Увидев перед собой самых разнообразных живых, а также ощутив, что не меньшее их количество наблюдает через сеть, Лошадкин резко успокоился. Словно на Земле выступал, пропагандируя ДОРН.
— Меня попросили прочесть вам лекцию о дипломатии, возможно потому, что мы с вами похожи.
Он посмотрел на обладателей рогов, копыт, лап, каменной кожи, веток и прочего, и подумал, что разнообразие живых в союзе систем вполне отображало разнообразие цивилизаций всей галактики. Словно кто-то некогда засеял их разнообразной жизнью, возможно те самые Ушедшие, из-за секретов которых возникла такая буча в недавнем прошлом Михаила.
Или еще какие-нибудь вымершие живые, вроде тех метровых мышей с огромными ушами.
— Не внешне, конечно, но кто в наши дни смотрит на внешний вид? В то же время, пусть есть возможности сменить этот вид, изменить себя, вживить себе различной техники или измениться биологически, не все ими пользуются. Мы привыкаем к своим телам и не слишком рвемся их менять, возможно, это какой-то предохранительный механизм, встроенный в нас самой природой, чтобы менялись медленно, плавно, успевая привыкать к изменениям.
Он еще раз обвел всех взглядом, ощущая непонимание собравшихся. О да, они ждали, что он будет говорить о протоколах и уловках, дипломатических приемах и хитростях, но Лошадкин решил зайти с другого угла, хотя бы вначале.
— Мы с вами похожи, потому что еще недавно, буквально пять земных лет назад, я лежал замороженным бревном и не подозревал, какой мир наступил вокруг.
Раз ЭЭ началась недавно, а союз систем оказался и того моложе, то явно все живые вокруг еще помнили мир без Земли и энергония, ну, кто не успел сам его открыть – таких было большинство.
— Меня разморозили и разбудили, и я вдруг оказался посреди мира, о котором не знал ничего и даже не мечтал. Мир возможностей, от которого хотелось сбежать, так они ошеломляли и подавляли. Вещи, казавшиеся фантастикой в моей прежней жизни, тут стали обыденностью, и в этом мы похожи, ведь вы тоже сталкивались с таким ощущением.
Недоумение сменилось молчаливым пониманием, кивками, усмешками, взмахами конечностей в поддержку.
— Дипломатия с другими цивилизациями, да я в прежней своей жизни и не подозревал, что они есть!
Усиление понимания и одобрение ощущались прямо физически.
— К этому не так легко привыкнуть, но в то же время, когда это жизнь вокруг была легка? Жизнь не спрашивает нас и выпихивает из зоны комфорта, сует в новые задачи и реалии, а мы привыкли к старым. Как привыкли к своим телам и не спешим их менять, хотя обстоятельства диктуют иное. Казалось бы, это прекрасно, стать быстрее, умнее, лучше, взять другую внешность, но мы держимся за старую. Как держимся за старые представления о жизни, возникшие до того, как мы столкнулись с новым миром, новым союзом систем и новой Землей. Именно об этом я и хотел бы поговорить, как преодолеть в себе старое, действовать в новых реалиях, помня, что интересы общества выше личного, а мы, как дипломаты, вдвойне и втройне представляем это самое общество.
Мысли его вновь скользнули в прошлое, к планете – тюрьме и системе перевоспитания там, внушение того, что общество важнее личности, через труд и выживание вместе. Возможно ли, что он отвергал или не мог понять и принять эту систему, именно из-за прошлого? Просто не задумывался раньше, как и о многом другом. Что же, значит, сработал старый принцип: «объясняя другим, лучше понимаешь сам».
— Не просто свое общество, свою цивилизацию, планету, народ, а весь союз систем, - добавил он, - ведь мы его часть, неотделимая от целого. Говорить я буду, разумеется, о себе и личном опыте.
А собравшиеся примерят его на себя и возьмут полезное. Или хотя бы воспримут лучше, раз уж Лошадкин сумел достучаться до них и протянул ниточку симпатии и взаимопонимания. Он не готовил конспекта лекции, наметил общие пункты и теперь шел по ним, ощущая себя настоящим дипломатом, птицей – говоруном. Чуть дальше он собирался ввернуть и о движении освобождения, под видом личного опыта. Одним выстрелом трех бачкуков, как сказал бы Нессайя.
— Тебе пора заводить собственный Энтонц, - шутливо заметил Луис.
— Ага, с шашками и бортпроводницами, - согласился Михаил.
Они сидели в саду и наблюдали за «сбором команд». Натана Гайлорис, разодетая, то есть почти раздетая и накрашенная странно, наблюдала за Каррахой, которая демонстрировала, как победила и отдоминировала всех мордахов, от вождя до последнего пастуха. Питер Монахов неподалеку соревновался в армрестлинге с Троргом, под бдительным присмотром Алатеи, болевшей за «мужа».
