Глава 7

Перед Великим Магистериумом в день ритуала собралась огромная толпа. Горожане, которые встали затемно, чтобы занять лучшие места, приехавшие издалека зрители, представители прессы — все хотели стать свидетелями события, которое не происходило уже три столетия.

Стражи порядка с трудом сдерживали напор любопытных. Торговцы разбили импровизированные лавки, продавая еду и сувениры. В воздухе висело напряжение большого события — смесь предвкушения, страха и благоговения перед древней магией.

Великий Зал Магистериума был местом силы, пропитанным магией веков. Строившийся на протяжении двух столетий лучшими мастерами империи, он воплощал в себе могущество и незыблемость старого порядка.

Огромные стены из белого каррарского мрамора тянулись ввысь на высоту семиэтажного здания. Они были украшены массивными колоннами коринфского ордера и изящной лепниной, каждый элемент которой был покрыт рунами защиты и истины. Эти древние символы тускло мерцали в полумраке, словно сердцебиение самого здания.

Высокий сводчатый потолок терялся во тьме на головокружительной высоте. Акустика зала была спроектирована таким образом, что он во много раз усиливал звуки и благодаря этому никаких микрофонов не требовалось. Даже шепот казался здесь кощунством.

Витражи огромных окон представляли собой произведения искусства, каждое из которых рассказывало историю. Сцены давно ушедших времен — победы древних героев над силами хаоса, суды над теми, кто осмелился бросить вызов установленному порядку, коронации императоров и казни предателей. Каждое цветное стекло было не просто произведением искусства, но и магическим артефактом, пропитанным заклинаниями памяти. Изображения словно следили за происходящим живыми глазами, напоминая о том, что здесь вершилась история.

Зал был забит до отказа. Каждое место занято, в проходах стояли те, кому не хватило сидячих мест. Атмосфера была настолько напряженной, что воздух казался плотным.

На возвышении с правой стороны восседала вся элита старого мира. Патриархи Волконский, Змеева и Медведев сидели в первом ряду с триумфальными лицами, едва сдерживая предвкушение победы. Их парадные одеяния — расшитые золотом мантии, фамильные драгоценности, ордена и регалии — сверкали в свете магических светильников. Они выглядели как боги, спустившиеся с небес, чтобы вершить правосудие.

За ними располагались другие главы Кланов, нервно перешептывающиеся между собой и то и дело бросающие взгляды на центр зала. Каждый просчитывал, как исход ритуала повлияет на его позицию в сложной иерархии империи.

Глава Гильдии Охотников Артемий Громов сидел несколько в стороне с мрачным, непроницаемым лицом. Его массивная фигура была облачена в церемониальные доспехи, а на поясе висел древний клинок — символ его власти над теми, кто охотился на тварей из Разломов.

Высшие чины ФСМБ в парадных мундирах занимали почетные места слева от центра. Их присутствие должно было символизировать, что закон стоит выше политических игр кланов.

Патриарх Александр Орлов сидел среди представителей нейтральных кланов в середине зала, и его охватывало смешанные чувства. Он смотрел на эту демонстрацию мощи, понимая, что его клан чудом не оказался на скамье обвинителей. Вокруг него воздух буквально вибрировал от накопленной магической энергии, от присутствия сотен артефактов, собранных здесь за столетия. Каждый камень в стенах, каждая руна на колоннах излучали силу, которая заставляла кожу покрываться мурашками.

Точно посреди зала, стоял Игорь Стрельников. Его фигура в черном мундире инквизитора выделялась среди пестрой толпы аристократов. Лицо представляло собой непроницаемую маску сосредоточенности — ни тени сомнения, ни капли нервозности. Он был создателем этого момента, архитектором грандиозного события, которое должно было положить конец угрозе Калева Воронова раз и навсегда.

За время подготовки он проверил каждую деталь, каждый аспект ритуала. Древние тексты были изучены, магические круги начерчены с абсолютной точностью, свидетели созваны, юридические формулировки отточены до совершенства. Все было готово для торжества Закона.

Здесь короновались императоры и судили узурпаторов. Здесь заключались договоры, которые определяли границы государств, и выносились приговоры, которые меняли судьбы народов. И сегодня эти стены должны были стать свидетелями еще одного исторического момента — разоблачения самозванца, который осмелился бросить вызов установленному тысячелетиями порядку.

Наконец, огромные бронзовые врата Магистериума, украшенные барельефами древних битв, распахнулись с глухим, торжественным звоном. Механизм, приводящий их в движение, не использовался уже три столетия, и его пробуждение и работа сегодня само по себе было событием. Все головы в зале одновременно повернулись к входу, а разговоры мгновенно стихли.

