Пшеничная вдова

Глава 40. Гнев

Он вернулся осенью, как и обещал. Боевые карраки Отвесных Скал вошли в главную гавань на рассвете. Король Бернад был плох в дипломатии, но когда речь заходила о войне, в нем просыпалась удивительная гибкость ума. Среди его воинов могло найтись полно тех, кто воспротивился бы идти против собственных сыновей, отцов и братьев, поэтому он предпочел отдать первый удар своему союзнику. За это он пообещал королю Торквуду оловянный Пригорок.

«Теперь этот чертов Пригорок – не моя проблема. Пусть этот десница, Велимир, грызется с Велискейтом, а я посмотрю», – довольно думал Бернад, сложив руки на округлившимся животе. Ему все же понравилось ловить сразу двух зайцев, несмотря на то, что в последний раз это окончилось плачевно.

Весть о бремени королевы Бернад воспринял тяжко. Он до конца не хотел верить, что это все-таки произошло, даже допускал, что та сходила «на чужой член», как он выразился в пылу ярости, но в таком случае Реборн казнил бы ее без всяких оправданий, поэтому Бернаду все-таки пришлось смириться с суровой правдой. «Шлюха» – самое частое, что вырывалось из его разъяренной глотки в сторону Дорвудовой дочки.

– Хитрая рыжая сука! – стучал он кулаком по столу из черной осины, которая в конце-концов пошла трещинами. Уже не в первый раз он испытывал ее на прочность и та все-таки не выдержала, – Ведьма! Прислужница тьмы! Не мог Реборн, просто не мог, я не верю! Это все темные заклятья, она опоила его, призвала Безумного! Недаром у нее зеленые глаза, как и у этого никчемного божка… Я знал, знал что эта ядовитая кровь когда-нибудь прольется на нашу сталь и попытается ее прожечь, но не ожидал что это случится так скоро! – король Бернад кричал, краснея и распаляясь и вокруг постепенно становилось пусто – находиться рядом с ним сейчас становилось опасно для жизни, – Подло, низко, только так и могут эти чертовы Фаэрвинды! Охмурила Реборна, околдовала, алчущее отродье! Нож в спину от собственного сына…

В тот вечер Бернада оставили силы, и он просидел на троне целую ночь, не удаляясь в свои покои – твердость стали под ним проникла сердце и к утру он уже принял решение.

Поначалу народ недоумевал: баба обрюхатилась – что тут такого? Обычно так и бывает, как только они сходят с алтаря. Вряд ли король с королевой считали звезды ночами, а если верить слухам, еще и днями… Но потом дошла весть об укреплении стен Аоэстреда, о подготовке армии и созыве знамен королем Реборном…

«Измена», – шептались тихо по Глаэкору и вскоре не стеснялись говорить это вслух.

Корабли Отвесных Скал встретили баллисты. Огненные шары летели с городских стен и стен Шахматного замка, возвышавшегося на скале у моря, прямо над главной торговой гаванью. Только теперь с его высот можно было лицезреть не суету торговых судов, вечно крикливых чаек и причудливые одежды заморских купцов, сливавшихся в единое пестрое пятно, а добротные боевые карраки, прорывавшиеся к причалам. Реборн учел ошибки, которые в прошлых раз обошлись Аоэстреду слишком дорого. Король привлек лучших инженеров столицы, чтобы те усовершенствовали баллисты. Смоляные корабли были выведены из главной гавани, и Печальный Демон вновь стал светел. Реборн отвел их к дальним гротам, чтобы зайти с тыла к врагу в главной гавани после того, как их сожгут баллисты. Торговые суда успели уплыть накануне, когда разведчики доложили о приближении врага.

