Тишина в эфире

Глава четырнадцатая. Лоуренс

9 ноября 1989 года, вторник, позднее утро

Треверберг

Маленький домик Альберты Пэйдж находился в районе Часовой башни, неподалеку от Первого моста, единственной дороги в старую половину Треверберга. Он был окружен невысоким забором, который совсем недавно покрасили в нежно-зеленый цвет. За садом тщательно ухаживали: цветущие розы, подстриженные деревья и кусты, беседка, увитая виноградом, мягкая трава. Лоуренс приподнял желтую полицейскую ленту, открыл заскрипевшую калитку и остановился на посыпанной щебнем тропинке, ожидая Рэя.

– Скромный домишко для автора бестселлера, – заметил офицер Лок, оглядываясь.

– Другого жилья у нее, судя по документам, нет. К слову, район отличный. Тут спокойно. И почти старая половина. Рай для творческих людей. С утра она пьет кофе, слушая мелодичное «бом-бом» часовой башни, а по вечерам сидит в беседке и пишет очередной роман.

– Один она уже написала, и ничем хорошим это не закончилось.

– Вообще-то романов у нее шесть, мужик. Тебе нельзя показываться в приличном обществе, ты не сможешь поддержать светскую беседу о литературе.

Рэй сунул руки в карманы и пошел к входной двери. Лоуренс последовал за ним.

– Я люблю детективы. Розовые сопли меня не интересуют.

– Жаль, жаль. Как минимум две ее книги – не считая «Рождения Юноны», естественно – очень даже неплохи. Критики иногда бывают жутко несправедливы. А читатели слишком много внимания уделяют отзывам этих самых критиков. Напомни-ка, зачем мы сюда пришли?

– Мы планируем осмотреть место преступления.

– Разве его еще не осмотрели? Анна Монфорт в компании ребят из убойного отдела копалась тут несколько часов. И даже написала отчет. Ты его видел?

– Видел. Именно поэтому мы сюда и пришли.

Детектив Уайт достал последнюю сигарету из смятой пачки, прикурил от маленькой пластиковой зажигалки и с беспокойством посмотрел на тяжелые дождевые тучи, висевшие над Тревербергом с самого утра.

– В доме пять комнат, – продолжил офицер Лок, – и их якобы перерыли сверху донизу, но ничего не нашли. Такого не бывает. На месте преступления остаются следы. В противном случае это не место преступления, а операционная.

– Глубокая философская мысль, мужик, – похвалил Лоуренс. – Несколько розовых таблеток, принятых с утра, помогли мне оценить ее по достоинству.

– Кажется, я просил тебя не прикасаться к дури, Уайт?

– Помню. И с удовольствием внял бы твоим словам, но некое создание внутри меня принимает самостоятельные решения.

Рэй тяжело вздохнул.

– Наркоман хренов. Вот скажи, как с тобой работать?

– Да брось. Я что, еле ворочаю языком или на ногах не стою? Небольшая доза поддерживающих таблеток в терапевтических целях, только и всего. Ты же не хочешь, чтобы я ползал по всем углам и звал чертей? Вот и я не хочу, поверь. Я тысячу раз тебе объяснял, что с годами дар жиреет и наглеет. Если я буду вести образ жизни трезвенника, эта штука сожрет меня изнутри. И – нет, это не красивая метафора, а правда, от первого до последнего слова. Знаешь, каково это: лежать в кровати и чувствовать, как тебя грызут острые зубы? Страдания, которые нам причиняет дар, намного реальнее обычных, знакомых смертным и бессмертным страданий. У нас внутри живет враг, и мы вынуждены держать оборону. В этой борьбе хороши все средства.

– На твоем месте я бы давным-давно наложил на себя руки.

Лоуренс горько рассмеялся.

– Хорошая шутка, мужик. Дело за малым – найти способ самоубийства, который придется дару по душе. А таких способов не существует, говорю тебе по опыту. Порой ты очень хочешь сдохнуть, вот только он против. А когда он против, можно делать что угодно, хоть бы и биться головой о стену, хоть бы и пустить себе в лоб пулю из храмового серебра. Тебе будет больно, очень больно, нестерпимо больно, так больно, что ты будешь орать как резаный, проклиная все на свете. Но останешься в живых, потому что живешь не ради себя, а ради дара. А если ты примешь пару розовых таблеточек, дар ненадолго заткнется. И нет большего кайфа, чем такая тишина.

