Глава 110

Глинотел сидящий в пищеводе мёртвого дэя не только боялся приближаться к глотке, но и в принципе опасался двигаться, чтобы не выдать своё присутствие. Любое шевеление могло приподнять грудную клетку покойника и вызвать подозрения у присутствующих рядом гуманоидов. Смерть же правителя в глазах подданных должна была выглядеть несчастным случаем. Иначе велик риск обратить на Федо-Рой гнев других дэев, шаугатов* и рокшей* этой планеты.

*Шаугата — по описанию Халимы, носитель короны.*

*Рокша — по описанию Халимы, нечто среднее между богом и шаугатой*

За ночь, с момента смерти Пюраты его покои посетило множество персон. Все они не давали ассасину Роя выбраться из трупа и спрятаться хотя бы за кровать. Одним из последних посетителей большого роскошного помещения оказался ребёнок. Шлёпая по полу лёгкими тапочками, он вошёл через открытый проём, в сопровождении кого-то взрослого, и остановился в паре метров от королевского лежбища. И тут разразился громкий горестный детскй плачь. Он не прекращался, наверное, минут пятнадцать, а кроме того, в какой-то момент дитё то ли легло, то ли опёрлось на край кровати.

Фёдор предположил, что это был наследник дэя, и ему показали, что стало с папочкой.

После визита сына или дочери (но скорей сына), бездыханное тело подняли с ложа и переложили на носилки. На них покойника вынесли в коридор и понесли куда-то дальше. Рыдающий отпрыск какое-то время следовал за мертвецом, но потом почему-то отстал. В то же время шагов стучащих по деревянному полу слышалось много. Кроме носильщиков поблизости шествовало ещё какое-то сопровождение.

В гробовом молчании процесся навернула пару кругов по дворцу и наконец выбралась наружу, через главные двери. Фёдор понял это не по сменившемуся звуковому фону, а по перемещению подконтрольного организма. Точная локация слуги передавалась в центр в реальном времени, так что матка без труда соотнесла эту информацию с известным расположением прохода в громадную резиденцию.

Где-то рядом с ветвистым белым деревом носилки остановились. К телу почти беззвучно подошло несколько неизвестных. Стоя над трупом, они тихо зашептались между собой. Их разговор продлился минут восемь, а затем один из голосов промолвил что-то очень громко, почти выкрикнул.

В следующую секунду, неподалёку взорвались гулким громом два больших барабана. Они быстро стихли, буквально после пары ударов, и в дополнение к ним тут же, протяжно загудел мощный горн. Когда заглох духовой инструмент, вновь прозвучали ударные. Чередуясь, барабаны и труба подали по пять звуковых сигналов.

Взрослый голос с торжественной интонацией прокричал длинную фразу, в которой угадывались слова «мирхоа» и «Дэй Пюрата». После этого носилки опустили на землю, а покойника переложили на другую горизонтальную плоскость. Данную поверхность подняли и понесли уже не на уровне пояса, а где-то на высоте плечей. Судя по скорости перемещения, двигалась она на тяге гуманоидов-носильщиков. Скрип деревянных колёс говорил о том, что рядом катится повозка, а топот десятков ног выдавал присутствие большого количества молчаливых бокатов.

Тело с жуком внутри направляли в сторону выхода из придворцовой территории. Его не переодевали, не отмывали, а, похоже, прямо в таком виде собирались явить народу. Только вчера дэй входил через эти ворота живой-живёхонький. А уже сегодня его хладный труп неспешно выносили вперёд ногами.

Когда покойник пересекал границу двора, барабаны ударили в шестой раз, а горн уж не ответил им. По силе звука стало понятно, что музыканты следуют за остальным шествием.

Дальнейший курс уносимого тела пролегал по улочкам западного района, куда-то на север. Не сразу, но постепенно отовсюду начали доноситься обеспокоенные голоса. Они молвили негромко, а может просто издали — находясь в грудной клетке сложно было определить. Помимо разговоров, периодически звучали удивлённые возгласы, а ещё, то и дело находилась женщина, которая по такому поводу пускалась в рыдания.

Первая фраза прозвучавшая на улице громко и отчётливо была произнесена надтреснутым старческим голосом.

— Люки хагра зи шандо дэй.

Впоследствии, в исполнении разных индивидов она произносилась с завидным постоянством. Побить её по частоте употребления смогла бы разве что небезызвестная речёвка: «Глава Дэй Пюрата!». Но сегодня никто её не говорил. Похоже для живого и для мёртвого правителя приветственные реплики всё же отличались.

