Пшеничная вдова

Глава 22. Алчущий бог

Деревня встречала хмуро и неприветливо – тишиной. Несколько одиноких хижин с укоризной склонились над помятой травой, осев под соломенной крышей. Никто не вышел встречать высоких гостей, казалось, все вокруг вымерло. Выдавали обжитое только примятая трава, старенькие залатанные дома и мелькавший вдали большой амбар, странно возвышавшийся над убогой деревенькой. Вокруг валялись валуны из мрамора, свежеотесанные бревна и несколько толстых срубленных елей. В крупном дубовом чурбане застряло острие большого топора, еще два таких же лежали рядом. Стояла солнечная, теплая погода. Реборн понял сразу, что зря Исбэль с таким трепетом готовила леденцы для ребятни – здесь ее давно не было. И герольду работы тут тоже не найдется.

– Сир Родерик, – обратился Реборн к начальнику стражи, – Отправьте с десяток солдат к амбару, пусть будут начеку. Обыщите дома. Нужно научить людей вежливости.

От странной тишины ничего доброго ждать не приходилось. В том, что здесь кто-то обитал, Реборн не сомневался, как и в том, что их не могли не услышать. Как можно пропустить звуки, издаваемые десятками лошадей, сотней с лишним солдат, еще большим биением сердец и глотками женщин, даже по прибытии не переставших трепаться между собой?

– Может, они испугались? – с надеждой спросила Исбэль, поравнявшись с Реборном, – На дорогах много разбойников, жители могли просто спрятаться в домах.

– Что вы видите вокруг? – спросил ее Реборн.

– Я.… я не совсем понимаю… – растерялась Исбэль, король дал знак и ее плотно обступила стража. Теперь девушка стояла в плотном стальном кольце и ее наконец посетил страх.

– По дороге сюда мы не встретили ни одного засеянного поля, в деревне не пробежала ни одна курица, не замычала корова, а в лужу не упала ни одна свинья. Разве может такое быть? В лужах тут нет недостатка. Кто бы здесь не жил, это точно не крестьяне.

Обоз выжидательно притих, когда начали обыскивать дома. Только редкое фырканье лошадей играло на струнах людской настороженности. Служанки бросили чистить лук, сгрудившись по бортам телеги и вытянув шеи. Армия выстроилась позади короля. Где-то вдали, видимо, в одном из дальних домов, послышались крики, будто отрубают голову дичи, или полосуют кого-то плетью. Под натиском сильных ног загрохотали двери, от ветра хлопнули ставни. Из шестого по счету дома стража выволокла больше десятка людей.

– Сир Хардрок, уведите королеву. Это зрелище не для ее глаз и ушей, – спокойно отдал приказ Реборн, наблюдая, как к нему волокут больше десятка полуголых мужчин и двух абсолютно голых женщин, если не считать золотых цепочек на шеях и бедрах и прозрачных накидок толщиной не больше паутинной нити. Первый взгляд их и вовсе не мог уловить.

Мужчины были плечисты, крепки и наспех завязывали штаны на бедрах, некоторым повезло меньше – те прикрывали наготу только ладонями. Мужчин согнали в плотную кучу, женщин бросили под ноги Реборну, отдельно Родерик вел пожилого мужичка – единственного, кто, по всей видимости, был полностью одет.

– Приветствую вас, Ваше Величество, – жрец поклонился так низко, что впору было стукнуться головой о землю, попутно он старательно запахивал тогу в области чресел.

Реборн хищным взглядом обозрел представших, но почтить жреца ответом не спешил. То, что это был жрец, он не сомневался – бледно-фиолетовая тога, подбитая золотой каймой и тяжелая латуневая цепь на шее, оттягиваемая большим медальоном с разным ликом выдавало в нем слугу Безумного. На этот раз грудь его приняла на себя тяжесть двуликого животного – с одной стороны змеи, с другой – барана. Почти лысая голова жреца щетинилась несколькими обломанными волосками, и блестела бы, словно начищенный котел, если бы вокруг не нависали ветви деревьев.

– Отведи меня к своему храму, жрец, – без прелюдий потребовал Реборн, мгновенно начав распаляться, словно головешка, на которую начали дуть. Кожа жреца была сухая, словно пергамент, старившая мужчину прежде, чем сулило время – это были поцелуи опиума и дурман-травы.

– Прошу меня простить, – склонился Опиумный Жрец в еще одном поклоне, – Но Его Величество прервал благодарственную службу услаждения. Она священна, ее надобно продолжить. Безумный будет рад, если ваша армия к ней присоединится. Алчущие Жрицы соскучились по настоящей вере.