Бернад не обманывался, он знал, что одолеть сына будет не просто – это не глупый рыжий торговец, не знающий, с какой стороны колет меч. Он зашел бы с незащищенных феодов, подведя к стенам замка тысячи солдат, но тогда было бы потеряно время, истощавшее ресурсы армии. В итоге он все равно бы подошел к стенам города, наглухо сомкнутым перед его носом. Главные врата Аоэстреда за полвесны выросли из руин в исполинские кованые стены, похожие на монолит. Пироманты Отвесных Скал окропили их соком огненного плюща, смешанным с жидкостью из хвостов гигантских транталов. В прошлый раз при взятии Аоэстреда те сгорели, как свечи и вражеская армия прошла в огромный проем практически без сопротивления. В этот раз Турун Хардрок опередил пиромантов – он смазал ворота холодящей мазью в смеси с китовым жиром и плотная древесина, кованая железом, даже не задымилась. Груженые бочками с мазью телеги пугали Исбэль, но она верила сиру Хардроку – если мазь могла так хорошо заживлять раны, почему она не может заживить стены города?

У Реборна было меньше кораблей и гораздо меньше людей, он знал, что не выстоит против отца и поэтому занял глухую оборону. Осаждать город осенью, когда Теллостос только собрал урожай, а в подворьях горожан выросла птица Бернаду показалось плохой идеей. Эдак можно просидеть до следующего лета, пока его солдаты не передохнут от голода и болезней, от нехватки воды среди этого соленого моря, а потом – от жары. К тому времени королева, наверняка, уже ощенится своим выродком и придется искать уже двоих.

Однако, город был открыт с главной гавани, стены там были тонкие и поддавались пиромантам. За несколько месяцев Реборн просто не успел их перестроить, а холодящей мази все равно бы не хватило, поэтому Отвесные Скалы прорывались к причалам. Там и развернулись самые жестокие бои, продолжавшиеся уже третьи сутки.

– Сир Хардрок, мне хотелось бы кое-что уточнить, – Исбэль допивала уже вторую чашку успокоительного мятного чая, приготовленного ею Туруном Хардроком. Реборн оставил его рядом с королевой, взяв Вернона помогать раненым, – Поскольку вы сир, значит, отец ваш был благородных кровей, так?

– Не всегда.

Вопросы призваны были разрешить непонимания, а не создавать их ещё больше. Исбэль нахмурились:

– Расскажите о себе, сир Хардрок.

Недавно глаза Хардрока стали мутными, похожими на треснутый лёд, а потом послышались глухие шлепки – со стен попадали вражеские скалолазы. Северяне знали горы, а горы знали их. Но стены тоже горы, вышедшие из-под человеческих рук, и цепкие, словно пауки, горняки устремились ввысь. Звучал отдаленный стук молоточков, когда стальные шипы впивались в камень, но сами они были удивительно тихи. Выдали свое присутствие они только при падении. У Исбэль тогда заледенели душа: она взирала со стен высокой башни на неподвижные, поломанные тела и жмурилась что есть мочи.

– Они заснули. Приятных попутчиков им в вечном пути. Пусть северянам снятся северные сны, – все, что сказал тогда Хардрок, теребя четки на руках, усердно молясь за души разбившихся северян. А потом снова налил королеве чай.

Чем бы не окончилась эта бойня, любопытство свое она удовлетворит – решила королева. Чай совсем не помогал ей, разговоры даровали сердцу больше покоя, отвлекая от страшных картин в гавани. Реборн спрятал ее подальше и повыше, приставив Ульрика, все время рвущегося в бой, имевшего смелость признаться, что чувствует себя трусом, прячась в башне, и Половинчатого Рыцаря по имени Карл, к которому прозвище все же прицепилось.

