Ведун

Глава 19

Глава девятнадцатая

— И кто он? — спросил Дедко.

— Лехит. Лыцари. Так они свою старшую гридь именуют.

— Рыцарь, — поправил Дедко, удивив Бурого. — Знаю сие. И что ж с ним такое приключилось?

— Ранили его.

— Эка невидаль! — фыркнул Дедко. — Воя ранили. Тебя самого, что ль, ни разу не ранили?

Дружинник помотал головой.

— Что, неужто ни разу?

Даже Бурый удивленно вскинул брови. Небывальщина же.

— Да не, я не про то, — еще раз мотнул головой дружинник. — Его баба ранила.

— Ну тут да, редкость, соглашусь. Опять же не понимаю, зачем мы? Лекарей у вашего князя не осталось?

— Так порча же! — воскликнул дружинник.

Его спутник, доселе молчавший, решил вступить:

— Мы к тебе, ведун, с почтением…

— Еще бы вы ко мне без почтения, — проворчал Дедко.

Дружинник сказанное им пустил мимо ушей, продолжил спокойно:

— Я тебе, ведающий человек…

— Я не человек, — перебил Дедко.

И дружинник опять его «не услышал»:

— Я тебе расскажу, как было, а ты уж сам решай: твое дело, не твое. Коли решишь, что не твое, так мы тот же час сядем на коней и уедем.

— Не уедете, — сказал Дедко. — Куда вам — на ночь глядя. И коням вашим передых требуется. Кони у вас добрые. Заморите — обидно будет. Потому ночевать вам всяко у меня. Так что расседлывайтесь, поите коников и гоните их на тот лужок.

— Может лучше овса им задать? — предложил первый дружинник. — У тебя тут волчьими следами все окрест испятнано.

— Ясно, что испятнано, — подтвердил Дедко. — Зря что ли меня Волчьим Пастырем кличут? Слыхали, небось?

Оба гостя кивнули.

— За коников не бойтесь. Сегодня волчки мои сюда не придут. Травка нынче сочная, пусть порадуются животинки. А овес с утра им зададите, когда в обратный путь отправитесь.

— А ты? — спросил первый дружинник. — Ты — с нами?

— А это уж как мне ваш рассказ зайдет, — отозвался Дедко. — Вот разберетесь с конями, в озере ополоснетесь, поснедаем… Медовуха есть у вас?

— Пиво есть, — сказал первый дружинник. — У меня пол-баклажки в суме.

— У меня тоже, — добавил второй. — Не скажу, что много, но горло смочить хватит.

— Вот это дело! — оживился Дедко. — Под хмельное любая повесть веселей станет. Младший, добуть-ка нам пару уточек.

— Мож лебедя? — предложил Бурый. — Оне нынче за старицей…

— Уточек, — твердо сказал Дедко. — У лебедя мяско жесткое, а у меня зубы, чай, не твои, стар уже! — И ухмыльнулся, показав два безупречных ряда.

Ну уточек, так уточек. Еще проще.

Бурый снял со стены лук, прихватил колчан со срезами и пошел со двора. Проходя мимо дружинниковых жеребцов, ненароком похлопал ближнего по храпу, когда тот сунулся к нему.

И остановился. Положил лук с колчаном наземь, взял жеребца за заднюю ногу…

Оба дружинника так и застыли, открыв рты. Тронуть боевого коня чужому…

Бурый их изумления не видел. Зато он заметил, что коню неловко и хотел узнать, почему. Узнал. Колючка. Ранка невелика, но уже нагноилась, начала беспокоить…

Бурый вытянул колючку, нажал, чтобы спустить гной…

Жеребец всхрапнул, но и только. Ногу не отнял.

Бурый оглядел ранку, решил: так заживет, без мази. Поднял лук с колчаном и вышел.

— Ну как так-то? — проговорил первый дружинник, чьего коня только что обиходил ученик ведуна. — Гнев же только меня одного признает.

— Отдариться не забудь, — деловито произнес Дедко. — Младший твоему коню ногу спас.

Дружинник только головой помотал. И полез в кошель.

— Не мне, — остановил его Дедко. — Ему. Когда вернется. Зовут вас как?

— Честан, — сказал первый.

— Войнята, — назвался второй. — Гридень князя пильского Лудслава.

— Меня можете Пастырем звать, — разрешил Дедко.

Бурому пива не досталось. Выдули, пока он уток бил. Нет, управился он быстро, но Дедко — еще быстрее. Похоже и дружинникам пильским тоже не особо перепало.

— Мож за бочонком сходить? — тихонько поинтересовался Бурый.

Мед этот он сам ставил. На сильных травах. Любопытно, что получилось.

Дедко сердито мотнул головой. Угощать гостей не любил. Любил, когда гости его угощали.

А как поужинали, Войнята рассказал печальную историю лехитского рыцаря.

Звали рыцаря Винценцием. И был не лехитского рода, а саксон. Оттуда и имя такое, что не выговоришь. Даже у Войняты только с третьего раза получилось. Приехал сей воин не просто так, а посланцем от лехитского великого князя — брать Пильск Залесский под великокняжью руку.

Лудслав, насколько ведомо было Войняте, под лехитскую руку идти не особо хотел. Пильское княжество невеликое. С десяток деревень, два городка и сам Пильск. Зато вольный.

