Мы с сестрами оправились не сразу, но когда вновь чуть пришли в себя, то стали собираться на посиделки.
Все усаживались в одной просторной комнате и начинали вышивать при теплом сиянии свечей, словно затворницы. Маленькое, тайное сообщество, спрятанное от всех. Я очень радовалась тому, что состояла в нем и что меня не гнали прочь.
Матушка Василисса принесла нам целую сокровищницу: оказалось, в замке хранилось несметное количество бисера, нитей и лент. Только мы увидели это богатство, как тут же позабыли все свои беды. Нами овладело почти детское волнение. Растащив из шкатулки весь бисер, мы рьяно взялись за иглы дрожащими, еще слабыми пальцами.
В тот вечер окна, словно заколдованные, покрылись узорами. Как будто кто-то старательно связал на стекле белоснежное кружево, достойное украшать любой дворец. Внутри же было по-домашнему тепло. Работа шла медленно, и, вышивая, каждая думала о своем… Это было понятно по тому, как часто вздыхала какая-нибудь из сестер.
У сестры Акилины оказался приятный голос, так что со всеобщего согласия она напевала какую-то старую печальную песню. Ее тихий напев пришелся мне по душе, и я слушала с наслаждением.
Я собиралась снова вышить какой-нибудь простой узор, не будучи такой уж мастерицей в этом деле. Думала над цветком и ветвями, елочками… Но потом…
– Матушка Василисса, а что любит Князь? – спросила я вдруг.
Та явно удивилась, оторвалась от своей работы.
– Что любит Князь?.. А мне откуда знать, дитя? И что за вопросы? Ты смотри чего не удумай.
– Да ничего такого, матушка. Просто хочу вышить ему подарок.
– Подарок?! – хором удивились остальные сестры.
– Ему?.. – переспросила Акилина. – Мирия, ты в порядке?
– Да, – улыбнулась я. – Хорошее настроение очень важно для каждого. Я собираюсь вышить для него носовой платок.
Честно говоря, я как раз сомневалась, что подобный подарок мог бы его порадовать. Я помнила, как Князь оттолкнул слугу, подавшего ему платок. Эта вещица была тесно связана со слабостью. С болезнями… и слезами.
– Ты ведь не думаешь, что после подарка он станет лучше к тебе относиться? – спросила матушка. – Я бы не надеялась, дитя.
– Нет, это искренне, – заявила я и взялась за работу с большим усердием.
Не помню, когда я в последний раз так старалась. Я вышивала, закусывая зубами нить, яро работала пальцами. Нитка то и дело путалась, но я терпеливо ее расправляла. На ткани проступали мелкие ягодки – алые, аккуратные.
– Как красиво получается, – промолвила Акилина, заглядывая мне через плечо. – И цвет… такой яркий. Думаешь, ему понравится?
– Посмотрим, – увернулась я.
Я прекрасно знала, что у меня получалось – волчья ягода. Ее плоды были такими нарядными. Большинство приняло бы их за безобидное украшение, ведь кто разглядывает вышивку на платках? Но если Князь хоть немного задержал бы взгляд и если хоть немного смыслил в травах…
– Ты сегодня хорошо потрудилась, дитя, – вздохнула матушка Василисса, разглядывая ягодки. – Я попрошу передать Князю твой подарок. Но от кого он, говорить не буду.
– И не надо, матушка, – довольно ответила я. – И не надо!
Вдруг что-то резко ударилось в окно.
Звук был глухим и неожиданным. Словно что-то отчаянно стремилось ворваться в комнату.
Сестры дружно закричали.
– О Владычица! – вырвалось у сестры Акилины. – Что это было?
Мы все замерли, прислушиваясь к каждому шороху.
– Сейчас посмотрю, – сказала я неожиданно для себя, понимая, что лучше уж сразу выяснить, а не сидеть дрожа.
Осторожно подойдя к окну, я всмотрелась в тьму за стеклом, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Снаружи был густой мрак, и я ничего не могла разглядеть сквозь ледяные узоры и отражение комнаты. Я прижалась лицом к холодной поверхности стекла, и дыхание мгновенно проступило на нем белесым облачком.
И вот я увидела. Нечто черное, угрожающее. Он сидел на выступе с другой стороны окна, и его темные глаза, казалось, пристально смотрели прямо на меня. Крылья были раскинуты, и он зловеще хлопал ими по стеклу, издавая приглушенный скрежет.
– Это всего лишь птица, – выдохнула я. – Ворон…
Он принялся стучать клювом по стеклу, все более настойчиво, словно требовал, чтобы его впустили.