Огар со своей женой Морданной общались с Русланом Каймановым и рядом крутился Старстен, бегал, носился, задавал вопросы, просил научить его сражаться, потом убежал к Каррахе, которая сразу взялась за дело. Харжащ дремал, зарывшись в землю, в тени Шума, шелестевшего ему что-то о Закрасте.
— Раз уж дела идут, надо будет заняться движением активнее, Алену пригласить с Земли, а может и Милицу Фенеру, хотя нет, у нее же семья и дети.
— Да, это серьезно, - согласился Луис.
— Ларису Вторую, - решил Лошадкин.
— Вторую?
— Долгая история о моей глупости, не спрашивай.
— Вроде твоей лекции дипломатам?
— Ага, я немало попрыгал по граблям, в обоих жизнях, - признал Лошадкин.
Лекцию прочел, перед собранием союза выступил, про иволаков рассказал, настроение было самое умиротворенное. Словно не было опасностей, проблем, врагов, дела шли в гору и так далее.
— Как видишь, твоя команда разрослась и еще вырастет.
— Ты уже говорил об этом.
— Тебе всегда рады на борту «Слова и дела», особенно Натана, но пора уже завести свой корабль. С шашками и бортпроводницами, - рассмеялся Луис.
— Ты прав, ты прав, - покивал Лошадкин.
Свой корабль, где он мог бы возить свою команду, даже тех, кто не получил гражданства Земли и не собирался этого делать. Созвать остальных, кто выжил из его взвода – отделения, не закрастян, конечно, и начать уже боевые тренировки. Сбор информации, по дипломатическим каналам, согласовать пару вылазок с Гопкинсом, уточнить у Алены, как там тренировки на Земле. Подобрать систему и начать обустройство лагеря, хотя ладно, на первое время подошла бы любая планета, высадился и живи, технологии позволяли.
— Так я и сделаю, сразу после этого задания, сейчас уже поздновато подбирать корабль.
— Думаешь? – усомнился Луис.
— Уел, корабль – дело минут, благо они есть, а слияние с ИП позволяет пилотировать даже новичкам, вроде меня. Но тут есть психологический аспект, - Лошадкин вздохнул и подумал, что тут подошла бы сигарета.
Закурить, затянуться, выдохнуть дым в закат над Вильной, растягивая паузу. Кинематографические образы, вот сильная штука, и следовало бы создать ролики о движении, на фактическом материале. Чтобы западали в разум и оставались там, Лошадкин набросал проект и сбросил Алене Штраус и Милице, указав, что следует проконсультироваться с Османом Петровичем.
— Отделение от тебя, свой корабль, словно взросление и побег из дома, расставание.
— Ты уж загнул, да еще и сентиментально, не ожидал от тебя такого, - съязвил Луис.
— Но оно есть и поэтому, предлагаю еще одну миссию на «Слове и Деле», из сентиментальных соображений. Часть команды я оставлю, Алатея с сыном, и присмотрит за Шумом и Харжащем, поможет им адаптироваться. Может решат подавать на гражданство, будет только лучше.
— То есть вузланку ты берешь с собой?
Заправлять ей под хвост, пришла пошлая мысль.
— Она слишком неугомонная, а лишний боец не помешает. Не мобильный пехотинец, но сильна на свой лад.
— Хорошо, как скажешь, - вздохнул Луис.
— Вот тебе еще одна сентиментальная причина лететь вместе, последний полет твоим стажером, потом выпуск, чтобы ты уже закрыл этот вопрос.
— Да какой из тебя ученик, пронесся мимо, обогнал, как стоячего и уже летишь старшим дипломатом.
— Так у меня был идеальный учитель!
Они рассмеялись и напряжение в Луисе немного спало.
— И потом, кто сказал, что надо прямо рвать все связи? – взмахнул рукой Лошадкин. – Продолжишь карьеру дипломата, и нам, движению поможешь, продолжим работать и летать вместе. Уверен, работы там будет столько, что мы еще с тоской вспомним нынешние расслабленные деньки.
— Расслабленные деньки, - саркастически отозвался Луис.
— Все строго добровольно.
— Конечно.
Они замолчали, наблюдая за взаимодействием живых своих команд. Тоже надо бы завести цифистку – пилота, подумал Михаил, хотя Лариса Вторая отлично подошла бы и на эту роль. Корабль взять просторный, с уклоном в боевой, да, нечто подобное «десантнику» Холмова подошло бы идеально. Чтобы и сразиться мог, и толпу на борт принять и давал высаживать десант.
Свой корабль, сбор старой команды, еще несколько дипломатических миссий, как раз с Земли прилетят первые добровольцы движения, плюс подбор системы и первых целей. Да, вылазка в галактику за информацией, хотя можно было начать с той системы, где Нессайя грозился вырезать из него манопу, как ее. Жарко там еще было и у местных было видно, как течет голубая кровь под кожей. Или кровь под голубой кожей?
Неважно.
