Рейд за бессмертием

Глава 10

Вася. Грозная, осень 1839 года.

На Куринский полк выделили 75 Георгиевских крестов. Один из них достался Васе. Получив награду перед строем, он, как и обещал Пулло, написал отказ от офицерского чина. Получил серебряный темляк, из-за которого теперь пришлось таскаться по расположению с тесаком на бедре. Не со здоровенной двухкилограммовой «бандурой» с зубьями, а с искривленным клинком 70-сантиметровой длины с гардой из красной меди. Непривычно, но оно того стоило. Офицеры, заметив темляк, поощрительно улыбались, нижние чины проявляли почтение. В деньгах вышла хорошая прибавка: теперь полагалось унтер-офицеру Девяткину в год 219 рублей ассигнациями. Если прослужит пять лет после своего отказа от производства, по выходе в отставку получит полный пансион в размере прежнего жалованья. И даже по суду его не имели права подвергать телесному наказанию.

Большим человеком стал Вася! Впору бы загордиться. Но обстоятельства не позволяли.

Родную карабинерскую роту раздергали по разным гарнизонам. Васю бы не миновала схожая участь, даже Лосев ничем не мог помочь. Спас Руфин Иванович. Его заповедная сотня не была расформирована. Пулло поставил ей задачу по-прежнему кошмарить чеченские аулы и вести глубокую разведку. Предстояли дальние рейды. А, значит, Вася в крепости будет пребывать урывками. Нужно что-то делать с детьми. Мысли об отставке он сразу отбросил, как бессмысленные мечтания. На что жить, где? Что он вообще умеет, кроме как воевать? Да и не поймут его сослуживцы, если молодой по сравнению с большинством парень надумает уклониться от службы. Осудят. Руки при встрече не подадут. К счастью, у Васи был куда более толковый вариант.

Погожим октябрьским деньком унтер-офицер Девяткин отправился в форштадт знакомить ребятишек с новой мамой, с супругой поручика Лосева. С потенциальной, если по правде.

Евдокия Петровна была одной из тех тысяч и тысяч офицерских жен, которым Россия также была обязана своей военной славой.

Насмотрелся на таких Вася с детства. Большая военная часть была неподалеку от его родного города. Знал по многочисленным историям, как обычно происходило создание подобных семей. Заканчивающие военные училища новоиспеченные лейтенанты в подавляющем большинстве своем сразу же женились. И уже на место службы отправлялись с молодыми супругами. Так потом и тянули вместе эту нелегкую лямку, скитаясь по всей стране. Были и удивительные для Васи особенности в распределении офицеров по местам будущей службы. Так, например, он знал, что первые в учебе имели право выбирать. И каково же было удивление Васи, когда он узнал, что отличники, почти без исключения, сразу же выбирали наиболее отдаленные края великой страны. Соответственно, Камчатка считалась лучшим местом службы. Год там шел за три. Ну и потом по мере убывания: какой-нибудь Владивосток, Чита и т.д., где уже год шел за два. Ну и деньги на порядок выше, чем в других, не таких суровых и далеких краях. Теперь можно представить юную девушку, только что окончившую школу в каком-нибудь Донецке. Выходит замуж за лейтенанта, окончившего местное высшее военно-политическое училище, и покидает свой благословенный край, отчий дом, оказавшись в Благовещенске. Слушая рассказы таких жен (часто захаживали в гости к родителям), Вася вдруг понял еще одну странную особенность. Многие девушки, жившие в городах, где были высшие военные училища, уже с детства проникались идеей выйти замуж за лейтенанта. Считалось нормой. Более того — удачным выбором. Вася поражался: что же это за удача, если потом оказываешься за тридевять земель, порой в таких условиях, что даже от рассказов тебя поневоле дрожь охватывает⁈ А жены повествовали про свои мытарства часто со смехом. Помнил, как одна из них, уже жена полковника, рассказывала про первые годы в Чите. Жили в небольшой комнате. Промерзала так, что одна стена даже льдом покрывалась.

— Зато холодильника не нужно было! — с улыбкой заключила «полковница»!

И такие истории — сплошь и рядом!

