Теневик. Конец войны

Глава 22

Мы стали выдвигаться вперед. Находится на поляне, в то время, как противник удивительно ловко скрывается в лесу — неправильное решение.

«Коротков может умереть», — телепатически сообщает мне Лида.

«Проверь Сенцова, а после подлечи Короткова. Можешь сделать так, чтобы он в сознание не пришел?» — успеваю передать я.

«Смогу», — коротко отвечала лекарка.

В то же время по нам стали стрелять настолько часто, что та защита, которую я все таки смог поставить, скоро перестанет спасать. Но пока мы шли вперед. Такая ситуация еще не отрабатывалась на учении, но, как видно, очень даже удачный вариант. Словно по нам стреляли лучшие стрелки и у них была задача максимально близко посылать пули, но только не в нас с Игнатом. И все равно нужны стальные яйца, чтобы идти под пулями и почти не скрываться.

— Командир, что-то мне дурно становится. Как бы не упал! — с тревогой в голосе сказал Игнат.

Я также начинал чувствовать себя не лучшим образом, понимая, что Сила на исходе, а еще предстоит биться. Я не стал отвечать Игнату, не было смысла в этом. Ситуация ясна, но необходимо еще немного продержаться.

Мы прошли ещё метра три, пока я, наконец, не понял наверняка, где расположились враги. Грамотные позиции и качественная у них маскировка. Хотя, не в ней дело, что-то мешало почувствовать противника.

Я вспомнил, как себя чувствовал, что делал, когда бил сгустками Силы. Закрыл глаза, попробовал потянуться к источнику Альфы. Точнее сразу ко всем источникам, так как он не один, хотя и складывается ощущение единения Силы в одном месте. Мне оказалось очень просто это сделать. И ощущение было такое, будто стоит огромный чан с водой или даже какое-то озерцо, где можно зачерпнуть Силу и будто после вылить её, как из ковша.

Такое впечатление, что если попробовать что-то однажды, и это получится, то впоследствии уже не будет особых проблем повторить. С помощью Лиды, когда она занималась моим лечением с использованием моей же Альфы, получилось в первый раз зачерпнуть Силу.

Вот и сейчас я, только пожелав что-то сделать, смог накопить Силу, сконцентрировать её в кулаке правой руки и швырнуть, как камень, в сторону, откуда раздавались автоматные очереди. Деревья не стали преградой для моей силы, две больших сосны с треском и грохотом, частью даже перекрывшими звуки выстрелов, начали заваливаться в сторону, где и находились наши противники. Наконец-таки, можно было уже полноценно чувствовать врага.

— Оставайся здесь, я сам! — сказал я Игнату, видя, что он мне сейчас не помощник.

Не то, чтобы я такой уж безбашенный герой. Однако, когда прошёл удар Силой, и следом завалились две сосны, нельзя было упускать возможность. Наверняка мои противники либо ошеломлены, либо вовсе их прижало деревьями. И теперь, если они придут в себя, то я уже не смогу отражать ни автоматную очередь, ни одиночные выстрелы.

— Всиу! — рядом с моей головой просвистела пуля.

Всё, пора атаковать!

Я вошёл в режим, который позволял мне почти мгновенно перемещаться. Более того, я старался сохранять и полог невидимости, сливаясь с тенью. Насколько получалось оставаться невидимым, судить не могу, однако, несколько пуль вышибали щепу из поваленного дерева в метрах пяти от меня. Я чувствовал их, противников было пятеро. Двоих, действительно, прижало деревьями, ещё один попал под удар моей Силы, и был, может, и на время, но выключен из борьбы. Но я почувствовал вожака, того самого, который привёл эту стаю волков.

Касалось, что меня не может достать брошенный нож, я всяко быстрее его должен перемещаться, между тем, по ноге резануло лезвие. А уже скоро я почувствовал приближение своего противника. Командир диверсионной группы, вопреки моим ожиданиям, не стал убегать, напротив, он приближался ко мне.

— Бах! Бах! — пистолетные выстрелы, но я уже спрятался за деревом.