Исбэль все вспоминала ту ночь и алый рассвет, и душа ее тряслась от страха. Будто минувшие кошмары ожили, не прошло и половины весны… Реборна она видела целые сутки назад, вцепилась в него, словно кошка и не хотела отпускать. Тот снова получил по голове – со лба его текла струйка крови и Исбэль чуть было не устроила истерику. Когда щеки ее стали совсем мокры от слез, Реборн дал сиру Хардроку указание успокоить женщину и снова отправился на стены. Тогда лекарь налил мятный чай и привел в башню Эсмер, чтобы отвлечь королеву. Но та почти сразу обзавелась обществом Ульрика, на которого Хардрок свалил собственные обязанности по успокоению дам, но тот справлялся со своей задачей только наполовину. В оставшуюся половину Исбэль не входила. Все ждали Фредерика Толли, посланного к королю Бернаду в качестве гонца после трех лун тяжелейших боёв. От его вестей зависело, готов ли обиженный отец пойти на переговоры с сыном.

– Рассказывать особо нечего, – пожал плечами серый ворон. – Родился, титьку сосал, потом был ребенком, а потом вырос.

Исбэль нахмурилась:

– А где же вы жили?

– В хижине на холме.

– Один?

– С матерью и отцом.

– А братья, сестры?

– У родителей я был один.

– Что это за хижина на холме?

Сир Хардрок отнял мятный чай от губ, их коснулась легкая улыбка, похожая на обещание приятных воспоминаний. Исбэль испугалась, что глаза его снова покроются туманом и ей невыносимо захочется спать.

– Хижина, вокруг которой трава похожа на море. Зеленое море, с острыми волнами, в них я тонул по самый пояс. Там воздух пах грибами, а в лесах всегда выли волки.

– Волки? – испуганно ахнула Исбэль.

– Волки, – кивнул Хердрок, не переставая улыбаться, – Совсем ручные, – тонул в воспоминаниях Турун Хардрок, а у Исбэль по спине прошлись мурашки, – У меня они ели с ладони. Правда, другим частенько откусывали пальцы. Может, и не только пальцы, мы обычно не рассматривали останки. На севере воины покоятся либо в огне, либо под открытом небом – земля всегда берет свое.

– А кем был ваш отец? – Исбэль твердо решила больше ничего не знать про волков.

– Собирателем слюны шелкоптицы.

– А зачем же ее собирать?

– Из нее делают холодящую мазь.

Исбэль перестала пить и отставила чашку мяты подальше. Она уже немножко пожалела о своем любопытстве, и совсем ничего не хотела знать. Но все же… ее язык…

– Расскажите, как получилось, что ваш отец получил титул? Наверное, он сделал что-то невообразимо доблестное.

– Он делал то же, что и всегда, – возразил Хардрок, – Просто однажды отец пришел домой с раненым сеньором, тот был весь в грязи и горячке. Это была не новость – таких за свою жизнь он спасал не единожды. У нас, на севере, чтобы стать мужчиной нужно провести дюжину дней в предгорье, отшельником, с одним копьем и горстью сухарей. А если юноше удается завалить еще и кабана… это слава на всю оставшуюся жизнь. Не обходила эта традиция и высоких лордов, уж больно они любят вспоминать то, чего не было, – глаза северного ворона улыбнулись, и он налил себе еще чашечку мятного чая, – Отец обмазал этого сеньора с ног до головы, а потом замотал в тряпье. Похож он был на куколку шелкопряда, – развеселился Хардрок. Исбэль удивилась, насколько воодушевляют воспоминания этого хмурого лекаря, – Тот проклюнулся сам и спросил, чего мой отец желает в награду. Он ответил, что ничего. Только жить в этой хижине да ухаживать за холмом. Тот сеньор и подарил ему и эту хижину, и этот холм… вместе с титулом. Лорд, у которого из своего только хижина и холм. Но для отца это был дорогой подарок. И для меня тоже. Тогда мне исполнилось семь.

– Сир Хардрок, вы должны были пойти по стопам отца, правильно? – начала подбираться к самой сути Исбэль.

– Нет.

– А кем же тогда? – спросила королева и тут же затаила дыхание.

– Конюшим.

