Страна Незаходящего Солнца. Том I

Глава IX

Хэчиро стоял в наряде на блокпосту ночью с 8 на 9 августа. Он находился в деревянной будке у дороги со шлагбаумом, которая была похожа скорее на сельский сортир, и отличить ее можно было только по характерной полосатой раскраске и наличию внутри стула.Сидя на этом самом стуле и не закрыв дверь, он видел обратную сторону дороги, на которой стояло наземное деревянное укрепление с огороженной бетонными вставками пулеметной точкой внутри. Кроме этого, под определенным ракурсом он видел окружающий мир — то есть ничего. Действительно, здесь, в северной Манчжурии, ничего не было. Это была огромная голая степь, и в какой-то степени это было хорошо — здесь можно было ехать в любом направлении или наблюдать без бинокля на огромные расстояния, но, честно говоря, сидеть уже почти два года без ротации в этой пустоши ему надоедало. К счастью, такое существование скрашивало недавнее его повышение в звании за выслугу лет — теперь он гордо носил контрпогоны с тремя маленькими звездами и звался «сотё», взводный унтер-офицер, или же старшина. Находясь около границы с Советской Россией, он даже немного начинал вникать в жизнь и культуру северных варваров, и уже мог сопоставить свое звание с таковым же в Красной Армии. Хотя, конечно, русские ему не нравились — он помнил Халхин-Гол и до сих пор не любил большевиков за нанесенное тогда поражение, и считал, что полученный тогда боевой опыт поможет как лично ему, так и всей Квантунской Армии при поддержке манчжурских формирований разбить коммунистов, если они попробуют вторгнуться сюда. Он действительно гордился своей службой в Императорской Армии и был готов без раздумий отдать жизнь в бою на уничтожение врагов любого вида.Но он был полностью спокоен — из любой газеты он знал, что Советская Россия чтит пакт о ненападении и не будет атаковать Императорскую Армию, хотя с момента обнаружения каких-то ресурсов в Дацине (старшина не сильно вникал в это) число солдат в регионе с обоих сторон сильно выросло и в кратчайшие сроки стали появляться новые японские укрепрайоны и объекты инфраструктуры, что делало эти места не настолько уж и далекой глухой пустошью, какой она была еще в начале года. Он даже впервые за два года увидел танк месяц назад, когда был в Харбине по поручению командира роты. Как он узнал у других солдат, в Манчжурию стали прибывать новые подразделения, в том числе укомплектованные нормальной боеспособной авиацией и бронетехникой, что для обескровленной Квантунской Армии было очень кстати.Отодзо Ямада с мая получил внезапное подспорье, о котором узнал только летом — оказывается, после обнаружения месторождения в Дацине в метрополии, что называется, «вспомнили» о Квантунской Армии, а конкретно некий не особо ему известный генерал Хаято Канеширо из Народного Добровольческого Корпуса, который стал требовать у командования усилить оборону Манчжурии и, соответственно, насытить Квантунскую Армию новой техникой и оружием, а так же дообучить личный состав до приемлимого уровня. Сначала Ямада не мог понять, почему он вообще предлагает это, хотя и был благодарен генералу, а еще больше не понимал, почему ставка принимает это. Лишь при помощи некоторых своих знакомых, служащих в метрополии, он узнал о внезапной славе этого уже крайне немолодого офицера, неожиданно перешедшего в армию из флота, пролоббировавшего действенный метод отражения американских бомбардировок и буквально из ниоткуда (по некоторым данным из непонятных «расчетов по типу местности», которые он не предоставил) определивший точное местонахождение нефтяных запасов в Манчжурии, которые не могли найти никакие специализированные подразделения многие годы до этого. Словом, это был довольно обсуждаемый в 1945 году человек, ставший для некоторых надеждой на перелом в войне и скорую победу Японии. Он даже написал несколько ответных писем Ямаде, оставив для того впечатление довольно приятного человека, исполняющего какой-то сложно структурированный план, что обязательно приведет к победе.Все эти факторы радовали Ямаду. Если в мае он хотел кое-как довести численность армии до миллиона, призвав 500 тысяч человек, то сейчас ее полная численность постепенно приближалась к полутора миллионам. К тому же были приведены в боеготовное состояние резервные армии, которые по стратегическому плану должны были прийти на помощь частям Ямады в течении нескольких недель после начала войны с СССР, если таковая случится. Они располагались в Корее и северном Китае, пути их подхода уже были подготовлены, а сами армии приведены в боевую готовность.Кроме этого, как командир Квантунской Армии, Ямада имел в своем подчинении все остальные расквартированные там части — например, формально руководимая императором Пу И армия Манчжоу-Го на самом деле подчинялась приказам Ямады в более приоритетном порядке, ровно как и небольшая армия из четырех пехотных дивизий расположенная в Мэнцзяне, командиром которой считался тамошний князь Дэмчигдонров. Еще ему подчинялась Суйюаньская армейская группа, тесно связанная с Мэнцзянем, в которую входило 5 дивизий и 2 бригады — все кавалерийские. Располагая такими силами, ему было как-то поспокойнее, хотя были другие моменты, беспокоившие генерала.По совету Канеширо из метрополии, Отодзо Ямада изучал советскую армию — знать, с чем предстоит встретиться, было необходимым. Он создал разветвленную сеть информаторов и разведчиков на территории советского Дальнего Востока, а так же изучал конфликт на Халхин-Голе и у озера Хасан, в которых он сам не участвовал, но знал многих побывавших там солдат и командиров. Выводы были неутешительными — то, что докладывали информаторы, сильно разнилось с тем, что можно было прочитать о конфликтах шестилетней давности. Великая Отечественная Война серьезно изменила РККА, старая, едва боеспособная армия канула в лету, а на ее месте появилась, вероятно, сильнейшая на текущий момент армия в мире. Он много узнал о опыте применения идеальных советских танков, таких как уже ставший легендарным Т-34-85 и появившийся относительно недавно тяжелый ИС-2, и он понимал, что противостоять такой технике Квантунской Армии попросту нечем. В армии числилось около четырехсот танков, в основном безнадежно устаревших Ха-Го и Чи-Ха, применять в бою которые стало уже попросту бесполезно. Они не имели ни хорошей брони, ни сильного вооружения, и даже по маневренности, несмотря на значительно меньшую массу, проигрывали многим советским танкам. Из метрополии так и не прислали ничего получше, поэтому тактика борьбы с бронетехникой была принята схожая с поздне-германской.