— Уйди со мной! Ты будешь доволен. Всё будет: и деньги, и женщины, и собственный дом, и машина, — услышал я голос.

«Сюда идут наши бойцы, и мы, и те, кто против нас, все в окружении», — сообщает мне дед посредством телепатии.

— А уйти с тобой — это куда? — спросил я, скорее, чтобы выгадать время.

Если рядом бойцы НКВД, и они пришли по сигналу комиссара госбезопасности Сенцова, то перевес в силах всяко на нашей стороне. Да и не предполагался бой с нашим участием. У нас даже нет толком оружия.

— Ты не хочешь уходить? — констатировал противник.

Я резко смещаюсь в сторону и замираю, будто ухожу в тень, скрываюсь от глаз. И делаю это вовремя, так как туда, где только что я находился прилетают две пули. Ускоряюсь и почти что лечу прямо на своего противника.

Успеваю его рассмотреть. Это достаточно взрослый детина, одетый в маскхалат и с веточками, торчащими по всей спине, будто ёж. Удар… Казалось, противник должен отлететь от такого столкновения, но, наоборот, отлетаю от него я. И сразу же ориентируюсь, уворачиваясь от удара ногой. В лучах солнца мелькает лезвие ножа.

— Бах! — пуля рассекает одежду на плече и болезненно обжигает кожу.

В левой руке у врага пистолет, в правой нож. И он видит меня, он быстр. Но у меня есть еще одна способность. Зачерпываю горсть земли и метаю в противника, целясь и попадая ему в глаза. А после концентрирую Силу в правой руке и посылаю новый заряд в сторону диверсанта. Того отбрасывает на дерево и на сук. Он мёртв.

После такого удара он не мог оставаться живым. Вот только я потерял последние свои силы и, чтобы не рухнуть навзничь, опираясь о ствол дерева, сползаю по нему, распластавшись на мягком мху. Понимаю, что остаются ещё другие противники, они приходят в себя, ещё где-то вдали раздаются выстрелы, наверное была еще и группа прикрытия у этих диверсантов, но это всё происходит будто в кино, не со мной. Да и уходят они. После такого боя на скоростях, невидимых глазу, смерти вражеского командира, наверняка, оставшиеся решили уходить. Тем более, что не только командир был убит, действовал и Дед, Ольга, они в паре еще одного диверсанта угомонили.

— Держи, поешь! — неожиданно за спиной появилась Лида.

В голове возник вопрос, как она это сделала, что я её не почувствовал, а ароматное сало, которое она мне предложила, заставляло думать только о еде. Я никогда так раньше не ел сало, просто откусывая огромные куски от от увесистого шмата сала, не нарезая его. И в этот момент я мог поклясться, что ничего вкуснее в своей жизни не ел. И это, несмотря на то, что сало было плохо просолено и от него исходил небольшой душок.

Медленно, но силы стали восстанавливаться.

— Как ты подошла ко мне? — прожевывая достаточно жёсткое сало, спросил я.

— Не хотела, чтобы меня кто-то увидел, вот и подошла, — с какой-то наивностью отвечала девушка.

Вот и еще одна способность девушки. Что-то она мне начинает казаться самым полезным членом группы, при этом девчонка не боевая. Хотя… Кто, как не лекарь умеет убивать!

Вдали раздавались выстрелы, в небо периодически летели ракеты, скорее всего, таким образом бойцы обозначали, что видят противника и вступают с ним в бой. Меня же в данный момент более остального мучил вопрос, кто нам противостоял. Ведь никакой скверны я не чувствовал, между тем, против нас выступают те, кто наверняка знают Альфа. По крайней мере, их командир точно был иным.

Получалось, что на стороне немцев, а то, что это были гитлеровцы, сомнений не возникало, также есть и те, которые не используют скверну, но при этом обладают силой. И чему тут удивляться?

— У тебя кровь на ноге и из уха течёт кровь. Терпи теперь, а то я уже полностью пустая, всё потратила на комиссара и Якута. Если начну сейчас врачевать, могу свалиться без сил, — сказала Лида и отчего-то засмущалась.

