Геммы. Сыскное управление

ДЕЛО № 3: Из грязи I

Помыв руки в тазу и вытерев их о штаны, Илай направился к столу. Оживления в рядах геммов не наблюдалось. Оно и понятно: в оловянных плошках, купленных за пять медяков, лежала горкой перловка и крошеная капуста с морковью. Морковь, как и капуста, была квелой, зимней, а каша отчетливо пованивала горелым. Над кружками выпускал спирали пара кипяток.

Лес уже тоскливо ковырял месиво, Диана жевала молча, а Норма и вовсе делала вид, что вкус ей по нраву. Илай тоже решил не воротить нос и покорно взялся за черенок ложки. В конце концов, в их нынешнем бедственном положении была и его вина.

– Вот бы сейчас в «Пень-колоду», – не утерпев, протянул Лестер.

Норма дернула уголком рта:

– О, так о «Поющем осле» мы уже не вспоминаем.

– Куда там, – буркнул брат. – В «Пне» пусть и без вывертонов, но хоть мясо в каждой плошке. И свои кругом, сыскные да военные, красота.

С момента поимки мистериков прошло уже десять дней. Геммы пробовали было выяснить хоть что-то по делу пропавшей дочери Советника и даже подали официальный запрос в посольство Алласа, чтобы получить сведения об Адель дю Жанеран и Аяксе Бришесе, но иностранное ведомство тянуло кошкана за хвост – проволочкам не было конца. С тоски тот же Лес выпросил у Петра Архипыча наряды на вечернее патрулирование улиц – как бы то ни было, а Фундуку нужно двигаться каждый день, не то бедный зверь захиреет. И Лес заодно с ним. За «достойную инициативу» господин полицмейстер даже обещал брату надбавку в пять серебряных к жалованью, но ждать его было еще ой как долго. Рацион пришлось урезать.

Остальные тоже старались не сидеть без дела, исследуя в архиве случаи похищения юных девушек в Вотре и ее окрестностях. Выводы пока напрашивались неутешительные – преступники обычно просили у богатых родителей выкуп (чего, если верить Михаэлю, так и не произошло), либо девушки исчезали бесследно и навсегда, так никогда и не возвращались домой. В редких случаях удавалось обнаружить их тела, часто изуродованные нечистью либо людьми. Но что-то подсказывало, что и это тоже не их случай. Дело пахло большой игрой, совсем не похожей на деяния изверга или простых мошенников. Вот только правил геммы по-прежнему не знали, и никто не торопился их учить.

Но пару дней назад безрадостную рутину расцветило яркое событие.

Простучав подкованными сапожищами по ступеням, на этаже, где жили геммы, объявился Егорка собственной персоной. С того самого дня в бухте он объявил себя главным проводником новых товарищей в настоящий мир и стал все чаще заговаривать с ними, в то время как остальные сыскари еще вежливо сторонились.

Физиономия у Егорки была самая вдохновенная, даже конопатый нос блестел как-то торжественно.

– Эгей, церковные! Ваш профиль привалил.

Удостоверившись, что завладел всеобщим вниманием, Егорка возвестил:

– Демонюжников брать будем! По коням!

Дважды звать не пришлось. Похватав одежду и оружие, геммы скопом скатились по ступеням и едва не наперегонки понеслись в конюшню, где уже собирался особый отряд.

«Демонюжниками» по-простому звали демонопоклонников. Всего кружков было три, но это лишь широко известных. Первый, «Дом радости», привлекал прожигателей жизни да распутников. Их господин, высший демон, заставлял последователей культа вести себя как безумцы в самых людных местах. Иногда даже не поодиночке, а десятками – те валялись в снегу, ржали по-ишачьи, застывали в странных позах или громко читали на улице похабные стихи. Таких если и ловили, то наказывать их все же было особенно не за что. Так, стращали и отпускали на все четыре стороны, тем более что в «Дом радости» были вхожи и наследники влиятельных семей.

Вторые, в рабочих документах именуемые «бормотунами», собирались в черных балахонах по заброшенным домам и пустырям и бормотали какие-то заклинания на неизвестном языке. Считалось, что после их собраний поблизости появлялось втрое больше мелкой нечисти, но приход духовника с изгоняющей грамотой обыкновенно решал эту проблему.

Третьих же никто толком не видел и не знал, чем они заняты. Даже во всех бумагах они указывались как «третьи» (с фантазией у некоторых служащих было туговато). На них, как правило, списывали все необъяснимое и подозрительное.

В этот раз некий Возун сообщил городовому, что видел у заброшенной мельницы фигуры в темных балахонах, а после внутри загорелся свет. Городовой, не будь дурак, мигом помчал в сыскное, а там уж знали, что делать.

Нагрянули лихо. Взяли в плотное кольцо мельницу, и правда сиявшую то синим, то фиолетовым из каждой щели между камнями. Вскарабкались наверх по лопастям и, воспользовавшись неожиданностью, накрыли собрание, что называется, сверху. Внутри полыхал сиреневым киселем витиевато очерченный круг и покачивались, читая свои странные наговоры, бормотуны. Одни не сопротивлялись, были будто сонные, другие же попробовали отбиваться кривыми кинжалами. Еще на месте преступления были замечены бесы – рогатые существа ростом с шестилетнего ребенка с буроватой кожей, – но те сбежали первыми, растаяв вонючим дымом. Жертву ритуала, огромного черного козла, спасти не удалось. Как и не удалось впоследствии установить, кому козел принадлежал, если, конечно, его вообще украли.

Радость немного подпортила карета Инквизиции, прибывшая под конец операции, – Октав, даже более постный, чем обычно, забрал бормотунов на допрос. А в процессе успел зачем-то обидеть Норму, заявив той о бесполезности ее таланта в подобных делах. Илай недоумевал, чем они умудрились так друг другу насолить. Причем еще в учебке.

Уж кого, а других сыскарей вмешательство церковников нисколько не опечалило, и они повели геммов отмечать успех в свой любимый трактир «Пень-колода». Там, как оказалось, столовались исключительно свои: полицейские, городовые, сыскари да стражники. И неудивительно – дело было на Караульной улице, впритык к крепости, что отделяла Вотру от Закрепского округа. В «Пне» и окрест него не водилось проходимцев и дебоширов, еда была куда проще, чем в «Поющем осле», но и дешевле раза в три. Ели и пили в складчину, угощаться за чужой счет оказалось совестно, но праздник удался на славу. Теперь Илай знал по именам своих коллег по управлению.

Но общий денежный крах дружеская попойка только усугубила, что привело отряд геммов к перловке и квелой капусте.

– Тебе вообще пиво нельзя было, – ворчала Норма. – Еще руки не до конца зажили, а хмельное замедляет восстановление. По статистике…

Лес только досадливо махнул перебинтованной рукой, и впрямь еще не до конца зажившей после борьбы с термалом. Мышцы вывернутой ноги пришли в порядок уже на следующий день, как это бывало всегда, но чародейский ожог обеих ладоней – дело иное.

Задержание любительницы зверья и немого поджигателя подействовало на всех гнетуще. Пожалуй, если бы не случай с бормотунами, они бы так и ходили как в воду опущенные. В воду, ха.

– Давайте лучше обсудим планы на день? – миролюбиво предложил Илай, чтобы сменить тему. – Да что ты ко мне все принюхиваешься? Ничем от меня не пахнет.

– Ничего, показалось. А что там обсуждать. – Диана пожала плечами, отворачиваясь. – В посольство надо наведаться, спросить про бумаги.

– Да, это уже ни в какие ворота, – поддержала Норма. – Хотите, я сама съезжу туда и спрошу кого-нибудь напрямик, отчего они так тянут? И пусть только попробуют солгать мне в глаза.

– Неплохая идея, – с сомнением поддержал Илай, кончиком ложки отодвигая на край миски особенно неаппетитные кусочки. – Но они могут хитрить…

– А я стану еще хитрее, – мрачно парировала сестра, резко одернув манжеты.

Илай понятливо заткнулся. В конце концов, нужно было делать хоть что-то, иначе на этот раз Рахель с них точно шкуру спустит. На днях она уже приезжала и была… крайне недовольна прогрессом. Янтаря передернуло.

С трудом осилив завтрак, геммы засобирались вниз, но на половине пути были перехвачены чрезвычайно взволнованным Петром Архипычем.

– Хвала заступникам, успел! – всплеснул он руками. – Ну-ка, бегом за мной. Это катастрофа, истинная катастрофа!

Переглянувшись, геммы без разговоров последовали за полицмейстером. Таким взбудораженным начальника еще не видели, к тому же после заселения он еще ни разу не поднимался к ним лично – либо ждал в кабинете, либо отправлял кого из подчиненных. Значит, точно что-то случилось.

У дверей собственного кабинета Петр Архипыч почему-то замер, прислушался, а потом обернулся и, сделав страшные глаза, велел заходить спустя минуту. Все четверо послушно замерли на месте. Что-что, а безоговорочно слушаться приказов они умели.

Сбоку подкрался как всегда взлохмаченный Егорка.

– Ох, и завидую я вам, ребят. Или не завидую, – тут же добавил он. – В общем, я еще не определился.

Сам Коновалов занимался тем, что, переодевшись деревенским дурачком, собирал слухи по подворотням и самым гнусным кабакам. Работа была под стать ему, а он – под стать ей.

Пока сыскарь определялся, минута истекла, а геммы до сих пор не знали, что ждет их впереди.

Кабинет полицмейстера будто стал в пять раз меньше обычного – до того там стало тесно. Большую часть помещения занимал по-прежнему письменный стол Петра Архипыча и он сам, но на этот раз там были еще и посетители. Первой привлекала к себе внимание дама.

Что это была за дама! Придворные прелестницы, воспоминание о которых иногда посещало Илая во сне, тут же померкли на ее фоне. Невозможно было с уверенностью сказать, сколько ей лет, но ее горделивый профиль с точеными скулами казался бессмертным образчиком совершенства. Белые волосы незнакомки были убраны на модный манер в высокую прическу, подхваченную жемчужными гребнями и прикрытую кокетливой дамской треуголкой, отделанной по краю тонким белым кружевом. Ее фигура и платье полностью скрадывались молочным плащом с мехом кандэлльской лисицы по вороту. Прекрасная дама нетерпеливо и довольно громко притаптывала в нетерпении каблуком.

– Вот, Павлина Павловна, как я и обещал, – несколько задыхаясь, пропел Петр Архипыч. – Для вашего дела все самое лучшее, так сказать. Сыскные с, так сказать, улучшенными способностями к сыску. – Он нес полнейшую чепуху и страшно при этом потел.

Названная Павлиной Павловной соизволила повернуться в сторону геммов. Серые глаза сощурились.

– Эти? Но разве они не…

– Именно так, дражайшая Павлина Павловна! Высочайшим приказом эти юноши и девушки отряжены служить на благо закона и справедливости своими благословенными талантами.

– Хорошо. – Она снова отвернулась. – В сущности, мне все равно, кто именно возьмется решать мою проблему. Главное, чтобы она была решена в кратчайшие сроки. Это значит немедленно.

– Всенепременно, – продолжал мироточить полицмейстер. – В таком случае, прекраснейшая Павлина Павловна, не соизволите ли вы посвятить наших юных геммов в подробности вашей проблемы, так сказать?

– Соизволю, – отрезала прекраснейшая. – Итак, слушайте. В третий раз повторять уж не стану. Меня грабят! – Ее лицо вдруг исказилось, ноздри побелели и раздулись. – Самым… безобразным образом! Мои хранилища, вернее. Я несу огромные убытки, денежные и, что самое чудовищное, репутационные!..

– Госпожа Зимецка держит ряд защищенных хранилищ для денежных средств и семейных драгоценностей, – быстро пояснил полицмейстер, пока посетительница пыталась взять себя в руки.

В этот момент зашевелились ранее незаметные спутники дамы – двое господ среднего возраста, богато одетых и самого благородного вида, но на их лицах застыло самое что ни на есть раболепное выражение. Один замахал на Павлину Павловну веером, другой протянул флакончик нюхательной соли.

– Прочь, – шикнула на них дама. – Как выяснилось, недостаточно защищенных. Грабители умудрились обойти и замки, и охрану, и установленные ваятелями ловушки. Три тысячи золотом заплатила! О, я еще сдеру с них неустойку.

– Уже занимаюсь этим, – угодливо отозвался один из господ.