«Панцерфаустов» в стране не было, а его массово производимый аналог, гранатомет Тип 4, был заготовлен исключительно для обороны метрополии. Единственное, что оставалось Ямаде — смертники. Смертников в Манчжурии было много. В каждой дивизии действовали батальоны тэйсинтай, подготавливаемые специально для одной цели — уничтожить противника и погибнуть вместе с ним. Основным их вооружением была «мина на палке», обозначавшаяся в документах как «шестовая мина Ni-05» - это был кумулятивный заряд, которым полагалось ткнуть в броню танка и, в большинстве случаев, погибнуть вместе с ним. По своему применению и одноразовости она была схожа с «Панцерфаустом», но дальность стрельбы была равна нулю метров, и никаких способов инициации выстрела кроме прямого контакта с броней не было. Кроме этого, некоторые солдаты были вооружены минами Тип 99, и не были смертниками в классическом понимании этого слова, так как, по меньшей мере, имели какой-то шанс на выживание, ведь использование самого их оружия не предусматривало смерть, но она была крайне вероятна от окружающих обстоятельств. Им полагалось закреплять эти мины на уязвимые части бронетехники, желательно борта или корму, в идеале и вовсе днище — такая мина пробивала всего 19 мм стали, хотя сочетание из двух таких друг на друге позволяло пробить уже 32 мм.Были и те, кому полагалось бросаться с гранатами под танки, кидать мины под гусеницы наступающей бронетехники, просто минировать все пути после отхода союзных сил и так далее. Борьба с бронетехникой стала довольно серьезной частью доктрины Квантунской Армии, так как не было никаких сомнений в том, что большевики будут использовать большое количество танков и бронеавтомобилей, ведь даже по свидетельствам немцев, последние два года русских танков и самолетов было едва ли не больше, чем можно было встретить обычной пехоты. И если пехоту японские призывники еще могли «перестрелять» в прямом бою, или просто нанести ей серьезные потери сражаясь на укрепленных позициях, то танки оставалось перебарывать только смертниками и насыщением частей пехотными ПТ-средствами. Но была сфера, где Ямада не мог ничего противопоставить.Авиация. ВВС РККА были крайне многочисленны и обучены, они обладали уникальными образцами самолетов, производство которых давно было поставлено на поток и достигало невероятного размаха. Может, у них не было такой стратегической бомбардировочной авиации, как у США, но они были способны доставить огромное количество проблем на земле с помощью штурмовиков, таких, как «бетонный самолет» Ил-2, который было крайне трудно сбивать даже немецким летчикам, а говорить о японских недоученных смертниках на устаревших А6М2, на которых, в отличии от Ил-2, брони почти что и не было, излишне. Японские ВВС проигрывали русским абсолютно во всем — количество, качество, бронирование и вооружение, обученность летчиков, боевой опыт. Единственное, что оставалось делать Ямаде — полагаться на немногочисленное ПВО и стойкость укреплений. К тому, что скорее всего ко второй неделе боев станет невозможно передвижение крупных групп в дневное время суток без риска нарваться на авианалёт он уже был морально готов, надеясь, что необходимыми средствами противовоздушной обороны обладают резервы в Китае и Корее, или хотя бы будет прислано что-то из метрополии — находившиеся там «Фунрю-4» были крайне необходимы для продолжения обороны промышленности и городов от непрекращающихся американских налетов, пускай уже давно менее успешных и более осторожных.Что было у Квантунской Армии при себе? Две тысячи самолетов. Цифра казалась довольно внушительной, но более половины можно было сразу отмести, ведь это были учебные самолеты. Из оставшейся тысячи абсолютным большинством были серьезно устаревшие образцы, закрепленные за пилотами-новобранцами, а то и вовсе техника камикадзе, у многих образцов которой при взлете отваливалось шасси за ненадобностью. По расчетам, которые провел Хикосабуро Хата, начальник штаба Квантунской Армии, а значит второй человек в командовании после Ямады, выходило, что в случаи идеальных условий, когда советская авиация не будет наносить превентивных ударов по аэродромам и будет только вступать в воздушный бой, инициированный японскими летчиками, то все равно к концу первой недели боев будет уничтожено до 70% боеспособных самолетов — выполнят свои задания смертники, погибнут самые малообученные, усредненный процент летчиков (взятый по статистике за все годы войны на Тихом Океане) будет надолго выведен из строя в связи с тяжелыми ранениями. К концу второй недели численность готовых к бою самолетов будет составлять двухзначное число, причем скорее округляемое к нулю, чем к ста. Короче, Ямада понимал, что не может полагаться на авиацию и превосходство в воздухе ему не светит.Доступное ему ПВО тоже было очень скудным, в основном это были 20-мм зенитные автопушки или куда более достойные 75-мм орудия, но и у тех, и у других была своя проблема — их было очень мало. Основная часть оных была рассредоточена на крупных аэродромах, а выйти в поле или следовать за армией могло настолько мало орудий, что воспринимать их существование как какую-то угрозу авиации большевиков было бы очень глупо. К тому же, скорее всего они даже не успели бы принять участие в сражениях, будучи уничтоженными вместе с колоннами на марше или в ходе внезапных ударов по расположениям отдыхающих частей в ночное время. На самом деле, это касалось и тех орудий, что защищали аэродромы, но в целом Ямада считал, что большевики не смогут уничтожить их рейдом армейской авиации с приграничных территорий, т.к те находились на слишком большом удалении и русским пришлось бы устроить неоправданно рискованный рейд, а к моменту, когда русские доберутся до крупных городов и смогут сделать это без особых проблем, необходимость серьезной защиты аэродромов отпадет в связи с сильным уменьшением числа расквартированных там самолетов — например, аэродром в Харбине должен был потерять почти половину закрепленных за ним самолетов в первый же день, поскольку те принадлежали смертникам и закономерно должны были исчезнуть вместе с пилотами в ходе самопожертвования за Империю.Но, вернемся на границу…***Хэчиро пытался уснуть в своей будке, хотя это и считалось нарушением устава, но ему уже было как-то наплевать. Сейчас его больше раздражало то, что уснуть он как раз таки не может, и мешает ему не внезапно проснувшаяся совесть или страх перед наказанием, а непонятный, усиливающийся монотонный звук, напоминавший какое-то беспрерывное гудение. Конечно, после контузии в 1939 году он нередко слышал безостановочный писк в ушах, но это было что-то другое, либо же от возраста (хотя старшине едва исполнилось 30) — от старших товарищей он знал, что с годами последствия контузии начинают проявляться ярче, и был готов к тому, что к 40 годам этот писк станет его постоянным и непреодолимым спутником, к которому он просто со временем привыкнет. Но сейчас было еще как-то слишком рано, да и не настолько ведь все должно было быть плохо, чтобы писк превратился во что-то похожее на гудение двигателя танка. Здесь он задумался — а что, если действительно, это и есть звуки двигателя? Допустим, его командир решил внезапно проверить, чем заняты солдаты на КПП вне поля зрения начальства, и теперь ехал сюда на своем «Курогане», не задумавшись, что в голой степи звуки распространяются намного дальше, а не услышать их тихой ночью просто невозможно.