Она смотрела мне прямо в глаза, будто утопала в них.

— Чего ты смущаешься? — спросил я, будто почувствовав настроение девушки.

— Ничего! — сказала Лиза, резко встала и пошла прочь.

— Ты мне тоже нравишься, — несколько шутливо сказал я, но почувствовал, что именно в этом дело.

Лида спешно ушла, а я встал, решив проверить труп командира диверсионной группы на предмет нужного мне. Но не могло быть так, что я его ранее не мог увидел. Если он наделен некой Силой или скверной, я должен был его чувствовать, точно знать, где он находится, определяя не менее, чем за сто метров.

Подойдя к поверженному противнику, я стал осматривать все его карманы, оружие. Пистолет, конечно, забрал, нож тоже. Ничего не указывало на то, что он пользовался каким-то артефактом. Хотя, деньги своего рода тоже артефакт, они позволяют уговаривать людей продать нужное. Так что я стал богаче на пять золотых советских червонцев и прихватил стопку купюр. Ему ни к чему, а мне пригодятся.

Я встал, отвернулся, собирался уже уйти, но что-то меня всё-таки дёрнуло ещё раз посмотреть и ощупать убитого врага. Если он мог скрываться от меня, тот артефакт, которым он пользовался обладает свойством оставаться невидимым. Ну нет иных объяснений.

Крест с дубовыми листьями. Его не было видно глазами, его не обнаружить Силой, лишь при тактильном контакте, когда я проводил рукой по одежде убитого, смог наткнуться на этот артефакт, бывшим нацепленным на плече.

Жаль, но в случае артефакта следовало бы рассказать командованию о находке. Нужно же изучать и противника и понимать, с чем можем столкнуться в будущем. И всей группе не мешало бы заиметь такие артефакты.

У меня зародились смысли о том, что нужно что-то похожее на взятый мною с диверсанта крест посмотреть и у предателя Коротченко. Он же тоже умело прятался, каким-то образом подавлял мысли других, что именно он может быть гнусным предателем. Со своим, казалось бы, ускоренным мышлением, я не смог прийти к выводу, кто именно пытался меня отравить. Тот факт, что Коротченко трогал мой лоб после Вороного просто выпал из памяти.

«Что со старшим лейтенантом Вороным?» — попробовал я телепатически спросить у своей команды.

Но мне никто не отвечал. Пришлось вернуться на поляну и задать в голос свой вопрос.

— Помёр. Изрешетили его пулями, — сказал Дед, баюкавший левую руку.

Вот и чёткий ответ, что Вороной не был предателем. Но у меня возникал другой вопрос: а кого пришли убивать? Мою группу или всё же руководство Особого Отдела? А, может, и всех решили порешить в один момент.

Нападающие не учли только одного фактора — Лиду. Можно было бы спрогнозировать, чтобы произошло, если бы девушки рядом не было. Во-первых, моя вторая жизнь прервалась бы. Комиссар госбезопасности Сенцов, тот, на котором, возможно, держится весь Особый Отдел, также был бы убит. Хотя его состояние и сейчас вызывает опасения. И, если бы не я, и без связи, которую обеспечивала Лида, опять она, то и группа была бы разгромлена, да и вовсе поставлен был бы вопрос о дальнейшем существовании Особого Отдела. А Вороного жалко. Насколько я понимаю, в нашем отделе крайне мало специалистов.

Вскоре на поляне и рядом с ней, в лесу, было не протолкнуться от бойцов НКВД. Нас, в сопровождении целого взвода солдат, сопроводили на базу. Ни о каких тренировках больше речи не шло. Хорошо, что не забыли и обильно накормили. После чего сказали готовиться к отправке по своим временным жилищам.

— Могу ли я с тобой поговорить, командир? — спросила Лида, когда я уже стоял около машины, собираясь залезать в её кузов.

— Отчего бы не поговорить? — сказал я, почувствовав гневный взгляд Ольги.