– Это один из воронов Князя, – вздохнула матушка Василисса. – Он держит в замке воронятник. Многие из них с детства калеченные и не могут летать. Выжившие из разоренных гнезд. Уж не знаю, где он их собирает… Но этот поправился. На нашу голову…
На минутку я даже поразилась. Неужели Князь с такой заботой относился к несчастным птенцам? Но почему тогда был так жесток с людьми? Нет, это не сердобольность, в итоге решила я. Он просто видел в тех птицах себя и жалел только себя.
Ворон каркнул так громко, что все сестры повскакивали с мест.
– В итоге он скучает и начинает носиться по всему замку, ломая все, что ему попадается. Эта птица сильнее, чем кажется. Слуги запирают его, но он все равно умудряется вырваться на свободу. За это большинство его терпеть не может.
– Что ты делаешь? – спросила одна из сестер, видя, что я потянулась к засову на окне. – Не впускай эту тварь!
– Но он же не знает, как вернуться обратно в замок, – тихо ответила я, все еще сомневаясь.
– Все он знает, – отозвалась матушка. – Эти птицы умные, почти как люди. Сами всех перехитрят, если им понадобится.
Я смотрела на ворона. Тот не прекращал клевать стекло.
– Ну же, пусть зайдет… – произнесла я, поворачивая засов.
Окно отворилось с жалобным скрипом, и ледяной ветер ворвался в комнату. Вместе с ним ввалился и ворон, весь взъерошенный, и осыпал меня снежинками. Затем он расправил крылья и сорвался с подоконника, делая круг по комнате и цепляя когтями все, что попалось ему на пути.
– Что ты наделала, Мирия! – воскликнула одна из сестер, когда птица задела свечу, отчего та затрещала и потухла.
Ворон уселся на спинку ближайшего стула, и его черные глаза внимательно изучили всех нас. Но как только мы подумали, что он успокоился, ворон вдруг резко шагнул вперед и начал трепать вышивку сестры Акилины.
– Прекрати! – Она попыталась его оттолкнуть, но тот только каркнул в ответ, словно посмеялся над ее попыткой.
– Теперь понимаешь, почему его не любят? – вздохнула матушка Василисса, глядя на беспорядок, который успела устроить птица. – Сама теперь его отсюда выпроваживай.
Я посмотрела на ворона, который совсем не собирался уходить. Он продолжал крутиться на спинке стула, нервно щелкая клювом. Сестры расступились, оглядывая его с явным страхом. Матушка Василисса ждала, что я буду делать дальше.
Ну ладно, подумала я про себя. Он ведь тоже живое существо, хоть и не козочка или теленок… Нужно просто быть ласковой. Ласка – это все, что нужно божьему созданию.
С осторожностью я шагнула к ворону, протянула к нему руку. Он уставился на меня, и на мгновение мне показалось, что он собирался клюнуть меня за такую наглость. Но вместо этого ворон только склонил голову набок.
– Тише… тише… – прошептала я, как если бы пыталась успокоить перепуганного зверька.
Я осторожно коснулась его черного пера, погладила по спине. Ворон вздрогнул, но не отстранился. Наоборот, как будто чуть расслабился. Я ободрилась и продолжила гладить его.
– Вот так… ты совсем не злой… – сказала я, и в тот же миг ворон, казалось, что-то решил. Неожиданно он взмахнул крыльями и перелетел на мое плечо.
Я замерла, а сестры ахнули. Ворон принялся пощипывать мой апостольник – его клюв нежно поднимал ткань, точно играя.
– Дррруг, – прохрипел он неожиданно почти человечьим голосом.
– Друг? – Я вскинула брови, недоверчиво глядя на плечо.
– Дрруг! – повторил ворон, теперь более уверенно. Он наклонился ко мне и осторожно дернул мою выпавшую из-под апостольника косу. Как будто проверял, можно ли ее распутать.
– Это его имя, – устало произнесла матушка.
Друг снова потянул мое покрывало, и я тихо рассмеялась. Он явно желал больше внимания. Я осторожно почесала птичью шею.
– Ну вот, – сказала я, улыбаясь. – Рада знакомству, Друг.
– Но… Если он говорящий, то может передавать Князю то, о чем мы болтали, – неуверенно предположила сестра. – А вдруг это шпион?
Ох уж вряд ли.
– Схожу отнесу его кому-нибудь, а то он, похоже, потерялся.