Хэчиро кое-как встал, протер глаза, повесил винтовку на плечо и вышел из будки. Вроде бы, на уходящей вдаль дороге никто не ехал — не было ни света фар, ни каких-то движущихся фигур. Начальник из Манчжурии вроде бы не ехал. Немного постояв на дороге и потянувшись, сонный солдат решил проверить своего единственного на данный момент находящегося поблизости подчиненного, рядового солдата-пулеметчика Тао, призванного в начале года маньчжура. По уставу, тот должен был сейчас сидеть в своем ДЗОТе и наблюдать в амбразуру, ну или хотя бы совершать обход по крайне небольшой территории своего укрепления. Судя по каким-то шарканьям и шагам, доносившимся из этого укрепления, он действительно делал это, но Хэчиро все же захотел уточнить, не смотрит ли его солдат десятый сон, тем самым подрывая обороноспособность страны и ставя под угрозу безопасность границы — сам Хэчиро хоть и провел последние два часа в полусознательном состоянии, смотря в одну точку и раз в несколько десятков минут приходя в себя, он не считал себя спавшим, ведь чутко слышал гудение и иногда открывал глаза. С мыслью о том, что сделать со своим подчиненным, если тот действительно спит на посту, он тихо спустился в ДЗОТ.В ДЗОТе был не спавший, а стоявший с ножом солдат. В маскхалате с сеном и подобного цвета материалами, одежде в адаптированном под степи камуфляже «амеба» и с перемазанным какой-то сажей и глиной лицом. А нож свой он занес над ничего не подозревающим спящим рядовым Квантунской Армии, тем самым пулеметчиком Тао, расположившимся, вытянувшись на приставленном к стене стуле. У Хэчиро ушло не больше двух секунд чтобы окончательно проснуться, снять с плеча винтовку и с громким криком «Банзай!» броситься на диверсанта в штыковую, сразу прижав его к стене и проткнув штыком между ребер. От громкого крика и начавшейся возни Тао мгновенно очнулся и спрыгнул со стула, побежав к выходу из ДЗОТа, но тут же упал, в аффекте не заметив лежавшей у него под ногами недособранной пулеметной ленты, которую он же вручную снаряжал несколько часов назад и бросил там. Между тем, борьба разведчика с Хэчиро продолжалась. Пережив удар штыком между ребер и даже не издав никаких звуков кроме приглушенного рычания, диверсант всадил нож в руку старшины. Он прошел хорошо и глубоко, чуть не задев кость и остановившись где-то на половине введенного лезвия. Пораженный приступом лютой боли, Хэчиро ослабил хватку и диверсант оттолкнул его, от чего японец отошел назад и свалился на спину. Между ними образовалось расстояние, едва ли достигавшее двух метров. Но этого было достаточно.Хэчиро второй рукой передернул затвор винтовки и навел оружие на верхнюю часть туловища врага. В последний момент перед выстрелом он не смог крепко удержать оружие в руках, и с громким хлопком пуля отправилась вниз — почти между ног диверсанту, чуть левее его детородного органа. Диверсант сразу сложился пополам и зажал рану рукой, но хлынувший оттуда поток крови брызнул сразу до противоположной стены, после чего продолжил быстро выливаться на пол, превращая укрепление в кровавую баню в прямом смысле. Когда Хэчиро с опорой на стену кое-как встал, он обнаружил, что его рана тоже сильно кровоточит, и весь рукав формы уже пропитался красной жидкостью, хотя она не брызгала из него, а лишь медленно вытекала. Так же он понял, что Тао уже нет в укреплении. Даже не заметив, как диверсант пытался подкатиться к нему с ножом, старшина выбежал на улицу с винтовкой, забрызгав стены на лестнице каплями крови.На улице рядовой, как мог, отбивался от другого диверсанта с ножом лопатой, до этого стоявшей на краю внешней стены ДЗОТа и использовавшейся ранее для непосредственного его создания. Лопата была намного длиннее ножа, и разведчик даже не мог подойти к маньчжуру, но это ему и не требовалось — сделав вид, что он отступает, напуганный беспорядочным маханием лопатой, диверсант выхватил из кобуры «Наган» с глушителем. Раздался выстрел.Слишком громкий для револьвера.Диверсант заорал и выронил пистолет — 6,5х50 мм патрон «Арисаки» образца 1905 года пробил его запястье на ведущей руке. Воспользовавшись тем, что всего на секунду диверсант оказался дезориентирован и растерян от боли, Тао приблизился и с большим размахом ударил его лопатой по голове. Хорошо наточенное полотно лопаты разорвало ему кожу на голове и разрезало глазное яблоко, после чего было остановлено носовой костью врага, так же треснувшей от переданной ей инерции. Получив такой серьезный удар, диверсант, кажется, испытал сильное сотрясение и мгновенно отключился, истекая кровью в двух местах, после чего безвольно свалился в сторону. Хэчиро израсходовал и третий патрон, выстрелив потерявшему сознание противнику в шею. Пуля прошла через подбородок и застряла, собственно, в шее, разорвав тому сонную артерию, из-за чего большая струя крови потекла и у него. Оба диверсанта были совершенно точно обезврежены. Теперь, когда угроза была отражена, оставалось выяснить, что вообще произошло. Но начать следовало с другого.Хэчиро опустил винтовку и подбежал к Тао, развернув того за плечо— Эй, ты не ранен? Как это вообще случилось?— Я… Э, товарищ старшина, виноват, я нарушил устав и заснул на посту, готов…— Насрать! Потом с уставом разберемся… - на этом моменте Хэчиро вновь сорвался с места.Подбежав к дереву, он обошел его и хотел было воспользоваться установленным там под крышей из пары небольших досок полевым телефоном. Взяв его со стойки, Хэчиро сразу понял, что воспользоваться данным вариантом и доложить о нападении не получится — телефон был попросту отрезан от кабеля. Большая часть кабеля, конечно, была зарыта в земле, но небольшой участок, ведущий к самой трубке, никогда ничем не защищался. Теперь этот телефон можно было использовать разве что в качестве оружия ближнего боя. Хэчиро поспешно вернулся к своему подчиненному.— Эй, Тао, занимай огневую позицию. Если кто будет идти со стороны России, стреляй без предупреждения. Я должен отправиться вперед и доложить обо всем.— Так точно, товарищ старшина!Маньчжур ринулся в ДЗОТ за свою амбразуру, поспешно присоединяя валявшиеся на земле ленты к оружию и готовя позицию. Находясь в крайне напряженном состоянии после ближнего боя, он даже не обратил внимания, что старший по званию, его непосредственный командир, к тому же чистокровный японец по национальности, без проблем назвал его по имени. Солдат подготовил свою позицию. Он уже считал, что это был не обычный диверсионный рейд, а начало настоящей полномасштабной войны. И в этой новой войне он был готов насмерть стоять на границе, защищая землю последнего легитимного императора Айсингьоро Пу И. Он знал, что Манчжурия выстоит.