– Хорошо, – тряхнула головой госпожа Зимецка. – Итак, грабители проникают напрямик в подземные отсеки хранилищ, где содержатся наиболее ценные ячейки. Никаких следов, кроме отверстий в кладке. Отверстия небольшие, не пролезть и ребенку, разве что совсем несмышленому. Но я просто не могу в это поверить. А однажды посреди разграбленной комнаты остался зонт.

– Зонт? – переспросила Диана.

– Да, дамский кружевной зонт. Вам это о чем-то говорит? – тут же оживилась Павлина Павловна, но Диана только развела руками и снова уставилась в потолок. – Неважно. Остальное вам предстоит выяснить. Я предоставлю для ознакомления отчет моей службы безопасности и, разумеется, допуск на нижние ярусы для проведения расследования. Следующего случая просто не должно произойти. Это ясно? – железным тоном осведомилась она.

– Конечно-конечно, они все поняли, – снова засуетился Петр Архипыч. – Они вообще понятливые. А как же особое условие, о котором вы соизволили упомянуть ранее?

Зимецка ухмыльнулась:

– Разумеется. Ничто так не способствует решению проблем, как золото. Служивые, – приподняла она подбородок, – если справитесь за три дня, получите вознаграждение. Весомое и звонкое.

Челюсть Илая устремилась к полу, Норма стиснула кулаки, Диана вскинула бровь. Один Лес не сдержался:

– Так это ж взятка! Нам по Уставу…

– Оставьте себе свой Устав, – взмахом руки оборвала его Зимецка. – Я умею вести дела. Как меценат пожертвую деньги на нужды сыскного управления Вотры, а господин полицмейстер выпишет вам премии. Так что успокойтесь, юноша, от вас уже пар поднимается. Какие они у вас… нравные, – это уже Петру Архипычу.

– Высоконравственные, – солидно пояснил тот.

– Вот и славно, – подвела черту Павлина Павловна. – Запомните: три дня.

Затем поднялась, попрощалась и удалилась, громко стуча каблуками о деревянные полы управления. Ее свита торопилась, то открывая перед ней двери, то придерживая край плаща из драгоценной ткани.

Петр Архипыч проводил посетительницу взглядом, а после обессилено упал на стул и жестом велел закрыть поплотнее двери кабинета.

– Серафимы, ну и баба… То есть, прошу прощения, дама. Шутка ли? Свой банк, хранилища эти, одних мануфактур только штук шесть! Да вы на подкладках своих мундиров гляньте – там ее фамилия. Да даже на самоваре, который я, прости свет, вам припер, и на том чеканка стоит! Всюду железная вдовушка пролезет… Так, – встрепенулся он, – нечего вам рассиживаться. Вот вам отчет охраны, вот вам адрес. Ноги в руки и вперед!

«Ноги в руки» – приказ более чем однозначный, так что геммы дружно выкатились вон.

Пока все отряхивались от смешанных впечатлений, Диана вдруг задумчиво протянула:

– Это ж какие у нее сапожищи, чтобы так при ходьбе стучать?

– Три дня, ну! Три дня – и поедим нормально! – не находил себе места Илай.

Норма досадливо закатила глаза.

– Во-первых, с чего ты взял, что мы уложимся в срок? Конечно, отказаться мы не можем, служба есть служба, но три! Что угодно может пойти не так.

Четверо вышли на улицу. Подмораживало, как всегда накануне зимнего солнцестояния. Мороз кусал за щеки и носы, забирался под шерстяные плащи. Ежели ты пеший – терпи его зубы, знай пошевеливайся. Одному только Лесу холод был нипочем, и плащ свой он носил нараспашку.

– А во-вторых? – напомнила внимательная к деталям Диана.

– А во-вторых, поручение Рахель никуда ведь не делось. Катерина Дубравина по-прежнему неизвестно где, а зацепок у нас так и не прибавилось. Как скоро Внутренняя Церковь снова призовет нас к ответу?

– Но ведь премия! – простонал Илай.

– Ее еще заслужить надо!

Лес потянулся до хруста и зверски зевнул.

– Вот что я вам скажу, – начал он, – правы тут все, но в посольстве еще не факт, что ответят, только время потеряем. Все равно надо искать уж в другом месте. Или другим методом, – таинственно ухмыльнулся Боец. – А три дня? Да это тьфу, хоть попробовать мы можем. Посмотрим, что там да как, а там и решим, как силы разделить. Рахель все равно нас не убьет.

– Я бы не была так уверена, – процедила Норма.

Беззаботность братьев ее раздражала. А еще раздражало то, что она одна прикладывала такие усилия, высчитывая последние медяки так, чтобы хватало на самую простую еду, а они только кривились да искали решение попроще. И что они сделают с премией, если, конечно, ее получат? Прокутят! А время меж тем идет…

До хранилища «железной вдовушки» Павлины Павловны от Малой Присутственной было рукой подать, так что пошли пешком.

– Ты что-то там говорил про новые методы? – не упустила Диана.

– Ага, – расплылся в улыбке Лес. – Я там с Егоркой поболтал, дал ему кой-какие ориентиры… Пусть послушает по темным углам, может, узнает чего…

Илай встал как вкопанный.

– Ты что это, тайны разглашать вздумал? – глухо переспросил он. Лицо Янтаря потемнело. – Детали расследования Внутренней Церкви? Смерти нашей хочешь или чего похуже?

Лес оглушительно фыркнул:

– Ой, брось. Что у меня, головы нет? Никаких деталей, даже без вопросов. Просто послушать, не сболтнет ли кто об иностранке из Алласа, некой Адель.

– А, ну тогда ладно, – легко согласился Илай.

Норма спрятала лицо в ладонях и прошептала:

– Два болвана.

С Малой Присутственной они вышли на Локотки – широкую торговую улицу, больше напоминавшую площадь. Бело-серый день взорвался красками, будто огненная шутиха: площадь украсили сотни, нет, даже тысячи разноцветных флажков, в центре городили помост для лицедеев, а каждый четвертый лоточник предлагал купить разукрашенные маски из глины и мешковины – и те и другие на диво безобразные, но глиняные продавались по двадцать медяков, а тряпичные – по семь.

– Что это такое творится?! – Глаза у Илая округлились, а слов поумнее он не находил.

Норма тяжко вздохнула:

– Бертрамов день, не знаешь, что ли? В честь Бертрама Первого празднество, его каждое зимнее солнцестояние справляют, – начала объяснять она. – Во всех летописях написано, что именно в такой день Бертрам пришел из Скаловии с армией покоренных кобольдов и чародейским посохом и занял престол Паустаклавы.

– Кобольды же безмозглые совсем, – почесал в затылке Лес. – Вон, по развалинам и выгребным ямам шастают, хрюкают только и объедки жрут. Какая армия?

– Не знаю, меня там не было, – буркнула Норма. – Но в летописях значится именно так: армия кобольдов и чародейский посох или клюка. От Бертрама Первого и ведут свой род князья Клюковы.

Со всех сторон доносились обрывки пересудов о короле Бертраме. Плохим он был государем или хорошим? Был ли он избранником серафимов или демонопоклонником, создал ли империю или не создавал? Больше всего спорили о его происхождении:

– Да наш он был, беляв, из Белоборского княжества родом!

– Нет же, как есть шлеменец.

– А по мне, так цернак он поганый.

– А что ж ты тогда в его день гуляешь?

– Дак просто погулять хочу!

Диана склонилась над лотком с печеными яблоками и покрепче вдохнула аромат, чтобы хоть так их попробовать; Лес последовал ее примеру, едва не столкнувшись с младшей лбами. Илай все неприязненно смотрел на маски:

– Значит, король-мистерик и его нечисть. И как Церковь только позволяет праздновать такое?

– Да может, это просто старая легенда, – пожала плечами Норма. Вот зачем только стала умничать? Брат завелся, будто часы, будет теперь тикать без умолку. – Как и россказни о жар-птицах или драконах. Мало ли какие сказки любят пересказывать миряне?

Локотки разворачивались пестрым платком, на котором один узор перетекает в другой. Вскоре с них удалось свернуть, отделавшись только дюжиной тычков со всех сторон.

– Я вот помню, когда еще с мамкой жил, мы праздновали Бертрамов день. Весело было!

– А чего ж ты от нее тогда сбегал? – ровно уточнила Диана.

– Так и весело было только по праздникам.

Так за пустой болтовней они добрались до высокого, в целых четыре этажа, здания хранилища. Фасад, увенчанный непонятной, но солидной надписью «TESAURUS», уже давал понять, что шутки здесь шутить не станут – здание было обнесено забором в три человеческих роста, каждый чугунный прут которого оканчивался блестящей в холодных солнечных лучах пикой. Вход охраняли четверо стражей с саблями и пистолями за широкими кушаками, вдоль забора ходил, дико щерясь, лохматый кошкан даже крупнее Фундука.

– Так, – объявила Норма, теребя кончик косы, – вы как хотите, а я пойду все-таки в посольство. Кто-то должен и этим заниматься.

На самом деле Норме вовсе не хотелось снова проходить через это многочасовое испытание ее способностей и, возможно, вновь провалить его, вновь принимать сочувствие и поддержку братьев и сестры… А если о ее новом провале прознает Октав? Вот же… скудство! Она еще ничего не сделала, а ей уже тошно от самой себя.

– Нет, – вдруг отрезал Илай. – На месте преступления дело найдется всем, ты опросишь охрану.

– Чего это ты раскомандовался? – дрогнувшим голосом возмутилась Норма.

– А того, что я Координатор и координирую нашу работу. Ты идешь с нами.

– А я старше! – чуть не плача упиралась она.

Диана обняла сестру за плечи:

– Именно поэтому без тебя мы никак.

Янтарь смущенно шмыгнул носом и кашлянул:

– Это я и хотел сказать.

«Но не сказал», – крутилось в голове Нормы, но она только молча кивнула. К чему им ссориться? Особенно когда на кону даже не ее уязвленная гордость, а возможность нормально поесть. И не раз.

Показав стражнику грамоту с пропуском, геммы шагнули за натужно скрипнувшие ворота хранилища госпожи Зимецкой. Их проводили внутрь, дотошно досмотрели и отобрали короткие клинки, которыми снабдило их управление для ежедневного пользования при крайней необходимости. Затем служащих сыска конвоировали по коридорам в кабинет начальника охраны, и тот долго и нудно твердил им ничего в коридорах не трогать, ни на какие стенные панели не нажимать, канделябров не дергать, за сопровождающим шагать след в след. Видать, чтобы они не попались в те самые ловушки мастеров-мистериков, за которые Павлина Павловна еще собиралась взять с них неустойку. Далее начальник самолично повел их на нижний ярус, где, судя по всему, и произошло то самое ограбление.

– Это уж второй случай, – пояснил он сухо, бряцая на ходу огромной кривой саблей. – Тот, что с зонтом. Уже слышали о нем?

– Слышали, – важно кивнул Илай, снова взяв на себя роль обаятельного предводителя. – А нам доведется на него посмотреть? Как-никак, свидетельство.

– Лежит на прежнем месте, хозяйка велели ничего не трогать, иначе руки поотрубает.

Лес тихонько присвистнул.

– Не свистеть в хранилище! – рыкнул начальник.

– А что, это примета какая?

– Активатор ядовитых стрел, – был им ответ.

Свистеть Лесу резко расхотелось.

Нижний ярус тем временем оказался не самым нижним, а потому они спустились по еще одной винтовой лестнице, и теперь над их головами нависала настоящая толща земли и камня.

Дверь в нужное хранилище оказалась на редкость заковыристая, больше похожая на нутро заводной шкатулки, чем на что-то привычное: шестеренки тускло мерцали в свете настенных факелов, по бокам виднелись какие-то клапаны и десятки переплетенных между собой рычажков.

– Самого ваятеля Филата работа, – с уважением в голосе протянул мужчина. – Да видать, такие дверцы вкруговую ставить было надобно.

Он толкнул дверь, и та отворилась.

– Сейчас замки разомкнули, – пояснил он, – покуда хранилище-то пустое стоит.

Геммы ожидали увидеть что-то среднее между склепом и погребом с земляными потолком и полом, но за дверью оказалась просторная камера, выложенная сверху донизу мраморными плитками и освещенная таинственно мерцавшими под потолком капсулями с запертыми в них огоньками, вроде болотных мерников, только не фосфорно-зеленых, а желтых, как пчелиное брюшко. Вдоль стен стояли резные витрины со стеклянными полками и бархатными подушками, а также объемистые сундуки. На отдельных подставках, казалось выраставших из пола искусственными стволами, покоились шкатулки. Над рядом витрин висело широкое зеркало в золоченой раме, видимо, чтобы примерять драгоценности, не вынося их из хранилища.