— Люки хагра зи шандо дэй! — проговаривали мужчины и женщины.

— Люки хагра зи шандо дэй! — выкрикивали взрослые, старые и дети.

— Люки хагра зи шандо дэй! — летело со всех сторон, по мере того, как траурная процессия удалялась от дворца.

Фёдор так часто слышал эту фразу, что начал отчётливо различать звучание всех пяти слов необходимых для её произнесения. И человек решил записать их транскрипцию людскими буквами, чтобы потом дать задание Халиме и разузнать полный перевод данного предложения. Значение слова «дэй» парень уже понимал. А вот четыре остальных вызывали интерес. Из них отчасти знакомым было лишь «хагра». Статуэтка мужчины с вилами, сделанная Миару, носила на себе стикер с транскрипцией «хаграта». Кроме того, Фёдор помнил, как пленный жуколов добавлял звук «зи», к слову «мита», когда однажды благодарил насекомых. «Мита» согласно догадке исследователя означает «спасибо» или «благодарю». А вот перевод «зи» ещё предстояло выяснить.

Вскоре по топоту ног и гомону голосов стало ясно, что вокруг покойника собралась большая куча народу. А шествие, меж тем, не прекращалось и труп всё несли и несли, куда-то в северном направлении. Появившийся в один момент лай собак вынудил королеву запереживать — а вдруг наёмники ушедшие в поход забрали из города не всех ищеек и сейчас тайный убийца будет внезапно раскрыт тренированным нюхачём? К счастью для большой мамочки, такого не произошло.

Но вот скрип деревянных колёс удалился, гулкий барабанный гром разразился в седьмой раз, тело развернули влево, пронесли ещё десять метров, крутанули на сто восемьдесят градусов и опустили на устойчивую поверхность. Фразы «люки хагра…» и галдёж толпы притихли, остались где-то позади. Стопы бокатов вокруг теперь шагали не по мощёной камнем улице, а по земле. При этом память королевы подсказывала, что усопшего ещё не успели вынести за пределы поселения. Здесь было что-то другое… В конце концов не каждый сантиметр западного района был устлан твёрдым покрытием. Встречались и земляные прорехи.

Дальше около трупа началась какая-то суматоха: задвигалась мебель, заскрипели дверные створки. Так Фёдор понял, что слуга и его разлагающийся домик находятся в каком-то помещении. Голоса множества сочувствующих оставались поблизости, хоть и на определённом удалении. Послышался непонятный шелест не то свежей листвы, не то травы. Гуманоиды находящиеся возле мертвеца общались шёпотом, катали небольшие тележки, переставляли вёдра. Несколько раз прозвенела металлическая посуда, на которую выгружали что-то твёрдое и тяжёлое. Дохлого дэя опять подняли и переложили. Прошло какое-то время и раздалсь звуки ударов кресала о кремень. Зажёгся огонь, затрещали сгорающие дрова.

«Ну всё, теперь меня сожгут к хренам, вместе с трупом.» — подумал Фёдор — «Ладно, пускай так, не худший вариант. Только бы косточки глинотела не заметили, когда уже вся плоть истлеет.»

Ходьба, переставление мебели и посуды продолжались. Кто-то подошёл и принялся трогать покойника за голову. Затем взял и передвинул его конечности — сперва верхние, потом нижние. Дальнейшее наблюдение показало, что труп никто не сжигал, а на самом деле происходило нечто иное.

Помимо шептунов в помещение вошла группа бокатов, в числе которых был хныкающий ребёнок. Пришлые гуманоиды почти хором произнесли «люки хагра зи шандо дэй». После них с перерывом на икоту и слезливое шмыганье пролепетал детский голос:

— Люки хагро… Круки бока…

Где-то поблизости концентрация плакальщиц (горестно рыдающих женщин) резко возросла. Затем в помещении появилось ещё больше гуманоидов. Сразу несколько голосов одновременно заговорило с особой, молитвенной интонацией. Зашипело, захлопало пламя, будто на него бросили что-то влажное и вязкое. Один из чтецов молитвы встал прямо над головой мертвеца. Когда остальные его коллеги уже умолкли, этот продолжал молвить. Плавно речь молельщика становилась более громкой, глубокой и певучей. На фоне слов появился аккомпанемент из тонкого свиста свирелей. Вместо формирования постоянной мелодии, духовые инструменты то играли, то затихали, с определённой периодичностью. Молитва же которую они сопровождали напоминала зацикленный стих, в котором каждая новая строка начиналась одинаково — с обращения к мирх-маку. Именно в момент повторения заветных слов и загоралась музыка.