Повзрослев, Вася понял, наверное, главное, что нужно было понимать про таких девушек: без них, верных жен, скитавшихся за мужьями, переносившими все тяготы их службы, не было бы, наверное, нормальной армии. Безусловно, не все были правильными. И такое Вася повидал. Но в подавляющем большинстве жены всегда обеспечивали супругам-военным надежный тыл. Часто сетовали, часто ругали себя за выбор молодости, за постоянные переезды, когда дети меняли несколько школ, за отсутствие нормального угла… И все равно: впрягшись один раз в эту упряжку, уже тянули её до конца. И никогда не теряли надежды, что все со временем наладится. Муж получит высокое звание, квартиру, выйдет в отставку с очень хорошей пенсией. Осядут. И заживут! Недаром часто любили повторять фразу: чтобы стать генеральшей, нужно выходить замуж за лейтенанта! Вот и выходили за лейтенантов. И каждая надеялась, что со временем станет генеральшей!

Именно такой женой была и Евдокия Петровна, хотя и разделяло ее время и Васино почти два столетия. Нет, в то, что Лосев станет генералом, конечно, уже не верила, не надеялась. Но плешь ему не проедала за обманутые надежды. Знала, на что шла. Могла иногда присесть на ухо Игнатичу с разговорами о том, что пора заканчивать, уехать куда подальше от этих сплошных походов в диком краю. Когда не знаешь точно, вернется муж на этот раз или сгинет. Но потом успокаивалась. Думала, что по сравнению со многими не так уж и плохо они живут. Один собственный дом чего стоит! А там, глядишь, все наладится еще лучше.

Кроме того, Евдокия Петровна в мирной жизни и в собственном доме уж точно была генералом! Тут Лосев ходил, образно говоря, строем! Не перечил ни в чем. Даже побаивался своей супруги. Не потому что рука у нее была тяжелая: за все время супружества ни он, ни Евдокия пальцем друг друга не тронули. Жили душа в душу. Просто Евдокия Петровна справедливо рассудила, что дом и мирная жизнь — её вотчина. Пусть муж, выйдя за порог, командует! А дома — ни-ни! Дома — она будет командовать! Как-то сразу так повелось. И Лосев уже и не пытался что-либо изменить. Еще и потому, что понимал затаенную боль супруги, её главную боль: детей супруги завести не могли. И Лосев понимал, что Евдокии нужна хоть какая-то отдушина. Не мог он довести супругу до состояния полной забитости, когда не смей и слова сказать! Пусть командует! Зато не так часто вздыхает и горюет, глядя на играющих в пыли детей из других семейств.

Так что Вася был почти уверен, что Евдокия Петровна детей примет, не откажет. Он даже с Лосевым не стал обсуждать свой план. Знал, что в доме командует Евдокия. Чего же зря с «рядовым» советоваться⁈ Нужно сразу к генералу идти на аудиенцию!

Так и сделал. Так и «ввалился» в дом Лосева с двумя детьми и кормилицей. Встретили их супруги радушно. Евдокия сразу же бросилась к детям.

— Витя мне рассказал! Какой же ты молодец, Вася! Ну, а как? Две души спас! И хорошенькие какие? Тебя как зовут?

— Дадо, — ответил старший, уже понимавший этот вопрос на русском.

— А ты, значит, Васенька, да? — Евдокия подхватил младшего на руки. — А губешки-то, губешки! Погляди! Вот девушки обзавидуются! Чего стоишь? Проходи, садись!

Вася присел.

— И кормилицу нашел! Молодец! Как её зовут?

— Гезель!

— Ох, ты! Справляется?

— Да.

— Ты, конечно, Вася, молодец. Но, как ты дальше-то думаешь? — Евдокия присела рядом, не выпускаю маленького Васю из рук. — За детьми присмотр нужен постоянный.

— За этим и пришел, Евдокия Петровна, — откашлялся Вася.

Евдокия перестала качать коленкой, что немного расстроило младшего, радовавшегося таким качелям.

— Ну, говори! — Евдокия смотрела не мигая.

Вася по привычке пошел наикратчайшим путем.

— Евдокия Петровна, Игнатич… — Вася к растущему удивлению супругов достал из кармана и положил на стол пухлую пачку ассигнаций. — Это от офицеров. Детям. Ну… В общем… В общем, это ваши дети теперь. Я так решил. Подумал. Откажете, пойму! — выдохнул.

— Ох, ты! — тут крякнул Лосев и посмотрел на супругу.