Абсолютно все полки, сундуки, шкатулки и бархатные подушки были пусты – на последних даже сохранились еще вмятины. Посреди комнаты на полу лежал сложенный розовый дамский зонт в пышных оборках по краю. В стене напротив входа черным глазом зияла дыра.

Геммы вошли и занялись осмотром, стараясь не передвигать предметы с места на место. Илай достал из-за пазухи блокнот и начал набрасывать план помещения. Диана сняла окуляры и болезненно заморгала, приноравливаясь к остроте зрения и прочих ощущений. Норма вздохнула свободнее и решила опросить сначала начальника охраны. Все же с одним человеком проще, чем с целым десятком, а то и больше. Она достала свой блокнот:

– Скажите, кто имеет доступ в это хранилище?

– Только хозяйка и тот, кто арендует палату. Платят на год вперед, ходят когда захотят, но не чаще раза в день. Только никто раз в день не ходят, так, раз в седмицу, может, раз в месяц. Кто и реже.

– Спасибо за столь подробный ответ, – несколько опешила Норма. – А ключи тоже только у госпожи Зимецкой и… арендаторов? Может, есть дубликаты или универсальные ключи?

– На нижних ярусах никаких ключей. Говорил же: мастер Филат двери ваял. Там кто рукой коснется, того только и слушает замок. Ну и хозяйку, знамо дело. Чародейство!

– Понятно…

– Да что понятного? Двери не трогал никто, к ним и приближаться-то боязно, такая пальцы вмиг отчекрыжит или кислотой обдаст. Вон оттуда они пролезли, бесы поганые.

Норма ухватилась за последнее сказанное:

– То есть вы считаете, что грабители – не люди?

– Ничего я не считаю, – тут же отступил, впрочем, вполне искренне, начальник охраны. – Не мое это дело, мой удел не впускать кого ни попадя да следить, чтобы парни мои лишнего не болтали. А про бесов, это я для красного словца. Кому бы еще ума хватило, как не людям?

– Что наводит вас на мысль, что преступников было несколько? – не отставала Лазурит, уже боясь, что мужчина вновь спокойно уйдет от ответа.

Но вместо этого он потер щетинистый раздвоенный подбородок и изрек:

– Ну дык, чую сговор. Вынесли много, работали споро. Когда оповещателка заверещала, – он указал на мелькающую под потолком красную искру, – Павлина Павловна через четверть часа здесь уже была. У ей кони-то не кони, смерть какие быстрые. А тут уже шаром покати.

– Когда это произошло?

– То был час пополуночи, когда мы всполошились. А сделать-то ничего и не могли…

– В чем сходства и различия с предыдущим случаем ограбления хранилища?

Начальник принялся перечислять, а Норма уже механически записывала в два ровных столбца, чтобы сличить их позже. Краем глаза она следила за тем, как братья и младшая сестра обшаривают каждый угол камеры хранилища.

– Господин начальник охраны, – окликнул его Илай, прервав перечисление особенностей двух ограблений. – А зонт был среди хранимых здесь ценностей?

Мужчина громко фыркнул:

– Ну, это вряд ли. На нижних уровнях что хранят? Золото, каменья, артефакты старинные. Бывает, книги с древними письменами, еще досерафимскими. Не хмурь брови, церковник, то господское имущество, не нам осуждать, – хмыкнул он. – Что не вслух сказано, а под землей схоронено, то не ересь.

Илай пожал плечами.

– Так, я его зарисовал. Переверну тогда.

Но стоило ему взяться за ореховую ручку зонтика, как тот распахнулся во всю ширь и из него на пол посыпались куски мраморной плитки.

Норма не удержалась и подошла ближе, захлопнув блокнот. Четверо геммов, а заодно и начальник охраны, склонились над обломками.

– Та же плитка, что и на стенах, – заявила Диана.

– Готов поспорить, если сложить их вместе, мы получим вон тот недостающий кусок. – Лес пальцем указал себе на спину.

– Тут и спорить не о чем, – буркнула младшая, – это очевидно. А вот что непонятно, так это то, как связаны запахи свиного сала и горелого торфа, которыми здесь все провоняло.

Норма не всегда понимала, какие цепочки выстраивались в голове у Дианы, на основе чего она делала свои выводы. Возможно, чаще младшая все же полагалась на свои усовершенствованные чутье, зрение и слух, чем на логику как таковую.

– Надо бы получше осмотреть сам лаз, – заявил Лес и поспешил воплотить свой план. В дыру пролезла только его голова. – Дашше иак, – придушенно возвестил он из лаза. Затем высунул голову и радостно заявил: – Там что-то застряло!

– Ты бы туда не лез, – предупредила его Диана.

– Да не бойся, у меня руки длинные, – отмахнулся тот и действительно сунул руку в черный зев по самую шею. Потянулся еще, зажмурился от натуги и вдруг посветлел лицом: – Зацепил!

Все шагнули еще ближе. Лестер извлек на свет чудных капсюлей какой-то глиняный сосуд. Осмотрел со всех сторон, потом тряхнул у уха:

– И что только…

– БРОСАЙ! – завопила Диана и прыгнула на него будто кошкан, выбив сосуд из рук.

Через долю секунды, даже не достигнув мраморного пола, тот разлетелся на осколки, полыхнуло и грохотнуло. Норма зажмурилась и прикрыла локтями лицо, но на ногах устояла. Впрочем, упал только Лес и Диана поверх него. Младшая быстро вскочила и досадливо пнула брата в бедро.

– Дурень! Когда говорю «не лезь», значит – не лезь!

Не успела она договорить свою пламенную и, безусловно, бесценную речь, как внутри стены что-то содрогнулось, и из лаза с ворчанием посыпались камни и сухая мелкая пыль, заполонив всю камеру густым душным облаком.

– А вот вам и десятое отличие, – ровным голосом заявил начальник охраны. – В прошлый раз такая штукенция рванула до нашего прихода.

Когда все откашлялись, а пыль немного осела, их ждало новое открытие: на зеркале проступил отпечаток ладони. Очень маленькой ладони с очень длинными пальцами.

Сбор новых доказательств и опрос всей охраны задержали геммов в хранилище дотемна. Начальник охраны мужественно держался рядом с сыскными все это время и смиренно отвечал на все вопросы. Где-то между слов мужчины проскакивало глубокое раскаяние, чувство вины – не усмотрел, не сохранил, не справился, так что Норма едва не прониклась к нему сочувствием, но строго одернула себя: пока виновный или виновные не пойманы, ни к кому никаких симпатий! Слишком дорого они могут обойтись следствию.

– И последний вопрос, если позволите, – вздохнула Норма, прижав свой блокнот к груди. – Вернее, два.

– Ну, давайте, сударыня. Добивайте.

Норма слабо ухмыльнулась:

– Держитесь. Как вы думаете, почему госпожа Зимецка ждет третьего ограбления?

– Кто ж знает, что в голове у хозяйки? Она ж смерть какая умная! Ну а моя мысль простая: ежели крыс не перебить, так они в амбар шастать и не перестанут. Где два, там и три – вот и все соображения.

– Что ж, логично… – протянула Норма. Братья и сестра не стеснялись всячески выказывать усталость и голод, то опираясь друг на друга, то потирая урчащие животы. Она же крепилась из последних сил. – Тогда меня интересуют ваши личные соображения: куда можно ждать следующего удара?

Вопреки ее ожиданиям, тянуть с ответом он не стал:

– В третье хранилище, что на Червонной улице. Как пить дать, туда полезут.

– Почему же?

– Да потому что тамошние нижние ярусы по карману лишь князьям, – туманно пояснил он.

Норма уже мечтала оказаться в тишине, чтобы сесть со своими записями и разобраться со всем по порядку: со временем атак, с количеством украденного, с перечнем чудных механизмов охраны… Но стоило ей с поклоном распрощаться и выйти за ворота хранилища «TESAURUS», как события приняли неожиданный оборот.

Илай стоял с потерянным лицом, глядя себе под ноги, и слепо шарил за пазухой, бормоча: «Да как так-то, как так?» На земле лежал кусочек какой-то светлой ткани. Диана склонилась и подняла его на уровень глаз, а потом вдруг зашипела:

– Это что такое? Отвечай, откуда взял?!

Илай только развел руками:

– Кто бы знал… Вроде дал кто-то… Да я не помню! – перешел он в наступление. – Я только руку сунул, чтобы блокнот с зарисовками спрятать, а подкладка треснула. Тоже мне, мануфактура…

Норма поспешила подойти и поспела, как раз когда Диана развернула платок – а это был именно что дамский платок – и прочла кривую надпись на нем:

– «Вспомнишь меня – вспомнишь все». Ты хоть знаешь, чья эта вещь? Да она пахнет в точности так же, как и перчатка Катерины Дубравиной, что дал мне Михаэль! А я-то думала, мое чутье меня обманывает.

– Илай… – Норма не могла найти слов.

Неужели такая подсказка была у них буквально под носом, а они и не знали? Неужели брат успел где-то повстречать пропавшую дочь Советника? И когда только успел!

– Как можно забыть встречу с человеком, который просит себя вспомнить? Еще и девушку, – с укором заметил Лес, как-то печально похлопав брата по плечу.

Но, судя по лицу Илая, он действительно этого не знал.

Изложив все, что удалось узнать, геммы надеялись, что теперь-то их отпустят восвояси, но не тут-то было. Выслушав их, Петр Архипыч сцепил пальцы на столешнице и мрачно кивнул:

– Значит, неуловимые грабители…

– Ну, не такие уж и неуловимые, – попытался перевести все в шутку Илай. – Мы же их поймаем. Так или иначе…

– Именно, – зыркнул полицмейстер из-под бровей, – так или иначе. Думаю, вы готовы. Готовы узнать мою историю и величайшую тайну сыскного управления.

Геммы не стали мешать ему выдержать драматичную паузу – ситуация располагала. К тому же вдруг сейчас они действительно узнают нечто, что подтолкнет их к разгадке?

– Следуйте за мной, – велел он и выбрался из-за стола.

Вскоре они оказались в холодном подвале, где, со слов Нормы и Леса, располагались покойницкая и архив. Илай с любопытством оглядывался по сторонам, но обещанных трупов, раскиданных забывчивым коронером, так и не увидел. Диана их, правда, почуяла и крепко зажала вздернутый нос пальцами.

Вместо этого Петр Архипыч подвел их к нише в стене, прикрытой двумя створками, скрепленными толстой цепью и массивным амбарным замком.

– Тот самый шкафчик! – воскликнул Лес, будто уже что-то знал. Норма нахмурилась.

Вместо ответа Петр Архипыч хмыкнул и вытянул за шнурок ключ, что скрывался у него под одеждой. Ключом он отпер замок и не спеша размотал цепь.

– Увиденное может поразить вас, – предупредил он. – Держите себя в руках, молодые люди.

И отворил створки.

Поначалу они не могли понять, что именно открылось их безупречно зрячим глазам. Свет настенного факела отбрасывал рыжие блики на стеклянные сосуды и крепкие на вид клетки, внутри которых тускло белели фрагменты… тела? Конечности были спрятаны за мелкими стальными решетками, в банках же можно было заметить глаза и маслянисто переливающийся длинный язык. На одной из дверок с внутренней стороны была приколочена гвоздями странного вида куртка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся снятой кожей.

– Убийство? – недоверчиво протянула Диана.

– Да что вы все заладили: убийство, убийство? – отчего-то немного обиделся полицмейстер. – Вам что, убийств мало? Как сговорились.

– Вообще-то, – проговорила Норма застенчиво, – мы еще не расследовали ни одного. А перед самым выпуском из учебки заключили пари, кто из нас будет первым, раскрывшим такое дело.

Петр Архипыч смерил их взглядом и дернул щекой:

– Успеете еще… накушаться. Нет, ребята, перед вами не фрагменты трупа, а живой человек, заключенный. И я привел вас сюда еще и с тем, чтобы убедиться, что он по-прежнему надежно заперт здесь и эти грабежи – не его… частей дело. Перед вами – самый неуловимый вор Вотры.