От такой наглости у Реборна налились кровью глаза. Юстас чувствовал кожей, как напрягаются его мышцы. Он кинул взгляд на девушек: боги, две женщины на дюжину мужчин, обескураженно подумал он, но после взглянул в их глаза. Зрачки, красные, словно кровь, сияли не менее, чем рубины на их шеях и бедрах, заключенные в тиски тонких золотых цепей. В глазах их не было боли, страдания или страха – только бездонная похоть, сжигавшая одежду на его теле. Жрицы не опустили взгляда, стесняясь своей наготы, они вздернули подбородки, плотоядно взирая на солдат. Тела их были словно высечены из мрамора – белоснежные, бархатные, крутобедрые и упругие, с талией такой тонкой, что можно было обхватить пальцами одной руки, с полными грудями, глядевшими в небо алыми, вечно сжатыми сосками. Красота их лиц заставляла таять душу и наливаться чресла, волосы их были абсолютно серы и блестели на солнце. Турнепсовый блеск, знал Юстас, серость их волос сияла уже от природы, превращая девушек в живые бриллианты. Из их лона тоже выглядывал турнепсовый блеск – так они почитали своего Бога, Юстас готов был поклясться, что если мужчины уберут руки от своих бедер, то откроют прежде всего сияние этого блеска.

Он слышал кое-что и раньше, но встречался с Алчущими Жрицами в первый раз, наверное, потому, что их было не так много. Растили их в храмах с младенчества, отпаивая женскими травами и отварами на когте мантикоры, закрепляли зелья заклятиями. Возможность родить дитя они теряли еще в раннем детстве. Если им удавалось выжить, то их кости и мышцы становились выносливыми, а женское лоно – исключительно крепким. Но после всего оно осквернялось безумием – желание Алчущих Жриц становилось бездонно, никогда не утоляемо и искало своих жертв денно и нощно. Им требовалось по пять мужчин в день, а если их не было, то на следующий день уже по десять, если не находилось и их, то Жрицы начинали седлать все, что напоминало им мужской орган. Поговаривали, если им удавалось насытить Безумного и свое лоно, то с их грудей начинало сочиться черничное молоко. Одним Богам известно, сколько мужчин им для этого требовалось. Любая шлюха по сравнению с ними была воплощением непорочности.

– Какого Бога чтит Ваше Величество? – ответил вопросом на молчание короля Жрец, поправив худосочной рукой цепь на шее.

Он не мог не знать, какого Бога чтит король-северянин. Жрец хотел сыграть на похоти его солдат, чтобы сохранить свою голову – понял Реборн. Любой, кто сунет свой член в Алчущую Жрицу, становится помеченным Безумным. Забывая о долге, воля многих мужчин в свое время подчинилась словам блесковолосых женщин. Сегодня они их пробуют, а завтра больше половины из них будет готова ослушаться своего предводителя. Реборн обернулся – в глазах его людей ссорились похоть и ненависть. Что ж, это лучший исход, на который он мог рассчитывать – магия сладострастия, исходящая от Жриц, могла смутить разум самого холодного мужчины, или насытившегося – но его люди шли уже больше тридцати лун.

– Не важно какого бога чтит король. Тебя это волновать не должно, – отчеканил Реборн, а потом сказал громко, чтобы слышали и те, кто позади него: – Со мной королева, и ты, Опиумный Жрец, смеешь предлагать подобное в ее присутствии? Неужели ты думаешь, что мои солдаты согласятся на твои оргии?!

– Прошу меня простить, Ваше Величество, но я не вижу королевы, – поправил его Жрец, вдыхая ароматы весны. Его вовсе не смутил неважный настрой короля, он прикрыл глаза, будто собирался уснуть, – Мысли светлейшей мне неведомы, коих я бесконечно почитаю, но позвольте не согласиться… Это не оргии, Ваше Величество, а священное действо. Лоно Жриц наполняется семенем, приходит весна – торжествует жизнь. Жизни следует взять так много, что она не должна помещаться в их лоно, должна течь по бедрам и грудям, пока полностью не вымажет в своем естестве, а потом окропит землю. Семя в землю. Такова воля Безумного, такова воля природы. Плохо, когда не хватает силы, чтобы принести жертву услаждения. Дюжина мужчин не дадут столько семени, чтобы взрастить урожай этих земель, а ваша армия вполне обладает таким ценным… ресурсом. Отдайте священных служительниц своим солдатам, пусть они толчками выбьют из их грудей молоко, сгустят его до сливок, а потом взобьют до масла, – Жрец открыл глаза и легонько улыбнулся, безгубым порезом разлепив щеки, – Помните, Ваше Величество, следует почитать все двенадцать, но одного больше всех. Пойдет ли королева против воли одного из дюжины? Воля любого Бога выше воли любого смертного.