Евдокия Петровна ничего сразу не ответила. Только глаза её тут же наполнились слезами. Тут же они полились. Маленький Васька неожиданно положил ей ладошку на щеку. Евдокия крепче прижала его к себе.

— Помнишь, что я тебе сказала, когда ты мне рассказал, как встретился с Васей, как вы сюда доехали? — не поднимая головы, спросила Евдокия супруга.

— Да, — ответил Лосев. — Ты сказала, что все не случайно. Что не случайно Вася появился в нашей жизни.

Евдокия говорить не могла. Слезы душили. Часто закивала головой.

— Вот, видишь! — смогла вымолвить, набирая воздух, из-за чего произнесла слова с хрипом.

Потом резко выдохнула. С облегчением. Подняла голову.

— Тебя Господь не только детям послал, Вася. Но и нам. Спасибо. Я уже и не чаяла. А теперь сразу двух сыновей получила!

Вытерла слезы. Поцеловала маленького Васю. Вновь закачала коленом. Притянула к себе и обняла свободной рукой Дадо.

Лосев и Милов смотрели, улыбаясь. Евдокия Петровна подняла на них глаза.

— Чего вы сидите? — проснулся «генерал». — Их как-то надо обустроить. Кроватки. Да и Гезель. Давайте, марш, марш!

Лосев и Вася выскочили вон.

— Игнатич, ты прости, что я… — начал, было, Вася.

— Вась! — Лосев его прервал. — Спасибо тебе. Я-то, видишь, никак не мог решиться. А так — хорошо получилось. И Евдокиюшка теперь успокоится.

…Обустройство детей и кормилицы прошло в кратчайшие сроки! Все были довольны. После пары дней суматохи, Евдокия Петровна вновь вернула дом в русло нормальной размеренной и спокойной жизни. Но уже с двумя детьми. Все, конечно, обсуждали это событие. Поздравляли Лосевых, радовались за них. И Васю отмечали!

Вася впервые за все время своих злоключений чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Ходил весь день с сияющей физиономией. Каждую свободную минуту навещал детей, возился с ними, словно и сам был ребенком. Именно в такую минуту и стал свидетелем последнего препятствия на пути Лосевых к полноценному семейному счастью.

Пришел мулла из ближайшего аула. Остановился у порога. Позвал хозяев. Вышел Лосев. Вася, почувствовавший неладное, к огорчению детей прекратил с ними играться, вышел также.

Мулла не стал ходить вокруг да около. Посчитал, что лучше сразу атаковать. Бросился с места в карьер. Суть его речи сводилась к тому, что супруги задумали немыслимое и невозможное. Нельзя вот так забрать детей-мусульман. Что они дети Аллаха, а не русского Бога! Что их нужно немедленно отдать мулле с тем, чтобы он нашел им достойные мусульманские семьи!

Напор его был таким, что и Лосев, и Вася растерялись. Мулла это воспринял уже как победу. Потребовал вывести детей из дома. Лосев и Вася пока переводили дыхание, думая, как начать разговор. Не потребовалось. На порог вышла Евдокия Петровна. Маленький Вася был у неё на руках. Дадо крепко обхватив её ногу, с испугом смотрел на чеченца.

— А теперь послушай меня, мулла! Васю завтра мы окрестим в нашей православной вере!

Мулла начал шипеть, но Евдокия не обратила на это внимания.

— Дадо пока не стану. Вырастет, сам решит, кому поклоняться. Захочет Аллаху, так тому и быть. Вопрос про Господа и Аллаха решили.

Мулла попытался вставить слово, но Евдокия была непреклонна.

— Теперь, что касается отдать тебе детей. Это — мои дети! Так и скажи всем своим в ауле. Мои. Никому я их не отдам. А любого, кто посмеет за ними прийти, прогоню. А, если не поймут, то и грех на душу возьму! Все! Разговор закончен!

Евдокия развернулась и ушла с детьми в дом.

Мулла пытался набрать воздуха. Лосев и Вася смотрели на него с некоторым сочувствием. Потом Лосев развел руками. Мулла что-то зло проговорил, развернулся и быстрым шагом удалился.

Ноги у Лосева и Васи подкосились. Присели на порог.

— И, ведь, убьёт! — покачал головой Лосев. — Я-то её знаю!

— Ну, лучше не доводить до этого.

— И как?