Подобные монологи офицер Лок слышал уже тысячу раз в самых разных вариациях. И отреагировал так, как делал обычно: гробовым молчанием. Детектив Уайт, довольный тем, что беседу можно прервать, отпер входную дверь с деревянной табличкой «Альберта Пэйдж, здесь живут с вдохновением» принесенным из криминалистической лаборатории ключом и переступил порог.

В прихожей пахло химическими препаратами, сладковатыми духам и вещами, которые слишком долго лежали на верхних полках шкафа. Гостиная была обставлена немного старомодно, на вкус Лоуренса, но в доме покойной знаменитости ощущался уют. Декоративные подушки на диване, шелковые скатерти с вышивкой и кружевами, на каминной полке – вазы из разноцветного стекла, фарфоровый сервиз и свечи в высоких хрустальных подсвечниках. На кухне возле холодильника обнаружились плошки с водой и кошачьим кормом, но животных нигде не было.

– Что ищешь, мужик? – спросил Лоуренс, наблюдая за тем, как Рэй с помощью миниатюрного фонарика изучает пространство за картинными рамами. – Потайные сейфы или ходы в другие комнаты?

– Ага, в подземелья, – ответил офицер Лок, не отвлекаясь от своего занятия. – С пыточными камерами, жуткими темницами и забальзамированными рыжеволосыми девами.

Лоуренс прошел в кабинет Альберты Пэйдж, мельком оглядел сумрачную комнату с низким потолком и слишком темными стенами и остановился возле письменного стола. Большого, сделанного в грубоватом стиле, который совершенно не вязался с создавшимся у него образом писательницы.

– Ореховое дерево, – сказал он, проводя пальцем по столешнице. – Редкая вещица. Тебе бы такой понравился, Лиэна. Ты всегда любила редкие вещи. Особенно если они стоили так же хорошо, как этот хренов стол. Что, молчишь, стерва? Правильно делаешь. Все бы отдал за то, чтобы ты окончательно заткнулась. Но ведь я от тебя так просто не отделаюсь, верно?

– Что ты лепечешь? – отозвался Рэй.

– Сам с собой разговариваю.

– Постоянно забываю, что ты психопат.

– То-то мы с тобой так хорошо спелись.

Появившийся в дверях кабинета офицер Лок подошел к другу, но заинтересовался не столом, а печатной машинкой. Точнее, содержанием аккуратной стопки листов, которые лежали в тонкой бумажной папке. Лоуренс поморщился и потер висок. Если он не отправлялся в постель сразу же после принятия розовых таблеток, голова начинала раздуваться как готовый лопнуть воздушный шарик. Но пока Лиэна не отвечала, это не имело ровным счетом никакого значения.

Может, он сам провоцирует ее? И ему не следует с ней разговаривать? Только отвечать – и лишь в те моменты, когда она подает голос первой? Эта мысль посещала детектива Уайта с завидной регулярностью. Наставник учит следопытов общаться с даром. Задавать ему вопросы, вызывать на разговор для того, чтобы познакомиться поближе. Эльфы продолжают делать это и во взрослой жизни. Привычка – вторая натура, и отучиться от нее не так-то просто. Они задают дару вопросы – самые разные, пусть бы и личные – неосознанно. Вредная привычка. Хуже, чем пристрастие к алкоголю и никотину, вместе взятые.

На самом ли деле тебе так нужны эти ответы, Лоуренс Уайт? Конечно, нет. Но в глубине души – так глубоко, что стыдно признаться даже самому себе – следопыты боятся, что дар их оставит. Глупый, иррациональный страх, ведь в то же время каждый следопыт ненавидит свой дар и делает все возможное для того, чтобы от него избавиться. Они и вправду ненормальные. Все до единого. И нет ничего удивительного в том, что в древности следопыты редко связывали себя семейными узами и еще реже умудрялись продолжать род. Какие дети могут появиться у подобных существ? Дар редко передавался по наследству – мудрая природа старается обезопасить себя мыслимыми и немыслимыми способами – но на психически здоровых отпрысков никто не надеялся.

– Смотрю, ты здорово продвинулся в чтении «Рождения Юноны».

