Страна Незаходящего Солнца. Том I

Глава II

С юго-востока в ночи двигалась бомбардировочная эскадрилья. Это было 313-е крыло XXI бомбардировочного командования ВВС США, состоявшая из тяжелых бомбардировщиков дальнего действия, B-29 Superfortress. Эти самолеты были настоящим бичом Японской Империи, действуя на сверхдальних расстояниях, они стирали в пыль промышленность и военные объекты Страны Восходящего Солнца в любом уголке этой страны. Взлетающие как с аэродромов в подконтрольном Гоминьдану городе Чэнду, так и с бывших японских баз на Сайпане и Иводзиме, американских аэродромах Гуама и Гавайи, они могли эффективно действовать против японцев действительно везде и всегда. В Японии не было зенитных средств или достаточно сильной и многочисленной авиации, способной поразить эти стальные машины. Все, что могли сделать японцы, это в очередной раз объявить в своих руинах воздушную тревогу, чтобы те, кто каким-то чудом дожил до марта 1945, не покинув город, могли попытать счастье и попробовать выжить еще раз.313-е крыло сегодня снабдило свои «суперкрепости» не обычными бомбами, а морскими минами. Это был план адмирала Честера Уильяма Нимица, вернее, инициированная им затея — сам план, конечно, разрабатывали и привели в действие другие структуры, в частности само XXI бомбардировочное командование и лично генерал-майор ВВС Кертис Лемэй, тот самый человек, который руководил всеми операциями по стратегическим бомбардировкам территорий Японии, а сейчас прислушался к предложению Нимица заминировать пролив между островами Хонсю и Кюсю, двумя крупнейшими в Японском архипелаге. План заключался в том, чтобы заложить в пролив Симоносеки множество морских мин по определенной структуре — конкретно, организовать два минных поля – “Mike” и“Love”,примерно по 400-500 мин каждое. Новые морские мины США были куда более продвинуты технически — планировалось обмануть японцев в том числе задержкой взрыва до одного месяца, и «счетчиком кораблей», значение которого было установлено случайным образом от 1 до 9 — таким образом, восемь кораблей могли пройти по этому участку без повреждений, подтверждая, что он не заминирован, и лишь девятый бы подорвался. Это были 1000-фунтовые мины Mark 26 и 36, а так же 2000-фунтовая Mark 25.B-29 уже находились над Симоносеки. Они летели на разной высоте, от 4900 до 8000 футов. Командиры экипажей были проинструктированы до начала операции, а штурманы рассматривали местность, пытаясь найти те самые «легко опознаваемые географические ориентиры», фотографии которых были выданы им перед взлетом.Штурман одного из бомбардировщиков вдумчиво рассматривал землю в бомбовый прицел через оптическое стекло. Периодически он сверял местность с фотографией, сделанной авиаразведкой — неровное окончание острова, небольшой холм с дорогами, образующими что-то вроде кривого треугольника, сверху должна продолжаться другой дорогой, уходящей на запад, а снизу дорогой на юг по краю суши. Кажется, он только что увидел это. Черно-белая, не самая качественная, фотография играла только на руку — вид в бомбовом прицеле темной ночью тоже не был особо качественным, и цветовая гамма приблизительно была такой же.—Командир, ориентир обнаружен. Двигаемся на 2000 метров северо-восточнее.Лейтенант в штатном утепленном бомбере и фуражке сообщил в рацию:—Все самолеты звена, курс северо-восток на два километра и приготовиться к бомбометанию.В фюзеляже самолета началась возня — штурман-оператор и штурман-бомбардир бросились готовить бомболюк к метанию. В темном и узком пространстве два человека проверяли мины и приводили их в необходимое положение. Когда солдаты отчитались о полной готовности, бомболюк был открыт.

— Все готовы? Начинаем минирование по моему сигналу. Три, два…Лейтенант не успел договорить.В открытый бомболюк прилетела ракета и все боеприпасы сдетонировали. От силы взрыва фюзеляж развалился на две части, загорелось топливо, сдетонировали боеприпасы бортовых пулеметчиков. Пролетев по инерции несколько десятков метров, переднюю часть самолета занесло и начало крутить в воздухе. Несколько человек вывалились из бомбардировщика. Хвостовой стрелок так же выпал со своего места, но, успев среагировать, уже плавно опускался на парашюте. Прямиком на вражескую территорию без оружия. Он видел, как небо озаряют другие взрывы. С земли вылетали ракеты длинною в несколько метров. Еще три «суперкрепости» взорвались в воздухе. Четвертый потерял крыло и свалился в штопор. Пятый зашел на разворот и лишь чудом избежал попадания — ракета просвистела между крылом и хвостовым горизонтальным оперением. В темноте хвостовой стрелок мог разглядеть лишь моменты запуска, когда на земле что-то вспыхивало и устремляло вверх зенитный снаряд. Никогда бы он не подумал, что японцы могут научится противостоять «суперкрепостям» так быстро. Еще две недели назад при одном из налётов его самолету попытался противостоять лишь несколько стареньких «Зеро», высланных на перехват целого звена, и в последствии уничтоженных.