Его командир тем временем бежал по пыльной дороге, даже позабыв о ранении в руку, откуда продолжала потихоньку сочиться кровь. Ему нужно было преодолеть 5 километров до следующей заставы, чтобы предупредить находящихся там солдат и наконец связаться хоть с каким-то командованием, чтобы те предприняли действия прежде, чем все станет слишком поздно. Его громкое сердцебиение внезапно опять приглушал какой-то громкий звук, то самое пищание, похожее на звуки двигателя, что заставило его выйти из каморки в нужный момент. Он увидел, как что-то мелькнуло в небе перед его глазами. Приостановившись, он понял, что это был летевший со стороны СССР разведывательный самолет. Именно он и его двигатель стали причинами этих звуков, а вовсе не рано проявившиеся отложенные последствия контузии. Теперь и у Хэчиро не было сомнений в том, что разведка переросла в нечто большее. Он еще не до конца решил, считать это настоящей войной или очередным рейдом, как Халхин-Гол, только инициированный РККА, но значения это не имело — план действий оставался прежним при любых вводных. Ему всего лишь надо было добраться пять (а уже, наверное, три) километра до полевого телефона, и он делал это.В конце концов, он смог. Добежав до телефона, Хэчиро не успел им воспользоваться. Трубку раньше выхватил другой японский солдат, которого старшина не видел из-за ограниченного «туннельным зрением» угла обзора и невосприимчивостью к другим звукам, кроме собственного сердцебиения и гудения советского воздушного разведчика. Остановившись, Хэчиро осмотрел как того, кто взял трубку раньше, так и двух его товарищей. Они выглядели примерно так же, как и он сам, хотя один из троих все же не имел ранений. Другой был с перебинтованной головой, повязка на которой планомерно переходила в повязку на глаз, покрытую запекшейся кровью; а третий не мог использовать правую кисть, поскольку она так же была плотно обмотана бинтами.Хэчиро похлопал рукой по плечу солдата с повязкой на голове, но тот не отозвался. Сбоку смотря на его единственный глаз, старшина все понял. Солдат смотрел куда-то далеко вперед, несмотря на то, что единственным объектом в направлении его взгляда было искусственно посаженное дерево с телефоном на нем. Этот взгляд казался полностью отрешенным, он почти не моргал и не двигался, а его рот был открыт. В этот момент к старшине обратился третий, с повязкой на кисти.— Не пытайся, он контуженный. Ни на что не реагирует. Я их командир. Ты здесь потому же, почему и мы?— Я не знаю, почему вы здесь. Наш блокпост атаковали диверсанты, перерезали провода, но мы смогли отбиться и уничтожить двух противников.— Да, мы здесь по одной причине. На нас тоже совершено нападение, перерезали провода, одного бойца убили, мы начали стрелять и они сбежали.— Где это вообще произошло?— Застава №597, вернее, передовой пункт.— Ваши командиры что-нибудь знают? Почему совершено нападение, что это значит, большевики вступили в войну против Японии?— Понятия не имею. Они атаковали нас, мы атаковали их. Мы доложим в штаб в Хулун-Буире, там разберутся.— А какие-нибудь приказы от вашего командования?— Я же говорю, никто ничего не знает. Нам сказали продолжать занимать позиции, даже если враг вторгнется масштабными силами. Так и сделаем.— Я понял вас. Удачи, что бы это ни было, она нам сильно пригодится.— И тебе, и тебе…Кажется, солдат с забинтованной кистью уже перестроился на другую волну, ответив машинально, после чего, дождавшись пару секунд, пока его подчиненный завершит рапорт по телефону, они вдвоем начали убегать туда, откуда приходили изначально, держа под руки контуженного товарища. По видимому, его тоже собирались направить в бой. Проводив их взглядом, Хэчиро наконец-то сам подошел к телефону. Сняв его, он получил мгновенный ответ, но не стал дожидаться, пока человек на обратном конце провода что-то скажет.— Блокпост 599 атакован русскими диверсантами около часа назад. Нападение отбито без потерь, два противника убиты, дежурный по блокпосту старшина Хэчиро Ито. Каковы дальнейшие указания?— Принято. Свяжитесь со своим непосредственным начальником, действуйте по ситуации, не отступайте без приказа.— Так точно.Хэчиро поставил телефон обратно. Действительно, в армии даже в такой неожиданной ситуации умели говорить четко, кратко и по делу. Ему даже было немного стыдно за то, что он превратил свой доклад в какой-то художественный абзац с уточнением национальности противника и подобным, но отвлекаться на это долго не смог. О себе дала знать рука, которую он попытался положить на ремень. Он уже был не в движении, адреналина и некого чувства опасности не было, и только теперь он наконец то мог увидеть и понять, что серьезно ранен в плечо. Это действительно стало для него неожиданностью. Он попытался отодвинуть край кителя через воротник и рассмотреть рану под одеждой, но засохшая и впитавшаяся кровь прирастила его кожу к одежде, и отрывать все это было довольно больно, а учитывая, что он всего лишь хотел посмотреть, вовсе нецелесообразно. Смотреть Хэчиро передумал, ограничившись тем, что посчитал ранение нанесенным ножом, а не пулей, что было очевидно по наличию небольшого пореза и глубокого повреждения, которое едва ли могла бы нанести ему обычная пуля.Теперь, помимо того, что он просто устал и должен был еще пять километров идти на пост в темноте, ему надо было еще и где-то найти медика или целый медпункт, чтобы хотя бы дезинфицировать и забинтовать рану. На самом деле, он не считал это чем-то крайне необходимым и думал, что сможет воевать и одной рукой, используя укрытия и позиции для установки винтовки, но он помнил последствия такого же решения три года назад, в 1942. Тогда, получив похожее ранение, он не озаботился дезинфекцией и продолжил участие в бою, проползая по грязи к китайским позициям, после чего заработал заражение крови и лишь чудом выжил. По крайней мере, с тех пор он больше верил в высшие силы, ведь врачи пророчили ему как минимум ампутацию руки целиком. Так вот, повторять сейчас этот «замечательный» опыт, став первым человеком в новой войне, который покинет строй из-за того, что не захотел перевязать рану, он крайне не желал. Думая об этом, он шел назад на блокпост.Зайдя на возвышенный участок дороги, он посмотрел далеко вперед, в сторону границы, но почти ничего не увидел — поднявшаяся откуда-то пыль загораживала обзор. Хэчиро не мог понять, как за такой короткий срок в ночи могла начаться целая песчаная буря, такая, что ее можно разглядеть во тьме? Пыль поднималась все ближе к его блокпосту. Он даже рассмотрел там какой-то небольшой темный объект, но не придал этому значения — ночью в степи почти на пределе обзора нередко можно было увидеть миражи, животных и даже людей, которых на самом деле не было. Этот темно-зеленый объект продвинулся дальше и стал более видим — оказалось, он представлял из себя довольно большую штуку, чем-то похожую на грузовик, двигающийся ночью по всей ширине дороги. Хэчиро в очередной раз усмехнулся тому, насколько же странные галлюцинации бывают, когда сидишь в этой гребаной бескрайней степи столько времени. Но он продолжал наблюдать за объектом, который уже подобрался к границе. Реалистичность и длительность этого «глюка» даже немного смешила старшину.А вот его подчиненному Тао сейчас было совсем не до смеха.