Тут у Дедки и Войняты завязался дюже интересный разговор о землях, что лежат на заходе солнца, о людях тамошних, о владыках. О том, как знамено распятого бога Христа эти самые рыцари ставят там, где прежде капища тамошних богов стояли. О богах, идолов коих рыцари христовы рубили да сжигали совместно с теми, кто их защищал…

Слушал Бурый и удивлялся поначалу: откуда Дедке все это ведомо? А потом вспомнил, кто он есть, Дедко, и стал удивляться только тому, о чем говорили.

— … Сначала заорал, потом сам выскочил, голый. Орал, будто его шершень в уд укусил!

— Так и укусил же!

Дружинники переглянулись, ухмыльнулись одинаково.

«А не любят они этого Венценция», — подумалось Бурому.

— Укусил, — согласился Войнята. — Только не шершень. Мы-то сперва подумали: кровь это девицына. Лыцари этот мудя свои в жменьку зажал и воет. Откуда кровь — угадай спробуй. Только когда сомлел, разобрались. Будто тварюшка его за уд тяпнула. Мелкая, навроде крыски.

— Ага, — согласился Честан. — Была б покрупней, отхватила бы начисто, а эта так, понадкусала.

Оба заржали.

— Ублажил, значит, ваш князюшка гостя дорогого, — хихикнул Дедко. — Не помог ему его Христос.

— Христос ему эту пакость и устроил, — возразил Войнята. — В свите у саксона жрец его, ворона черная, так он так и сказал: наказал их бог грешника за грехи его. Так вот и сказал, все слышали.

— И все поняли? — засомневался Дедко.

— Так ворона эта не из немцев. По-нашему, по-словенски говорит, — пояснил Войнята.

— А что же дочка князя вашего? — спросил Дедко. — Что-то не верится мне, что у ней в нутре крыса живет.

— Не дочка, — уточнил Честан. — Не признал же ее Лудслав.

— И то. У него таких ублюдков дюжины три, — вставил Честан.

— Он в этом деле — могута! — с гордостью подтвердил Войнята.

— Хорошие вы мужи, — сказал Дедко. — Только вот не уразумею я все-таки: почти князь вас за мной послал?

— Так не вылечится никак Винцец… Винценс… тьфу, лыцари этот! — воскликнул Честан. — Порча ж на нем! А он знает: ты такое убрать можешь.

— Можешь же? — спросил Войнята.

— Мочь-то могу, да ведь не от наших богов порча. От Христа. Что ж жрец его рыцаря своего не излечил? Не захотел?

— Ага, — подтвердил Честан. — Глянул на уд покусанный и сказал: теперь Винценцу этому не блудить более. За то, что похоти поддался и с язычницей возлег наказал его Христос. Потому, грит, надобно отрезать болящую часть, пока на загнила. Однако, говорит, если язычницу сжечь, может, Венцика и попустит. Но тут уж князь воспротивился.

— И правильно! — поддержал Войнята. — Одно дело предложить гостю непорченую девицу, а другое — принести ее в жертву чужому богу. Тем более кровь-то в ней все одно Лудславова. Выйдет, что князь своей кровью чужого бога жерит. Да я тогда первый от него уйду. Ясно же: после такого удачи у Лудслава не будет!

— Выручай нас, Пастырь! — истово попросил гридень. — А то откуда не зайди, всё беда! Сделает князь, как ворона сказала, уйдет от него удача. А помре Венцик этот, лехитский великий князь на нас осерчает. И родня этого лыцари тоже. А родня у него сильная! Княгине лехитской он брат.

— А что сам рыцарь? — спросил Дедко.

— Не хочет отрезать. Говорит: лучше помру. А еще лучше: девку сжечь. Колдунья она, говорит. Таких он, лыцари, дюжинами жег. Вот одна ему и отмстила.

— Так она колдунья, девка ваша? — построжел Дедко. — Тогда без меня. С этой породой у меня дружбы нет.

— Да какая колдунья! — воскликнул Честан. — Всего колдовства в ней что собой красна! Таких колдуний у нас в Пильске — через две на третью!

— А меня ваш рыцарь сжечь не захочет? — поинтересовался Дедко.

Оба дружинника разом замотали головами.

— Князь у нас хитрый, — сказал Войнята. — Но не дурной. Ведуна убивать не станет. И другим не даст.

— Верю вам, — покивал Дедко. — Но вам, не князю вашему. Его я не знаю. Так что вы оба сей же час поклянетесь богами своими, что станете меня и Младшего защищать отныне и от любой беды, пока мы снова домой не вернемся. От любой! — с нажимом проговорил ведун. — Даже и от князя вашего! Клянетесь ли?

Дружинники снова переглянулись…

И поклялись.

Бурый после спросил у Дедки: а если этого рыцаря и впрямь его бог покарал? Вылечат они его и осерчает на них Христос.

— Не осерчает, — успокоил ведун. — Христос — бог особый. Он только своих, христиан, оберегает и наказывает. До других ему дела нет.

Утром, уже вчетвером, двинулись к Пильску. Дружинники — конно, Дедко с Младшим — пеше, за стремена держась.

А как до селения добрались, Дедке повозку взяли. И еще прежде заметил Бурый: хужее Дедко бегать стал. Хотя кто его знает? Может и прикидывался. А вот Бурому бегать — в охотку. С конями дружинников состязался легко. Есть не на быстроту.

А жеребец, которому он занозу вынул, поправился. Зажила ранка.