Он видел, как взрывались все новые и новые самолеты. В звене было 105 бомбардировщиков. Уцелевшие уже начали разворачиваться и покидать этот район, но все новые вспышки происходили на разных местах на земле и через минуту превращались в яркий взрыв в небе. На минуту ему захотелось принять синтоизм, чтобы кто-то тоже мог дать его стране за три недели превзойти свой технический уровень и с полностью разрушенной промышленностью, коллапсирующей экономикой и большими потерями в живой силе внезапно изобрести новое чудо-оружие, которое сведет на нет огромный потенциал неприятеля.Офицер в одном из бомбардировщиков взял рацию.—База, это 313-е крыло. Операция “Starvation” отменяется. Попали под сильный зенитный огонь, у нас огромные потери, минирование пролива не удалось. Возвращаемся на исходные позиции.—Какой нахрен огонь, капитан? Чей? Черт возьми, они там вас из бамбуковых палок что-ли обстреляли? У них даже нет нормальной ПВО!—Я думал так же. У нас вообще нет предположений, что это. Похоже на ракеты, но я не могу понять, откуда они их взяли и как запускают.—Кто разрешал вам отступать? Выполняйте задание дальше! Нет, отставить выполнять. Сколько потерь?—Мною зафиксировано 24 сбитых и 18 поврежденных, еще с тремя потеряна связь. После каждой вспышки с земли что-то происходит. Повторяю — не могу опознать, что за оружие.— Полная чертовщина. Подтверждаю разрешение на отступление. Офицер положил трубку. Это был полковник с аэродрома на Иводзиме, одно из звеньев цепи передачи информации о текущей операции. Дальше он должен был отчитаться лично генералу Лемэю, но ему не очень-то хотелось это делать. Впрочем, не отчитаться вовремя было должностным преступлением и халатностью, за это его ожидал бы трибунал, а вышестоящее командование в любом случаи рано или поздно узнало бы всю правду, потому что он хоть и был звеном цепи, но не был в нем главной или единственной переменной. Рука вновь потянулась к телефону. Он набрал номер из нескольких цифр, который был занят штабным телефоном.— Генерал-майор Лемэй на связи.— Здравия желаю, товарищ генерал-майор. Это полковник Скоукрофт. По поводу операции “Starvation”— Здравствуй, полковник. Не томи, что там?— Ну… В общем, она полностью провалилась.— ...Как? По какой причине?— ПВО врага применили неизвестное оружие и уничтожили несколько десятков бомбардировщиков. Остальные возвращаются на базу.— Ты… Вашу мать, какое, нахрен, оружие?! Эти обезьяны не могли сделать ничего, кроме тарана, последние полгода!— Поверьте, товарищ генерал-майор, у меня и у экипажей тоже много вопросов.— Я… Я не знаю, что сказать. Я буду на Гавайских островах завтра утром. Проведите в этом проливе усиленную разведку и аэрофотосъемку, может оказаться, что это какая-то сраная одноразовая импровизация.Лемэй бросил трубку.Он попытался держать себя в руках, но через пару секунд переломал надвое карандаш в руках и кинул его в другой угол комнаты. Сейчас он был один в своем кабинете, и мог позволить себе любые непотребства — он высказал столько расистских терминов по отношению к японской нации, что мог сравниться с отъявленным генералом Паттоном, способным рассказывать антисемитские лозунги и теории в перерывах между войной с нацистами в Европе. Его можно было понять — даже если просто смириться с фактом, что японцы научились отражать рейды «суперкрепостей», то почему это должно узнаваться им через провал операции в не самом очевидном месте? Из всех городов и точек, которые бомбились последние недели, ни на одном объекте такой ПВО обнаружено не было, а следовало ему начать реально стратегически важную операцию, после которой коллапс Японии стал бы вопросом времени куда более близкого, чем без этого, как они внезапно начинают сбивать бомбардировщики десятками. Что вообще это было? Лемэй стал понимать, что его авторитет, кажется, находится под серьезной угрозой — проиграть в стратегической бомбардировке японцам в марте 1945 было скорее сюжетом националистического анекдота из Токио, нежели реально потенциально возможной ситуацией.«Вот бы и остальные генералы сели в лужу на этом противостоянии, чтобы не могли смеяться надо мной» - на секунду пронеслось в голове генерал-майора ВВС США.А хвостовой стрелок B-29 Superfortress тем временем почти спустился на парашюте. Ничем хорошим место, куда его забросил ветер, не отдавало — это была одна из тех дорог, которые штурманы использовали для определения географического ориентира. До земли оставалась буквально пара десятков метров. Стрелок резко поднял ноги вперед и вверх, что несколько поменяло его слишком прямую траекторию падения и позволило опуститься на землю более мягко, но при попытке затормозить ногами тот упал на спину в собственные стропы. Страх быть схваченным был слишком велик. В панике он даже не стал искать нож и какой-то нечеловеческой силой порвал парашют руками, после чего кинулся в лес через канаву. Он рванул даже не смотря на местность. И зря.