Маньчжур сидел в ДЗОТе и, как и было приказано, занимал положенное место — находился за пулеметом, установленном в бетонированную амбразуру. И в эту самую узкую амбразуру он видел то же, что и Хэчиро с расстояния в несколько километров. Только в столь близкой перспективе этот темно-зеленый объект был вполне себе реален, и назывался он советский танк Т-34/85. Тао почти никогда не видел танки, если не считать «Ха-Го» в Харбине, который еще и не ехал. Этот стальной монстр, на большой скорости приближающийся к границе, оказывал крайне негативное влияние на моральное состояние манчжурского солдата. Если бы он увидел, что танк едет на его укрепление, то, скорее всего, сбежал бы с поста. Но он просто ехал по дороге, поднимая за собой пыль и стремясь заехать в Маньчжоу-го по «легальному» пути, смяв шлагбаум. Тао просто провожал его взглядом, до последнего даже не пытаясь как-то помешать движению многотонной машины, гул двигателя которой был единственным, что он теперь слышал.Т-34 снес шлагбаум и въехал в Маньчжурию. Теперь это точно было самое настоящее полномасштабное вторжение. В Азии открылся еще один сухопутный фронт. Для РККА началась «Маньчжурская операция». Для Японской Империи и Маньчжоу-го началась война на выживание. Отодзо Ямада уже не спал — все так или иначе связанные с ним и его штабом телефоны разрывались от звонков с сообщениями о нападениях, а у дверей штаба толпились десятки гонцов с посланиями от своих командиров, оставившие возле штаба свои грузовики, «Куроганы», велосипеды и даже броневик.Отодзо Ямада, наконец, окончательно проснулся, оделся и встал возле дверей внутри здания. Он посмотрел на часы.4 утра, 7 минут.«С добрым утром, Маньчжурия!» - подумал генерал.***Танки ворвались в Маньчжурию уже больше часа назад. Блокпост 599 продолжал свое… «сопротивление» ли? Тао все так же сидел за пулеметом, смотря на проезжающую бронетехнику. Вдали он увидел ехавший среди них грузовик, самый обычный военный грузовик без какого-то бронирования. Тао ждал.Хэчиро находился где-то в десяти километрах от границы. Он уже побывал в медпункте и пытался найти себе хоть какую-то позицию, где можно переждать танковые рейды — даже ему в итоге стало понятно, что случайный «мираж» с чем-то пересекающим границу оказался слишком уж настоящим, о чем свидетельствовали звуки двигателя и выстрелы из пушек по японцам. Хэчиро бродил среди неровного ландшафта бывших мест сражений, искаженного заросшими воронками, и много думал о том, что ему теперь следует делать. Возвращаться к блокпост он не мог, потому что тот, по его мнению, уже давно был уничтожен врагом, а если и нет, то ДЗОТ и сторожка точно не защитят его от танковых колонн, на которые он должен будет, видимо, броситься со штыком. Нет, вариантом было только уходить в Хулун-Буир и соединяться с остальными разбитыми пограничниками. Добраться до ближайшего укрепрайона и принять участие в пограничных боях он тоже, скорее всего, уже не мог — голые степи хорошо простреливались и, должно быть, были взяты под огневой контроль вражескими танкистами и летчиками уже сейчас, и вряд ли бы кто-то оценил план одинокого солдата пройти несколько десятков километров по местности без укрытий и присоединиться к обороне переживающего тяжелые штурмы укрепрайона.Но вопреки его мнению блокпост 599 держался. Грузовик подъехал достаточно близко к границе, и спереди, и сзади сопровождаемый танками. Но Тао выстрелил.Пулеметная очередь пронзила кабину и разбила лобовое стекло. Солдат в пилотке, сидевший за рулем, мгновенно откинул голову назад, брызнув кровью на всю кабину и безвольно свис в сторону пассажирского сиденья, заворачивая за собой повисшими руками руль. Грузовик резко изменил направление и прямо на дороге развернулся, показывая «содержимое» кузова. Тао дал еще одну, куда более долгую очередь. Из кузова вывалилось два убитых солдата, остальные остались сидеть в глубине, а машина продолжила наворачивать одинаковые круги. Тут Тао заметил то, к чему был готов, но чего испытывать, честно говоря, не хотел.Т-34, следующий в колонне, остановился и его башня была повернута на ДЗОТ маньчжура. Пушка уже опускалась вниз. Достигнув необходимого угла наводки, Тао, кажется, встретился взглядом с танкистами — по крайней мере, так думал он, считая, что русские используют большое дуло как смотровую позицию. У него не было времени «смотреть» на танкистов. Он резко дернул пулемет и выдал очередь по колесам крутящегося грузовика.Потеряв одну из шин, грузовик сильно потерял в управляемости и пошел на неконтролируемо большой занос при очередном повороте. Закрутив так еще два круга, он врезался в край лобовой проекции Т-34. В этот момент танк выстрелил.Взрыв был очень громким.Когда дым рассеялся, советский танк стоял там же, казалось, почти неповрежденный, а перед ним горело и дымило две части бывшего «Студебеккера», сейчас расщепленного в упор большим фугасным снарядом надвое. В огне можно было разглядеть и разлетевшиеся во все стороны конечности и части трупов, лежавших там после первого же обстрела. Русские танкисты не взорвали вражеский ДЗОТ, но взорвали своих же мертвых соратников. Тао улыбнулся, несмотря на то, что находился в крайнем напряжении. Видимо, боги все таки помогают ему, ведь он в такой сложной ситуации смог принять сложное и верное решение, и к тому же!…Раздался второй взрыв и ДЗОТ полностью обвалился.***Хэчиро тем временем уже находился Чжалайноре, в тридцати километрах от границы. Конечно, он преодолел двадцать километров за такое короткое время не пешком, а подловил на дороге, уходящей от приграничного медпункта вглубь страны, целый армейский грузовик, Isuzu тип 94-А. Он остановил его, выйдя на дорогу прямо по траектории движения транспорта, что заставило тот остановиться и дало старшине возможность забраться на подножку со стороны водителя и продолжить движение в таком положении. Меньше, чем через час, он уже был в городе.Конечно, это трудно было назвать «городом» в полной мере — даже статус города это поселение получило только в январе 1945, и все еще выглядело как село. К тому же старшина приехал не в сам город, а на оборонительные рубежи перед ним, которые сейчас экстренно достраивались местными призывниками, стройбатами и подтянутыми на дело гражданскими. Хэчиро слез с грузовика и отправился чуть дальше, на третью линию, врытую в возвышенность, где располагались ДЗОТы и блиндажи. Он спрыгнул в окоп и зашел в один из таких блиндажей. Там он встретил солдата.При виде старшины, он обратил внимание на погоны и встал, оторвавшись от своего занятия, кручения в руках какой-то стальной палки, конец которой был спрятан за ящиком.— Товарищ старшина!..— Тихо, сиди. Что ты тут делаешь? Что это за палка?Солдат снова сел и взял свою палку, вытянув ее из-за ящика. На конце она расходилась в форме конуса и имела три удлинения. Это была та самая «мина на шесте» солдат-тэйсинтай, о которых старшина много слышал, но как-то мало знал.— Погоди… Ты смертник?— Так точно. Я готовлю свое оружие, когда русские придут сюда, я отдам свою жизнь за Императора, забрав с собой вражеский танк.