Слезы князя слаще сахара

2

Не так я себе это представляла.

Люди Князя меня пугали: темные, лощеные, как вороны, и такие же неприветливые, с пустыми взглядами.

Мысли о путешествии с незнакомцами обострили страх – нас всегда учили бояться их, прятаться от их внимания. Даже если приказ Князя защищал меня, все равно это было жутко… и неправильно. Страшно было даже представлять, каково это – оказаться среди них совсем одной, без сестер.

Мне так хотелось спрятаться, забиться в дальний уголок и хорошенько подумать обо всем. О собственной судьбе, о том, что стало с Симеоной, и о словах настоятельницы. Все это было чересчур… Но куда мне было податься?

Первой мыслью было укрыться среди скота. Упасть на подстилку из сена, обнять моих козочек, зарыться носом в их мягкую шерстку. Но настоятельница наверняка бы об этом догадалась и подсказала искать меня там в самую первую очередь. И в собственную келью я тоже не могла вернуться: это место осмотрели бы сразу после.

В чужие кельи проситься не имело смысла: другие послушницы немедленно выдали бы меня. Отроковицы могли помочь, но поставить под удар детей я бы не смогла.

Оставалось только броситься к лесу. Я посмотрела на заснеженное поле и поняла, что люди Князя мгновенно нашли бы меня по следам. А если нет, тогда холод леса забрал бы мою душу ночью.

Ничего не оставалось, как только покориться судьбе. Я сказала себе: да и пускай. Вряд ли Князь и его люди могли быть хуже игуменьи с ее прихлебательницами. К тому же мысль, что впредь им некого будет мучить, утешила меня.

Я вышла из своего укрытия и поклонилась гостям. Тихо призналась:

– Мирия – это я.

Игуменья едва заметно дрогнула, затем раздраженно всучила свиток обратно человеку Князя.

– Видите?.. – процедила она. – Сама напрашивается. Забирайте.

Мужчина посмотрел на меня, и что-то в нем едва заметно изменилось. Окружающая его опасность будто расступилась при моем появлении. Значило ли это, что он счел меня подходящей? Или что-то иное?

– Так вот ты какая, послушница. Беги попрощайся. Только быстро, нам пора уезжать. Вещи собирать не надо.

Его слова прозвучали бесцветно, но в них ощущалась доброта, которая подстегнула во мне надежду. Не каждый подумал бы о моих чувствах, и это придало ему благородства в моих глазах. К тому же Князь, похоже, собирался дать мне что-то из необходимого для жизни. Это был хороший знак.

В подтверждение мужчина молча снял и отдал мне свой тяжелый длинный плащ. Отделанный каймой, он выглядел величественно и прямо излучал силу и статус. Я сжала плащ в руках, не зная, как поступить с ним, но неожиданные мягкость и тепло нагретой ткани успокаивали.

Ко мне, простой послушнице, люди Князя отнеслись так почтительно… Если подумать, их мрачный вид и мечи не так уж меня и пугали.

Между тем бежать прощаться мне все равно не пришлось бы, потому что все сестры и так уже сбежались из келий на шум. Теперь они стояли в тени и глазели, не решаясь выйти на двор. Их взоры отдавались неприятным покалыванием на коже. К вниманию я не привыкла, к тому же свидетели усилили чувство неотвратимости и неправильности. Прежде праздно наблюдать никому из нас не дозволялось.

Обряд, похоже, перестал быть главным событием, уступив место прибытию богато одетых незнакомцев. И тому, что меня вдруг забирали.

Я огляделась, но ни к кому, конечно же, не подошла. Скучать ни по кому я бы не стала.

– Благодарю вас, милые сестры, за дружбу и любовь, – сказала я.

Слова прозвучали горько, хоть я и старалась держаться с достоинством. В ответ послышались приглушенные вздохи и перешептывания. Сестры попрятали глаза.

– И благодарю за материнское тепло, дорогая матушка-настоятельница, – добавила я, избегая смотреть на закрывающую лицо игуменьи темную ткань.

Фигура настоятельницы словно превратилась в камень. Похоже, она поняла, что я слышала тот разговор.

Однако даже после услышанного игуменья не перестала быть для меня загадкой. Радовалась ли она, что я наконец убиралась с ее глаз подальше?..

– Все… Уже можем ехать, – произнесла я.

Кажется, человек был доволен, что ждать не пришлось. Он коротко усмехнулся и в два шага сбежал с крыльца.

Кони уже били копытами по земле. Главный повел своего коня под уздцы, а я пошла рядом. Остальные люди Князя верхом двинулись за нами.