Через две минуты бега он вылетел на какие-то странные, даже жидкие кусты на поляне и попытался прорваться через них не сбавляя скорости. Стрелок упал, а за ним с грохотом свалилась какая-то железная труба на сошках. Сразу послышались японские крики, кто-то передернул затвор, кто-то побежал к солдату. Других вариантов не оставалось. Он медленно поднялся на колени и поднял руки. Он только что попал в японский плен. Говорили, что это хуже, чем концлагеря у нацистов, и что узкоглазые чуть ли не намеренно побивают все рекорды по кровожадности и отвратительности своих действий с военнопленными, нонкомбатантами, мирным населением оккупированных территорий. Ему не хотелось проверять, правда это или нет, но выбора не оставалось. Мыслями он уже проходил свой «Батаанский марш смерти», только где-то в другом месте.Его окружили. Это были далеко не лучшие солдаты Императорской Армии — одетые в затасканную униформу, со старыми «Арисаками» они явно были даже третьей, а не второй линией, и даже в темноте походили скорее на резервистов, но такой шаг был оправдан — не имело никакого стратегического значения выдавать лучшее, что способна создать почти уничтоженная военная промышленность страны, подразделениям пехоты и артиллерийским расчетам на внутреннем берегу Кюсю. И все таки, что помешало ему продолжать побег?Стрелок медленно развернулся и увидел лежащую на боку конструкцию — это было несколько сваренных рельс на сошках, от начала до конца длинною 5-6 метров. Что-то такое делали русские, они называли это “Katyusha rocket launcher”.Только там единиц такого вооружения на одной машине было куда больше за счет их куда меньшего размера. Кажется, стрелок все понял. Большие зенитные ракеты, запускаемые, по сути, вручную с импровизированной «взлетной полосы» для задавания вектора полета. Действительно. Это работало по принципу артиллерии — направить конструкцию (пользуясь динамичностью деталей) примерно на цель, зажечь и убегать, пока не прогорел фитиль и какое-нибудь едкое химическое топливо не сожгло тебе голову. Придумывать, почему его страна не создала такие вещи, а Империя смогла, он уже не стал — он находился на другой стороне противостояния авиации и ПВО, а поскольку зависела от него лишь защита хвоста бомбардировщика от истребителей, гением в области разработки ракет и зенитных средств он точно не являлся. Японцы завязали его глаза, связали руки и под дулом винтовки куда-то повели. В пятиста метрах от этого поля, в скате холма находилась землянка-бункер, в которой сидел японский полковник. У него были куда более радостные вести для своего начальства, нежели у американского коллеги с Иводзимы.—Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Это полковник Такехара. По поводу ПВО пролива Симоносеки.—Слушаю, полковник.—Докладываю, что вражеский налёт остановлен! Уничтожено до тридцати «суперкрепостей», остальные звенья развернулись, никаких бомбардировок и минирований врагом произведено не было!—Это результат применения новых зенитных ракет?—Так точно. Только они смогли при попадании повредить бомбардировщик достаточно сильно, чтобы вывести его из строя. Я глубоко убежден, что нужно наращивать производство «Фунрю-4». Я отвечаю за свои слова, товарищ генерал-лейтенант.—Принято. Каковы наши потери?—Отсутствуют.—Понял. Свободен. Продолжай командовать на месте.Генерал-полковник отложил телефон. Он невольно улыбнулся. Все, что донес зенитчик, означало, что сегодня ему не придется опять докладывать выше далеко не самую радостную информацию о очередной успешной бомбардировке. Напротив, это было, пожалуй, первое радостное известие с момента удачной атаки на Перл-Харбор. Он снова взял телефон.—Коисо на связи.—Здравия желаю, премьер-министр. Это генерал-лейтенант Хокуто. Появились новости с участка, воздушную оборону которого вы взяли под личную ответственность.—Что там? Хокуто, не томи, мне нужно знать это сразу.—Полчаса назад начался воздушный рейд противника на пролив. Они отправили почти сотню бомбардировщиков, как всегда «Суперфортресс», вошли в зону действия наших ПВО…—Господи, Хокуто, может ты уже скажешь то что надо?!—В общем, товарищ премьер-министр, налет полностью отбит! Поздравляю вас, Коисо-сан. Враг понес серьезные потери, у нас потерь нет вообще. —Да? Действительно?? Эти ракеты все-таки эффективны?—Так точно. Мне отчитались о примерно тридцати подбитых бомбардировщиках. Еще неизвестно, сколько упадет в море от полученных повреждений.—Господи, от таких рапортов я готов простить тебе отвратительную привычку лить воду прежде чем сказать по делу! Скажи, бомбардировщики сбили только эти новые ракеты или какое-то старое оружие тоже оказалось эффективно?