Меж тем певец продолжал видоизменять стиль своего вокала. Тембр становился всё ниже, добавилось горловое вибрирующее пение, коверкающее слова до неузнаваемости. Звучание получалось всё более мрачным, мистическим, готичным.

Всего молельщик в изголовье мертвеца обратился к богу-медведю, наверное, раз шестьдесят. Фёдор догадывался, что вероятно, это число тождественно ровно шестидесяти четырём, то бишь бокатианской сотне.

В определённый момент молебен окончился и хор голосов произнёс одну фразу:

— Бокатоа мрака зен мирхоа.

Последующие звуки доносящиеся снаружи рассказали о том, что кого-то подняли и в горизонтальном положении занесли над трупом. Дальше этот «кто-то» чмокнул мертвеца губами в лоб.

Фёдор малость ошалел от такого поворота.

«Да-а, для знатного господина целую шоу-программу организовали.» — подумал перерожденец, вспоминая как по-простому захоронили рхановцев погибших у речной деревни.

До самой ночи тело больше никто не трогал, не двигал и не целовал. Зато вокруг него безостановочно происходило какое-то действо. Туда-сюда бродило много народу, шептались или переговаривались бокаты. Случались и громкие словесные перепалки, но очень редко, всего пару-тройку за весь день. В огонь, время от времени, подбрасывали дровишек или что-то шипящее, шкварчащее. Становилось понятно, что похороны правителя делают общественным достоянием. Всё это не давало глинотелу беспоследственно скрыться с места преступления и нервировало королеву.

Но вот наступило тёмное время суток, у табачной деревни стартовала схватка бронерога с ящерицей, а Фёдор понадеялся, что хотя бы теперь мёртвого вельможу оставят в тишине и покое.

«Тела убитых наёмников и офицера с знаменосцем наверняка уже нашли на дороге и доставили в столицу.» — подумал парень — «Интересно, как отреагируют на эту новость преемники власти, коим перейдёт влияние после смерти государя? Удастся ли нам отсрочить отправку подкрепления понёсшим потери гвардейцам или, быть может, вообще отменить поход на восток? Нужно продолжать слежку за столицей Щитти Хагрон, чтобы быть в курсе планов здешних властителей и воевод.»

С приходом темноты движухи вокруг усопшего и правда стало поменьше. Но периодически всё равно находились какие-то источники шума, дающие слуге понимание, что вылезать наружу ещё рано. То кто-то пройдётся, то прошепчет, то хлопнет дверью, то помолиться… Самый долгий период тишины продлился с одиннадцати ноль-ноль до одиннадцати двадцати. За это время Фёдор так и не решился показаться из трупа, а потом в помещение опять кто-то вошёл и окно возможностей закрылось.

Следующие три часа, аж до двух ночи, неподалёку от трупа разговаривал мужской голос. Ему, вроде как, даже никто не отвечал, но он всё равно не умолкал, словно какой-то сумасшедший. Пару раз он нескладно запевал весёлые песенки. Звучало это очень странно, на фоне того какая атмосфера царила здесь весь прошедший день.

Уже глубокою ночью бубнение неизвестного стало совсем слабым и едва различимым. Затем, вместо слов, раздался самый обычный храп. Минут пятнадцать он звучал в полной тишине, и тогда мыслительный центр наконец отыскал моральные силы решиться на рискованный шаг.

«Эх, будь что будет…» — подумал человек, отдавая приказ имитатору выползти из пищевода мертвеца в глотку, а оттуда в ротовую полость.

Двигаясь наружу, эластичное тельце насекомого раздвинуло челюсти покойной жертвы. Фёдор старался до последнего, насколько это возможно не выдавать присутствие лазутчика. Просунув голову между хладных губ, ассасин впервые за сутки увидел открытое пространство, а не стенки пищеварительного тракта. И тут же спрятался обратно, потому что засёк напротив трупа троих бокатов. Двое из них сидело за столами, а один лежал спиной на скамье. Две или три лампы освещали тёмное помещение, и в их свете шпион успел заметить, что гуманоиды облачены в расшитые узорами рясы, а на головах у них маски трёхрогих коз.

«Священнослужители…» — подумал коллективный разум — «Или кто они там?.. Вчера такие тащили карету с пятью жрецами в масках зверей, играли на дудках и несли венки на длинных жердях.»

Прошло какое-то время, но никто из троицы не направился к бездыханному телу. Более того, никто из них не произносил слов, а один продолжал довольно громко храпеть. Это побудило Фёдора выглянуть по-новой и на этот раз задержаться. Покрутив головой, жучок осмотрел всё до чего дотягивалось сияние масляных светильников.