Первым у ворот остановился армейский бронетранспортер. Матово-черная боевая машина — еще один символ дерзости Воронова. Он посмел притащить в столицу целых три таких монстра и теперь нагло приехал на них сюда с площади, хотя идти пешком было не так уж далеко.

Дверь машины распахнулась, и из неё начали выходить «Стражи Эдема». Сначала наступила абсолютная тишина, затем по залу прокатился едва слышный вздох изумления.

Гвардейцы кланов в парадных доспехах, привыкшие к церемониальной роскоши, инстинктивно отшатнулись при виде настоящих головорезов. Разница была видна с первого взгляда, словно одни всю жизнь играли в войну, другие в ней жили.

Стражи двигались с грубой, экономной мощью профессиональных убийц. Не было никакой показухи, никаких лишних движений — только эффективность хищников, которые внезапно попали в курятник, полный жирных, беспомощных уток.

Один из лощеных гвардейцев клана Волконских — молодой человек в позолоченных доспехах попытался преградить им путь. Он сделал шаг вперед и что-то пролепетал о протоколе входа, о необходимости сдать оружие.

Антон «Молот» остановился и просто посмотрел на него. Не сказал ни слова, не сделал угрожающего жеста. Просто посмотрел.

Парень увидел это лицо — сеть шрамов, рассекающих левую щеку, холодные глаза профессионального убийцы, который перестал считать трупы монстров много лет назад. Увидел взгляд человека, для которого война с тварями была не подвигом, а просто работой. Рутинной, ежедневной работой.

Гвардеец проблеял что-то невразумительное о том, что «наверное, можно сделать исключение», и поспешно отступил, едва не упав на своих дрожащих ногах.

«Стражи» молча заняли позиции у входа. Они встали так, чтобы контролировать все подходы к выходу.

Рядом с ними парадные гвардейцы в своих наищенных до зеркального блеска доспехах выглядели как переодетые актеры, играющие роль воинов в дешевом спектакле.

Антон «Молот», стоя во главе своего отряда, впервые за последние дни позволил себе легкую усмешку. В этот момент он наконец понял гениальную задумку Хозяина. Приказ, который казался ему в «Эдеме» безумием теперь обрел смысл.

Следом к воротам подъехал второй автомобиль — черный, элегантный, без опознавательных знаков. Из него вышел сам Калев Воронов.

Простой, но безупречно скроенный черный костюм. Ни единого украшения, ни одного знака отличия, никаких регалий власти или символов статуса. Он выглядел как успешный бизнесмен, пришедший на деловое совещание.

Но именно эта простота на фоне окружающей роскоши производила ошеломляющий эффект. Он выделялся как черная дыра среди ярких звезд.

Калев вошел в зал один, без эскорта, без охраны, и медленно пошел через весь Магистериум к центру. Его шаги отдавались звонким эхом в напряженной тишине зала. Каждый звук его подошв по мраморному полу казался громом среди мертвой тишины.

Он не смотрел на трибуны, заполненные его врагами. Не обращал внимания на сотни враждебных взглядов, которые буквально прожигали его фигуру. Не реагировал на шепот и возгласы удивления.

На его лице была лишь глубочайшая, почти оскорбительная скука. Выражение человека, которого заставили присутствовать на защите диссертации первокурсника, когда у него есть дела поважнее.

Патриарх Орлов наблюдал за этой неспешной прогулкой через зал, полный врагов, и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Он видел многое за свою долгую жизнь — храбрость и трусость, уверенность и отчаяние, но такого хладнокровия, такого абсолютного безразличия к смертельной опасности он не встречал никогда.

Либо Калев был полным безумцем, потерявшим связь с реальностью, либо знал что-то, чего не знали все остальные. И судя по его послужному списку, безумцем он точно не был.

* * *

В самом центре зала, в полу из полированного черного базальта, привезенного из древних каменоломен, был врезан огромный ритуальный круг диаметром почти в десять метров. Серебряные линии невероятно сложного узора переплетались с кристаллами размером с человеческую голову, создавая геометрию, которая болезненно воздействовала на глаза и разум.

Круг представлял собой функциональную магическую машину, построенную по принципам, забытым современными чародеями. Линии серебра были не нанесены, а буквально вплавлены в камень на молекулярном уровне, создавая проводящие каналы для энергий, о природе которых можно было только догадываться.