Хэчиро поблагодарил рядового за объяснение и пошел дальше по окопам. Найдя в углу очередного ДЗОТа свободное место, он сбросил туда вещмешок и положил винтовку, после чего лег на вещмешок головой и впервые за сутки смог хотя бы лечь, пусть и на холодный земляной пол. Наконец-то освобожденный от обязанности быть постоянно в движении чтобы не встретиться в одиночку с целой танковой армией врага, он смог подумать и попытаться осмыслить происходящее. Сейчас его волновала судьба Тао, которого он оставил на границе с приказом не сдаваться и занимать позицию дальше. Сам Хэчиро последний раз видел этот блокпост когда понял, что привидевшийся ему мираж действительно был настоящей танковой колонной, после чего решил туда не возвращаться и не знал о судьбе своего подчиненного. К моменту взрыва ДЗОТа он уже был далеко. Хэчиро не считал это каким-то особо плохим поступком или предательством, ведь понимал, что в этот момент уже шла настоящая война, и если Тао погиб, то сделал это как герой, павший на самой первой линии встречи с противником на своей земле. Может, он и не был тэйсинтай, но ведь не только они, а и каждый другой солдат, должны были быть готовы к самопожертвованию за Родину. И все в Императорской Армии согласились бы с ним, от любого встречного рядового до высших лиц в Токио. По крайней мере, у старшины не было никаких сомнений в том, что вторжение большевиков будет отбито в соответствии с планами мудрого командира Отодзо Ямады, враг понесет большие потери и будет вынужден бежать на исходные позиции, откуда Императорская Армия выбьет его еще раз и повторит интервенцию 1918 года, снова заняв Владивосток и северный Сахалин. Ну, по крайней мере, ему хотелось верить в это, но мечтания были прерваны забежавшим в «помещение» солдатом.— Тревога! Атака с воздуха! - прокричал тот и побежал передавать это дальше.Хэчиро поднялся с пола, набросил на себя вещмешок и схватил винтовку, аккуратно выглянув в смотровые щели. Он не видел в утреннем рассветном небе самолетов, но с каждой секундой слышал их двигатели все громче. Этот звук был не похож на то, что он перепутал с последствиями контузии еще несколько часов назад. У него не было времени подумать о том, что тихоходный самолет-разведчик и пикирующий штурмовик звучат несколько по разному, и это вполне объяснимо. Спустя две секунды приближающегося свиста, перед ДЗОТом разорвалась бомба. Ударная волна снесла часть передней стены укрепления, а в сам ДЗОТ прилетело много земли и камней. Еще через секунду раздалось падение масс подлетевшей высоко вверх земли на крышу укрепления, несмотря на то, что она была неплохо присыпана утрамбованной землей на этапе подготовки.После взрыва бомбы Хэчиро был остаточной ударной волной отнесен к стене, а его форма оказалась испачкана комьями земли. Стоя у стены и кое-как сохраняя равновесие, он оперся на винтовку и упал на колени, подползая к амбразуре. Сквозь поднявшуюся от взрыва пыль и дым он рассмотрел образовавшуюся воронку. Она была довольно большой, и будь бомба сброшена чуть дальше, от ДЗОТа бы ничего не осталось. Когда пыль немного улеглась, старшина посмотрел вдаль, в ту сторону, откуда совсем недавно приехал. Теперь оттуда ехали враги.Десятки русских танков, Т-34-85 и БТ-7, быстро вырвавшиеся вперед. Вся эта масса рвалась в Хулун-Буир прямо сейчас, и за ними цепями и мелкими группами бежала пехота. Японские солдаты пытались отстреливаться на дистанции, но меткие выстрелы танковых орудий то и дело заглушали очередной особо ярый очаг сопротивления, а после бомбардировки почти полностью смолкли пулеметы. В ответ на вялые постреливания из «Арисак», русские заливали врага струей огня из ППШ или стрельбой танковых пулеметов, как курсовых, так и зенитных, на башенном люке, предназначенных вроде бы для сбивания самолетов, но в условиях, когда японцы не выставили своей авиации, применявшихся как хороший измельчитель пехоты.В ДЗОТ к Хэчиро забежал тот самый тэйсинтай со своей миной на палке. Солдаты пересеклись взглядами, старшина наконец спрятал голову с прострела, перестав смотреть в амбразуру и осев на пол, в углу укрепления.— Солдат, чего ты ждешь? Выгляни сюда, вот они, русские танки! Почему ваше подразделение все еще не атакует?!— Товарищ старшина, спокойно, условного сигнала к атаке еще не было. Приготовьтесь, Вы идете со мной.— Что?! Ты.. Э.. Ладно, я иду.Буквально за секунду после столь резкого ответа смертника Хэчиро перешел от удивления и гневу из-за такого грубого нарушения устава, как предложение не своему командиру сходить с рядовым в банзай-атаку, до резкого прилива гордости за свою страну и патриотического рвения к смерти за Императора. Хэчиро теперь был готов хоть сам схватить такую мину и побежать с ней хоть на танк, хоть на целый бронепоезд. Он защищал не какую-то линию окопов в степи, он защищал японскую Маньчжурию и японский Хулун-Буир, территории, которые в 1931 году были отобраны у китайцев и подарены великой Империи. Да в конце концов, он защищал Дацинское месторождение, столь стратегически важное для его страны.Советские танки все приближались, будучи уже в сотне метров от укреплений японцев. С более дальней линии окопов в мегафон дважды раздалось «Банзай!». Это и был условный сигнал. Тэйсинтай тут же выпрыгнул из ДЗОТа, перекинув с собой свою мину, и, выскочив из воронки, побежал вперед, держа оружие наготове. Хэчиро вылез прямо в амбразуру за ним и бежал чуть поодаль. Он повесил винтовку на плечо — сейчас она была ему не нужна. Он посмотрел в сторону и увидел, что солдаты и смертники бегут вперед по всей линии укреплений. Это была полномасштабная банзай-атака.Тэйсинтай бежал, меняя траекторию. Постепенно он стал так близко к танку, что выстрелить в него пехоте сзади не представлялось возможным. Из башенного люка показалась голова командира в шлемофоне, тот достал из танка ППШ с коробчатым магазином и попытался навести прицел на смертника, но было уже поздно. Кончику мины оставалось два метра до брони танка.В «наставлении для камикадзе» за авторством Такидзиро Ониси указано, что за тридцать метров до цели ощущение скорости увеличивается в сотни и тысячи раз, а в двух метрах летчик-смертник чувствует себя так, будто это он сам плывет по воздуху, а не летит в железном корпусе. Последнее, что видит камикадзе, это лицо его матери, после чего он улыбается. И его не становится.Сложно сказать, подходят ли эти рассуждения вице-адмирала для солдата сухопутных войск, который не находится в воздухе и не развивает скорость в сотни километров в час, но мысли тэйсинтай были совсем о другом. В последних двух метрах от цели он думал только о своей стране, о ее народе и будущем. Казалось, за следующие преодоленные полтора метра он смог полностью понять всю глубину «Ямато-дамасии», духа японца, и он, едва умевший читать рядовой, мог бы написать об этом хоть огромнейший трактат, совершенно точно и ясно выложив истину. Но наличие у него японского духа заставило его пойти другим путем, обменяв свою бесполезную материальную жизнь на героическую смерть в ходе защиты владений самого Императора, потомка Аматэрасу.