– Если бы Вики не уехала к отцу, я бы занимался более приятными вещами.

– Охотно верю. Страдаешь без кофе в постель и апельсинового сока, должно быть?

– Не дави на больную мозоль, Уайт.

– И по хладному телу, которое находишь рядом, если внезапно просыпаешься посреди ночи и идешь попить водички.

– Речи умудренного опытом знатока, – уважительно закивал Рэй. – Глядя на тебя, и не подумаешь, что ты предпочитаешь обращенных.

– О нет. Это ты у нас специалист по вампиршам. Кстати, удивлен, что ты не направил освободившуюся энергию в более конструктивное русло и не начал окучивать другую…

– Иди нахер.

– Преданно отправлюсь следом за тобой, мужик. Что успела написать наша литературная звезда? Приступила к работе над очередным шедевром?

Друг просматривал листы с сочиненным Альбертой Пэйдж текстом, едва заметно шевеля губами. Вид у него был такой сосредоточенный, будто он решал одну из задач тысячелетия.

– Похоже, это глава «Рождения Юноны», не вошедшая в рукопись, – вынес вердикт Рэй. – Анне следовало бы забрать текст. Это вещественное доказательство. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю, Уайт? Большая часть криминалистов работает, спустя рукава. Сегодня ты не заметил важную улику, а завтра пропустишь то, что лежит у тебя перед носом.

– Совсем скоро ты получишь долгожданный пост заместителя шефа и наведешь порядок.

– Уж будь уверен, наведу обязательно.

– Надеюсь, что в наведении порядка в отделе криминалистической экспертизы ты преуспеешь больше, чем в наведении порядка на собственной кухне. Ты умудряешься превратить ее в помойку даже при учете того, что готовишь в лучшем случае раз в неделю. Не делай такое лицо и не посылай меня нахер, мужик. Лучше дай взглянуть на текст.

Одарив коллегу полным презрения взглядом, офицер Лок вернул страницы с отпечатанным на них текстом на стол. Лоуренс опустился в круглое кресло, обитое нежно-кремовой кожей, и бегло просмотрел работу мисс Пэйдж.

– Хм. Выглядит как альтернативная версия готовой истории. Точнее, часть таковой. Я слышал, что иногда писатели развлекаются подобными черновиками. Кое-кто даже публикует их. Если автор получил известность, с руками оторвут.

Открыв стеклянную дверь стоявшего в двух шагах от стола шкафа, Рэй несколько секунд изучал корешки книг, а потом достал с полки нужную. Мужчина во фраке и женщина в свадебном платье, юбка которого напоминала гору взбитых сливок, стояли на песке и наблюдали за опускающимся за горизонт солнцем. Судя по кокосовым пальмам, на обложке был изображен тропический остров. «И в горе, и в радости», прочитал Лоуренс название романа. Если память его не подводила, эта книга вышла из-под пера Альберты Пэйдж незадолго до того, как писательница погрузилась в пучину творческого кризиса. Романтичная история любви богатого юноши и девушки, воспитанной в приюте. Без особых претензий на гениальность, без намека на увлекательный закрученный сюжет. Книга для того, чтобы скоротать холодный зимний вечер или развлечь себя во время долгого путешествия по железной дороге, когда чай уже остыл, поздний ужин съеден, а попутчик опоздал на поезд, и вы едете в гордом одиночестве.

– Знаешь, на что я обратил внимание, Уайт? – подал голос офицер Лок, переворачивая страницу за страницей. – У Альберты Пэйдж незамысловатый стиль. Она пишет простым языком, редко использует сравнения. Но «Рождение Юноны» – другая история. Во всех смыслах этого слова. Если бы не имя на обложке, я бы ни за что не поверил, что книгу написала она.

– Об Альберте Пэйдж не слышали семь лет. За это время она могла поработать над стилем и изменить его тысячу раз.

– До неузнаваемости?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Лоуренс, открывая верхний ящик письменного стола. – Возьми первый роман Стивена Кинга и сравни его с «Темной половиной». Или… глянь, что я нашел.

– Упаковку розовых таблеток? – предположил Рэй, изучая книжные иллюстрации.

– Хорош издеваться, мужик. Вот, смотри. Не думаю, что эта вещица принадлежала Альберте Пэйдж.