Дохлого правителя занесли в большое деревянное здание высотой метров десять, шириной шесть и длинной пятнадцать. Всё внутреннее пространство занимал один просторный зал. Вверху, в клиновидной крыше виднелось пять отверстий, переходящих в короткие трубы. Через них можно было увидеть фрагменты ночного неба. В боковых стенах были проделаны четыре крупных оконных арочных проёма, закрытых громоздкими парными створками.

Труп лежал на неком возвышении выстланном толстым слоем свежих цветов. Руки его были скрещены на груди, а под них просунули зелёную ветвь с недозревшим яблоком чонка. На лбу у Пюраты какой-то грязью оказалось написано слово. Фёдор прочёл его. «Щитака» означало «дерево».

По обе стороны от тела возвышались огромные, по три метра в высоту, деревянные статуи зверей. Слева стояли льволк и хамелеоновый лис, справа ёж-корги и олень рогоступ. Переднюю плоскость пьедесталов, на которых были установлены данные скульптуры, украшали выжженные на древесине надписи. Перед каждым исполином торчало по одной широченной бронзовой чаше на длинной ножке. Внутри этих сосудов виднелась чёрная сажа.

В головах покойничка располагалась пятая и самая большая статуя из всех — здоровенный пятиметровый медведь-горбун обвитый лозами. Размерами он, наверное, превосходил даже свой оригинал, обитающий в лесах. Для косолапого тоже имелась индивидуальная металлическая чаша, и в ней ещё можно было увидеть красноватые дымящиеся угли. По бокам от мишки глинотел рассмотрел два закрытых дверных проёма.

«Вау, да это же настоящий храм поклонения пяти зверобогам!» — поразился Фёдор — «В деревнях такого не было. Ну а в столице, по всей видимости, богослужение выведено на особый уровень.»

На высоте где-то пяти метров, с опорой на стены пролегали толстые округлые поперечины. К ним крепились скользящие стальные кольца, с которых свисали цепи или обычные верёвки, оканчивающиеся крюками. Некоторые крюки были небольшого размера, другие же наоборот — здоровые и к тому же окровавленные. В одном месте слуга увидел, как на цепи подвешена бронзовая пиала. Стало понятно, что эти приспособления могут иметь широкий спектр применения.

Ноги жмура смотрели на парадный вход/выход, в виде крупных арочных ворот, запертых на засов. И вот где-то по центру этого варварского языческого святилища стояла пара столов, за которыми сидели две бокатианки. Используя клубки ниток и иголки, они что-то вышивали на зажатой в круглые пяльцы, белой ткани. Собственно свет освещавший зал как раз использовался ими, чтобы что-то видеть и иметь возможность работать в кромешной тьме. Свои козьи маски гуманоидши подняли на лоб. Только поэтому Фёдор и понял, что это женщины. Напротив них на скамье дремал мужчина в таком же одеянии и тоже с маской на лбу. Каких-то особых причин, почему всё это происходило в одном помещении с мёртвым правителем, перерожденец не видел. Ну вышивают и вышивают, ну спит и спит. Может нравился им этот едкий смрад загаженных сутки назад штанов, кто знает?

Почему-то ни отмыть, ни переодеть почившего дэя никто до сих пор не удосужился. Ну, может, всё ещё впереди… Королева же начала рассуждать, как ей спасти своё дитя.

«Все выходы из здания закрыты, кроме, разве что, дымоходов на крыше. Можно попытаться просочиться в какую-нибудь щель или забраться на вершину статуи и временно спрятаться там… Может подождать до утра и тогда заснёт не только мужик, но и рукодельницы?.. Не понятно, что бокаты будут дальше делать с трупом, так что оставаться в нём, как не крути, опасно…»

В режиме жидкости глинотел начал плавно перетекать из ротовой полости на подбородок. В тот же момент одна из вышивальщиц обернула голову в сторону мертвеца. Буквально за полсекунды слуга втянулся обратно, в ротовую полость. Обеспокоенный тон последовавших слов бокатианки говорил о том, что она всё же что-то заметила.

«Чёрт, боковое зрение…» — подумал Фёдор — «А я никак не могу вылезти, совсем не двигая голову покойника.»

Послышались надвигающиеся шаги. Притворщик поспешно вернулся в пищевод. Минуты три гуманоидша бродила вокруг трупа, особенно задержавшись около головы.

Мыслительный центр осознал, что его вывод о подходящем моменте для выхода из жертвы оказался преждевременным. Придётся подождать ещё, с надеждой на лучшее…

Загрузка...