—Они не успели использовать ничего, кроме мелкокалиберных автопушек. Враг очень быстро бросился бежать. Все сбитые «суперфортрессы» на счету ракет.—Слушай, да этому Каваками теперь хоть орден давай, и перед Канеширо за прошлое извиниться бы…—Да, вам бы не помешало извиниться перед генералом.—А ты?—А что я? Кто не верил, тот пусть и извиняется, реакционеры сухопутные. Я-то до декабря прошлого года на флоте был, он мне боевой товарищ был.—Так, генерал-лейтенант Хокуто, отставить. Соблюдайте дисциплину когда разговариваете с вышестоящим по званию.—Виноват, товарищ премьер-министр. Коисо положил телефон.Но, кажется, офицеры не обижались друг на друга. Закончив сеанс связи, они одновременно рассмеялись, хотя и находились в нескольких сотнях километров друг от друга. Даже такой глубокий межвойсковой конфликт, как тот, который переживала Япония вот уже больше пятнадцати лет, не мог стать преградой к искренней радости за победу своей страны в дни, когда поражение и коллапс государства постепенно переходили из разряда очень вероятных исходов в вопрос времени.27 марта 1945 года рисковал стать днем очередного коренного перелома в войне, подобному Сталинградской битве и Курской дуге, а на данном ТВД — Мидуэйскому сражению. Теперь «Великая Восточноазиатская Война» могла опять пойти согласно инициативе японцев и привести Империю к победе, но не была ли такая большая радость одной победе преждевременной? Удастся ли закрепить успех и насовсем прекратить вражеские бомбардировки родных островов? Впрочем, это можно будет узнать лишь после других сражений, и сомневаться в успехе было бы столь же необдуманным решением.…На следующий день в Гонолулу, а именно на территории печально известной базы Перл-Харбор, собрался целый американский штаб.Генерал-майор ВВС Кертис Лемэй, генерал-майор ВВС Хейвуд Ханселл, адмирал Честер Уильям Нимиц, и даже генерал Дуглас Макартур, по сути, главнокомандующий сил Союзников в Тихом Океане. В его планах не было ни посещать Гонолулу, ни организовывать эту встречу, но он срочно вылетел сюда, когда получил доклад о результатах операции “Starvation”.Оставить без внимания такие вещи он не мог не только из-за своего личного отношения, но и не имел права как главнокомандующий. В остальном на заседании были не настолько уж и важные военачальники — командиры отдельных соединений и авиакрыльев, такие, как Роджер Рейми из XXI бомбардировочного командования, руководивший 43-ой группой и 314-ым авиакрылом.Кертис Лемэй встал.—...Итак, господа. Как вы все уже, наверное, знаете, вчерашний рейд на пролив Симоносеки, для нас более известный под названием операция “Starvation”,не побоюсь быть честным, провалился полностью. Не достигнута ни одна из целей операции, а наши авиакрылья понесли большие потери. Роджер Рейми поднял руку. Лемэй движением головы разрешил тому высказаться.— Товарищ генерал-майор, можете ли вы огласить потери?—Да. Это не секретная информация. Но я бы хотел, чтобы это озвучил сам командир 313-го авиакрыла, поскольку его информация может оказаться более точной, нежели та, которую по длинной цепочке передали мне ночью. Майор Мэйнард, огласите потери.Со стула медленно поднялся офицер, не в мундире, как большая часть присутствующих, а еще в летном бомбере — он лично участвовал в ночном налете. Он выглядел, мягко говоря, не лучшим образом — опираясь на костыль, он окинул присутствующих взглядом. Только правым глазом, потому что левый был скрыт под ватными дисками, в свою очередь закрытых бинтами. Это были последствия прямого попадания вражеской ракеты в один из двигателей, встряхивания самолета в воздухе и последующего пожара, а так же аварии при посадке.—В операции приняло участие сто пять самолетов. Из них на базу не вернулись сорок, точно подтверждено падение тридцати восьми из них, еще с двумя просто была полностью потеряна связь, но, скорее всего, они так же уничтожены. Двадцать пять из вернувшихся бомбардировщиков имеют разной степени повреждения, шесть из них не подлежат ремонту.Закончив свой рапорт, майор даже не стал дожидаться разрешения и обессиленно вновь плюхнулся на стул. Но претензий к нему не было — в таком виде он должен находится в больнице, и ожидать от него полной субординации и соблюдения устава, когда вместо этого он почему-то находится среди большого количества высокопоставленных офицеров, не следовало. —Благодарю Вас, майор Мэйнард. Думаю, ответ удовлетворяет мистера Рэйми.Тот удовлетворительно качнул головой.—Впрочем, у меня есть свой вопрос… Можете не вставать. Вы видели лично поврежденные самолеты на аэродроме, или вам донесли третьи лица?—Да, я сам видел. Информация о повреждениях полностью с моих слов.—Вы можете как-то описать характер повреждений? Каким оружием были нанесены эти удары?—Не знаю… Это сложно. Это, конечно, похоже на те зенитки, с которыми я сталкивался в Европе. Те, которые заполоняли небо фугасами. «Ахт-ахт», или FlaK 37. Но здесь было немного другое.