— Ты должен это знать, командир, — девушка замялась, а потом стала говорить шепотом. — Мой муж — это не совсем муж. Мы с ним не расписаны, и не венчаны. Он когда-то взял меня силой. Теперь я чувствую с ним какую-то связь, если нахожусь вдали, то начинаю тосковать. А Силы мои в это время тают. Его потому и привезли в город. Но я не люблю его. Просто у баб нашего рода так заведено — кто был первый, тот должен и оставаться на всю жизнь. Второго мужчины отродясь в моём роду ни прабабка, ни бабка, ни мамка никогда не заводили. А когда мамку силой взял председатель колхоза, так она потеряла свой дар.

— Почему ты мне это говоришь? — спросил я.

— Потому что я теперь чувствую, что и без тебя мне будет тоскливо — сказала Лида, развернулась и убежала прочь.

Мда… Я, конечно, понимаю, что сейчас выгляжу вполне привлекательным: рослый, сильный, уверенный в себе. К таким должны тянуться женщины, особенно когда наступают тяжёлые времена. Но все равно непривычно, что встречаю вторую девушку и она так же готова быть со мной. Или тут что-то иное? Все обладатели Альфы тянуться друг к другу?

Но, а чего хочу я? Семьи? А сколько за последний неполный месяц я был на грани жизни и смерти. И сколько мне будет сопутствовать удача? Вот я снова пришел к тому же вопросу, который ставил перед собой в прошлой жизни. Тогда я так и не обзавёлся семьёй, считая, что буду постоянно подвергаться опасности, подставляя под удар и собственную семью.

— Я хочу ее убить! — сказала Ольга, когда нас привезли на вокзал и мы уже направлялись к своему дому.

— Не всё, что мы хотим, можно делать. Не со всеми, с кем мы хотим, можно оставаться! — философски заметил я.

Настроение было поганым. С одной стороны, терять в бою товарища, даже если ты с ним не был близко знаком, не самое лёгкое чувство. Как это не звучит кощунственно, но к подобным смертям привыкаешь, если они случаются часто. Но я, признаться, отвык уже от смертей сослуживцев.

В прошлой жизни во всех крайних операциях, в которых я участвовал, долгое время получалось без потерь. Ну, а когда узнаёшь, что кого-то всё-таки пристрелили на задании, а этот человек тебе знаком только шапочно, то эти эмоции слабее, чем если бы человека убили в бою, когда ты мог его спасти.

Но не только смерть Вороного меня заставила испытать некую апатию. Всё вокруг стало казаться, словно унылым, по принуждению, даже слишком жёстким и жестоким. Прошла у меня та, я бы даже сказал, эйфория, когда всё вокруг нравилось, я видел во всём только лишь хорошее. Возможно, история Лиды меня несколько расстроила, а, может быть, и в большей степени даже огорчила. Она говорила о том, что тот безногий боец, еще два года назад взял ее силой, став первым мужчиной Лиды.

История Ольги, на самом деле, намного трагичнее, но она меня так не впечатлила. Не знаю, почему именно, возможно, где-то из-за интонации или степени тоски, которые слышались в словах Лиды. И не хочу я в этом разбираться. Устал, причем эту усталость едой не исправить.

— Пойдем, я хочу быть с тобой! — нетерпеливо сказала Ольга.

Она взяла меня за руку и потащила в комнату. Но как раз-таки сейчас у меня никакого желания заниматься сексом не было. Накатила русская хандра. А что делает русский человек, когда на него накатывает хандра? Правильно, он накатывает что-то покрепче!

Я зашёл в комнату, взял две бутылки, причём, одну водки, вторую коньяка, сразу четыре банки тушёнки, две буханки хлеба.

— Ты куда? — спросила Ольга, начиная уже раздеваться и игриво посматривать на кровать.

— Я должен тебе отчитываться? — грубо отвечал я.

— Нет, — растерянно отвечала Ольга.

— Считай, что мы начинаем новый эксперимент. Два дня я не буду к тебе приставать и спасть раздельно. Кинь одно одеяло на пол! — сказал я, взяв закуску и выпивку, вышел в коридор.