Разочарованию Исбэлль не было предела. Она знала, точно знала, что сир Хардрок что-то недоговаривает – она чувствовала это своим девичьим чутьем. Ведь умолчать – не соврать, а сир Хардрок бы не осмелился обмануть королеву. И даже если она будет спрашивать бесконечно, он найдет тысячу загадочных ответов, которые породят еще больше вопросов. Нет, он никогда не соврет королеве, но и истину тоже не поведает. Исбэль озадачилась, почему-же сир Хардрок такой загадочный.

– Кем же был этот синьор? – спросила Исбэль, не особо надеясь на прямой ответ.

– Король Бернад.

Повисла тягучая тишина. Ульрик ненадолго замолчал, перестав рассказывать Эсмер очередную бойцовскую байку. Кажется, девушке уже давно наскучило слушать про приемы, тактику и пируэты, она держалась разве что из вежливости и, услышав тишину, испытала великое облегчение. Канарейка в клетке спала, погрузившись в тревожный сон, недавно она чистила перышки в собственной поилке и стала похожа на мокрого цыпленка. В воздухе чувствовалась гарь, как тогда, полвесны назад… Только еще чувствовался запах черной смолы. Горел не город, а корабли в гавани. Исбэль не стала более любопытствовать, и когда лекарь ушел на стены помогать раненым, проводила его с благословением.

***

Уже третью луну кряду Брендан Лоухерт прислушивался к звукам боя, но вместо них ловил только шум волн, вечную болтовню недовольных лордов и жадный крик голодных чаек. Изредка доносилось уханье баллист, вдалеке виднелись горящие корабли. Иногда слышался леденящий душу вой Лютого, наверняка, в очередной раз вцепившегося в чью-то глотку. Еще во время тренировок Брендан смекнул, что с этим псом что-то не так. Всегда сонный, безучастный, он выглядел больным и готовым вот-вот почить, шерсть с него вечно лезла клочьями, кожу на бедре оголил уродливый шрам от чьих-то клыков. Но когда псина слышала лязг стали… Тело его напрягалось и оживало, а в глазах появлялся алый огонь ярости.

– Сущий оборотень, – назвал его тогда Брендан и в чем-то, несомненно, был прав.

Определили их в отдаленный грот за городом, один из десятков, ведущих прямо за стены Аоэстреда. Через мелкие тоннели, петляющие в скалах, солдаты заносили бочки с соленой водой. Ею смачивали деревянные стены у гавани. Несколько тоннелей, расположенных в самой близости от столицы, взорвали, ибо враги могли их обнаружить.

– Ты лучший из всего этого сброда, – печально взирая на тренировочный полигон, Реборн предложил Брендану бокальчик крепкого, но тот отказался, – Не считай это за оскорбление. Учитывая, какая больная у тебя нога, это большая похвала.

Нога лорда Брендана Лоухерта действительно была плоха, колено бесконечно ныло, но, тем не менее, с мечом он управлялся явно лучше, чем тучный лорд Бордовей или лорд Периант, в последний раз державший меч в отрочестве. Охраняя никому не нужный, забытый всеми богами грот, Брендан прекрасно понимал, что от них просто избавились.

Несколько раз ему приходилось гасить костер, который услужливая прислуга разводила прямо у входа в пещеры, чтобы их высокие хозяева согрелись. Таскать похлебку, жареный каплунов и теплую кукурузу со столицы оказалось задачей непосильной – все остывало прежде, чем оседало в вечно голодных желудках незадачливой армии. Лорды начинали жаловаться на безделье, на мух, на холод и жару и Брендан уже начинал думать, что не прочь собственноручно устранить некоторых особо недовольных неженок.

Туша очередной костер, пока лорд Бордовей снимал сапог, чтобы вытряхнуть из него песок, Брендан чувствовал, как его бесконечное терпение дает трещину. Он схватился бы за голову, если бы не держал в руках меч. Вокруг теснились скалы, но струйка дыма могла выдать их расположение – может, от них и избавились, но тоннель под столицей мог дать фору врагу. Насколько бы узок не был этот проход и насколько бы далеко он не располагалась от города.