—Чем это отличается от немецкого оружия?—Я не видел никаких взрывов в воздухе. Фрицы делали это, как артиллерия, они покрывали все воздушное пространство этими фугасами с альтиметрами, которые постоянно взрывались в небе. А здесь… Они как буд-то никогда не промахивались. Я не знаю, что это. И повреждения такие, как буд-то прилетел ну просто огромный снаряд. Такие используются разве что на флоте, но их, понятное дело, нельзя точно направить по такой маленькой цели, да и как с земли запустить? Судя по вспышкам, там или движок какой-то был, или просто взрыв от выстрела. И реально поражающая точность. К тому же, в ночи мы ничего не смогли рассмотреть, но вспышки шли просто из случайных мест, там даже очертаний каких-то позиций не было. Это уже похоже на миномет, ну, где поставят, оттуда и стреляет, без разницы где. Им не нужно сложно оборудованных позиций. Но, черт возьми, это еще более странно! Я всего лишь майор, я не знаю, что это за хрень, но надеюсь, что наши ученые умы смогут если не создать противодействие им, то хотя бы сделать такую же! Никогда бы не подумал, что буду призывать вышестоящих по званию перенимать опыт у джапов, но этот день настал. Такая штука, да в правильном применении, сможет превратить в металлолом любую вражескую авиацию. Я, конечно, не высокопоставленный офицер, и не буду строить из себя эксперта, потому что один раз встретился с неизвестным оружием, но серьезно, я бы хотел, чтобы это всё было рассмотрено на высшем уровне. Хотя бы присутствующими здесь офицерами.—Спасибо, майор. Господин Нимиц, что вы можете сказать об этом?Шестидесятилетний адмирал встал. Даже в таком возрасте он выглядел куда более бодрым и «живым», чем Мэйнард, но это было очевидно, потому что адмиралу в последнее время не доводилось быть сбитым в самолете. Он окинул всех присутствующих взглядом.—Да, генерал Лемэй, есть, но немного. Я хотел бы попросить всех присутствующих здесь не впадать в панику — даже если мы берем худший вариант развития событий, в котором у японцев действительно появляется многочисленное ПВО, использующее новейшие принципы военной доктрины, это не означает, что мы проиграли или движемся к этому. Вспомните 1939 год. Нацисты захватили почти всю Европу за несколько месяцев, используя танки, на которые не было сделано ставки ни нами, ни тем более британскими коллегами. И посмотрите на нацистов сегодня. Сколько еще их «фольксштурм» сможет удерживать остатки территорий? Ну, может месяц. Мир адаптировался к блицкригу, и кроме него Гитлер не смог создать ничего, что могло произвести бы подобный эффект. Даже не это ждет Японию, их ждет куда более быстрый и тихий конец, чем Рейх — их промышленность и вооруженные силы уже стерты в пыль, а не будут стерты вскоре. Самое большое, что японцам удастся сделать в худшем сценарии, так это превратить свои острова в крепость и никогда оттуда не высовываться. Заметьте, я говорю «в худшем сценарии». Какова его вероятность? Не очень то и велика. К тому же, говоря о Рейхе — так как скоро война в Европе подойдет к закономерному концу, высвободиться немало сил и средств на борьбу в Тихом Океане, к тому же можно будет попробовать подключить Советскую Россию. Справедливости ради, я бы не хотел участия большевиков, которое может привести к заполучению ими каких-то новых территорий, но кто сказал, что мы должны что-то им отдавать? От них требуется не так уж и много. Если они не сделают и этого, это сделаем мы ближе к концу года.Должен признать, я удивлен, что господин Лемэй решил созвать такое собрание по случаю провала одной операции, которой сам и командовал. Мне тоже не всегда сопутствует успех, вынужден признать. Думаю, многие еще помнят наши поражения на Гуадалканале, в частности у Велья-Лавелья, довольно неоднозначный результат битв при Коломбангаре и Хораниу. Я не помню, чтобы из-за этого собирали большие совещания.Лемэй не стал мириться с замечанием адмирала.—Товарищ адмирал, я считаю, что пример с Гуадалканалом и прилегающими островами был некорректен. Это был 1943 год, прямое морское столкновение, причем зачастую японские потери в итоге оказались выше. Они не повлияли на ход кампании, да и каким-то неожиданным событием тоже не являлись — всегда рано или поздно случаются поражения, пусть даже такие маленькие. Это вообще не то. Я говорю о том, что японцы впервые за все время отразили бомбардировку «Суперфортрессами» с большими для нас потерями, и к тому же сорвали стратегически важную операцию, которую, кстати, планировал не я один — Вы, товарищ адмирал, запрашивали у меня более 150 боевых вылетов моих подразделений в январе, на что я согласился. Конечно, минирование пролива, в основном, было моей инициативой, не стану скрывать. Но Вы же понимаете, что в случаи успеха, мы бы уничтожили японское морское сообщение и перегрузили их железнодорожную