Начать самому, просто потому что, подать пример и затем вовлекать добровольцев из движения. Подготовка у них есть, Карраха, Трорг и остальные передадут свой опыт, и начать ширить пирамиду. Одно за другое, ну как обычно, и начать именно с отделения в дипломатическом смысле, самостоятельные задания.
— Слишком быстро, но иначе не удастся даже стоять на месте, - пробормотал он.
— Ты о чем? – нахмурился Луис.
Следовало бы поговорить о задании, но А Хонг преподал ему ценный урок. Взлетели – переключились на миссию и что там с ней, а до того времени не упираться, чтобы не перегореть.
— Говорю, несется все слишком быстро, оно и в прежней жизни мелькало, а тут вообще, скоростной поезд событий и всего. Но иначе Земле, наверное, и не удалось бы в такие короткие сроки осуществить столько всего, выйти на галактическую арену, так сказать.
— Да, вырвались мы туда стремительно, - согласился Луис. – Возможно, и не стоило так рвать жилы.
— Тогда Земля была бы иной!
— Может, не случился бы Раскол?
— Слушай, - мысли Лошадкина перескочили, и он заговорил, но тут же оборвал сам себя.
Луис, похоже, тоже был из тех, кого особенно задел Раскол, но он хотя бы не стеснялся упоминать его! Другие и вовсе замалчивали, отводили взгляды или пытались сделать вид, что ничего и не было. Просто куча людей устремилась прочь, сама по себе, как лемминги в сезон миграции.
— Говори. Мы же дипломаты, привыкли слышать не только приятное!
— Эта история с иволаками, и как их долго травили, чтобы потом подбросить второй компонент, вызывающий безумие и буйство. Тебе не кажется, что нечто подобное могло случиться и во время Раскола?
Глаза Луиса сверкнули, затрещал пластик, сжимаемый жилистыми руками. Кресло вмяло в землю, Луис плюхнулся обратно, тяжело дыша.
— Ты!
— Вот поэтому я и не хотел говорить, - почесал в затылке Лошадкин, - но ты же вроде привык слушать неприятное.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь!
— Не понимаю, я тогда лежал куском льда под землей, - согласился Михаил. – Но может поэтому мне со стороны и виднее? Такой глубокий Раскол, такая травма в обществе, такое неприятие, нежелание даже говорить о нем, попахивает внешним воздействием.
Луис прикрыл глаза, помолчал.
— Считается, что тот Раскол подхлестнул события, ускорил их, как ты вот только что упоминал, Земля вырвалась в космос и понеслась куда-то. Кто-то даже говорил, мол, вышла здоровая конкуренция, в духе прежней эпохи, отсюда и все успехи нового курса, а не от правдорубов. Но чтобы искусственно?!
— Почему бы нет? – пожал плечами Лошадкин. – Внешнее давление, атаки, попытки подчинить Землю, все же это было? Почему бы и не внутренний раскол, раз уж внешнее воздействие провалилось?
— Никаких следов не нашли!
— Искали не там или не то, или уровня развития не хватило, хотя это вряд ли. Все же Земля не уступает во многом развитым цивилизациям, что удивительно.
— Потому что нам подарили эти технологии?! – спросил Луис, не открывая глаз. – Такое часто звучало раньше, потом вроде все затихли.
— Потому что это подрывает общественное соглашение?
— Что?!
— Вы, сильновики, правдорубы, цифисты, хафуны, все сходятся в одном – Земля должна быть сильной, и гордо выситься в галактике, расхождения идут уже потом. Рассказы, что нам дали все готовое, подрывают эту идею, выставляют Землю слабой, и поэтому все затихло.
— Я…, - кресло снова заскрипело.
— Понимаю, попал в болевую точку и взбесил тебя, - вздохнул Лошадкин.
— Не просто попал, еще и попрыгал сверху, но.
Луис скрежетнул зубами, снова замолчал, под выкрики Старстена, что он будет водить, а всем надо прятаться и чур в Вильну не нырять.
— Но об этом надо говорить, надо. Это та неприятная правда, которая нужна.
— Не сладкая ложь? – подколол Лошадкин.
— Представь себе! До чего ты довел меня!
Полжиста заставил говорить правду, но это же стереотип. Правдорубы не всегда рубили правду, а полжисты не всегда лгали, но Михаил промолчал, смутно осознавая, что Луис окончательно выбит из седла. Просто не следовало так уж сразу верить Лошадкину, да.
— Я напишу об этом, если ты еще не, - заявил Луис сквозь зубы.
— Конечно, это так, догадки и гипотезы, высосанные из пальца. Наверняка все это уже сто раз звучало.
— Я напишу, - повторил он упрямо.
— Хорошо, я не возражаю, можешь даже забрать авторство себе.
— Уйди, не беси меня, - прорычал Луис.
Так Лошадкин и сделал, вздыхая мысленно, что опять сотворил чего-то не того.
Из лучших побуждений, конечно!