Офицер Лок взял из рук коллеги карманное зеркало, повертел его так и эдак, рассматривая украшенный россыпью драгоценных камней корпус, а потом открыл и недоуменно заморгал.

– Ты видишь то же, что и я, Уайт?

– Не совсем. Темные существа видят в зеркалах из храмового серебра свой темный облик3, а у следопытов такового не имеется. Точнее, любой наш облик темный, светлым нас при рождении не одарили. И он неуловимо меняется чуть ли не каждые пять минут. Слава богам, зеркала из храмового серебра прочно вошли в обиход не так давно. В древности следопытов было намного больше, и они сошли бы с ума, если бы смотрелись в зеркала из храмового серебра слишком часто. Мне хватает чужого лица в обычном зеркале.

– Спасибо за хренов экскурс в историю Темного мира, но все это я знаю и без тебя. – Рэй прикоснулся подушечкой пальца к зеркалу, и храмовое серебро ответило легкой серебристо-голубой вспышкой. – Ты держал его в руках целую минуту, но даже не поморщился.

Заметив, что друг протягивает ему зеркало, Лоуренс отчаянно замотал головой.

– Нет-нет, мужик. Не смотри на меня так. Я не буду этого делать. Даже не думай об этом, понял?

– Ничего страшного с тобой не случится, особенно после того, как ты нажрался таблеток. Дар не выползет из темного угла и не поглотит твой разум. Я хочу, чтобы ты послушал эту вещь, только и всего. С меня пиво.

– За такое ты должен будешь наливать мне в самом дорогом клубе Ночного квартала в течение всей ночи.

Детектив Уайт положил зеркальце на ладонь, накрыл его другой рукой и опустил веки, прислушиваясь к своим ощущениям. Знакомый всем следопытам ужас, поднимающийся в сознании при одной только мысли о прикосновении к предмету храмового серебра, шевельнулся где-то внутри, как довольный сытый кот – и растворился в плотном розовом тумане. Фальшивый покой, который даруют наркотики. Он увидел блеклый образ красивой женщины в дорогом кружевном платье, перехваченном под грудью атласным поясом, скомканные бумаги на рабочем столе, опрокинутый кубок с вином, осколки бутылки на полу… и тьму. Тьму, которая рано или поздно поглотит всех – и в которую когда-нибудь опустятся оба мира.

– Оно не заговорено, – сказал Лоуренс, вернув зеркало Рэю. – Трудно что-либо услышать. Его хозяйка была богатой особой и, похоже, часто писала письма. А, может, не только письма.

Офицер Лок уже в который раз осмотрел находку, а потом достал из кармана джинсов перочинный нож. Тонкое лезвие скользнуло по шву на корпусе зеркала и разделило его на две половинки. Внутри обнаружилась прядь ярко-рыжих волос, перевязанная алой шелковой нитью.

– Штучка с секретом, – довольно заявил Рэй. – Твои предположения, Уайт?

– Альберта Пэйдж могла приобрести это зеркало в антикварном магазине. Или на каком-нибудь аукционе. На корпусе нет клейма храмового мастера, следовательно, его изготовили в вампирском клане. И раньше оно принадлежало вампирше. Как я уже сказал, состоятельной. Есть и другой вариант. Зеркало мог купить мужчина, а прядь волос принадлежит его возлюбленной. Или бывшей возлюбленной. Некоторые обращенные оставляют себе подобные трофеи.

– Да, обращенные любят трофеи. Кто-то ограничивается зеркалами из храмового серебра, а кто-то бальзамирует трупы своих жертв.

Лоуренс хохотнул.

– Смотрю, тебе понравилась эта идея?

– Сказать по правде, меня она пугает. Равно как и остальные детали этого дела. Этот псих бродит где-то здесь, совсем рядом, но мы и понятия не имеем, кем он может быть. За все время работы в полиции я встречал много странного, но вампир, издевающийся над рыжеволосыми женщинами, а потом сохраняющий их трупы – это уже чересчур.

– Вроде как твой отец родился в вампирском клане?

– Не просто родился, а жил там много лет. И даже встречался с обращенной женщиной.