инфраструктуру, что привело бы к скорому коллапсу логистики врага даже без нашего прямого вторжения на их острова? Срыв операции не просто сделал меня виноватым или ударил по самолюбию наших летчиков-бомбардировщиков, ранее считавших свои самолеты неуязвимыми для ПВО узкоглазых. Это действительно важно, товарищ адмирал, тактические неудачи при Гуадалканале не имеют ничего общего с этим. В нашем случаи, их аналогом служили разве что какие-либо поломки, из-за которых часть бомбардировщиков не смогла участвовать в рейдах. Ну и эти единичные случаи, когда их камикадзе таранили и сбивали бомбардировщики. Повторюсь, враг сорвал операцию стратегической важности. Я согласен со сказанным Вами ранее, японцы не смогут отбить инициативу и лишь затягивают свою капитуляцию, или сознательно делают все чтобы превратить острова в крепость и «законсервироваться» там навсегда, заключив какой-нибудь белый мир и отдав все остальные территории, а после подхода войск с Европейского театра военных действий у них вряд ли будет получаться и это, да и никаких успехов в данном направлении я не наблюдаю и сейчас. Просто… Нам всем надо держать в уме этот факт — японцы создали новое ПВО. Несмотря на ковровые бомбардировки промышленности и кустарных мастерских в жилых районах, они где-то смогли создать его, и не просто создать, а обеспечить ими, как минимум, весь район стратегически важного для них пролива. Майор Мэйнард, что Вы можете сказать насчет гипотезы, что это могло быть кустарное оружие?Одноглазый забинтованный летчик поёрзал на стуле.—Ничего утвердительного. Я не видел их вблизи и не смог различить очертания во тьме. Но если это создали кустари, то они, пожалуй, когда-то были лучшими инженерами в мире. Иначе я вообще никак не могу оправдать то, почему кустарные снаряды имели такую точность и не потерпели никаких аварий и крушений еще на стадии их запуска, что-ли. Повторюсь, я ничего не утверждаю, но я не верю, что это были кустарные поделки. Раненный летчик закрыл единственный глаз и откинул голову назад. Лемэй продолжил.—Что-ж… Спасибо за информацию, майор. Пока что вся эта чертовщина остается настолько же непонятной, как в сам момент инцидента. У кого нибудь есть еще вопросы?Роджер Рейми опять поднял руку. Лемэй движением головы разрешил тому высказаться второй раз.—Товарищ генерал-майор, а когда доставят ежемесячный боекомплект…—Отставить. Я предупреждал о задержке, если Вы забыли. Конвой уже в пути. Без бомб и патронов не останетесь.В зале раздались приглушенные смешки. Рейми то ли действительно больше интересовался вопросами снабжения своего авиакрыла, поставку которого задержали всего лишь на пару дней впервые за год, то ли намеренно попытался не то разрядить обстановку, не то спустить своего командующего из высоких мыслей на землю так, чтобы не попасть под трибунал. В любом случаи, это у него невольно получилось, хотя больше эмоций у присутствующих вызвал резкий ответ генерал-майора, сказанный до того, как вопрос был озвучен полностью. Кажется, на этом моменте делать на заседании стало совсем уж нечего — генералам нечего было сказать, а офицерам среднего звена нечего спросить. Лемэй тоже начал понимать это.—Итак, вопросов нет, значит все имеющиеся были нами успешно решены. Благодарю всех, прибывших сюда. Надеюсь, я смог донести до каждого, что по крайней мере в данный момент времени, пока ситуация не прояснилась, следует отучиться воспринимать врага как боксерскую грушу — он может бить в ответ. Я тоже не верил в это еще два дня назад, и тем самым, как видите, нечаянно подставил всех, от наших парней, убитых над проливом, и господина Мэйнарда, до правительства — Сената, Конгресса, самого президента. Сейчас я буду честно трудится над исправлением собственных ошибок, и хочу предостеречь вас от совершения похожих — пока мы даже не знаем, что это было, не надо бравировать. Ресурсы, брошенные на уничтожение нацизма, скорее всего, действительно попадут на наше направление через месяц-два, но это будет тогда, а «наломать дров» мы можем уже сейчас. Джапы — психи, от них можно ожидать любой сумасшедшей идеи. Я не буду удивлен, если окажется, что этими снарядами лично управляли наспех обученные люди.Все помнят «бака-бомбы»? Это может оказаться очередным проектом подобного разряда. Ну, а теперь, все свободны. Надеюсь, вы меня услышали. Офицеры начали постепенно покидать помещение и высыпать на улицу. Даже «полуживой» Мэйнард на костыле, дождавшись, пока толпа рассосется, медленно ушел.