Рядом посыпались мелкие камни, Брендан не успел задрать голову, как на него что-то свалилось с каменистого склона. От меча умелого рыцаря Юстаса спасла только быстрая реакция и светлый камзол, бросающийся в глаза. Уж он-то точно не походил на латный доспех, не тянул он и на кожаную кирасу.

– Юстас? – удивился Брендан, – Что ты здесь делаешь?

– Ох, лорд Брендан… Как я рад вас видеть… Значит, я определенно на месте.

– Ты зашел со стороны тоннеля?

– Да, с левого ответвления. Оно тянется с самых казарм.

– Я повторю свой вопрос – что ты здесь делаешь?

– Этот грот называют «Игольное ушко». Здесь Летиция солит трескучих устриц. Ох уж эти сезоны, лорд Брендан, она не пропускает ни одного.

– Ты про одноглазую рыбачку? – Брендан убрал меч, подав руку Юстасу. Тот схватился за нее и встал. – Страшнее женщины в своей жизни я не видал. Зачем она тебе?

Юстас смутился, а Брендан, не дурак, понял все.

– Тогда зря ты пришел, – ответил он, смягчившись, – Мы все ее гоняли, я лично раза два. Она сказала, что не уйдет, пока не наполнит все бочки. Мол, война войной, а зимой столице нужно чем-то питаться.

Юстас огляделся. Лорд Антрантес, лорд Периант и лорд Веласкес играли в кости, примостив доску на каком-то плоском камне, оруженосцы проходились щетками по крупам коней, несколько человек спали на песке, положив на животы оголенные мечи. Так они давали понять, что им не все равно. Остальные старались держаться в тоннеле, чтобы не страдать ни от промозглого осеннего бриза, ни от палящего солнца, когда этот бриз разгонял тучи над головой.

– Лорд Уолгот! – крикнул Брендан, тут же начав распаляться, – Я сказал, чтобы вы не заходили за скалу. Вас могут увидеть!

Конрад Уолгот сменил свой путь, недовольно поправив кожаный ремень. У него был слабый мочевой пузырь, и он не хотел напоминать лордам об этом лишний раз. Над ним то и дело посмеивались, и Уолгот пытался найти уединенное место, подальше от всех, чтобы спокойно делать свои дела. На его неудовольствие, лорд Брендан зорко за всеми следил. Признаться, строгость Лоухертов ему совсем не нравилась: рыцари иногда мнили о себе слишком много, считая, что вправе управлять всем и вся.

– Кто тут может увидеть? – не менее громко ответил Уолгот, – Тут везде скалы, небо и море! Мы в двух милях от столицы. Меня видите только вы и эти чертовы чайки, – недавно на Уолгота опорожнилась крикливая стая, окончательно заставив его возненавидеть шутовской поход возмездия. – Ничего не случится, если я немного отолью на другой песок.

– Ато этот уже весь желтый, – бросая кость, произнес лорд Бордовей и все вокруг захохотали.

– Я должен быть там, на стенах или в авангарде, биться у причалов и, может быть, уже погибнуть, отмыв свою честь, но вместо этого меня поставили со сборищем неучей, – сдержанно процедил Брендан, так тихо, что его услышал только Юстас, – Некоторые даже не знают, что мечом нужно рубить, а не использовать его вместо дубины.

– Высокие господа забыли молодость, в которой мечтали стать рыцарями, так бывает, – пожал плечами Юстас.

– А некоторые из них, такие как лорд Бордовей, даже не мечтали об этом никогда, – недовольно ответил Брендан, – Ты встречал на севере нечто подобное?

– На севере? Что вы, конечно, нет. Если северянин не умеет держать меч, значит, он не мужчина.

Послышалось мычание коров.

– Это что за чертовщина? – нахмурился Брендан.