– Не вздумай покидать крыло, сестра Мирия, – предупредила матушка.
Я вышла в коридор и неловко вытянула руку. Друг сразу же перебрался с плеча на локоть.
Он был такой красивой птицей. Статной, холеной. И не сказать, что когда-то считался калекой. Я полюбовалась его оперением, хотя рука уже начала уставать от его тяжести. Да и когти у него были очень уж острые.
Когда мы достигли угла коридора, Друг неожиданно встрепенулся. Затем, безо всякого предупреждения, ворон вдруг сорвался с моего локтя. Еще мгновение – и черное облако его перьев исчезло за поворотом.
Я шагнула следом, но тут же остановилась, услышав глубокий, хрипловатый голос:
– А, вот ты где. Снова бросил меня? Я думал, мы друзья.
– Мирррия! – каркнул ворон. – Вирррланд!
Я замерла и стояла ни жива ни мертва. Князь был так близко, всего в нескольких локтях. Мы могли бы столкнуться носами.
Но благодаря тому, что ворон сам вернулся к хозяину, последний ушел, так и не заметив меня.
Повезло. Я не была готова к такой внезапной встрече. На этот случай у меня не было плана. И как же быстро Друг запомнил мое имя! Хорошо, что Князь его не знал.
Шаги постепенно затихли вдали – только тогда я позволила себе выдох.
– Слава Владычице, – прошептала я.
В этот момент у меня появилась одна задумка. Не самая честная. Не самая разумная, возможно. Но хоть какая-то.
Князь, очевидно, в какой-то мере любил своих воронов, особенно Друга. Ему было бы больно лишиться питомца. Поэтому мне захотелось сманить его птицу. Подружиться и приучить к себе, чтобы та как можно больше времени проводила в монашеском крыле, подальше от хозяина.
Я могла бы сделать Князю больно, сыграв на его привязанности. Заставить его тосковать.
Претворять новый план в жизнь я принялась почти сразу, прямо на ближайшей трапезе.
В трапезной царила тишина, нарушаемая лишь шелестом одежды да приглушенным стуком ложек. Сестры сидели ровно, не отводя взоров от мисок. В воздухе витали скудные запахи овощей.
Я украдкой осмотрела стол с котлетами из картофеля и постной луковой похлебкой. Вздохнула.
Ну и чем тут было приманивать ворона? Я сама-то не слишком приманивалась на такое…
Крупная птица наверняка была падка на мясо, а у нас, как назло, начинался пост. Но вот в конце подавали печеные яблоки – их аромат, сладкий и тягучий, плыл по трапезной, так и дразня обоняние. Не то чтобы вороны слыли сладкоежками, но я решила попробовать начать со сладостей. Взяла и спрятала под столом пару яблочных долек. Затем пригляделась к маковому печенью. Приходилось делать из Друга сластену.
Перекрестившись, я аккуратно взяла пару печений и отправила к яблоку. Чувствовала я себя так, словно совершала преступление. Честно говоря, так оно и было. Никому не разрешалось брать еду с собой и кусочничать в кельях.
Стоило ли оно того? Неужели я была готова ради шалости нарушить правила и запреты? Я отмахнулась. Это был мелкий грех. Если вообще грех. Я ведь не ради себя старалась, разве не так?..
Когда трапеза закончилась, я в приподнятом настроении, хотя и делая вид, будто ничего такого не задумала, выскользнула в коридор. У каждого поворота коридора я припрятала крошечные кусочки. Наконец, когда я добралась до своей комнатки, то оставила угощения на собственном подоконнике, а пару крошек положила прямо на полу У двери.
Я приоткрыла ее так, чтобы образовалась узкая щель – ровно такая, чтобы Друг при желании мог пробраться внутрь, но не вызывающая подозрения у прохожих. Мне не было известно, могли ли вороны похвастаться хорошим нюхом, поэтому я уповала на его маленькие острые глазки.
Теперь оставалось только ждать. Гадать, сработает ли план.
Только я присела на кровать и укусила последний кусочек сладкого печенья с маком, который оставила для себя, как…
– Сестра Мирия, ступай молиться, – позвала проходившая за дверью матушка.
Чувство скрытой угрозы шло за мной по пятам, когда я шагала на молитву. Мой поступок казался столь мелким и безопасным, почти детским, но все-таки я попыталась играть с огнем. В этом было что-то будоражащее – соорудить ловушку, словно я затеяла кошки-мышки не с птицей, а с самим Князем… Тревожно, опасно, но я уже все сделала. Глупо было отступать.