Было в этой процессии что-то торжественное. Когда я проходила мимо сестер, те отступали подальше. Мне вдруг почудилось, что они мне завидовали, совсем как Симеоне, избранной в монахини. Не понимали, за что мне досталась такая честь. Наверняка представляли, как я стану жить в роскоши и служить не в нашем всеми забытом монастыре, а в столичном храме.

Я прогнала прочь тревожные мысли о том, зачем вдруг могла понадобиться Князю. Мой шаг стал более уверенным, несмотря на страх.

Ничего нельзя было исправить, и я понимала, что еще не раз испугаюсь. Но в этот момент я чувствовала только тихую радость от того, что была в этом месте в последний раз. И единственная, с кем я от всей души попрощалась, – со старой собой, которую тут оставляла.

Я знала, что дорога, уходившая от монастыря, вела к деревне. Но теперь, ничем не подсвеченная, она терялась в почти кромешной тьме. Только луна, которая изредка выглядывала из-за облаков, указывала путь.

Внезапно я заметила на дороге нечто темное. У обочины стояла большая крытая повозка. Закрытая наглухо, она излучала странную, давящую таинственность, и внутри у меня все заныло от тревоги.

Я замедлила шаг, не в силах оторвать от повозки взгляд. Должна ли я ехать в ней? Но зачем столько места?..

Внезапно где-то совсем рядом послышался грубый мужской голос:

– Что-то долго в этот раз… И куда ему столько девок?

– Да они ему на месяц, – басовито ответил второй. – На дольше не хватит.

Испуганная, я посмотрела в сторону, откуда донесся разговор, и наткнулась взглядом на стоящих у елей мужиков. Те лениво подтягивали штаны…

Я тут же отвернулась, зная, что лучше об этом не думать, но прекрасно понимая, что вид их грязных рук все равно будет являться мне в кошмарах.

– Забирали бы тогда сразу всех, что подросли. Зачем по одной таскать? – продолжил первый мужик.

Его напарник низко хохотнул:

– Из-за всех поднимется вой. Совсем дурень?

Слова этих мужчин обострили мое волнение. А проводник мой вдруг вскипел от ярости:

– Вы двое! – рявкнул он. – Какого беса не следите за повозкой?! А если разбегутся? Кто из вас ответит головой?

– Прости нас, воевода Грай, – пробормотал один из мужиков. – Да не беспокойся так. Повозку мы заперли.

– Что теперь? – спросил второй мужик.

– Все, – холодно ответил воевода. – Эта была последняя. Едем домой.

Я пошатнулась, заметив, каким злым он вдруг стал. Похоже, вся его забота и вежливость оказались лишь притворством, чтобы я не почуяла неладное и не подняла крик, не попыталась сбежать.

Он отнял у меня свой плащ и подтолкнул к мужикам, а те обступили меня и повели в сторону повозки. Оказалось, что ее боковая дверца была подперта снаружи какой-то длинной жердью. Когда жердь отняли, а дверцу отворили, я совсем запаниковала. Ноги стали ватными, но я все равно попыталась вырваться.

– Давай, давай, голубушка, – просипел один из мужиков. – Не заставляй нас тебя трогать.

На мгновение я замерла, и меня втолкнули внутрь так легко, словно я весила не больше пушинки. Я упала на что-то мягкое.

Изнутри пол повозки укрыли перинами, подушками и мехами. Она была подготовлена для долгой езды в непогоду и богато отделана – сплошь в дорогих тканях и с искусными украшениями, даже с фонарем. А еще, как я уже успела догадаться, она предназначалась не для меня одной.

Меня встретил десяток пар напуганных девичьих глаз, чьи обладательницы носили такие же, как у меня самой, церковные одежды. Однако их лица, изможденные и бледные, были мне незнакомы. Этих послушниц забрали не из нашего монастыря.

Утепленная, мягкая повозка оказалась ловушкой. В моей голове закружились слова тех людей: «Куда ему столько девок?» и «Да они ему на месяц. На дольше не хватит». Сердце сжалось от страха, когда я поняла, что у Князя были куда более темные замыслы, чем могло показаться. Неизвестно, какую судьбу уготовил он мне и моим сестрам по несчастью.

Что… что он собрался делать с нами?!

Повозка вдруг тронулась, и все в ней схватились за перины, пытаясь удержаться. Дорога оказалась крутой и ухабистой. Несмотря на выпавший недавно снег, колеса подпрыгивали и неприятно дергались на камнях.

Я обняла себя, чтобы унять дрожь. Попробовала отдышаться. Вокруг царила зловещая тишина: все девушки молчали, и было слышно только, как стучат о землю копыта лошадей, уносящих нас в неизвестность.