Лемэй остался. Он в гордом одиночестве думал, удалось ли ему спасти свою репутацию при помощи этого заседания — вроде бы, он проявил себя честным человеком, признающим свои ошибки и готовым их исправить, когда спустя менее чем сутки после серьезного поражения созвал огромное количество военных, чтобы рассказать им об этом. Хотя, судя по единственному заданному вопросу, от Рейми, офицеров это не очень то заинтересовало. Может, это даже к лучшему? Теперь в войсках не поползет никакой злой молвы о нем, потому что для всех, не замешанных в операции лиц, она стала скорее очередным скучным заседанием, куда как всегда приказали срочно прибывать то с Иводзимы, то с Филиппин и Индонезии, то с Гуадалканала и Австралии, а теперь, после часового слушания, нужно опять отбывать назад.Гордое одиночество генерал-майора ВВС оказалось нарушено внезапным осознанием факта, что адмирал Нимиц никуда не ушел — напротив, дождавшись, пока толпа окончательно рассосется и покинет здание, и направился прямиком к своему «воздушному» коллеге. Подойдя, он опустился на стул рядом с ним и опять окинул взглядом помещение.—Слушай, Кертис, все таки что-то есть в твоих словах… Джапы действительно выдали то, чего от них никто и близко не ожидал. Но мы это обсудили уже. И я, кстати, остался при своем мнении. Просто, хотелось бы напомнить тебе об одной причине, почему у нас все будет хорошо. Догадываешься?—Мм.. Не сказал бы. Ты о чем именно? Вообще, все будет хорошо в чем? На фронте? —Верно, на фронте. Слышал что-нибудь про новые разработки видов оружия?—Черт, спрашиваешь так, как будто я какой-то реднек из Алабамы. Конечно слышал, и не только слышал, но и немного участвую. В конце концов, я не ученый и не инженер, но там есть моменты, напрямую связанные с моей специализацией. —Хорошо. Слышал про «Манхэттенский проект»?—Знаю. И знаю не так уж мало. Ко мне обращались по этому поводу, продумывали возможность транспортировки результатов этого проекта на моих бомбардировщиках. Между прочим, все у них получилось с этим, бомбоотсек подходит. —Вот, хорошо, тогда ты и сам знаешь. Вот это и есть причина, почему мы победим. Только подумай, они обещают к 1946 уже создать несколько десятков таких зарядов. Просто умножим джапов на нуль, если они окажутся совсем несговорчивыми, и дело в шляпе.—Ну, да, атомное оружие, штука с интересными перспективами. Ковровые бомбардировки такими вещами станут еще более эффективны и разрушительны. Но это если все получится.—Да ну, что у них может не получится? Я слышал, создать это все у них уже почти удалось, а дальше все просто, загрузи взрывчатое вещество в корпус и взрывай. —Не все так просто. Знаешь, как происходит этот взрыв?—С чего? Нет, я понимаю, что там происходит какая-то реакция с ураном, мне так сказали, но подробно нет. Откуда я это узнаю, если такие взрывы еще ниразу не проводились? Ученые там у себя, конечно, перебирают кучи вариантов, но я не сильно с этим связывался. К тому же, как адмирал, я имею еще более посредственное отношение к этим проектам.—Вот видишь, а говоришь, что все просто. При взрыве действительно случится реакция с ураном. Это не будет обычная детонация, как с гранатой или обыкновенной бомбой, это что-то новое. И непонятно, к чему это все приведет. Некоторые говорят, что оно взорвется как-то так, что, в общем, схлопнется в себе и взрыва не будет вообще. —Да ну, если бы это было так, они бы уже давно это поняли и ничего не разрабатывали.—Они и сами точно не знаю, что произойдет, потому что тоже никогда не видели атомный взрыв, ведь, как ты и сказал их еще не было. Есть обратный вариант. Эта реакция может запустить бесконтрольное выгорание кислорода. Не совсем понимаю, как это должно работать и как вообще это связано, но это будет конец. Тут без кислорода не только джапы вымрут, а вообще все. Пустошь будет полная. И это реально может произойти от одной, не столь уж и большой, атомной бомбы.—Да… Страшные перспективы ты рассказываешь. Но все таки, это же не точно все. Если разработка продолжается, значит, они могут сделать так, что взрыв будет, да и кислород не сгорит — не могли же они почти десять лет протирать штаны с такими-то бюджетами и даже не понять, что их план невозможен? Оппенгеймер не дурак.—Но еврей.—Хах, а тут в точку! Говоришь как Паттон. Решил стать его заместителем по воздушной части?—Извиняй, есть причина, почему я не смогу.—Какая?—В отличии от него, я не падал вниз головой с лошади чуть ли не каждый день, играя в поло. —Ахахах! Ну да, действительно, это обязательный пункт плана, чтобы стать таким же. Нет, вообще, учти, что он скоро будет у нас. Европейский фронт скоро закрывается. Следующим местом для него станет Тихий океан. Наверное, будет, как до июня 1944 — командовать какой-нибудь подставной группой армий для дезинформации джапов. Ну, или, если это не требуется, вполне реальной группой армий. Это ему придется штурмовать их острова, когда «Даунфол» будет приведен в действие.—Ну, не сказал бы, что это плохо. Он, конечно, тот еще псих, да и последнее время стал более нацистом, чем сами фрицы. Но раз в армии его любят, да и победы он одерживает, в этом есть смысл. Только, боюсь, после него джапов на островах не останется, придет какая-нибудь подсознательная мысль, мол, надо вырезать узкоглазых, он и начнет.