Борис придет. Ты его покорми. Пюрешку я в одеяло завернула. Борщ и котлеты на плите. Еще хлеба надо купить.
Не дожидаясь ответа, Мария Дмитриевна сняла передник и выпорхнула из кухни. Вот у кого имелась куча друзей. Вика не помнила, кто и откуда эта Светочка, но благодаря маминым знакомым у них дома появлялись фермерские продукты по доступной цене, бесплатные корзины клубники, зелени, огурцов и кабачков летом, мешки картошки и яблок осенью, да еще дешевая, но вполне добротная одежда для детей.
Вика присела за стол. «Господи, скоро Новый год, а я не купила подарки», — подумала она. — И елки у нас нет». В дверь позвонили. Пришел Борис. Он ввалился с мороза, огромный, румяный, стянул шапку с вихрастой головы, уставился на нее голубыми глазами и пробасил:
— Ма? Ты чего дома?
— Болею. В больнице лежала. Не знаешь что ли? — ехидно ответила она.
— А-а-а. Понятно.
— Бэ. Мой руки и за стол. Бабушка приказала тебя покормить.
— А она где? — удивился Борис.
— На рынок поехала.
— У-у.
Потом она вновь сидела за столом на кухне и смотрела, как сын поглощает еду. Оказалось, что у него есть усы и еще редкая растительность на щеках, а ест он за двоих, нет, за пятерых.
— Сколько тебе котлет положить?
— Пять.
— Не много?
— Бабушка всегда мне столько дает.
— Чай будешь?
— Да, с бутербродиками.
— С какими еще бутербродиками?
— С колбаской.
— Не лопнешь?
— Знаешь, сколько я энергии на тренировке трачу?
— Во сколько у тебя?
— Ой, опаздываю. Побегу, — сказал Борис, заталкивая бутерброд с колбасой в рот и уже на ходу запивая его чаем.
— Вообще не очень полезно так наедаться перед тренировкой.
— Ой, мам, пока я до дворца дойду, пока переоденусь, уже проголодаюсь. Бабушка мне всегда с собой бутерброды и чай в термосе дает.
— Что ж ты раньше не сказал?
— Ладно. Все. Некогда. Побежал.
Вика закрыла дверь за сыном. Помыла посуду и прилегла на диван в гостиной. Получается, что ее сын превратился в мужчину, а она только сегодня заметила усы. Может быть, он их брил? Даже если и так, похоже, она много чего пропустила. И почему Генриетта так ее рассматривала? Глаза бабули за очками при этом вспыхивали зелеными и желтыми крапинами. Вроде раньше они были карими, или и здесь она чего-то не замечала? Ой, Генриетта там, наверное, околела. Вика вскочила, охнула, схватившись за бок, и, ловя на ходу тапку, побежала к бабуле.