Смотреть на этот рисунок слишком долго было физически невозможно — он словно выворачивал пространство наизнанку, заставляя мозг пытаться обработать геометрию, которая не должна была существовать в трехмерном мире. У многих присутствующих начинали слезиться глаза, а некоторые отворачивались, чувствуя подступающую тошноту.

Кассиан спокойно шагнул в центр этого неестественного творения и замер, сложив руки за спиной. Его лицо не выражало ни малейшего дискомфорта от близости к древней магии. Он не произнес ни слова, не бросил ни единого взгляда на собравшихся, а просто стоял и ждал.

Несколько минут в зале царила абсолютная тишина. Затем из глубокой тени у алтаря, словно материализуясь из самой тьмы, вышел Главный Ритуалист Магистериума — Магистр Элиас.

Древний, высохший старик походил скорее на мумию, чем на живого человека. Его церемониальные одежды — расшитая золотыми нитями мантия темно-синего цвета — висели на его иссохшем теле как на вешалке. Он двигался медленно, с трудом, опираясь на посох из черного дерева, увенчанный кристаллом размером с кулак.

Этот кристалл был не украшением, а фокусирующим элементом невероятной силы. Внутри него, словно застывшие молнии, сияли потоки энергии. Глаза Элиаса видели не одно столетие, его голос произносил заклинания еще до рождения дедушек большинства присутствующих.

Ритуалист остановился точно на краю магического круга — ни на шаг ближе, ни на шаг дальше. Он поднял посох над головой, и кристалл на его вершине мгновенно вспыхнул холодным светом.

— Силой Древнего Кодекса, написанного кровью основателей, — начал он на архаичном, гортанном языке старого Магиархата, каждое слово которого звучало как удар молота, — призываю Закон к суду над тем, чья истинная природа сокрыта ложью и обманом!

Язык был настолько древним, что мало кто в зале мог его понять, но смысл проникал в сознание напрямую, минуя разум. Слова несли в себе власть и силу, накопленную веками.

С каждым произнесенным словом руны на полу начинали медленно загораться, словно кто-то зажигал фитили невидимых свечей. Сначала свет был тусклым, едва заметным, затем становился ярче и ярче, пока весь круг не засиял холодным серебряным пламенем, которое не давало тепла, но обжигало душу.

Воздух в зале начал меняться, становясь плотным и давящим. Присутствующие чувствовали, как атмосферное давление скачет, из-за чего закладывало уши. Многие инстинктивно затаили дыхание, боясь нарушить нарастающее напряжение.

— Пусть древняя мудрость, заложенная в основание мира, отделит истину от лжи! — продолжал Элиас, и его дряхлый голос наполнялся силой, становился громче и увереннее. — Пусть проявится то, что есть по праву, и исчезнет навеки то, чего быть не должно!

Руны на стенах зала начали откликаться на призыв, зажигаясь одна за другой по всему периметру огромного помещения. Свет распространялся по древним символам как пожар по сухой траве, превращая мрачный зал в сияющий храм справедливости.

Этот свет был не просто ярким — он был словно живым. Будто само здание ожило и его каменное сердце начало биться после векового сна. Свет дышал, нарастал и убывал, создавая гипнотический ритм, который заставлял присутствующих покачиваться в такт.

Все в зале — от могущественных патриархов до гвардейцев — чувствовали пробуждение силы Закона. Это была не магия в обычном понимании, не заклинания, которые можно выучить в академии, а нечто более фундаментальное и страшное — неотвратимый механизм правосудия, вплетенный в саму ткань реальности основателями империи.

Казалось, сама основа мироздания откликалась на древний призыв, готовая вершить суд над тем, кто осмелился нарушить установленный порядок.

Патриарх Орлов сжал подлокотники своего кресла побелевшими от напряжения костяшками. Он чувствовал эту пробуждающуюся силу всем телом — кожей, которая покрылась мурашками, костями, которые ныли от неведомого давления, кровью, которая, казалось, замедлила свой бег.

Древние создатели ритуала определенно не шутили — это был инструмент абсолютной власти, способный разорвать любую иллюзию, разоблачить любую ложь, уничтожить любого самозванца. Против такой силы не устоит ни один обман, ни одна маскировка.

В центре всего этого нарастающего водоворота древней энергии стоял Калев Воронов — неподвижный как статуя, с тем же выражением глубочайшей скуки на лице. Серебряное пламя плясало вокруг его фигуры, но он не обращал на него внимания, словно стоял под обычным дождем. И никто из присутствующих не мог понять, о чем же он думал…

Загрузка...