– Ага, так, значит, бегать за бессмертными красотками – это у тебя в генах. Если он родился и жил много лет в вампирском клане, – торопливо продолжил детектив Уайт, не позволяя другу вставить слово, – то должен разбираться в вещах из храмового серебра. Отнеси ему эту штуковину и спроси, откуда, по его мнению, она взялась. Может, он узнает чью-то работу.

– Спрошу обязательно. Как насчет того, чтобы позавтракать?

– Мы завтракали час назад, мужик.

– Это было давно. Не волнуйся за свой кошелек, Уайт. Сегодня плачу я.

– Щедро. Чего не сделаешь ради того, чтобы еще разок расспросить друга об Алисии Кантер.

Рэй спрятал найденное в столе зеркало в задний карман джинсов.

– На случай, если ты забыл, куда тебе нужно идти…

– … в «Уютный Треверберг», конечно. Я закажу шикарный греческий салат со свежей брынзой и стакан овощного сока. К слову, вчера я говорил с Алисией, и она просила твой домашний номер.

Изумление, отразившееся на лице друга, не сумел бы сыграть самый талантливый актер.

– Чего? – озадаченно спросил он. – Просила мой номер? Домашний? Зачем?

– Вот уж не знаю, мужик. Но она была страшно возбуж… в смысле, взволнована.

– Почему ты не сказал мне об этом с утра?!

– Потому что ты явился в мой кабинет с горящими глазами и потащил осматривать дом Альберты Пэйдж. А еще я решил, что ты скучаешь по Вики и не думаешь о других женщинах. Пока что. Мы с Вагнером заключили пари, гадаем, на сколько тебя хватит. Его на пару недель перепоручили мне. До того, как Лиза подыщет нового наставника. Я клятвенно пообещал воспитывать будущего офицера полиции Треверберга так строго, как смогу.

– Я передумал. Мы возвращаемся на работу. До обеда нужно переделать кучу всего. А еще я должен поговорить с Анной и доходчиво объяснить ей, как нужно осматривать дом жертвы убийства.

– Ты идешь в правильном направлении, друг мой. Еще немного – и заветные пятьдесят долларов будут моими, а Вагнер получит свой урок. Не нужно заключать пари с тем, кто знает офицера Рэймонда Лока как облупленного. Ты не забыл, где находится кабинет детектива Кантер? Ее напарник сегодня на работу не явился, так что вы сможете уединиться и поговорить по душам. Остановимся где-нибудь по дороге и купим цветы? А что насчет шоколадных конфет?

– Уайт?

– Да, согласен, конфеты – это слишком откровенный намек. Но можно купить фигурный мармелад…

– Иди нахер.

Несколькими часами позже

К великому огорчению Рэя, Алисии Кантер в кабинете не оказалось. Дежурный офицер сообщил, что она уехала около девяти, сославшись на личные дела, и вряд ли вернется до завтра. На памяти Лоуренса такое вампирша позволяла себе впервые. Да и личных дел как таковых у нее не было, об этом знали все коллеги, с которыми она близко общалась. Ни семьи, ни детей, ни мужчины, ни финансовых проблем. Только кошки, которых следовало кормить, и комнатные растения, которые следовало поливать. Алисия, как многие сотрудники отдела по борьбе с наркотиками, время от времени занималась благотворительностью, в частности, читала лекции перед старшеклассниками. В дни лекций она уходила с работы на пару часов раньше обычного, но не до обеда – и уж точно не в девять утра. Детектив Уайт посоветовал другу угомониться, но Рэй, верный своей привычке делать все и всем назло (включая самого себя), позвонил Лизе Спатаро, руководителю отдела по борьбе с наркотиками. От Лизы он тоже ничего не добился и хмурый, как грозовая туча, вернулся в свой кабинет. Спустя полтора часа Лоуренс, успевший проголодаться, явился к офицеру Локу и застал его за работой.

– Нахрен обед, – буркнул Рэй, не поднимая головы от бумаг. – Я говорил с Анной. Она сказала, что они облазили каждый уголок проклятого дома, и что последнее существо, которое будет учить ее, как работать – это я. И напомнила мне, что она была моей наставницей, а не наоборот. Как тебе такое?

– Она права, мужик. Признай: порой ты бываешь жутко несдержанным. Удивляюсь, что она не наградила тебя парой-тройкой хороших тумаков. А она может, мы оба знаем.