Словно услышав его, в одной из банок лениво провернулось утопленное в вязкой жидкости человеческое ухо, почему-то одинокое. Убедившись, что полностью завладел вниманием новичков, полицмейстер продолжил рассказ:

– Это было шесть лет назад. Я в ту пору был еще рядовым сыскарем, таким же, как вы. Ну, правда, не таким зеленым, но, кхм… Неважно. Город потрясла серия краж, полиция сбивалась с ног. Преступник проникал в запертые комнаты и выбирался из них, не оставляя и зацепки. Он был, казалось, в двух, а то и в трех местах одновременно. Сначала мы подозревали банду, но почерк был явно одной руки. Как оказалось позже, не только руки. Что же помогло поймать этого подлеца, спросите вы, – обратился Петр Архипыч к молчащей аудитории и тут же продолжил: – Широта взглядов и живая фантазия, вот что. Никому более, кроме вашего покорного слуги, не пришло в голову, что наш вор – не обычный человек, обладающий необычными навыками. Нет, он не мистерик, он нечто иное… Он – Разбирающийся Человек!

Прочувствовав важность момента, геммы дружно и с уважением вздохнули. История и впрямь их заинтересовала. Ухо в банке будто бы надменно дернуло мочкой и отплыло к дальней стенке.

– Как вы можете понять из его прозвища, этот выродок и впрямь мог отделять части своего тела и заставлять их действовать независимо друг от друга. Где-то подглядывал глаз, где-то подслушивало ухо, а куда-то вдруг проползала ловкая рука и взламывала замки. – Полицмейстер хмыкнул и постучал пальцем по клетке с отделенной кистью. Та незамедлительно сложилась в крайне неприличный жест. Что ж, это доказывало, что запертый в шкафу был еще в какой-то степени жив. – А потом эта рука ускакивала с места преступления верхом на единственной ноге. Следы, сами понимаете, оставались противоречивые. В один момент следствие шло по пути одноногого…

– И как вы его поймали? – перебила его Диана. – И здесь не все тело.

Полицмейстер несколько разочарованно покачал головой. Было видно, что он хотел посмаковать каждую деталь и не давать новичкам легких ответов. Но потом он достал из кармана часы на цепочке и, увидев время, прищелкнул языком и со вздохом продолжил:

– Как-как… С трудом! Мне не удалось убедить остальных в собственной гипотезе, пока мной не был пойман ползущий по улице… кхм. Впрочем, моих соратников не убедило и это. Пришлось идти по следу руки. Та весьма ловко убегала от меня на пальцах, как какой-то паук. Все же лучше слаженной работы нет ничего, ну да об этом вы уже знаете. Так его и изловили – по частям. Всю Вотру перевернули, но разыскали до последнего пальца ноги. Раскрыв это дело, я и получил продвижение по службе, – не без гордости заключил он.

В одной из банок снова булькнуло, на этот раз гневно, а в клетке зашуршало.

– Но он здесь не весь, – не отступала Диана, которая успела пересчитать все органы в сосудах и даже подвигать их. – Здесь только половина.

– Верно подмечено, голубушка, – ухмыльнулся полицмейстер, вновь запирая шкафчик на цепь и замок. – Другая его половина заключена в совершенно другом месте, говорить о котором я не могу. А теперь пойдемте-ка отсюда, пока эта шельма не услышала чего интересного.

Возвратившись в кабинет, Петр Архипович ударился в наставления. Он долго рассуждал о важности наблюдательности, что иногда на разгадку преступления может натолкнуть мельчайшая мелочь, такая как царапина от ногтя на лаке. О том, как важно держаться друг друга и верить в интуицию напарника. А еще о том, как важна для сыска свежая кровь.

Возможно, не будь геммы такими измотанными и голодными, они бы сильнее впечатлились историей Разбирающегося Человека, который, видимо, действительно наворотил дел в столице.

– Жена моя теперь вся изведется, все будет думать, как бы в грязь лицом не ударить, перед такой-то величиной, – незаметно перевел тему Петр Архипыч, подперев щеку кулаком. – Зря я ей, наверное, о службе рассказываю, да разве от нее что утаишь… Все выспросит, всю душу вывернет.

– Петр Архипыч, – осторожно отвлек его Илай, – нам бы…

– А? – опомнился полицмейстер. – Да вы идите, идите. Мне тоже уже пора, госпожа Щукина, поди, уже волнуется.

Четверо выползли из кабинета ни живы ни мертвы.

Илай явственно чувствовал, как, в отсутствие другой пищи, его желудок пытается переварить сам себя.

– И мне пора, – буркнул Лес. – Через полчаса заступаю в патруль. Буду поздно.

Норма тронула его за плечо:

– А как же ужин?

Это она об остатках горелой каши, что прилипла к стенкам чугунка? Ох, увольте.

– Вот изловлю кого-нибудь и съем, – мрачно пообещал Боец.

С тем он и ушел, а остальные поплелись к себе на второй этаж управления.

Диана по-прежнему дулась на Илая, виня его в сокрытии зацепки по делу Дубравиной. Норма и хотела бы вступиться, но не находила для того аргументов. Что до Илая, он силился вспомнить, как попал к нему тот злосчастный платок, расшитый ползучими розами, и… у него ничего не выходило.

Все, на что была способна его память, – это воссоздать призрачный образ руки, бледной и тонкой, словно тянущейся к Илаю из тьмы, но… на этом все. Голова начинала гудеть колоколом, перекликаясь с ритмичными спазмами желудка. Пожалуй, стоит все же зажать нос и поесть что дают, а после достать блокнот и сделать еще одну попытку вспомнить, рисуя. Вспомнить где, вспомнить, когда это было? Когда перед ним появилась девушка и дала эту таинственную записку на кусочке надушенного паучьего шелка?

Но не успели они сбросить сапоги и плащи, как их нагнал Лес. Брат вернулся, и с ним явно произошло что-то невиданное, потому как его алые глаза блестели каким-то особенно озорным блеском.

– Все за мной! Чего покажу! – В нем невозможно было узнать подавленного парня, который только что собирался кого-то сожрать на темных улицах Вотры. – Ну же, быстрее!

Спорить никто не стал.

Лес привел их на конюшню управления и шустро вскарабкался по шаткой лестнице, ведущей на верхний ярус, где была лежанка кошкана. Затем он свесился вниз и приложил палец к губам:

– Только не шумите, спугнете!

Остальные поочередно взобрались следом. Илай был последним, и когда он выпрямился, то застыл в изумлении, как и сестры до него.

– Фундук мамкой стал! – сдерживая радостный смех, выдавил Лестер.

И правда: вокруг Фундука, подобравшегося, будто хлебная буханка, жались меховые комочки. Обычные коты – грязноватые, с драными ушами и свалявшейся шерстью – казались рядом со степным кошканом детенышами, как цыплята под наседкой. Время от времени Фундук поворачивал морду то к одному, то к другому приемышу и облизывал их, утробно при этом ворча.

– Они и раньше тут бродили, – с улыбкой в голосе прошептал Лес. – Ничейные, тепла ищут, да и лошади им нравятся. Дука дичились, он же вон какой здоровый. А сегодня смотрю – картина! Даже сгонять жалко.

Говорить ничего не хотелось, отчего-то стало боязно потревожить жмущихся друг к другу котов, вид которых порождал какое-то новое, незнакомое или забытое чувство. Теплое и одновременно тоскливо-щемящее. Илай поспешно отвернулся.

Девушки меж тем осторожно присели рядом и стали гладить сонных зверей. Те вытягивали когтистые лапы, но не спешили убегать.

– Он с ними, поди, и кормом своим делится, – протянул Лес, – а они жмутся к теплу и его заодно греют.

Мурчание одновременно десятка котовьих тушек напоминало рокот далекой грозы.

Лес привалился к стропилу и продолжил вполголоса:

– Сразу вспоминаю, как мелким был. На мамку смотрел снизу вверх, такой она казалась мне большой. – Слушать такое не хотелось, но Лес был единственным, кто почему-то помнил жизнь до монастыря и учебки, так что, бывало, делился воспоминаниями. – Праздник еще этот, Бертрамов день… Всюду огни, флажки, шутихи! Мы тогда со всей ребятней накануне вечером собирались, надевали маски кобольдов, уж какую кто достанет, – и ну бегать по улицам аж до поздней ночи! У взрослых сласти клянчили, чуть на ушах не скакали, чтобы их рассмешить или напугать. А кто и песни петь умел, потешки всякие. Бывало, каждый по цельному мешку набирал всяких пряников и леденцов… Еле тащили потом до дома… мешки те… – Голос его звучал все тише, а глаза тем временем все расширялись.

Норма с Дианой медленно поднялись на ноги, оставив котов ютиться на лежанке. Илай почувствовал, как натягивается внутри тугая тетива – и нет, это были не его усохшие с голодухи кишки, а что-то, что зовется охотничьим инстинктом.

– Мелкие, говоришь? – прищурилась Диана.

Лес кивнул.

– С полными мешками? – добавила Норма.

Еще кивок.

– В масках и всю ночь без пригляду? – Илай почти скалился в предвкушении.

– Так и есть, – подтвердил яшмовый гемм с ошеломленной, дурковатой ухмылкой.

– Когда там Бертрамов день? – Диана потянулась и почесала кошкана за ухом. – Вроде, послезавтра.

Геммы переглянулись. Теперь они знали все необходимое.

И снова Локотки. На этот раз торговая улица-площадь полнилась людом с самого раннего утра, и геммы усиленно работали локтями в надежде как можно скорее добраться до Червонной – лошадей им не досталось, а Фундук спал, восполняя силы после ночного патруля. Лес же, напротив, был как никогда полон сил – почти разгаданная загадка заставляла его шагать широко, отчего остальным приходилось бежать.

– Давайте еще раз все обговорим! – попросила Норма. Ей по-прежнему казалось, что их план, при всем блеске найденной версии, зиял дырами.

– Да чего там обговаривать, – махнул рукой Илай. – Главное, допуск получить. Потом займем позиции, я буду на связи, а там и возьмем зловредную малышню с поличным.

– Ты забыл тот вариант, где они оказываются бандой свирепых карликов-лицедеев, владеющих кулачным боем, – напомнила Диана. – И к тому же обмазанных свиным салом! – То сало все не давало ей покоя, а места в выстроенных накануне умозрительных схемах ему не находилось.

– Ха! – фыркнул Лес. – Если я буду внутри, им все равно несдобровать.

– А если они начнут выскальзывать? – не унималась младшая.

– Тогда мы возьмем их снаружи, – залихватски рубанул воздух Илай, едва не стукнув случайно какую-то сгорбленную бабульку, спешащую по торговым рядам. – Простите! Фундуку только интересней их ловить будет. А в крайнем случае – пуле плевать на кулаки, – с этими словами Янтарь похлопал себя по ремню мушкета, который он решил прихватить с собой с самого утра. Когти тоже были при нем – болтались на поясе.

И правда, все указывало на то, что преступники, кем бы они ни были, не преминут воспользоваться праздничной суматохой и попытаются взять самый большой куш из всех – княжескую палату на нижнем ярусе третьего, самого дорогого и самого защищенного хранилища госпожи Зимецкой. А прибавить к этому бегающих по улицам детей в масках кобольдов и с мешками сладостей – так легче легкого будет затеряться в толпах празднующих…

Норма задумалась, прикидывая в голове, как лучше построить беседу с начальником охраны. Не будет ли слишком подозрительно, если они запросят доступ на еще не тронутое ворами хранилище? Как задолго нужно оставить там Леса, если им это, конечно, позволят? А что станет, если они ошибутся с выбором и будут стеречь не те сокровища? Тогда провал будет убийственным. Она уже знала, что рисовать в уме картины катастрофических последствий не поможет их избежать или придумать что-то по-настоящему путное, но ничего не могла с собой поделать.

Норма воображала, как Павлина Павловна грозно отчитывает Петра Архипыча, тот, смаргивая скупые слезы, принимает весь позор на себя – «Зря я им доверился! Как мог я быть так добр!», – а сама Норма умирает от стыда. По-настоящему, а не иносказательно. Как раз в тот момент, когда раскаявшийся в своем легкомыслии Илай опускал на ее могилку букет первоцветов, кто-то заорал:

– Куда?! Ах ты, сволота! Бей его, робяты, бей!

Норма моргнула, выпадая из видения.

Локотки закипели лихо закручивавшейся сварой – народ наваливался друг на друга кучей, мелькали кулаки и пятки, кого-то закономерно придавило, кто громогласно бранился, поминая чьих-то мамок и всякую нечисть. Переглянувшись, братья тут же бросились в самую гущу, наперебой выкрикивая:

– Сыскное! Всем р-р-разойтись!!!

Диана вздохнула, уперев руки в бока:

– Этим разве не должен заниматься городовой? Мы же спешили или как?