— Может, сходим в аул к этому мулле. Поговорим по душам. Чтобы, действительно, до греха не довели. Тоже люди. Может, поймут. Успокоятся. Согласятся. Я бы, вообще, к генералу на поклон пошел. Чтобы он к себе старейшин вызвал и поговорил.

— Дело! — согласился Лосев. — Надо попробовать. Даже если генерал откажет, сами сходим.

— Ну, да. Попытка — не пытка!

— Вась! — Лосев тут замялся. — Я про крестины хотел поговорить.

— Игнатич! — Вася улыбнулся. — Конечно, меня нельзя делать крестным отцом. Что ж я, не понимаю? С моей-то службой! Нет! Не хочу, чтобы Дадо и Васька без крестного остались. Кого выбрали?

— Иваныча!

Лосев назвал отставного вояку, у которого было своих пятеро детей.

— Это правильно! Иваныч — хорошим крестным будет.

— Спасибо, что понимаешь, Вася.

— А что тут понимать, Игнатич⁈ Лишь бы дети счастливы были!

Что ж, коли с детьми-пацанами все так счастливо устроилось, пришла Васе пора подумать о любви и о юных девах.

Коста. Тифлис, октябрь 1839 года.

Я, конечно, помнил о своем обещании Тамаре никогда не хвалиться. Но тут все же не удержался:

— Отель «Пушкинъ», господа, принадлежит моей семье. Думаю, для моих боевых товарищей я что-нибудь придумаю с номерами!

Хорошо, что наверняка не пообещал! Спасибо Томе. Приучила не выпендриваться. Так бы по кавказскому обыкновению заявил бы, мол, гостиница моя, устрою без проблем! Или, что похлеще! А так, все-таки, сказал нейтральное «думаю». Нет гарантированного обязательства. Конечно, если бы не получилось устроить, все одно — конфуз. Но не такой, как если бы прихвастнул.

Когда вошли в гостиницу, я, ровно так же, как и Торнау и Милютин, сразу остановились на пороге, образно говоря, раскрыв рты! Сам же тоже не видел, как за это время Мика развернулся! Поэтому и остолбенел.

«Да и в моем времени это выглядело бы вполне достойно!» — подумал я.

Все блестело такой чистотой, от которой глаз отвык! Это первое. И запах! Нормального свежего воздуха с едва уловимым цветочным ароматом. Это второе. И, наконец, интерьер. Все простенько, но «сердито» Не одесское отельное великолепие, а тот радующий мой глаз минимализм, в котором все достойно и функционально. Эти три пункта поражали просто потому, что во всей Грузии с её постоялыми дворами и гостиницами они напрочь игнорировались хозяевами.

— Теперь понятно, из-за чего такой ажиотаж вокруг твоего «Пушкина»! — улыбнулся Торнау. — Лучше на ближайшие пару тысяч верст не видел, Коста. Ты молодец!

— Да я тут никаким боком. Это все Миша! Наш управляющий!

Он как раз и вышел к нам в этот момент. Тоже немного ошалел. Не знал, как среагировать. Бросился ко мне, уже на ходу обратив внимание на Нику, державшуюся за мою руку. Недоумение в его глазах не исчезло, даже когда мы обнимались.

— Все объясню потом, — шепнул ему на ухо.

Потом представил друзей и сказал о двух номерах. Мика поморщился. Тут же взял себя в руки.

— Господа! Прощу прощения, но два номера я сегодня никак не смогу вам выделить. Если бы знал, был предупрежден! Так что, только один. Но, уверяю, что постараюсь, как можно быстрее выделить и второй. Потерпите день-два?

Вот тут я и и оценил свое «думаю»!

— Мы все понимаем, — успокоил Мишу Милютин. — Признаться, мы и на один-то не рассчитывали!

— Благодарю за понимание! — Мика обернулся. Чуть повысив голос, позвал, — Боцман!

На крик явился шустрый малец, лет 14-ти, один из «побегушек», как я понял.

— 12-й, — сказал ему Мика. — Он вас проводит, господа. И вещи занесет.

— Боцман? — не удержался Торнау.

— Ну, вообще-то, Бесо, — улыбнулся Мика. — Но друзья так прозвали. Он привык.

— Забавно! Ну, что, Коста. Каковы дальнейшие распоряжения?

— Хотел у вас спросить.

— Думаю, мы сегодня не будем тебя беспокоить, — улыбнулся Торнау. — Встреча с семьей. Не стоит нам вмешиваться. А завтра — решим.