Уже здесь я и услышал про то, что кто-то там «сука», и что она меня отвадила. Говорила Ольга, наверняка, о Лиде. А ещё суккуба попыталась распространить свою ауру, но с этим я уже научился бороться без каких-либо существенных усилий. Тут как бы не задела кого из соседей.

Я подошёл к одной из комнат, постучал. Дверь мне открыла, но далего не сразу, дородная, растрёпанная, запыхавшаяся женщина.

— Чего вам? — недовольным тоном спросила она. — Может люди занятыя. Не только всё вам кричать да стучать?

— Петра позови! — строго сказал я.

Женщина фыркнула, стрельнула недовольным взглядом, но всё же пошла звать мужа, при этом закрыв перед моим лицом дверь.

Понятно, что и как у них происходит. Мы с Ольгой внесли в эту коммунальную квартиру немало любви и страсти. Видимо, жёны терроризируют своих мужей на предмет исполнения супружеских обязанностей, так как завидуют нашему с Ольгой регулярному сексу. И я сейчас помешал.

А что? Может на гражданке мы с Олей можем участвовать в какой-нибудь программе по улучшению демографии в стране? Будем ездить по таким коммуналкам, да «нарабатывать аппетиты» к занятию любовью у советских граждан.

— Чего тебе, капитан? — заговорщицки спрашивал Пётр, после перешел на шепот и боязливо спросил. — Может, скажешь, что я тебе для чего-нибудь сгодился? Спасай, мочи более нет моей!

Впервые, после боя в лесу, я улыбнулся. Получалось, что я сейчас мужика спасаю от исполнения обязанностей, которые для него будто невыносимая трудовая повинность.

— Составь компанию! Хочу выпить! — сказал я, указывая на две бутылки, стоявшие прислонёнными к стене.

— А что так? Есть о чём грустить или с чего веселиться? — резко оживился Пётр.

— Скорее, горевать. Я получил известие, что мой сослуживец погиб, — сказал я полуправду.

Пётр был тем самым мужиком, которого я когда-то, в первый день нашего знакомства, ударил. На деле, насколько я разбираюсь в людях, он оказался вполне нормальным мужиком, фронтовиком, вернувшимся по ранению. Я же не сразу узнал, что у Петра нет левой стопы. Да, спьяну агрессивный, да, заносчивый и любит привирать, но кто из нас без недостатков?

Алкоголь — яд! Это понятно, и сейчас во мне сейчас происходит целое сражение: мой дар, или мое проклятие, категорически против того, чтобы я выпивал. А вот моё сознание, как человека из будущего, как и того, который уже и во второй жизни успел что-то понять и что-то увидеть, говорило, что нужно всё же выпить. Даже не ради пьянки окаянной, а дабы не отвыкнуть, и чтобы жидкость небесная перелилась по периферии телесной. Но это присказка, а правда в том, что поговорить мне хоть с кем-то нужно. С Ольгой разговоров не получается. Там лишь только одно на уме, причём, и у меня, и у неё.

— Ну, говори, что на сердце! Оно же видно, что не всё ладно. А что за до смерти сослуживца, так в сорок втором под Ржевом роту товарищей потерял. Втроём с браткой остались только. Братку убили через месяц, — Пётр вздохнул и махнул рукой. — И потом сколько ещё терял друзей. Адская привычка это — хоронить товарищей. Давай, капитан, ещё по одной.

Выпили. Закусили. А я нашёл для себя отговорку, почему я стал пить сегодня. Нужно же проверить, как влияет алкоголь на такого, как я. И сейчас я точно знаю, что алкоголь, не просто замедляет реакцию, в моем случае даже уменьшает количество Альфы.

— Ну и горазд же ты есть! — удивился Пётр.

— А ты, давай, наливай ещё! — подначивал я собутыльника.

О том, что контроль у пьяного одарённого теряется не меньше, чем у обывателя, стало очевидным, когда я вернулся в комнату. Вот сказал же Ольге, что два дня у нас ничего не будет, а выпимши передумал. Или она заставила меня передумать. Так что вновь было и не раз.