– Не спрашивай, – обреченно ссутулилась Норма.

Даже интересно, кто передушит их раньше – Зимецка или Рахель?

Спустя несколько минут помятые, но подозрительно бодрые братья вытащили из-под человеческого завала виновника драки – нищий с мешковинной маской, грубо расписанной под кобольдову харю, жалко хныкал, подтянув колени к груди, и раскачивался из стороны в сторону.

– Обидели, обидели…

– Что здесь произошло? – требовательно спросил Илай, явно копируя властную манеру Михаэля.

Вперед выбрался пузатый лоточник с окладистой бородой, которая, впрочем, теперь топорщилась во все стороны, будто хотела сбежать:

– Как что?! Ворюга он! Вон, маску хотел стянуть, дак мы его!..

– Что – вы его? Самосуд устроили? – напустился на них уже Лес. – А ежели б убили, а? Что тогда?

Лоточник, и без того красный, побагровел до синевы:

– Мое это имущество! Маски – товар ходовой, я его волен защищать.

Илай задрал нос:

– Маски эти светомерзкие? Ну ты и болван! Из-за одной семимедяшной вон сколько за двадцать переколотили!

В толпе глумливо захохотали, тыча в лоточника пальцами. Тот свирепо засипел.

– Жалко тебе семи медяков? – насмешливо продолжил Илай, упиваясь всеобщим вниманием. – Да держи, на! – И под обескураженным взглядом сестер сунул монеты в руки торгашу. – А этого мы забираем.

– Негоже в праздник живого человека губить, – поддакнул Лес, и, подхватив раскачивающегося нищего под мышки, братья потащили того прочь.

– Я их сама, – выдавила Норма, – погублю!

И, сжав кулаки, последовала за парочкой несчастных. Догнать их удалось уже на отшибе ярмарки среди пустых корзин и коробов из-под товаров.

– Что это было?! – напустилась она. – Вам кто позволял такое самоуправство?! Деньгами раскидываетесь, вора выкупаете!

Илай, тряхнув головой, будто мокрый пес, вытаращился на сестру, то открывая, то закрывая рот. Казалось, он не совсем понимал, как здесь очутился и что только что натворил. Потом, наконец, собрался с мыслями и выдал:

– Да… Подумалось, вон как людям нравится…

– Мы не обязаны им нравиться, – заметила Диана, привалившись к башне из коробов. – Мы обязаны раскрывать преступления и ловить преступников.

Лес выглядел еще более озадаченным:

– Да оно как-то… само вышло.

– Само?! – в сердцах воскликнула Норма. – Сами мы без ужина останемся!

Илай предпринял попытку успокоить сестру, взяв ее за рукав:

– Не переживай так, вот мы премию получим…

Норма резко отвернулась. Нищий тем временем что-то невнятно бормотал в своем мешке и, кажется, похехекивал.

– Давайте хоть глянем ему в лицо, – со вздохом предложила Диана и сдернула уродливую маску.

И тут же сделала шаг назад.

– Детишки, – расплылся в улыбке старый еретик. Тот самый, что украл вино в «Поющем осле». – Детишки, как служба? Ах, вы ж мои добренькие…

Он принялся приплясывать, будто хотел согреться:

– А дедушку-то опять обижают! Кабы не вы…

Геммы отступали, прижимаясь друг к другу плечами. Их обуял необъяснимый ужас.

– Ты ведь умер тогда! Тем вечером, – воскликнул, перебарывая страх, Лестер. – Истек кровью!

– А потом воскрес, – тихо добавила Диана.

Безумный еретик снова захехекал:

– И тем вечером, и другим… Какая разница! Вот сегодня будет вечерок так вечерок… Все маски прочь – гуляй всю ночь! Бертрамов день, кути-балдей! – Подпрыгивая на месте, он поднял руки и задергал ими, обнажая уродливые шрамы от тавра. – С батькой чарку наверни, девку пряником смани, оп-ля!

В следующий миг старик каким-то невероятным образом оказался в дюжине шагов от замерших геммов. Там он выдал еще пару замысловатых плясовых коленец и махнул им рукой:

– До встречи, детишки! Хорошей службы!

И исчез.

Пришлось долго доказывать стражникам, что вчерашняя пропускная грамота действительна до сих пор, а не истекла вчера. Однако спустя полчаса все разрешилось. Начальник охраны, как и ожидалось, нашелся в хранилище «TESAURUS» и легко принял сыскарей. Затем он выслушал их соображения о том, что новое ограбление грядет именно в ночь на Бертрамов день, потому как многие будут шастать по улицам в масках и с мешками, и дал добро на засаду. Правда, чтобы получить доступ в княжеское хранилище, пришлось вызывать саму Павлину Павловну, потому за ней послали гонца. Хозяйка прибыла на место незамедлительно. Кони у нее и впрямь оказались не кони, а заводные чуды из поршней, пружин и шестеренок, явно сотворенные ваятелем. Может быть, даже тем самым мастером Филатом, которого с таким уважением упоминал начальник охраны.

Грохоча сапогами по мраморному полу, Павлина Павловна стремительно прошагала через все хранилище и спустилась на нижний ярус, по пути стягивая перчатки. Белый плащ и шлейф платья волочились за ней, а геммы и охрана едва поспевали следом. Приблизившись к зачарованной двери, она приложила ладонь к ее центру, и та со свистом отворилась.

– Клюковское, – бросила Зимецка через плечо. – Уверена, брать будут его.

Услышав это, Норма с облегчением выдохнула и тут же укорила себя за малодушие – по крайней мере, это решение довелось принимать не им.

Впрочем, стоило им зайти, как все сомнения тут же отпали: такое скопище драгоценностей, камней, тканей, золота, картин, ковров, скульптур и чего-то еще неописуемого и не поддающегося определению и вообразить-то было сложно!

– Похоже, эти Клюковы действительно богаты, – пробормотал Илай, склоняясь над хрустальным сердцем, окованным в розовое золото.

Зимецка на его замечание только фыркнула. Возможно, намекала, что не беднее, а возможно, и нет.

Но разглядывать княжеские сокровища им было некогда. Леса решили поместить в высокий гардероб, в дверцах которого госпожа Зимецка велела провертеть два отверстия для наилучшего обзора.

– Возмещу, – махнула она рукой на слабые возражения начальника охраны. – Шкаф, тоже мне важность.

Остальную часть дня отвели на согласование действий с охраной. Сама Павлина Павловна удалилась на своей чудной карете в тот же час, что и прочие конторские служащие хранилища, чтобы не вызывать подозрений у злоумышленников. Начальник охраны якобы последовал за ней, предварительно удостоверившись, что Илай сможет обратиться к нему неслышным голосом – выходило не слишком подробно, но несколькими словами они при случае обменяться смогли бы.

Когда на улице стемнело, все заняли позиции.

Лес схоронился в изувеченном гардеробе среди бесценных мехов, то и дело жалуясь на духоту. Норма осталась руководить действиями охраны, а Диана бегом отправилась до сыскного за Фундуком – все же она была единственной, кроме Леса, кого он готов был носить на себе верхом.

Илаю же выпала самая незавидная доля из всех: он должен был поочередно связываться со всеми участниками перехвата и быть готовым отправиться в погоню, если Лесу не удастся задержать грабителей внутри. Так что он оказался на крыше хранилища, обдуваемой самыми жестокими ветрами.

Город внизу полыхал праздничными огнями. Со всех сторон доносились разудалое пение и визгливая музыка. Пахло жареным мясом, сладостями и, традиционно, помоями, но сладостями и мясом по случаю все же чуть сильнее.

Богатый район, что именовался Перепелками, тоже не остался в стороне от Бертрамова дня: через улицу проходила торжественная процессия. Некто в берестяной короне изображал короля Бертрама и размахивал якобы волшебным разукрашенным посохом, подгоняя полчища ряженых. Те хрюкали и пищали на разные голоса: все как и полагается нечисти.

Илай поежился, запахнувшись в тонковатый для такой погоды плащ. Простуды он не боялся, но холод есть холод, он делает мышцы непослушными и замедляет ток крови. Янтарь попробовал приседать, чтобы разогнать ее по жилам, но скат крыши казался для такого слишком скользким, даже с когтями, прикрепленными к ботфортам.

Откуда-то со стороны дворцовой площади запустили фейерверк. Затем еще один и еще! Илай смотрел на них, запрокинув голову и приоткрыв рот. Следом в небо выстрелили сразу два высоченных снопа оранжевых искр, и музыка грянула еще громче – полночь. Сообразив, что скоро грабители могут начать атаку, Илай бегло перекликнулся со всеми неслышным голосом. Норма казалась спокойной и собранной, Лес бойко ругал свое укрытие, Диана отмахнулась, не желая болтать таким образом. И почему-то, хоть все, кроме искр во тьме, было как обычно, Илай улыбнулся, думая о каждом из их отряда. Ведь как же хорошо, что они оказались вместе в монастыре, их выбрали и благословили серафимы! И так же вместе они продолжают служить миру, плечом к плечу. Вот бы так было всегда.

Через несколько минут он вдруг понял, что стоит, пялясь перед собой. А вдруг за это время что-то успело произойти? Обозвав себя трижды химерой рогатой, Илай вновь обратился к брату.

Лес отозвался мгновенно, впрочем, как и всегда:

«Еще не показались, но я их, скуд, ппалвжфт, уже слышу! Копают… Еще не совсем за стенкой, но чую, подбираются. Ближе, еще ближе… вот же длдрлплрс!»

Илай поморщился от привычных помех, создаваемых бурными реакциями брата, но постарался сосредоточиться:

«Лес, какая сторона: западная, северная – какая?»

«Да… леший его знает! Мы по винтовой сколько раз повернули, помнишь? То ли шесть, то ли семь раз. А до этого еще сколько пролетов вниз было. Что молчишь? Вот и я сообразить не могу, а компаса в пупке у меня нет!»

«Что хоть за стена?»

«Ну эта… с рогами!»

Илай тоже помянул лешего и переключился на Норму. Внутри отчего-то все подергивалось и подпрыгивало, зато холод уже не так его тревожил.

«Норма, сестренка, скажи скорей: та стена, на которой трофейные рога золоченые висят, – она с какой стороны света?»

Сестра задумалась, потом выдала:

«Жди, смотрим план здания».

Илай сдавил виски:

«Лес, как у тебя?..»

«Уже близко! Вот-вот трещина пойдет по плитке. Мне их брать уже?»

«Жди! – велел Илай, от усилия даже зажмурившись. – Норма, план! Какая сторона?»

«Север, – разборчиво и ровно отозвалась сестра. – Нам выдвигаться?»

«Рано! – отрезал Янтарь и потянулся к неуступчивому разуму младшей: – Диана, слушай внимательно. К северу от хранилища нужно отыскать лаз! Лес может спугнуть их, и…»

«Поняла».

Илай больше не стал донимать ее – Диана многое понимала без слов. Даже произнесенных безмолвно.

«Лестер, что происходит?».

«Ты не поверишь! – как-то радостно отозвался брат. – В щель просовывают зонт! Он тут уже наполовину!»

«Тебе, я смотрю, весело. Розовый?»

«Что – розовый?» – не понял он.

«Зонт снова розовый?»

«А, нет, пхыдвлрл… в полоску зеленую!»

Какое-то время грабители медленно просовывали зонт внутрь камеры, а когда дошли до самой изогнутой ручки, опустили его острым концом на пол. В этот момент вполне могла бы сработать оповещателка, если бы ее не отключили ради засады. Но что-то подсказывало Илаю, и Лес был с ним согласен, что то было уловкой, призванной оттянуть время тревожного сигнала: кончик был слишком мал, чтобы заставить ловушку сработать.

Зонт раскрылся, и из лаза замолотили. Обломки плитки посыпались в тканевые лопасти так, что те не коснулись пола. Зев лаза все раскрывался, Лес нервничал и рвался в бой, но Илай уговаривал его ждать до последнего – преступников несколько, пусть явят себя! Пусть окажутся внутри.

И они явили.

«ИЛАЙ, АВСОАРЛЫ!!! – заорал Лес у него в голове. – БУДЬ Я ТРИЖДЫ ПРОКЛЯТ, ЭТО Ж КОБОЛЬДЫ!»

Илай заскрежетал зубами от взрыва тупой боли в затылке, перед глазами побелело.

«Успокойся… Это ж ряженые. Бертрамов день, забыл?»