Полметра до цели закончились. Вытянутые оконечности на конусовидной части мины соприкоснулись с лобовой броней Т-34-85 в области люка мехвода. По инерции в мине сломалась срезная шпилька. Ударник врезался в детонатор, кумулятивный заряд взорвался. Во все стороны полетели осколки как заряда, так и брони танка. Тэйсинтай погиб.Хэчиро был в пяти метрах от танка на момент взрыва. Он принял на себя немало осколков, продолжая бежать против их движения, но его это не волновало. Бросив взгляд на место удара, старшина отметил, что вместо люка мехвода на танке осталась лишь крупная дыры, броня буквально развалилась и треснула во всей лобовой проекции танка. Хэчиро выхватил из ножен короткий меч-вакидзаси и запрыгнул на танк, поставив одну ногу на крыло. В своем броске он даже не понимал, что танк все еще едет вперед. Он забрался дальше, прыгнув на гнездо курсового пулемета и в итоге перекинув ногу через ствол, оказался лежащим на башне Т-34 со свешенными вниз ногами. Он пересекся взглядом с русским танкистом, который только оклемался от взрыва. Залезший на башню японец сильно ободрил его, и тот снова схватил лежавший рядом ППШ, но, опять, было поздно.Хэчиро оттолкнулся и взмахнул вакидзаси, замахнувшись на колющий удар и произведя его. Раздался крик танкиста и повсюду брызнула кровь — японец всадил ему меч в глаз едва ли не на половину длинны. Это было, очевидно, смертельное ранение, и продолжение боя в таком состоянии было невозможно. Но сегодня Хэчиро воевал с русскими.Крик перерос в истошно яростный вопль, танкист замахнулся своим ППШ и со всей силы ударил японца в челюсть прикладом. Старшина не смог удержаться на башне и упал ниже, ударившись спиной об толстую, пусть и треснувшую лобовую броню. Изо рта его потекла кровь, а когда тот стал ее сплевывать, с ней вышло несколько зубов. Старшина с трудом заставил себя схватиться за ствол Т-34 и начать снова забираться вверх, но сильная боль в кисти помешала ему, и он отпустил ствол. Вслед за этим на него свалился командир танка с вакидзаси в голове, ухвативший японца за грудки и скатившийся вместе с ним на землю, с каким-то хлюпающим звуком раздавив некоторые останки взорвавшегося тут пару минут назад смертника. К счастью, к этому моменту танк уже остановился. Русский начал свое «общение» с Хэчиро с удара головой в шлемофоне об нос.У старшины в носу что-то хрустнуло, но он уже не чувствовал боли. Он только что встретил, наверное, сильнейшего врага в своей жизни. Он был в ужасе. Но этот ужас слишком быстро перерос в радость — у него есть достойный противник.Оказавшийся под давлением куда более крупного ростом и телосложением русского танкиста, типичный японец Хэчиро даже с трудом мог дышать. Он нашел в себе силы на то, чтобы выдернуть одну руку из под него. Судя по положению мизинца, он сломал первую фалангу этого пальца. Но ему было плевать, как и на остальные травмы. Хэчиро схватил находящийся в месиве с вытекающей кровью и разорванным белком глазного яблока, где раньше находился сам глаз, вакидзиси. Это был его родовой небольшой меч, он получил эту двухсотлетнюю реликвию, когда уходил на фронт. Он не имел права потерять ее в глазу какого-то большевика. Хэчиро думал об этом, многократно проворачивая меч в глазу.Вопль уже превратился в ужасный затяжной стон, и хотя танкист уже сжал руки на горле японца, ему приходилось постепенно ослаблять хватку. От своего перенапряжения он сейчас был гораздо более посиневшим, чем удушаемый японец, но это было невозможно увидеть — левая половина его лица была залита кровью и покрыта мясом. В этот момент Хэчиро перестал крутить меч в глазу, и, пока тот не начал выпадать, резко толкнул его ладонью вглубь.Лезвие проткнуло головной мозг русского танкиста. Издав уже приглушенный стон, он окончательно ослабил хватку, опустил руки и вскоре просто упал на прижатого им японца. Он тоже уже был окровавлен и сломал не менее двух костей, но все еще не замечал этого. С большим трудом, но он вылез из под обессилевшего трупа большевика, вытащив из его бывшего глаза свой вакидзиси. Его лезвие было полностью покрыто кровью. Хэчиро улыбнулся и спрятал реликвию в ножны, бросив взгляд на труп.Каким же пронзительным был его полный ненависти взгляд, даже когда он принадлежал уже умершиму человеку, чей второй глаз превратился в дырку до мозга. Хэчиро отвернулся.А вокруг все так же грохотали взрывы, звучали выстрелы и умирали солдаты обоих сторон. Сражение за Хулун-Буир продолжалось, продолжалась банзай-атака. Старшина не терял решимости, хотя с каждой секундой чувствовал себя хуже, а пелена в глазах проявлялась все чаще и сильнее, в то время как он постепенно все четче понимал, что удары в нос и челюсть не прошли ему даром, и он как минимум вывихнул их, либо вовсе сломал. Во рту продолжала течь кровь, которую он каждые несколько секунд сплевывал на землю. Хэчиро осмотрелся.Действия тэйсинтай, видимо, были не совсем удачными. Пехотные цепи и танки уже добрались до первой линии, русские закидывали гранатами укрепления, сгоревшими стояли далеко не все советские танки. Хэчиро решил прорываться к своим, но теперь он, по сути, находился в нескольких сотнях метров за линией фронта, и пехотные цепи попросту расстреляли бы его раньше, чем он успел бы добраться до своих окопов. Вдруг справа раздалась автоматная очередь, и у старшины не осталось времени на раздумья.Спасаясь от стрельбы, он рванул к танку, до которого было всего несколько метров, но не смог преодолеть даже их — его сапог поскользнулся на пропитанной кровью убитого танкиста и внутренностями тэйсинтай земле, из-за чего Хэчиро упал, выставив руки вперед и ухватившись за танк, кое-как удержавшись на нижней границе проделанной смертников дыры в броне. Он сделал руками рывок вперед и по сути закинул себя в корпус, но этого все еще было слишком мало, поскольку ему хватило силы забраться туда лишь до груди. Переставляя руки вперед, Хэчиро ухватился за какую-то железную палку с погоревшей резиновой накладкой на конце, а через секунду и за вторую такую же в другой стороне. Он сделал еще один рывок, намереваясь добросить себя до сиденья, находившегося чуть поодаль между этими палками.Он смог это сделать, но, неожиданно для самого японца, «палки» от такого рывка сами двинулись в его сторону и оказались выдвинуты вперед. Хэчиро сел на сиденье, осмотрев сломанные, как ему казалось, палки. Справа от него была еще одна такая, но изогнутая внизу и имеющая круглый черный наконечник, тоже выдвинутая вперед. Хэчиро даже нашел в себе силы посмеяться над тем, что кумулятивный эффект, который должен был отправить большую часть находившихся в танке объектов назад, почему-то вывернул эту железку вперед. Старшина обратил внимание, что вид из дыры изменился. Он посмотрел вперед и, если бы не был так обессилен, отпрыгнул бы от увиденного.