— Но прямо сейчас мы должны наведаться в таверну! — вступил Милютин.

— Да! — согласился Торнау.

— Тогда я со спокойным сердцем передаю вас из рук Мики в руки его супруги Микри. Уверен, испытаете такой же восторг!

Торнау и Милютин горячо поблагодарили Мику и меня. Двинулись к номеру. Мика обернулся ко мне. Опять обнялись.

— Спасибо, что выручил! И у меня нет слов! Ты сотворил чудо!

— Спасибо! — Мика ответил быстро, наверное, уже привык к таким восторгам. И был в нетерпении, желая узнать, что за девочка держит меня за руку. — Кто это?

— Знакомься. Вероника. Пока мало что понимает на нашем. Но учится быстро. Ника, это… Мика! — я хохотнул.

— Привет! — Мика присел, что было обязательным при его баскетбольном росте.

— Здравствуй!

— Она сирота. Хочу, чтобы стала нашей воспитанницей. Чтобы мы все вместе заменили ей отца и мать. Как думаешь?

— Я думаю, что девочку нужно поскорее отвести к Микри. Накормить. Она обрадуется. А потом сходим к Мнацакану за одеждой для неё.

— Хочешь есть? — спросил я Нику.

— Да.

— Пойдешь с Микой? Познакомишься с его женой. Они, как и мы, будут заботиться о тебе.

— Хорошо. А Тамара?

— Мы тоже скоро подойдем.

— Хорошо.

Мика протянул руку Нике. Она тут же протянула свою.

— Тамара дома, — сказал он мне. — Я закрою таверну сегодня пораньше. Сядем по-домашнему. Подходите часа через два.

— Есть, господин управляющий!

Но Мика уже не обращал на меня внимания.

…Помчался домой. Ворвался, заставив вскочить с кровати дрыхнувшего по обыкновению Бахадура. Тамара сбежала со второго этажа на шум. Слов было потрачено минимум. И дом я не стал осматривать в подробностях. Только потребовал, чтобы жена показала мне хваленую кровать.

…Через два часа вошли в таверну. Тамару о Нике не предупредил. Так что пока я обнимался с Микри, жена знакомилась со своей копией, которая уже красовалась в новом платьице. Мика давал ей разъяснения. Наконец, расселись. И так как я был голоден и было не до разговоров, говорили остальные.

— Рассказывайте, рассказывайте! — призвал я всех уже с наполненным ртом.

— Все хорошо! — сказала жена. — Ты же видишь.

— Я верил, что хорошо, но не мог представить, чтобы настолько!

— Да, да! — кивнула жена. — Все Мика и Микри!

Даже если бы мы говорили громче, супруги все равно бы не отвлеклись. Ника сидела на коленях Микри, Мика держал её за ручку. Оба что-то ей говорили, не обращая на нас никакого внимания.

— Я люблю тебя! — Тамара наклонилась ко мне, проговорила шепотом.

— И я тебя люблю, солнце! — немного удивился.

— Ты не понял! Сейчас за то, что ты привел в дом Веронику. Умный муж. Посмотри на них! Как же они счастливы!

— Да. Только мне теперь будет в два раза тяжелее!

— Это почему? — испугалась Тамара.

— Потому что Ника такая же зараза и змея, как и ты! — сказав, не удержался и стал валиться на бок от смеха.

Жена поддержала меня, хотя и легонько треснула по голове.

— Значит, теперь ты будешь вдвойне счастлив! — заявила.

— Конечно! — согласился я. — И, все-таки, как ему это удалось? — я кивнул на Мики.

— Просто и быстро! У него талант. У него характер! Он создан управлять! А, ведь так и не скажешь, да?

— В том-то и дело.

— Ага. Каланча! — хохотнула Тамара. — Недавно узнала это слово. Смешное. Теперь про себя его так называю! Не говори ему только.

— Думаю, его всегда так называли в Одессе. Не обидится.

— Все равно.

— Хорошо.

Ника в этот момент заснула на руках Микри. Мика хотел было отнести уложить её, но Микри так и не выпустила девочку из рук.

— Ничего, — успокоил я его. — Она крепко спит. Не проснется, поверьте. Да и устала так…

Мика успокоился.

— Нет! — зато я не мог успокоиться. — Все-таки, как ты ухитрился все здесь так поставить?