«НЕТ-НЕТ! САМЫЕ НАСТОЯЩИЕ КОБОЛЬДЫ, МАМКУ ИХ В КОЛОДЕЦ ЗА НОГУ! НАСТОЯЩИЕ! ПЯТЕРО, ЗЕЛЕНЫЕ, ХРЮКАЮТ, С КОГТЯМИ!»

Илай пошатнулся, его замутило:

«Тише, прошу, тише!»

«Я ИХ БЕРУ!»

«Нет! Жди!»

Но Лес больше не отзывался.

Справившись с приступом тошноты, будто его огрели по голове чем-то тяжелым, Илай попытался дозваться до Дианы:

«Нашла?»

«Почти. Чую горелый торф, здесь все им провоняло».

«Поторопись…» – даже неслышный, голос звучал слабо.

Илай поморгал и отвесил себе пару оплеух. Брат слишком поспешил, слишком разнервничался и теперь рискует упустить грабителей, кем бы они ни были. Да еще и по нему угодил невзначай, а сосредоточенный разум напоминал напряженную мышцу – по такой вдарить, и можно остаться калекой.

«Норма, – позвал он. – Будьте готовы выдвигаться с подкреплением. Преступников пятеро. Направление уточню у Дианы, будет погоня».

Дождавшись подтверждения, снова обратился к брату:

«Ушли?»

Тот пару мгновений помолчал, как показалось Илаю, виновато.

«Они, скуды, как начали скакать до потолка да в стороны…»

«Все ушли?»

«Скользкие, как мыло, все в сале!»

«Лес!»

«Один когтями махнул, жжется…»

«ВСЕ УШЛИ?!» – рявкнул уже порядком раздраженный Илай. Кровь у него бурлила, ноги ждали приказа сорваться с места.

«Да, – буркнул Лес, – только что».

«Диана?»

«След раздвоился. Лаза два, один чуть восточнее, я на запад».

– Скудство! – сплюнул Илай и начал долгий разбег по крыше, попутно отдавая быстрый приказ группе Нормы.

В учебке, когда Михаэль принес Илаю его первые когти, Прохор поднял того на смех. А отсмеявшись, заявил, что ежели Илай переломает себе ноги и не сможет больше ходить, то он, как наставник, сломает ему еще и руки, так сказать, до полного комплекта. Учить его было некому, даже Михаэль знал о горняцких когтях только понаслышке. Поэтому Илай стал учиться сам. Сначала просто лазал по стенам, добираясь до башен и куполов, потом начал перескакивать с балкона на карниз, с карниза на террасу. Лес и Диана караулили внизу, чтобы в случае чего подхватить летуна. Однажды Илай решил напугать настоятеля монастыря в его покоях. Тот благополучно испугался, да так, что подавился виноградиной и едва не умер. Высекли тогда Илая крепко, Прохор не поскупился. Но своих занятий Янтарь не оставил, слишком запали ему в душу слова Михаэля:

«Ты только представь, как будешь летать над крышами Вотры! Только вместо крыльев будет твоя собственная ловкость. Поверь, малыш, ты на многое способен».

С того дня прошло два с половиной года. Илай почти что научился летать.

И теперь ему предстоял очередной прыжок.

Лязгнув сталью когтей о крышу, он сорвался с места и, локтями помогая себе разогнаться, устремился к краю. Между этим и соседним зданиями улочка всего метров в пять, он легко справится.

Толчок – и он оказался в воздухе. Перебирая ногами, будто не летя, а продолжая бежать по нему, Илай рассекал ветер. В небо взлетели запоздалые праздничные фейерверки, и время, казалось, остановилось вместе с парящим Илаем и негаснущими искрами.

Иллюзия не длилась долго. Через две тягучих секунды Илай приземлился на край крыши соседнего здания и начал заваливаться на спину. Еще две секунды ушло у него на то, чтобы выровняться. Едва не упал! Вот был бы бесславный конец только начинающего героя этого города.

«Диана?»

«Переулок Луговых Трав, желтый дом, слева. Второй лаз ищи ближе к площади, там есть закутки такие, хитрые».

Илай вспомнил карту и понял, о чем она. Отправив Норму с отрядом к младшей, сам устремился к площади Защитников, ближайшей отсюда. Ее отстроили всего-то лет пять назад, и трущобы пока еще соседствовали с новыми зданиями. Он почему-то был готов поставить именно на тот лаз. Если его, конечно, удастся отыскать.

Он развернулся на восток и припустил вдоль гребня крыши, огибая на бегу дымоходы.

Фейерверки сошли на нет, и теперь ближе к земле стелилась пороховая дымка, в которой мелькали пестрые наряды горожан. Тут и там сновали дети с мешками для сладостей – они дергали взрослых за полы одежды и требовали угощений. Да уж, по улицам в такой толпе он бы час только проталкивался.

Неужто злоумышленниками и впрямь были кобольды? Да это уму непостижимо. Это все равно как предположить, будто стая бродячих енотов способна учинить военный переворот – разве что во сне сумасшедшего! Кобольды не могут говорить, следовательно, их разум далек от человеческого, а для того, чтобы спланировать такое амбициозное тройное ограбление защищенных магией и механизмами хранилищ, нужно иметь золотую голову. Куда там кобольдам! Илай скорее был готов поверить в карликов с размалеванными лицами.

Следующим прыжком, уже более уверенным, он перемахнул на крышу пониже – до площади оставался всего лишь квартал.

«Диана?»

Нет ответа.

«Норма?» – чуть более тревожно позвал Илай, придерживаясь за очередную трубу на повороте, чтобы не навернуться в переулок с высоты в три человеческих роста.

«Трое выбрались из лаза. Врассыпную. Преследуем», – отрапортовала сестра, как ему показалось, тоже на бегу. Но он все же решил уточнить:

«Так это кобольды?»

Норма не торопилась отвечать.

«Не могу сказать точно, пока не увижу вблизи и при свете. Но похожи».

Илай оборвал связь и свесился с крыши. Вот они – остатки трущоб, бывшее село Качуры, вокруг которого и построили столицу. Завихренные бестолковые дворики, выгребные ямы, нужники и клети с домашней птицей. Неудивительно, что Диана решила отправить сюда его, а не ловить грабителей там, где ослепла бы от ядовитой вони!

Обитатели трущоб уже порядком напились и наперебой орали народные песни. Илай решил спуститься на землю и положиться на слух.

Еще два «кобольда» вот-вот выберутся из-под земли. При них ничего нет, они не успели обчистить палату Клюковых. Значит, уходить будут быстро.

Вдруг Илай услышал хрюканье. Очень подозрительное хрюканье: во-первых, потому, что свиньям не свойственно вести беседы, обмениваясь целыми фразами, а во-вторых, потому как доносилось оно со стороны курятника. Илай поддернул ремень мушкета и бочком двинулся туда. Главное, не спугнуть… В свете огня, отбрасываемого одним из окон, закопошились две ушастые и носатые тени. В морозном воздухе повеяло горелым торфом и топленым свиным салом. Илай спрятал когти, намотал плащ на предплечье, чтобы не мешал, и с мушкетом наперевес аккуратно стал пробираться вдоль покосившегося плетня. Песни звучали со всех сторон, куры сонно ворковали в тепле своего убежища, но он изо всех сил сосредоточился именно на звуках, что издавали ушастые тени карликов.

И когда он уже почти приблизился на достаточное расстояние, чтобы увидеть их лица и треснуть хотя бы одного по голове прикладом, чтобы обезвредить, Илая оглушил надломленный вопль:

– Чтоб тебе ртом дристать, ворюга проклятый! – за которым последовал удар по спине. – Кур моих таскать удумал! – и еще один, уже по шее. – Ууу, скуда, ужо я тебе!

Больно не было, но от неожиданности Илай едва не выронил мушкет. Обернувшись, он увидел крошечную бабульку, яростно сжимавшую метлу, ручкой которой она его и охаживала.

– Ты чего, бабка, я из сыска! – шепотом возмутился он, с отчаянием глядя на заметавшиеся тени грабителей.

– Да мне едино! Кур не отдам! – воинственный окрик настиг Илая уже на бегу.

Тени скрылись за углом, они проскакивали то тут, то там, перебегая от окон в синие проруби мрака. Торф, казалось, был уже повсюду – ел глаза, щипал нос. Илай мог нагнать их, если б видел, куда бежать, куда взбираться. Тени будто закружили его в хороводе, вереща и похрюкивая, не показывая истинных лиц. Один ушастый сгорбленный силуэт рванул на крышу беленого домика, и Илай решил сосредоточиться на этом трюкаче. Промороженная и покрытая слоем сбитого снега солома скользила под пальцами, но все же он сумел взобраться на самый верх.

Грабитель был там. Маленький, едва ли выше метра ростом, с развесистыми, рваными по краям ушами, с огромным, картофельной формы носом и торчащими из широкой пасти мелкими острыми зубами, в которых он сжимал курительную трубку, распространяющую едкий чад горящего торфа, – перед Илаем стоял кобольд. Несомненно кобольд! Он был одет в какое-то подобие полушубка из меха, похожего на собачий.

Нечистый подпрыгнул, будто издеваясь, и расставил в стороны руки с когтистыми длинными пальцами. Драться решил?

– Щас ты попляшешь! – рыкнул Илай и бросился на кобольда, увязая в снегу и соломе.

Кобольд скакнул влево, потом вправо, потом не успел Илай развернуться, как мелкий поганец перепрыгнул ему через голову, с силой толкнув в спину. Илай едва удержался на ногах и взмахнул мушкетом. Ремень того обвился вокруг лодыжки нечисти, и оба рухнули в снег. Кобольд заверещал и стал лягаться. Илай схлопотал босой пяткой в лоб и охнул, но продолжил тянуть ружье на себя, чтобы скрутить грабителя.

– Вон он! Вон там ворюга! На крыше! – раздался уже знакомый бабкин голос. На улице приметно посветлело. Илай скосил глаза и увидел внизу собравшуюся толпу с факелами. – Ухватами его на землю! – командовала бойкая старушка.

– Да из сыска я! – крикнул Илай, и это стало роковой ошибкой. Стоило ему отвернуться, как кобольд ужом выскользнул с ременной петли, прыгнул ввысь, пробежался по растянувшемуся на крыше Янтарю и сиганул дальше, мгновенно скрываясь в густых ночных тенях.

Выругавшись под нос, Илай хотел было подняться, но понял, что не может – в пылу битвы коготь опять сорвался с пружины и накрепко вцепился в соломенную вязанку. Пьяная толпа с факелами ликовала в предвкушении расправы над куриным вором, потрясая кочергами и ухватами. Илай чуть не взвыл с досады. И почему с ним вечно творится такая позорная бестолочь?!

Кобольд ушел.

«Норма, как вы?» – с надеждой обратился он к сестре.

«Упустили, – мрачно отозвалась та. – Смешались с толпой детей, потом ускакали по крышам. У Фундука выдрали ус».

«Проклятье! Возвращаемся в хранилище», – распорядился он и оборвал связь.

Кто-то уже подговаривал остальных поджечь крышу, за что был споро поколочен. Веселья не занимать. Илай с усилием вырвал горняцкое приспособление из соломы и встал во весь рост:

– Сыскное управление Вотры! Всем разойтись! – и спрыгнул на землю.

Разглядев при свете факелов его шеврон, боевые гуляки несколько присмирели и позволили Илаю покинуть трущобы. С позором, конечно, но он миновал этот этап и побрел к хранилищу. Что за дурацкая ночь, даже Фундук пострадал! А ведь он зверь хоть куда… и Лес тоже…

Илай остановился как громом пораженный – они совсем забыли о брате.

«Лес! Ты где, ты как?»

«Пр-р-редатели!!! Вы ж меня внутри закрыли! Я тут бьюсь, бьюсь! – затараторил тот. – А замок-то колдовской! Так, всыплю я тебе позже, даже не сомневайся, а теперь слушай внимательно: сюда снова кто-то лезет. По тому же лазу. Я занял позицию в том гардеробе с дырками. Скоро он будет здесь».

«Должно быть, это возвращаются те кобольды», – предположил Илай.

«Ага, значит, поверил-таки, – хмыкнул Лестер. – Да нет, тут один и покрупнее. На этот раз точно человек!»

И ведь правда: не могли кобольды действовать самостоятельно. Им точно кто-то помогал, кто-то, наделенный человеческим разумом и знаниями.

«Лес, ты только в этот раз не торопись, хорошо? Понаблюдай за ним, посмотри, что будет делать!»

