Тишина в эфире

Глава двадцать третья. Лоуренс

Ночь с пятницы на субботу, 10-11 ноября 1989 года

Треверберг

«Дворники» лениво смахивали с лобового стекла дождевые капли. Центральное шоссе вместе с оглушительными сигналами машин и криками недовольных водителей, то и дело высовывавшихся из окон, давным-давно осталось позади. Лоуренс ехал по узким улицам спального района на черепашьей скорости, пытаясь что-либо разглядеть в свете фар, но различал только расплывчатые красные точки, которые при определенной доле фантазии можно было принять за тормозные огни другого автомобиля. Порция розовых таблеток – еще не повод не садиться за руль, но дождь лил как из ведра, и даже трезвому водителю в таких погодных условиях пришлось бы несладко. И гребаные уличные фонари, как всегда, не горят. Если летом в спальном районе их хотя бы иногда зажигали, то с наступлением осени и приходом дождей – именно тогда, когда они нужнее всего – в этих трущобах было темно как в Аду. Боги ведают, почему городская электрическая компания до сих пор не озаботилась обновлением кабелей, проводов… или из чего там состоит их царство. Нет бюджета, нет человеческого ресурса, руки не доходят. Намного важнее установить сто двадцать пятую неоновую вывеску на дорогущий клуб в Ночном квартале или двухсотый фонарь возле дома мэра, не так ли, граждане Треверберга? А сегодня, судя по темным окнам, в спальном районе проблема не только с фонарями. Детектив Уайт вертел головой, пытаясь рассмотреть таблички на домах. Пятая улица. А вот и поворот на Шестую. Поперек тротуара стояла машина городской службы, двое мужчин в непромокаемых комбинезонах и резиновых сапогах по колено склонились над открытым люком. Проливной дождь – лучшее время для прочистки канализации.

Свободных парковочных мест, как обычно, не наблюдалось. Лоуренс притормозил возле мусорного бака, спугнув грязную мокрую кошку, взял с пассажирского сиденья кожаную куртку и, ступив на тротуар, от души выругался. Сотрудники городской службы чистили не канализацию, а сливные решетки. Но чистили не очень активно, потому что на Шестой улице образовалась река, и детектив Уайт только что искупался в ней, оказавшись в воде по щиколотку. Хотелось верить, что отопление у Рэя уже включили, и он сможет высушить ботинки… отопление. В спальном районе. В начале ноября. О чем это он? Уж скорее снег выпадет в африканской пустыне посреди лета.

Открывший дверь Рэй держал в руке восковую свечу на медном блюдце.

– В кои-то веки можно не извиняться за то, что у меня не убрано, – вместо приветствия сказал он. – Ты все равно не увидишь. Но советую ходить осторожнее, а то на что-нибудь наткнешься.

– Все в порядке, мужик. Еще минут двадцать – и я смогу видеть в абсолютной темноте. Ну и холодина здесь, первые боги тебя побери. Может, ты печку прикупишь?

– На следующей неделе обещали включить отопление.

– То есть, к Рождеству точно включат. Помню, что мы договаривались о пиве, но у меня зуб на зуб не попадает. А еще я промочил ноги. Как насчет чашечки зеленого чая?

Рэй пристально вгляделся в его лицо.

– Нет, только не говори, что ты в очередной раз закинулся дурью. Какого черта, Уайт? Сейчас мне как никогда нужна твоя голова! Трезвая!

Лоуренс снял мокрую обувь, подошел к окну и уставился на стекло, по которому стекали дождевые капли.

– Ты всегда был хреновым эгоистом, Лок, – сказал он негромко. – А Вики всегда нуждалась в ком-то, о ком она сможет заботиться. Вы нашли друг друга, и это прекрасно. В нашем мире такое случается редко. Вы оба – одиночки, но умудрились построить свой маленький мирок, где можно спрятаться от проблем или разделить с другим радость. Я немного завидую тебе. Всегда завидовал. Думал: почему у меня так не получается? В даре ли дело – или в чем-то другом? Может, в том, что моя пустота так велика, что ее ничто не заполнит? Знаешь, чем мне понравилось «Рождение Юноны»? Другие сочувствовали главной героине, а я – графу. Он бы меня понял. Он знал, что это за пустота. В ней столько отчаяния и боли, что порой кажется, что ты не существуешь. Что твоя истинная сущность – это пустота. Кажется, что она давным-давно сожрала твою личность и теперь властвует над хаосом.

– К чему ты клонишь? – спросил Рэй.

– К тому, что порой таблетки, над которыми ты так часто смеешься, не мешают мне трезво воспринимать действительность. Они дают возможность ненадолго заткнуть голос и прислушаться к чувствам. К тем чувствам, которые испытывает Лоуренс Уайт, мальчик Деон, ученик следопыта.

– И что тебе говорят чувства?

Отвернувшись от окна, Лоуренс направился на кухню, и друг последовал за ним.

– Мы пытаемся понять мотив этого мерзавца, тогда как следовало бы сосредоточиться на мотивах женщины, ради которой – или, если точнее, вопреки которой – он это делает.

Рэй включил газ, поставил чайник на плиту и занял один из стульев, поставив блюдо со свечой по соседству со свежим номером «Треверберг Таймс».

– Она могла помешать Адаму Касселу убить фиолетовую незнакомку, но не сделала этого. Могла помешать ему убить Альберту Пэйдж, но не сделала этого. В конце концов, она убила самого Адама Кассела. Зачем?