Девушка слева, та, что имела взгляд старухи и тело юной красавицы, слишком юной, чтобы назвать ее женщиной, медленно встала, обнажив блестящие чресла. Желание ее было видно даже тем, кто не стоял в первом ряду – оно набухло, покраснело и текло по бедрам. Безумный решил переиграть короля, это Реборн понял, когда услышал ропот у себя за спиной. В ту же секунду воздух рассек свистящий звук, а за мгновение до этого послышалось мимолетное шуршание меча, вынимаемого из ножен. На шее Жреца зазияла рваная рана, близнецом вставая рядом с раной его рта. Брызнула кровь. Жрец упал.

– Кто-нибудь ещё считает, что воля его Бога дороже собственной жизни? – возвысил голос Реборн, оглядывая впавших в панику мужчин. Те открывали рты, но не могли издать не звука, кроме протяжного мычания. Все они были абсолютно немы – языки давно покинули их рты, сгинув в жертвенном огне.

Показался сир Родерик с солдатами, они приволокли двух свежих мертвецов, только что павших от их стали.

– За ангаром строится конюшня, эти двое охраняли припасы и два пучка дурман-травы, будь они неладны, – сказал сир Родерик, с недоверием взглянув на спокойных Жриц. Смерть клирика будто и не тронула их, – Смахивают на инаркхов, но кровь из них вытекает довольно живо. Да и блеска я у них не нашел, кроме того, что сбежал у них из штанов.

– Только двое? – нахмурился Реборн, глядя на двух больших мужчин в волчьих шкурах. Раньше в руках они держали секиры, а теперь только грязь, – Не похоже на инаркхов, те ходят не менее, чем десятью. Если здесь появилась дурман-трава и припасы, то и охрана должны быть неподалеку. Значит, где-то остановилась армия.

Сир Родерик Хеллен подошел к своему королю, склонившись к его уху так близко, что чуть не задел его густыми усами:

– Ваше Величество, со всем уважением… с нами королева, несподручно гнать Безумного сейчас, но и оставить его все равно что срать, не снимая штанов, – сказал он Реборну почти шепотом.

– У него везде глаза и уши. Уже до вечера остальные Жрецы будут знать, что здесь произошло. В деревне не высохла распутица, мы оставили слишком много следов и шелухи лука, чтобы сойти за разбойников. Безумный не подчиняется приказам и не признает и титулов, – ответил ему Реборн, – Уйти сейчас – ошибка. До ближайшей крепости сутки пути, мы не успеем до захода солнца. Любые всадники быстрее нашего обоза. Придется принимать бой во тьме, когда в лагере женщины.

– Думаете, они решатся на бой? – спросил Родерик и тут же понял глупость своего вопроса.

– Убить неугодного короля, когда он сам пришел в лапы Безумного? – усмехнулся Реборн, – Даже я не упустил бы такой возможности.

– Ваше Величество, – отвлек мелодичный голос одной из Жриц, теперь они обе стояли, стараясь шире раскрыть мокрые от желания бедра, – Это всего лишь строители, – девушка слева изящным жестом тонкой ладони указала на мужчин позади. Люди Родерика накинули на Жриц по холщовой попоне, чтобы скрыть их постыдную наготу, но те скинули их с белоснежных плеч, – Бедняги не знают дорогу к храму, потому что никогда там не были. Ее знаем только мы… О молю, позвольте закончить обряд весенней жизни и попадете туда, куда захотите. Прекраснейший из прекрасных, мы управимся еще до заката… – девушка кокетливо тряхнула полными грудями, они колыхались еще долго, туманя разум мужчин, – …но, если ваши люди захотят, будут наслаждаться нами до утра – наши цветы выдержат всех. Сжальтесь над своими людьми, наверняка, они не знали женщин уже много лун.

С удивлением для себя Реборн обнаружил, что его солдаты дышат ему в затылок —горячее дыхание обжигало кожу. Мужчины приблизились на шаг, а потом еще на один. Хищный взгляд красных глаз вскрывал возраст Жриц – много больше того, что показывало тело. Реборн гадал, сколько весен им на самом деле. Поговаривали, Жрицы жили более сотни весен, не на луну не теряя свою молодость и с каждым годом упрочняясь в своих чарах. Этим, должно быть, перевалило за всю сотню, раз их притягательность лишала разума даже злых северян за спиной собственного короля. И снова сир Родерик оказался прав – все, что несет опасность имеет зубы, клыки и руки. Жрицы не были призраками, служили своему Богу они вполне осязаемой плотью. Алчущие прожигали взглядами короля, на выдохе осознав, что их крепкие чары не действуют на него. В воздухе послышался тихий свист клинка.

– Да, вы знаете дорогу к храму, – спокойно ответил Реборн, стряхивая с клинка кровь, смотрящуюся на нем так приятно, – Но королева ее тоже знает.