«Не учи ученого, – буркнул брат и ненадолго притих. – Вот он! А лаз-то в этот раз пошире, чем в прошлые. Значит, он так и так должен был следом прийти. Высокий, лет тридцати, может, меньше. Брюнет, волосы длинные, собраны в хвост, – диктовал будто для поисковой группы. – Нос вроде сломанный, бороды нет, зато усищи знатные. Оглядывается. Смотрит туда, где должна быть оповещателка. Хмыкает. Та-а-ак, идет к картинам. Осматривает их…»

«Золото, драгоценности берет?»

«Не-а. Не мешай … Орлоаорсщ, он достал нож! Он что-то выковыривает из рамы, в которой еще горный пейзаж с мостом огров! Что-то золотое упало ему в ладонь, какой-то перстень! Смотрит на него на свет, кажется довольным… идет обратно…»

«Все, Лес, давай, скрути его! – велел Илай и побежал быстрее. – Только на нож не напорись!»

«Есть!»

Илай скачками понесся по мокрой брусчатке Староконной улицы, едва не высекая искры подкованными каблуками ботфорт. Всего два поворота – и он будет на месте.

«Взял?»

«Н-нет! Он лезет в лаз, отбивается! Карабкается дальше. Вот демон, у него те взрывающиеся сосуды!!!»

«Берегись! – взмолился Илай и тут же крикнул сестре: – Норма! Главарь кобольдов пролез в хранилище, он дерется с Лесом, и они ползут по лазу. Разделитесь, одна в хранилище, другая на выходе, быстро! – И снова брату: – Живой?!»

«У-увернулся! Он скинул две, но они прокатились ниже, там и рванули. Ползет и отбивается, шустрый, а я следом! Ш-шкуру спущу с него, один сапог уже сорвал!»

«Шкуру нельзя! – Илай немедленно сменил траекторию и устремился к переулку Луговых Трав, где сначала караулила Диана. – Гони его на запад, пусть туда ползет!»

«Легко сказать!» – огрызнулся Лес.

Через пять минут, запыхавшийся и взмокший, Илай прибыл на место. Там, где и было сказано, Диана, причитая, гладила по загривку Фундука, который то ли от боли, то ли от омерзения остервенело намывал пострадавшую морду лапой. Усы не поредели, но потеря даже одногоединственного – трагедия для гордого кошкана.

Илай постоял какое-то время, упершись ладонями в колени, дожидаясь, пока сердце немного замедлит свой бег.

– Ты вовремя, – бросила младшая через плечо. – Они близко.

И правда: через несколько мгновений из раскуроченного лаза наружу показалась вымазанная землей голова мужчины, полностью соответствовавшего словесному описанию Лестера. Мужчина вздохнул, открыл до того зажмуренные глаза, увидел геммов, Фундука и досадливо сплюнул:

– Чтоб меня, а!

– Вы арестованы, – сообщила ему Диана. – За усы ответишь.

Норма со вздохом наблюдала, как дежурный сыскной замыкает подвальную камеру на ключ и уходит восвояси, оставив управление на отряд геммов. Все же в праздничную ночь никому не хотелось задерживаться на службе.

И все бы хорошо – зачинщик схвачен, без него кобольды вряд ли спланируют новое преступление. Даже уложились с расследованием не в три, а в два дня. Это ли не повод для радости или хотя бы мимолетного удовольствия от проделанной работы? Но что-то не давало Норме расслабиться, и она ловила себя на том, что то и дело задерживает дыхание.

Норма достала блокнот и прокашлялась:

– Назовите себя.

Заключенный строптиво мотнул головой:

– А на что тебе мое имя, синеглазка?

Норма шумно выдохнула носом, понимая, что ей понадобится все самообладание, на какое она способна после долгого и трудного дня. Остальные геммы пока что занимались кто чем: Диана – оружием, Лес – размещением пострадавшего и до сих пор разобиженного кошкана, Илай поспешил отчитаться перед Михаэлем, а заодно сообщить о похищенном перстне с королевской печаткой. Ей же предстояла беседа с главарем.

– Для того, чтобы в протоколах вы не значились как «безымянный грабитель». Давайте я представлюсь первая. Меня зовут Норма, я Дознаватель.

– Да вижу я, кто ты, – криво ухмыльнулся он. – Я это о-о-очень хорошо вижу, получше твоего, синеглазка.

Норма поежилась, чувствуя, как колышется завеса истины. Мужчина говорил загадками и явно на что-то намекал.

– Так вы назоветесь?

– А назовусь! – решился он и ударил ладонью по лавке, на которой сидел. – Макар меня звать, Атаман кобольдов.

Норма записала дословно и подняла на него глаза:

– Я так понимаю, Атаман – это прозвище. А фамилия?

– Нет ее, – буркнул назвавшийся Макаром и вдруг оскалился, весело и криво. – Да ты не трудись особо, не разводи свою канцелярию. Меня все равно к утру здесь не будет.

Покачав головой, она отчеркнула линию и вывела: «Состав противозаконного деяния – серия ограблений по предварительному сговору с нечистью, а именно с кобольдами».

– Вполне возможно, вы правы и уже завтра вас перевезут в острог. Но записать все с ваших слов может…

– Ты не поняла, синеглазка. – Макар подался вперед и облокотился на решетку, нависая с высоты своего роста. – Ни в какой острог я не поеду. Меня мои кобольды еще до зари отсюда когтями выцарапают. Они эту конуру собачью по камешку разберут, а вам кишки размотают, усекла?

– «Угрожает лицу при исполнении», – продиктовала себе Норма, вновь ловя вибрацию правдивых слов. Захотелось поправить форму или волосы, чтобы почувствовать себя увереннее, но она только сильнее стиснула блокнот для записи показаний. – Допустим, это так. Допустим, это мои последние часы перед тем, как, с ваших слов, кобольды размотают нам кишки. Но разве вы не хотите рассказать свою историю? Все же вы не простой бандит, – чтобы разговорить его, она решилась на грубую лесть, – и мне даже интересно, как вы додумались до такого плана.

По лицу Атамана, и без того подвижному, пробежала тень сомнения. Он отступил на шаг и потер подбородок, покрутил лихой, загнутый кверху черный ус.

– Ну, разве что скоротать вечерок… Ай, ладно, слушай, чего расскажу. Только бумажки свои убери, не люблю.

Норма согласилась, решив записать все по памяти.

– Ну, значица, с кобольдами я давно дружбу вожу. Понимают они меня, а я – их. Это все зазря думают, будто они безмозглые, у них просто бошки по-другому варят. Вот ты ж знаешь, как они с ограми в горах уживаются? Тех, что в Скаловии? – Норма покачала головой. – А никак они не уживаются. Огры, они ж какие, им бы лишь бы строить. То пирамидку из валунов сложат – это детеныши их балуются, то целую стенку, а то и мост наведут между утесами. Ходить по ним, правда, не след, они чужаков ой как не любят… Так вот, кобольдам они мешают своими постройками лазы копать – те под весом каменюк проваливаются, и много кобольдов при этом гибнет. Так что у этих народцев, можно сказать, вековая вражда.

Ни словом не врал Макар, Атаман кобольдов, и Норма даже почувствовала огонек любопытства. Да, он пока не обмолвился о своих делах, но многое знал такого, чего не было сказано в имперском бестиарии, который она вызубрила от корки до корки. Видать, не такой уж он был и полный, раз там не было ни строки о войне огров-великанов и низкорослых кобольдов.

– Ну и вот, – продолжил Макар, расхаживая в камере из стороны в сторону, – значица, кобольды им и гадят помаленьку. То стенку расковыряют, то из моста булыжники утянут так, чтобы кто по ним пойдет первым – провалился в ущелье. Так что разбирать по камушку они умеют…

Он умолк, искоса глядя на Норму.

– А дальше? – поторопила она. – И откуда вы, к слову, все это знаете?

– От кобольдов, вестимо, – пожал он плечами и, подняв закованные руки к лицу, яростно почесал все еще вымазанный грязью давно переломанный нос.

Норма кивнула:

– Выходит, зная о способности кобольдов разбирать каменные постройки, вы решили подобраться к подземным ярусам хранилища. Но кто дал вам информацию о планировке и ловушках? Кто ваш наводчик… или даже заказчик? – Она обняла себя за локти, чтобы руки не принялись от безделья теребить что ни попадя, выдавая ее с головой.

– Так тебе все и скажи, – прищелкнул языком Макар.

– Послушайте, если само преступление задумали не вы, то наказание может уменьшиться и вы отправитесь не на эшафот, а только на каторгу, и…

Макар расхохотался:

– Ну ты, девка, смешная! Не отправлюсь я никуда, говорю же. Ах-хах, хватит с тебя сказочек, иди вон, помолись напоследок своим крылатым!

Кулаки сжались сами собой, брови потянулись к переносице. Да как он смеет!

– Вам заказали достать именно тот перстень из рамы, так? – грозно спросила она. По крайней мере, попыталась звучать грозно. – На нем королевская печать, а взяли вы его в княжеском хранилище! Вас же за такое прилюдно четвертуют! Лучше раскайтесь.

На ее тираду Атаман кобольдов отозвался новым взрывом хохота.

Тут в подвал с камерой бегом спустился Илай:

– Норма, Норма! Ты не представляешь, перстенек-то в розыске, сама императрица приказ давала! Михаэль как услышал мой доклад, так… – Он осекся, встретившись с сестрой взглядом. – Л-ладно, попозже обсудим, не при этом, – и хмуро посмотрел на арестанта. – Сознался уже?

– Кое-что я узнала.

– А больше и не узнаешь, синеглазка, так что радуйся!

Норма отозвала брата в сторонку и шепотом пожаловалась:

– Я не смогу выяснить, правду ли он говорит, если он будет молчать. И он грозится, что скоро те кобольды вторгнутся в участок, чтобы его освободить.

– Брешет, – махнул рукой Илай. – В крайнем случае сдадим его Октаву, он кого угодно разговорит.

Норма сникла. Этот болван даже не понял, как больно только что ее уколол, как жестоко напомнил о превосходстве Турмалина над Лазуритом! Ее дар так и будет вторым сортом, бесполезным довеском…

– Да улыбнись же ты, – потрепал ее по плечу брат. – Мы справились! Ты справилась. Доказательств на этого гада и без дознания хватит, его же с поличным брали. Премию получим – гульнем как следует, налопаемся от пуза! А там и за пропажу Дубравинской дочки возьмемся с новыми силами!

В этот миг Макар метнулся к решетке с такой яростью, что казалось, стальные прутья пошатнулись. Кандалы лязгнули о металл, а его лицо исказилось:

– Дубравина, ты сказал? Ринка пропала?! Рина Дубравина!

Норма и Илай впились в него взглядами, не веря своим ушам.

– Чего вылупились своими каменюками, черти церковные?! – рявкнул Макар. – Она, да?..

– Что ты знаешь о Катерине Дубравиной? – Голос Нормы задрожал, но уже не от волнения, а от азарта. Она впервые за эту ночь, да и за долгое время, почувствовала, что наткнулась на что-то поистине ценное.

Но Макар уже отшатнулся обратно в глубь камеры, сложил на колени закованные руки и закрылся, как сундук:

– Ничего я вам не скажу, псы лягавые, хоште бейте меня, хоште режьте!

– Но девушка может быть в опасности! Она ведь дорога вам? – догадалась Норма и задрожала от истинности своей догадки. – Так помогите ее спасти.

Какое-то время на лице Макара можно было наблюдать борьбу с самим собой. Он то хмурился, то принимался кусать костяшки, то цыкал разбитой губой. Норма сжала прутья, уже не боясь, что Атаман кинется.

Но вот он замер, лукаво глянул на геммов исподлобья и поднял указательный палец:

– Чу! Слышите?..

Илай и Норма невольно прислушались.

И услышали…

Чирк, шкряб, стук.

Шкряб, чирк, шорк.

– Это…

– Мои братушки идут, – осклабился Макар, Атаман кобольдов, – и лучше бы вам поберечься.

Почти пустое управление замерло перед атакой. Звуки подкопа доносились со всех сторон, и копали будто бы не пять кобольдов, а целая дюжина… Или больше? Их копошение раздражало и горячило кровь одновременно. Но и вселяло тревогу, что, если нечистые нападут со всех сторон разом – вооруженные когтями и своими глиняными бомбами, верткие, прыгучие и слишком скользкие, чтобы поймать их и связать, – они могут не справиться, отвлечься и упустить момент, когда те освободят своего атамана.