– Скотина, – пожал плечами оруженосец лорда Антрантеса, по совместительству его родной племянник. Он кидал камни в наспех сооруженную песочную башню и уже раздумывал, не присоединиться ли к дяде за игрой. Но для этого у него было слишком пусто в карманах, – Пастухи выгуливают стадо за воротами на восточном холме. Там самая сочная трава и нет ничьих войск.

Как же у Брендана болела голова… Быстрее бы закончилась эта абсурдная война, или хотя бы ему дали возможность выступить в настоящем бою. Наверное, он начинал сходит с ума от безделья, ровно как и остальные, и попытки держать все под контролем только натягивали нервы.

– Мууу! – коровы приблизились, трубное мычание стало громче. Из-за скалистого пригорка выбежало стадо. Несколько коров направилось к туннелям, но их уже встретили.

– Куда?! – кричал, размахивая руками лорд Периант, а кто-то все же догадался шлепнуть ладонью по коровьей заднице, – А ну, пошла! Гоните их отсюда! Сейчас засрут все и будем сидеть по уши в навозе!

– Они бегут, – на выдохе произнес лорд Брендан, – Кто-то их напугал… Тревога! Боевая тревога! Встать строй! Щиты на изготовку! Враг рядом!

Борясь с рыхлым песком, мужчины повскакивали с мест, Брендан оттолкнул от себя Юстаса, показал на вход в туннель:

– Иди, тебе здесь не место. Предупреди пиромантов. Пусть взрывают тоннель. Курт, Бортон, идите с ним.

Юстас кивнул, убежав к своей одноглазой рыбачке.

«Разведчики не вернулись в срок, значит, они мертвы», – понял Брендан, почему-то испытавший облегчение, что опоздание их произошло по причине весьма уважительной.

Лорд Бордовей издал боевой клич, занеся над собой меч и, вместо того, чтобы отправиться к Брендану, чтобы сомкнуть строй, побежал прямо за скалы, чтобы встретить врага. Но встретил только испуганную корову, налетевшую на него большими рогами. Бордовей рубанул мечом, но не так, как следует: он опустил меч плашмя, будто дубинку, не вызвав у коровы ничего, кроме крайнего изумления. Та боднула и лорд Бордовей упал ничком. Никто не кинулся помогать ему, так как враг был уже близко. Брендан увидел несколько лодок, причаливших вдали. Наверняка, еще несколько пристали к берегу там, за скалами. Враг искал пути входа в столицу, и теперь настал их черед.

***

Не в силах усидеть на месте, Исбэль уже переставила все чашки местами: сначала она переливала мятный чай в ягодный фарфор, потом из ягодного фарфора он перекочевал в глиняный чайник с узким носиком и обратно.

– Вам не нравится чай, Ваше Величество? – непонимающе спросила Бертранс, приглаживая белый передник, – Хотите, я принесу другой?

– Не трогай, – Исбэль отобрала чашку, защищая оплот ее спокойствия. Она намеревалась произвести процедуры переливания еще пару раз. Посещали мысли разбудить канарейку, но Исбэль посчитала, что это будет слишком жестоко по отношению к ней.

Пришли вести: Фредерик Толли сошел с фрегата короля Бернада, встретился с Реборном и сейчас держит путь к замку.

Дверь отворилась.

– Сир Фредерик Толли, – объявил Карл, вытянувшись по струнке. Когда он взял на себя роль герольда, никто не знал. Но Половинчатый Рыцарь частенько брал на себя лишнее, пытаясь выказать свою преданность.

– Мои королева… – за спиной Фредерика хлопнули тяжелые дверные ставни, резкий порыв ветра из окна свалил тонкую статуэтку русалки, которая свалилась в чай.

«Наверняка, русалке было бы плохо, будь она живая и свалилась в такой кипяток», – подумал Карл. Ульрик, наконец, оторвался от Эсмер, призвавшей его проявить сознательность по отношению к долгу перед королевой.