– Возможно, он знает какую-то тайну. – Офицер Лок помолчал, собираясь с мыслями. – Или же фиолетовая незнакомка и Альберта Пэйдж знали какую-то тайну.

– Кажется, ты говорил, что фиолетовая незнакомка может приходиться Альберте Пэйдж матерью.

– Говорил, – согласился Рэй. – Но это всего лишь гипотеза. И ты сам сказал, что версия трещит по швам.

– У нее были рыжие волосы, покрашенные в платиновый цвет. Верно?

– Верно.

– Алисия – тоже рыжая. И она тоже красила волосы в платиновый цвет.

Чайник пронзительно засвистел. Рэй выключил газ, но чашки наполнять не торопился.

– Хочешь сказать, что наша мадам пыталась выдать фиолетовую леди за Юнону, но не сработало?

– Вовсе нет. Сработало, и очень хорошо. Все вышло именно так, как она планировала. Она не хотела, чтобы он принимал ее за Юнону. Она хотела убедиться в том, что он жив – и что он следит за Алисией. И она в этом убедилась. А теперь она продолжает делать то, что делала раньше. Играть с ним. И не только с ним. У нее было много других игрушек. Мать Альберты. Сама Альберта. Адам. Она не допустила ни одной ошибки. Это мы оказались слишком въедливыми и выявили ее связь с Китти Свонсон.

Тяжело вздохнув, офицер Лок поднялся и взял с полки две глиняные кружки.

– На Китти Свонсон у нее были большие планы, – продолжил Лоуренс.

– Почему были? Не припомню, чтобы мы находили ее труп.

– Вот какая история, мужик. Расскажу ее с самого начала. Китти Свонсон успела вернуться в Треверберг. Она пришла ко мне домой, так как больше ей идти было некуда – не возвращаться же в квартиру, где не так давно обнаружили холодное мертвое тело? Дверь ей открывает Алисия Кантер. Наша вампирша красит волосы в платиновый цвет, но на ее интеллектуальных способностях это никак не сказалось. Она быстро сводит все данные задачи воедино и понимает, что мисс Свонсон навещала графа Э. Бог с ним, с психом, который развлекается тем, что приковывает рыжеволосых девиц в подземельях своего замка. Настоящее зло – не он, а женщина, благодаря которой он стал графом Э. И эта женщина очень ценит Китти Свонсон. Она помогла ей сделать карьеру, вдохновляла на всех ее этапах, пусть и не напрямую. Избавься от Китти Свонсон – и избавишься от всех проблем.

Рэй замер с кружками в руках. Свеча, оплывавшая восковыми слезами, почти догорела.

– Куда Алисия могла ее увезти? – спросил он.

– Чего не знаю – того не знаю. И, признаться, у меня нет ни одной идеи на этот счет. Разве что если…

Лоуренс умолк, заметив, как изменилось лицо друга.

– Я знаю, что она искала в твоей квартире. Алисия пользуется заколками из храмового серебра. Второпях она могла обронить одну. Я видел, как она оставляла их на столе в своем кабинете. Вампир способен слышать храмовое серебро так же, как темный эльф-следопыт, я прав?

– Не каждый. Только в том случае, если он уже немолод.

Рэй просиял и, порывшись в заднем кармане джинсов, протянул другу маленькую заколку.

– Не знаю, нашла ли мадам что-нибудь, но мы тоже не лыком шиты. Давай, Лоуренс. Пара минут – и дело сделано.

Детектив Уайт прикрыл глаза.

– Не заставляй меня, мужик. Неужели ты так сильно меня ненавидишь? Китти Свонсон никто не причинит вреда. Подождем до утра, а там все разрешится. Максимум у нас будет еще один труп. Да не смотри ты так, я шучу. Я серьезно, Рэй. Хватит с меня храмового серебра. Я еще от того зеркальца не отошел. Кстати, а откуда у тебя заколка?

– Это мой трофей, – с важным видом заявил Рэй.

– Ты в своем репертуаре, тащишь все, что плохо лежит, особенно если эти вещи принадлежат красивым женщинам. Признай, наконец, что ты хочешь за ней приударить.

– Хочу так, как еще никогда не хотел. А теперь возьми хренову заколку. У нас нет времени на разговоры.

Лоуренс смотрел на серебристый металл, едва заметно светившийся в темноте, и осознавал, что еще никогда за свою относительно короткую для темного эльфа жизнь не испытывал такого ужаса при мысли о прикосновении к чужим воспоминаниям. То была не тайна, которую он мог услышать, взяв в руки принадлежавшее Альберте Пэйдж зеркало из храмового серебра. То был мрак, в котором долгие четыре года обитала Алисия Кантер. А за этими четырьмя годами – жизнь, наполненная одиночеством, болью и страхом, знакомым лишь Незнакомцам, вампирам, брошенным создателем. Он может выбросить эту заколку к чертям, подняться и уйти. Но кто знает, что будет потом? Останется ли в живых мадам? Останется ли в живых граф? Заслуживает ли Алисия нового витка личного Ада? Она и так живет в этом Аду, всеми силами пытаясь выкарабкаться. Лоуренс может многое рассказать об Аде. У его тьмы тоже есть лицо и имя. Но ему суждено провести в ней всю жизнь. У Алисии же есть шанс на спасение.

Пальцы детектива Уайта не желали двигаться, но он взял с руки друга маленькую заколку из храмового серебра и крепко сжал в кулаке холодный металл.