— Это несложно, — пожал плечами Мика.

— Про Тамамшева не хочешь рассказать? — улыбнулась Тамара.

Мика засмущался.

— Что? — потребовал я у супруги.

Тамара поняла, что из Мики слова не вытащишь.

— Гавриил Иванович попросил номер для своего компаньона.

— И?

— Мика отказал.

— Как⁈

— Так.

— А ты?

— А что я⁈ Он — управляющий.

— А Гавриил Иванович? Обиделся?

— Нет, — улыбнулась жена. — Похвалил. Потом сказал, что у него много планов. Хочет активно строить. И чтобы Мика всем управлял.

— А ты? — я обратился к Мике.

— Посмотрим. Как пойдет. Просто я думаю. И Тамаре уже давно говорю… — Мика замялся.

— Ну!

— Нам нужно расширяться! Тифлис растет не по дням. Гостиниц не хватает катастрофически. Даже если сейчас в городе было бы десять, и то не хватало бы. А их всего — две. Мы хорошо зарабатываем. Нужно покупать новые дома!

Мика аж покраснел, пока выдавал свой бизнес-план.

— Согласен. Разумно! А в чем препятствие?

Мика замолчал, бросив короткий взгляд на Тамару. Я посмотрел на жену.

— Пока я не куплю Мике и Микри дом, никуда деньги тратиться не будут! — и сжала губы.

«Ох! Если так сжимает, то прячьтесь все! Стена! Не прошибешь!»

— Тамара Георгиевна! — Мики от волнения перешел на уровень отношений «хозяйка-управляющий». — Мы с Микри отлично устроились. Прекрасные комнаты. Все ­ под боком. Зачем нам дом?

— Никакая гостиница не заменит своего дома! Вам мужчинам хоть под звездами на траве спать! Тоже будете считать, что отлично устроились. А я не хочу, чтобы Микри, о которой весь Тифлис говорит, не имела своего угла, — я с детской улыбкой смотрел на супругу. — Особенно сейчас. Ты посмотри на неё.

Мика перевел взгляд на жену. Микри, по-прежнему, не обращала на нас, на горячий спор никакого внимания. Прижалась к Нике, укачивала её.

— Ты хочешь, чтобы и Вероника жила без своего угла?

Удар был явно из разряда неберущихся. Мика от бессилия посмотрел на меня.

— А что ты на меня смотришь? — пожал я плечами. — Она — управляющая! Будет так, как она решила!

…Уже за полночь возвращались домой. Перед дверями Бахадур замялся.

— Куда намылился? — Тамара грозно смотрела на пирата. Потом обратилась ко мне. — Я же тебе писала. Только ты приедешь, сразу бросится по чужим женам.

— Бахадур! — я попытался, как мог, также придать себе грозный вид.

— Не хочу вам мешать, — тактично ответил друг.

— Бахадур! — начала напирать Тамара.

— Честно! В гостинице переночую.

— Тогда бы там и остался! Чего с нами пошел?

— По привычке!

— Сейчас убью тебя!

— Стоп! Стоп! — я встал между другом и женой. — Тома, ну он тоже живой человек.

— Вот именно, что живой! А нарвется и станет не живой! Опять будет по крышам убегать! Если успеет!

— Бахадур! — я продолжил дипломатию. — Тамара права. Нарвешься же.

— Да я не к замужней собрался!

— А к кому? — Тамара выглянула из-за моего плеча, так как я по-прежнему не подпускал её к пирату, зная, что она уже готова начать его избивать.

— Она — вдова.

— Так я тебе и поверила!

— Клянусь! Тобой клянусь, Тамара!

Мы с Томой сразу успокоились. Знали, что Бахадур при определенных условиях мог бы, даже поклявшись на Коране, эту клятву нарушить. Но никогда и ни за что он не нарушил бы клятвы, данной Тамаре.

— Хорошо, — сказала Тамара.

Потом подошла к нему. Обняла.

— Все равно, будь аккуратен.

— Не волнуйся. Я вернусь, вы еще не проснетесь.

— Ладно, иди, герой-любовник, — Тамара чмокнула Бахадура.

Пират исчез в ночи.

— Ну, теперь показывай дом, женушка!

— Нет. Завтра при свете посмотришь. Так что сейчас только знакомое место увидишь. Кровать.

— Как скажешь. Ты — управляющая!