– Король Бернад согласился встретиться с сыном, – Фредерик явно запыхался, лоб его покрылся испариной, а полные щеки алели. На тонком стальном шелке его туники выступили темные следы пота, – Встреча произойдет сегодня на закате. На скале Отречения.

– О Боги! Это хорошие вести, – выдохнула Исбэль, пытаясь успокоить колотящиеся сердце.

– Только… – замялся Фредерик, подойдя чуть ближе.

– Говори, не тяни, – не выдержала Исбэль.

– Король Бернад просил передать вам кое-что.

– Что же? – изумилась Исбэль.

– Что север не прощает обид, – сказал Фредерик и в воздухе блеснуло острие кинжала.

Исбэль вскрикнула и зажмурилась, отскочив на шаг назад. Отступить далее у нее просто не хватило сил, тело будто окоченело, превратившись в ледяную статую. Она открыла глаза, когда рядом послышалось возня, пыхтение и крики перепуганной Эсмер. Половинчатый Рыцарь успел перехватить руку убийцы, вывернув запястье с оружием, в это время Ульрик уже вынимал из ножен меч.

– Стойте! – вскричала Исбэль, останавливая меч Ульрика прямо в воздухе, – Уберите меч, сир Ульрик, – сказала она голосом, в котором не было и толики мягкости, – Держите его.

Карл схватил Фредерика с одной стороны, Ульрик – с другой. Тот попытался вырваться, но по его телу лишь прошли тучные волны и тот затих.

– Почему? – спросила она.

– Север не прощает обид, – отозвался он и Исбэль поняла, насколько же сильно он ненавидит. Она была слепа, если не видела этого раньше.

– Ты! – прошипела Исбэль, – Ты посмел поднять руку на моего ребенка. На мое дитя! – вскричала она громко, вмиг став похожей на разъяренную ведьму, чем изрядно перепугала рыцарей.

Фредерик Толли открыл было рот, но Исбэль не дала вымолвить ему и слова:

– Молчи! Что бы ты не сказал, все – ложь и ненависть! Тебе не вымолить прощения… Каждый получает то, что заслуживает, хочет он того или нет, – глаза Исбэль полыхали зеленым огнем ярости. Женщина, защищающая свое дитя, может быть адски страшна, с удивлением понял Ульрик и на всякий случай усилил хватку. Фредерик простонал от боли. Выпустив острые коготки, Исбэль вытянула вперед руки. Схватив ими щеки Фредерика, она оставила мелкие красные отметины на рыхлой белой коже:

– Я сделаю все вздохи, – произнесла Исбэль, ловя испуганный взгляд жертвы, – Ради тебя я дойду до последнего.

Фредерик чувствовал мятное дыхание, и это дыхание замораживало волю. Когда он досчитал до семи, то дернулся в последней попытке уйти от своего приговора, но хватка ослабла только после восьмого вздоха.

– Отпустите его, – отдала приказ Исбэль, отстранившись на шаг.

– Но королева…

– Пусть идет, – отрезала она.

Фредерик, не веря во внезапную удачу, начал медленно пятиться, но через мгновение уже отворил тяжелую дверь и сбежал по лестнице – вниз.

– Беги, – шипела ему вслед Исбэль, – Беги быстро, тебе все равно не получится уйти. Смерть не гонится следом. Она уже внутри.

Ведь Исбэль знала, что ее проклятье не покинуло ее, оно тоже внутри. И Фредерик бежал. Настолько быстро, насколько мог. Мелькали колонны, глядели со стен гобелены и тут же провожали следом, отскакивали в сторону служанки. Мужчина остановился только тогда, когда стало труднее дышать.

– Боги, как жарко, – согнувшись, прохрипел он, – Как жарко…

Ему показалось, что тело его охватил пламень. Хотя он и стоял прямо в объятьях промозглого осеннего бриза, кожа его горела, горело и нутро. Когда он попытался сделать следующий вздох, то свалился наземь. Через мгновение он был уже мертв.