Макар же, наблюдая за попытками четверых геммов хоть как-то подготовиться к атаке, всячески мешал им, во все горло распевая похабную песню:

Илай, нервничая, пытался связаться то с Михаэлем, то с Петром Архипычем, а то и с начальником охраны хранилища госпожи Зимецкой. Но все тщетно: господин полицмейстер почивать изволили, начальник охраны не откликался, а Михаэль и вовсе будто спрятался за непроницаемой стеной.

И вот когда шорканье, шкрябанье, стуки и прочие шорохи стали такими близкими, что уже напоминали стрекот тысячи жучиных надкрыльев, все вдруг стихло так резко, будто никогда и не звучало. Даже Макар заткнулся, так и не допев второй куплет о дочках булочника.

Илай, Норма, Диана и Лес стояли в центре подвала, спина к спине, нацелив орудия каждый на свою стену и усиленно ровно дыша. Слышно было даже, как течет капля пота по виску Атамана.

В следующий миг сверху раздался громовой стук в запертую и подпертую двумя письменными столами и одной картотекой входную дверь управления.

– А ну, открыть ворота! Вы что там, забаррикадировались? Мы ждем нашествия демонов? – донесся приглушенный, но все же веселый голос их Куратора.

Илай охнул, подскочил, будто заяц, и метнулся вверх по лестнице. Остальные отправились к нему на подмогу, чтобы быстрее освободить дверь. Только Норма задержалась на секунду и глянула на Атамана. Тот сидел как ни в чем не бывало. Посвистывал и даже криво улыбался. Только это и не давало тревоге улечься.

Они отодвинули мебель, но не успели расставить ее по местам, как в управление вихрем ворвался Михаэль. Он него пахло вином и праздником, а еще он был не один.

Двое господ, одетых в темно-фиолетовые камзолы с золотой вышивкой и с одинаково кислым выражением лиц, кутались в соболиные меха и опирались на длинные изогнутые трости, похожие на те, которыми размахивали ряженые по случаю Бертрамова дня. Судя по схожим чертам и одинаковым черным завитым парикам, они были родственниками.

– Где он? – И, не дожидаясь ответа, Михаэль устремился вниз по лестнице в подвал, где находилась камера предварительного заключения. По пути он натолкнулся сначала на одну стену, а потом на другую.

Илай хотел было последовать за ним, но тут старший господин в фиолетовом камзоле заговорил гнусавым голосом, будто ему прищемили его крючковатый нос:

– Задержитесь. Кто опрашивал его?

– Не имеем чести… – Илай кашлянул. – Позвольте представиться…

– Ваши имена нам без нужды, – вздернул губу гнусавый. – Перед вами князь Клюков, а это – мой племянник. Отвечайте немедленно: это правда?

– Что именно, Ваша Светлость? – осторожно уточнил Янтарь, сообразив, что перед ними стоят владельцы попорченного гардероба и разгромленного борьбой и взрывами хранилища. А сколько там, должно быть, грязищи! Неужели Клюковы уже успели туда наведаться и теперь учинят расправу?

Князь раздраженно повел плечами, драгоценный мех заиграл в свете лампад.

– Что арестованный вами мужчина управлял кобольдами, – процедил он. – Приказывал им, а они приказы эти исполняли. Отвечайте немедля и полно!

Илай не знал деталей, так как вести беседы с преступниками было не его сильной стороной. Вместо него вперед выступила Норма. Держалась она прямо, но явно нервничала.

– Это правда. С Макаром, также поименовавшим себя Атаманом, в сговоре как минимум пять кобольдов. Действовали они организованно и явно по человеческой указке. Также арестованный знает об этих существах больше, чем написано в имперском бестиарии.

– А ты не врешь нам, девчонка? – прошипел племянник Клюкова, поднимая рукоять своей кривой трости прямо к лицу Нормы. Ее глаза расширились, но она не отступила.

– Я – Дознаватель. Я никогда не лгу.

– Не позорь свой дом такой вопиющей неосведомленностью, – прогнусавил князь, обращаясь к родственнику. – Лазуриты не врут, только мастерски недоговаривают. А еще не позволяют лгать другим. Значит, это ты беседовала с… – тут он слегка улыбнулся, чего никто не ожидал, – Атаманом кобольдов? Хорошо.

Что именно было хорошо, он так и не сказал, потому что снизу показался Михаэль, ведя под руки Макара. Причем без кандалов, и тот даже не сопротивлялся – шел, расправив плечи и потирая запястья.

– Управлению потребуется ремонт подвала, – весело бросил Куратор. Его слегка покачивало. – Кобольды и там постарались!

Князь Клюков тоже приосанился и вскинул подбородок, наставив на грабителя кончик загнутого носа:

– Так вот ты каков… наследник крови Бертрама.

Атаман дико ухмыльнулся, глаза его забегали, точно высматривая возможности для побега.

– Можешь не бояться ни нас, ни закона, – продолжил князь, ударив тростью в пол. – Отныне ты возвращаешься под защиту рода.

«Спокойно! Я все объясню», – пообещал Илаю Михаэль неслышным голосом, а вслух сказал:

– Тогда в карету, скорее в карету! Воссоединение рода – это прекрасное событие. Еще и в такой знаменательный день.

Геммы ошарашенно, но молча наблюдали, как Макара запихивают в роскошный экипаж. Тот все еще не вполне понимал, что с ним происходит, и пытался юлить, попросившись ехать на облучке. Но и эту попытку побега пресекли.

Помахав карете вслед, Михаэль развернулся к подопечным и громко выдохнул:

– Ну и ночка! Зайдем скорее, выдам вам инструкции.

Лес все порывался что-то сказать, было заметно, как сильно он уязвлен, ведь именно его силами и ценой благополучия Фундука этот арест состоялся. А тут! Но выученные быть послушными, геммы ждали дальнейших распоряжений. А объяснения… это если очень повезет.

Но Михаэль и впрямь был в приподнятом настроении. А потому, оседлав подвернувшийся стул, подпер щеку кулаком, мечтательно вздохнул и заговорил:

– Во-первых, спасибо за сдержанность. Меня просто не хватило бы успокаивать всех вместе – и их, и вас, и этого нравного господина в лохмотьях. Где вы его, кстати, так изваляли? С него же земля сыпалась.

– Он сам и извалялся, – не удержался Лес и скрестил враждебно руки на груди.

– Во-вторых, – пропустил его комментарий мимо ушей Михаэль, – дело можете считать закрытым.

– Это как?! – возмутился уже Илай. Хотелось вцепиться себе в волосы. Неужто упустили не только арестанта, но и премию?!

– Да все просто, – ухмыльнулся Михаэль. – Если коротко, то Клюковы давно ждали, пока в их семье родился бы кто-то, кто унаследовал талант их предка, короля Бертрама. Ну, того, который подчинил себе целое племя кобольдов и потом с их помощью занял трон. Так вот, ждали они ждали, ждали и ждали… Не рождался никто. А тут ваш… Атаман подвернулся. Так что, полагаю, в ближайшие дни Его Светлость будут заняты только тем, чтобы доказать его принадлежность к гордой фамилии. Естественно, князь ее докажет, не упустит возможности, даже если там седьмая вода на киселе. А то, что Макар вломился в Клюковское хранилище, – так это тьфу, дела семейные. С Зимецкой они уж сами сочтутся, будьте покойны. К слову, где там был перстенек, который Атаман из рамы выковырял? Вот его не потеряйте. Естественно, где именно он нашелся, не распространяйтесь, иначе быть скандалу.

Сумбурно распрощавшись, все такой же веселый и кривой, как адашайский ятаган, Михаэль исчез в праздничной ночи.

А Илай, Диана, Норма и Лес остались одни в разгромленном ими же и кобольдами сыскном управлении Вотры ждать утра и решения своей голодной судьбы.

Перстень и впрямь оказался значимым – ради его торжественного вручения истинной обладательнице отряд геммов во главе с раскрасневшимся полицмейстером вызвали ко двору Ее Императорского Величества.

Норме смутно запомнились ряды разряженных придворных, делегации из Церновии в расшитых кафтанах и Адашая в высоких головных уборах, что присутствовали на приеме. Даже сама императрица Аркадия – миловидная женщина лет тридцати, с приятно округлым лицом и веселыми черешнево-карими глазами – будто плавала в тумане.

Аркадия провозгласила, как важны геммы для поддержания порядка в Паустаклаве, объявила о личной признательности и торжественно передала перстень советнику, Андрею Дубравину, который тут же захлопнул над ним крышку шкатулки. Отец пропавшей Рины выглядел сосредоточенным и невозмутимым – внешне непримечательный мужчина крепкого телосложения был, как и все придворные, одет в золотистый камзол с панталонами в тон, а его голову покрывал напудренный парик, как бы уравнивая его со всеми. Илай понадеялся, что им удастся обменяться с Советником хоть парой фраз, но сразу после торжественной церемонии их быстро и без лишних разговоров выставили вон.

Петр Архипович был искренне счастлив. Твердил о новых горизонтах, совершенстве и почему-то о гобеленовом диванчике с пастушками. Но Норма никак не могла сосредоточиться на его словах. Перед ее глазами стояла совсем другая картина.

Павлина Павловна объявилась в управлении на следующее после проваленного задержания утро. Полицмейстер вызвал геммов в свой кабинет, и они выстроились по росту, ожидая разноса. Однако его не последовало.

Все также одетая во все белое, госпожа Зимецка объявила, что считает данное ею поручение выполненным.

– Я предпочитаю быть честной и не хочу вводить вас, молодые люди, в заблуждение, – ровным тоном проговорила она, поправив на плечах молочный плащ с оторочкой из лисы-альбиноса. – Вы нашли и обезвредили виновного, а его… родственники не только заверили меня, что не имеют претензий за поврежденное хранилище их семьи, но и возместят ущерб от других краж. Таким образом, моя деловая репутация восстановлена. – Она холодно улыбнулась. – Мои поздравления, сыскные. Вы быстро справились.

И снова победа была с привкусом поражения.

«Наказано ли зло? – отстраненно рассуждала Норма, пока Петр Архипыч рассыпался перед Зимецкой в любезностях. – Нет, оно было вознаграждено. Грязный бандит вступил в княжеское семейство! Что ж, по крайней мере, он больше не будет никого грабить…»

– У меня есть одна последняя просьба, – чуть манерно протянула Зимецка, отбросив с плеча тугой белоснежный локон. – Могу я взглянуть на показания этого… Макара Клюкова? Не судите женщину за любопытство.

– Всенепременно, это открытая информация, – зачастил Петр Архипыч, – тем более для вас, драгоценная Павлина Павловна…

– Ну-ну, – надула она губы и нетерпеливо пошевелила в воздухе пальцами, затянутыми в белый шелк.

Норма, опустив голову, вручила госпоже свой блокнот. Та углубилась в чтение записей, а Норма нервно стиснула карандаш.

«Что она хочет узнать из этого бесталанного допроса? Что там такого ценного? Вот если бы он сказал что-то толковое о Катерине Дубравиной… Ведь он точно знает!»

Карандаш, не выдержав натиска ее пальцев, сломался пополам, и часть покатилась под стол, за которым сидела госпожа Зимецка.

Жарко покраснев, Норма нырнула за обломком.

Она не сразу поняла, что открылось ее глазам.

Диана предположила, что под длинным платьем со шлейфом Павлина Павловна скрывает тяжелые сапоги. Норме даже показалось, что это логично – в бальных туфельках не походишь по мануфактурам и складам, а Зимецка – женщина деловая.

Но под подолом роскошного платья скрывалась вовсе не тяжелая обувь, нет и нет.

Вместо ног у богатой госпожи оказались раздвоенные копытца, обрамленные поверху белоснежным мехом.

Еще не до конца сообразив, что она только что увидела, Норма медленно выбралась из-под стола. Только теперь ее лицо похолодело, а губы онемели.

Она посмотрела на Павлину Павловну, все также увлеченно читавшую ее заметки. Затем Зимецка со спокойной и даже довольной улыбкой подняла на Норму глаза. Зрачки были горизонтальными, как у козы. Вдруг она хлопнула по столу ладонью:

– Вот оно что! Вот как они обманули оповещателку: кончик зонта слишком мал, чтобы поднять тревогу. Ха, ну теперь-то они у меня попляшут, все переменят за старую оплату. Ладно камень, сталь-то эти ваши кобольды не расцарапают?

Петр Архипыч натянуто рассмеялся.

Норма моргнула, и наваждение развеялось.