Только сейчас до него дошло, что он случайно привел в движение русский танк без половины лобовой проекции. «Палки», которые он «сломал», оказались рычагами, передвинутыми ими в положение переднего хода. Хэчиро не знал, что такое коробка передач, но догадывался, что рычаг с круглым наконечником тоже имеет какое-то отношение к движению машины. Он быстро понял, что едет вперед, то есть к своим, и улыбнулся. Радость пропала, когда он понял, что теперь все его сослуживцы в укреплениях просто будут считать, что к ним едет поврежденный русский танк, и вряд-ли какой нибудь тэйсинтай упустит возможность уничтожить его вместе с собой. Хэчиро крайне не хотел ни стать жертвой союзников, ни вынудить их погибать за уничтожение уже, по сути, трофейного танка. Ему, старшине из обычной пехоты, пришлось ускоренно (в течении не более чем полутора минут) проходить курс обучения советского танкиста, чтобы понять, как остановить танк. Он был сильно напряжен и наконец решился.Подвинувшись вперед, Хэчиро положил одну руку на рычаг, а вторую на рычаг КПП, тот самый, с круглым наконечником. Выждав момент, он выглянул в огромную дыру в броне и понял, что, кажется, оказался довольно далеко от вражеских пехотных цепей, а до своих окопов еще не добрался и угрозы сослуживцам не создал. Это был именно тот временной промежуток, который был так ему необходим. Он дернул на себя оба этих рычага.Его куда более слабая раненная рука соскользнула с рычага КПП не поменяв его положение. Но рычаг управления поддался и перешел в нейтральное положение. Хэчиро не видел этого, но правая гусеница танка остановилась. Он снова выглянул в дыру, и даже не сразу понял, что происходит. Танк вращался на месте, то показывая ему те позиции, на которые он собирался спрыгивать, то разворачивая без какой либо защиты прямо к ведущим бой цепям советских солдат. Дождавшись, пока танк будет направлен «к своим», Хэчиро выпрыгнул из боевой машины на землю. И ему еще очень повезло, что он успел вовремя отползти, не попав под движущуюся гусеницу многотонного стального монстра.Наконец-то он был в относительной безопасности — по крайней мере, врагам он вряд ли был интересен, а вот вращающийся на одном месте танк мог вызвать вопросы и у них, и у союзников. Но сделать с ним что-то старшина уже не мог, а как остановить вторую гусеницу не предполагал вовсе, ведь в его понимании именно те рычаги, за которые он дернул, должны были отвечать за обе гусеницы. Впрочем, к неисправности управления танком у него претензий не было, он был удивлен, почему танк вообще продолжил движение после такого повреждения. Да и вообще, ему надо было отходить, времени на раздумья о танке не оставалось.Хэчиро перемахнул через небольшую земляную насыпь и осмотрелся. Стрельба на линии, где он находился, почти прекратилась. Русские залезали в окопы снизу, а его сослуживцы отступали дальше. Хэчиро отправился за ними, в сам поселок Хулун-Буир, понимая, что в городском бою большевикам будет намного сложнее — по крайней мере, он считал так, исходя из того, что сам мог придумать куда больше способов, как навредить атакующему противнику малыми силами, если ты находишься в городе, а не почти в голом поле против танков и авиации.Конечно, назвать Хулун-Буир «городом» язык не поворачивался — сейчас большая часть этого поселка состояла из деревянных бараков, традиционных жилищ местных племен эвенков и тоже деревянных построек маньчжурской администрации. Здесь было сложно найти даже двухэтажное здание, не говоря уж о том, что весь этот поселок можно было проехать на танке и не заметить, как складываются под гусеницами постройки из некачественного дерева и даже ткани. Реализовать здесь что-то типа битвы за Берлин, где заместо фольксштурмистов с панцерфаустами будут резко выбегающие из-за угла тэйсинтай было довольно сложно. С другой стороны, еще только прибегая в поселок, старшина по привычке нашел несколько позиций для солдат в зависимости от их вооружения и численности. Только после этого он вспомнил, что сейчас у него нет солдат, никаких. Вернее, они есть, но где они находятся — загадка, ведь костяк подразделений его дивизии должен был находится дальше Хулун-Буира, в Цицикаре, но уже определенно или занял позиции, или был выведен из города и направлен на передовую. Так или иначе, сам Хэчиро, скорее всего, уже был признан погибшим или пропавшим без вести, и его взводом давно командовал кто-то другой, скорее всего, лучший из сержантов или старший сержант. Поэтому не очень-то он и торопился в пункт постоянной дислокации, да и выглядело это не очень — солдат с оружием бежит в тыл, минуя все линии обороны и не участвуя в локальных столкновениях с противником. Это было недопустимо для настоящего бойца Императорской Армии.Хэчиро забежал в один из переулков между бараками-казармами, после чего вышел на небольшой пустырь, к которому было вытоптано множество троп и дорог со всех сторон. Посреди него стоял колодец, то, что нужно было старшине сейчас, поскольку он за последние десять часов уже поучаствовал в двух боях и преодолел около 40 километров, но не выпил ни капли жидкости. К тому же, рядом с колодцем как раз стояли полные ведра воды. Хэчиро подбежал к ним и, сев на землю, умылся и выпил из одного из них. Но вскоре его прервал чей-то голос.— Старшина, зачем вы это делаете?Он тут же встал и увидел стоявшего сбоку от него лейтенанта. На его форме над правым нагрудным карманом была нашита черная буква «М», символ военной полиции. Кажется, старшина слишком заигрался в личные подвиги, и теперь ему придется отвечать за то, что уже почти половину суток он даже не пытается прибыть в пункт постоянной дислокации своей части.— Товарищ лейтенант!.. Я занимаю новые рубежи вместе со всеми-…— Старшина, это не важно. Вы знаете, что это за ведра?— Никак нет…— Вам повезло. Они, как и весь колодец, подготовлены для русских.— Что?! Вы в курсе, что они на нас напали?— Старшина, соблюдайте субординацию. Я знаю о ситуации достаточно. Как только пехота отойдет на более дальние рубежи, колодец и в частности эти ведра будут отравлены, и через несколько дней русская армия потеряет боеспособность из-за распространяющихся инфекций. Не мешайте вести работу.— А остальные? Этот колодец используют и местные жители.— Я действую по приказу из Управления водоснабжения и профилактики, 516-ый отряд. Старшина, ты солдат Императора, неужели ты будешь мешать не только мне, но и всему Управлению, да и самому Императору в уничтожении врага, только потому что из колодца пьют гражданские?— Никак нет, товарищ лейтенант! Я никогда не ослушаюсь приказа и не подниму оружие против своих товарищей. Разрешите идти?— Разрешаю. И не пей больше откуда попало, особенно если окажешься на оккупированной территории.Хэчиро поспешил удалиться и занять позицию в одном из зданий, где баррикады в дверном проеме были достаточно хороши и выгодно расположены. Он почти сразу забыл про встречу с офицером, тем более, после утоления жажды его сознание прояснилось, раны уже не казались настолько страшными, а решимость умереть за Императора, которую он и так уже несколько раз считавший достигшей предела, подскочила еще выше.Но кроме него в Маньчжурии сейчас сражался еще почти миллион человек. Война продолжалась.