—Ну признай, твои «пожарные работы» по Токио и остальным городам тоже сильно сокращают численность этих самых джапов, так что он просто продолжит начатое.—Ну а я и не сказал, что это плохо. В конце концов, мы воюем, причем с теми, кто не изменяет своему желанию вырезать даже тогда, когда вместо бомбардировщиков и автоматов остался с бамбуковыми палками да катанами, имея из техники музей авиации прошлого века и прочие вещи, пригодные лишь чтобы сесть в них и попытаться затаранить кого-то в море. Сам знаешь, что они делали на оккупированных территориях и в Китае. Пусть встретятся с таким же. После Паттона передумают на кого-то еще нападать. —Да если передумают еще. Они ж рождаются психами. Для них всех резать, воевать и самому себя намеренно погубить в бою вообще дело привычное. Традиция такая. Что поделать, некоторые все еще живут в средних веках, хотя и пытаются доказать обратное тем, что умеют использовать огнестрел и строить танки. —Все верно. И сейчас в наши задачи входит возвращать таких людей из средних веков в каменный век, чтобы они могли только кидаться камнями в своих джунглях, и никак не угрожали нашей стране. С улицы раздался довольно громкий звук захода самолета. Это был американский транспортник. В другом месте это бы не вызвало вообще никакой особой реакции — американский самолет на американском аэродроме. Но здесь, кажется, некоторые старожилы испытали облегчение, когда распознали самолет как союзный. В декабре 1941 года здесь же пролетело огромное количество не вполне союзных самолетов, тогда еще лучших в своем роде, и отправили на тот свет не только экипаж большинства пришвартованных здесь кораблей, но и половину обслуживающего персонала аэродрома, охраны и прочих лиц, к флоту прямого отношения не имевших. У тех, кто видел это своими глазами, все еще срабатывали нехорошие ассоциации при звуках самолетных двигателей, но у этих двух командиров таких ассоциаций не было.—А вот и все. Это за мной. Как раз все вовремя. Давай, летун, сейчас твой подчиненный отправит меня назад в штаб. Думаю, в ближайшие месяцы еще свидимся. Удачи на своем направлении, хех.—Ну давай, Честер, конечно свидимся. Надеюсь, это будет по случаю полной победы над джапами. Адмирал спешно покинул помещение и направился к приземлившемуся на взлетно-посадочную транспортнику. Это был JRC-1,морской вариант самолета, в армии с января 1943 называемого UC-78, до того — C-78. Двухмоторный самолет, вмещавший до пяти человек, сейчас не часто применялся как учебный, хотя таким его изначально и планировали конструкторы — старые одномоторные учебные самолеты уже были слишком далеки от современных боевых истребителей и тем более бомбардировщиков, будучи ближе к авиации Первой Мировой, и обучать на них будущих пилотов техники конца Второй Мировой было не очень-то правильным решением, что полностью понимали в руководстве США. Но полностью списывать их было еще рано, да и невыгодно — теперь они стали средством перевозки различных высокопоставленных офицеров и чиновников, особенно здесь, в глубоком тылу, где никакой вражеской угрозы нет и в помине.Лемэй остался один. Он задумался над результатами прошедшего совещания. Такое чувство, буд то он просто еще два раза повторил заезженные штампы о неизбежности поражения Японии — сначала официально всем, потом неофициально с Нимицем. Был ли у этого заседания какой-то особый смысл, появление новых идей, тактическая или стратегическая значимость? Кажется, нет. Ну, хотя бы, на какое-то время он и сам мог отложить это — он успокоится и примет предсказания о скором падении врага почти сразу, как они окажутся подкреплены чередой локальных побед и небольших продвижений, кирпичиков в разрушении Империи, и далеко не фундамента — скорее, последнего этажа. Например, уничтожение голодающих гарнизонов в Индонезии, в Бирме или продвижение гоминьданских генералов. Да хотя бы вступление в войну русских, один из самых нежеланных сценариев, который, тем не менее, сильно ускорит смерть Японии. Здесь он остановил себя. Прокручивать одно и то же, но уже третий раз подряд было слишком даже для него. Провал операции не стал концом света или его пребывания в должности, но полная самоотдача пустым мыслям без дела может довольно быстро к этому привести. Нужно продолжать работу — если провалилась одна операция, значит, необходимо учесть опыт и провести другую. Действительно… Прорыв в Бирме… Это должно вывести из войны одну из марионеток Императора, коллаборационистское Государство Бирма, и без того почти уничтоженное. Это позволит использовать освобожденные территории для формирования дивизий из местных жителей, привыкших к здешнему климату и ландшафту, что должно заметно упростить задачу выбивания японцев из Индокитая и Малайи, заодно подав пример тамошним людям, что антияпонские восстания имеют большой шанс на успех.