Хоть я и мечтала о дальних странствиях, но на самом деле никогда всерьез не рассчитывала покинуть окрестности монастыря. Всю жизнь проведя в его стенах, я только по рассказам знала о том, что лежит за его пределами.

В детстве старшие сестры учили нас грамоте и давали общие знания. Не раз нам говорили, что Зимогория – суровая земля.

– Эти места не зря так называются. Они все усыпаны горами, а еще густыми лесами и широкими бурными реками. Плоских равнин здесь не бывает. Всё холмы да обрывы. В нашей родине есть дикая, неукротимая краса.

Еще рассказывали, что вместо городов здесь чаще встречаются селения. Что живут тут охотой, сплавом леса, добычей железной руды и дегтярным промыслом. А еще солеварением и рыбалкой… Женским рукоделием…

Все в монастыре выросли с верой, что эти земли хоть и жестоки к телу, но говорят с душой. Ко мне они явно вознамерились быть жестокими во всех смыслах.

Я вздохнула, не имея возможности выглянуть в окно. Сидеть приходилось вслепую.

Повозка выехала на дорогу получше и теперь покачивалась так медленно и монотонно, что легко было задремать от усталости. Колеса время от времени протяжно скрипели, как будто тоже устали.

Даже в уюте перин морозное дыхание ночи пробиралось сквозь щели. Сперва оно ощущалось легкой прохладой на щиколотках, но постепенно заползало все выше.

Несмотря на это, воздух внутри был тяжелый, спертый из-за тесноты соседства многих девушек. Некоторые из них сидели, прижавшись друг к другу для тепла и утешения. На их щеках застыли следы от запекшихся слез, а пустые взгляды были устремлены в никуда, словно они сдались и больше не ждали спасения.

– Откуда вы? Как вас зовут? – не выдержала я тягостного молчания.

Мой страх оказаться среди мужчин единственной девушкой не оправдался, однако утешения это не принесло. Никто не пытался со мной познакомиться, все выглядели слишком затравленно.

– Я сестра Касиния, – после некоторого промедления откликнулась одна из девушек. Ее голос дрожал, а тревожные серые глаза напоминали затянутое облаками небо. – Из женской обители близ Весок. А ты?

– Сестра Мирия из монастыря Святых Яслей, – тихо ответила я. – Мы еще не успели от него далеко отъехать. Из деревень тут Хатки и Колодези. Тебя… выбрали для обряда?..

Она склонила голову в подобии кивка и больше не подняла глаз.

– Вероятно. Я об этом не знала, поскольку день таинства еще не настал. Просто эти люди вдруг ворвались в обитель, без спроса открыв ворота. Сестрам пришлось отдать меня, иначе мужчины грозились спалить все дотла.

У меня перехватило дыхание.

– Они способны на подобные бесчинства?!

– Спроси у других, на что они способны, – сестра Касиния угрюмо кивнула в сторону. – Разве тебя забрали не силой?

– Они были сдержанны… – Я задумалась. – Наверное, потому что в это время поблизости оказалось очень много деревенских. Но кто так ужасно поступает со святыми местами?..

– Для Князя нет ничего святого, так говорят, – прошептала еще одна девушка, очень маленькая. – О нем ходит много слухов. Я знаю об этом, потому что моя обитель находится близко к столице. Потому меня и забрали первую. Я Акилина.

– Что за слухи ходят о Князе? – навострилась я.

– Нет, только не снова, – всхлипнула одна из сестер. – Не начинайте, я и без того со страху умираю.

– Но я из дальнего угла и совсем ничего не знаю… Неизвестность тоже пугает.

Сестра Акилина придвинулась ко мне поближе и зашептала на ухо:

– Судачат, что он помешан на войне. Очень жестокий. Пытает и казнит своих врагов самыми зверскими способами.

Я вздрогнула. Эти слова подтверждали мои худшие опасения. Князь не просто так велел доставить ему монахинь, сам равнодушный к вере, не просто так забрал нас хитростью и силой.

– У нас утверждали, что он теряет рассудок, – тихо продолжила Касиния. – С каждым годом все безумнее… И что его замок хранит множество тайн. Никто не осмеливается прямо говорить о вещах, которые там творятся.

– Я слышала, что его зубы заточены, как у зверя, а на руках длинные черные когти… И что лицом он – чудовище.

Тень ужаса пробежала по лицам девушек при словах о зубах и когтях. Меня же эти замечания испугали меньше всего. Какая разница, как выглядит человек, если он творит бесчинства? И наоборот.

Чтобы унять тревогу, я вытащила из-под одежды крестик и поцеловала его. Затем принялась усердно молиться в надежде, что Великая Мать поможет этим девушкам. И мне тоже.