– Нахрен обед, Анну и тебя, – уточнил офицер Лок и, собрав в кучу несколько папок, поднялся из-за стола. – Отнесу эту ерунду Мэю, вернусь через пять минут. Никуда не уходи. Если кто-нибудь позвонит, ответь.

Лоуренс опустился в кресло у стола и положил ногу на ногу.

– Конечно, господин будущий заместитель начальника отдела криминалистической экспертизы. Кофейку-то приготовить можно?

– Разумеется. Мне – покрепче. И пару ложек сахара.

Назначенные Рэем пять минут плавно перетекли в семь, а потом – в десять. Крепкий кофе с двумя ложками сахара медленно остывал. Детектив Уайт медленно и с наслаждением потягивал напиток из своего стакана. Кофе он тоже предпочитал крепкий, но никогда не понимал тех, кто убивает его восхитительный вкус сахаром. За это время номер офицера Лока набрали дважды. Сперва позвонили из тира и напомнили, что пора бы продлить разрешение на ношение оружия. Потом – из криминалистической лаборатории и доложили, что анализ вещественных доказательств из квартиры Китти Свонсон успешно завершен, а отчет будет готов до конца дня. Когда телефон зазвонил в третий раз, Лоуренс теребил пачку сигарет и искал глазами пепельницу. Рэй за каким-то чертом убирал ее в один из ящиков стола и приходил в ярость, если кто-то прикасался к ним в его отсутствие.

– Детектив Уайт слушает.

– Привет. – Голос Алисии Кантер он узнал не сразу. Обычно сильный и уверенный, он был тихим и, как ему показалось, слегка дрожал. – Мне нужен Рэй.

Она не поправила себя, как прошлый раз, и чутье, которое не могли приглушить даже розовые таблетки, подсказало Лоуренсу, что дело дрянь.

– Он вышел ненадолго. У тебя все в порядке, Элли? Барни сказал, что ты ушла по личным делам…

– Не в порядке. – Она помолчала, переводя дыхание. – Гаспар мертв.

Услышав последние два слова, детектив Уайт вскочил на ноги.

– О чем ты?!

– Около половины девятого мне прислали конверт без обратного адреса. Принесли в участок, положили в мою ячейку с входящей почтой. В конверте – медальон Гаспара и короткая записка. Он родился в клане, мы оба знаем, как тамошние вампиры относятся к медальонам. Они их никогда не снимают.

– А что в записке?

– Это долгая история, Лоуренс, и я не хочу рассказывать ее по телефону. Пожалуйста, передай Рэю, чтобы он мне перезвонил… чтобы перезвонил на домашний номер Гаспара, я в его квартире. А еще лучше – приезжайте.

– Вдвоем?

Алисия вновь замолчала, на этот раз, надолго.

– Да, вдвоем, – наконец заговорила она. – Думаю, мне понадобится твоя помощь.

– Ты нашла там что-то любопытное?

– Нет, но все это напрямую связано с вашим делом.

– Ты про маньяка и «Рождение Юноны»?

– Верно. Вот только никакой он не маньяк. Подобное определение для этого чудовища было бы изысканным комплиментом.

Лоуренс оглядел сигаретную пачку и вернул ее в карман пиджака.

– Не преувеличивай. Он немного напугал Китти Свонсон и убил Альберту Пэйдж. Не самый законопослушный гражданин, но это не повод называть его чудовищем.

– Я знаю, кто убил Альберту Пэйдж и Гаспара. Я знакома с этим существом.

– Вот оно как. Близко?

– Ближе, чем ты думаешь. Так близко, что я отдала бы все за возможность ущипнуть себя, открыть глаза и понять, что мне снится кошмарный сон.

Действие таблеток понемногу сходило на «нет», и голос, успевший соскучиться по своему носителю, бурчал все громче. Но детектив Уайт не обратил на это никакого внимания. Догадка на долю секунды ослепила его, как вспышка белого пламени в абсолютной темноте.

– Элли, ты говоришь намеками.

– Я знакома не только с убийцей Альберты и Гаспара, но и с главной героиней романа «Рождение Юноны».

– Ага. – Лоуренс начал подозревать, что нервное напряжение дурно сказалось на психике Алисии. – А с ней-то ты близко знакома?

– Юнона – темное имя, которое я выбрала для себя. Последний роман Альберты Пэйдж – это история моей жизни.