Винделор. Книга вторая

Глава 18 И 19

Глава 18.

Фургон Ролта выскользнул из города под покровом ночи, оставив за собой скрипучие ворота и хмурых стражей, чьи силуэты растворялись в темноте. У выезда их остановили двое в потрёпанных шинелях, с фонарями, чьи жёлтые лучи выхватывали из мрака их обветренные лица, словно вырезанные из старого дерева. Винделор опустил стекло, и в кабину ворвался резкий ветер, пропитанный сыростью и запахом угольного дыма, что витал над городом.

— Назовись, — пробурчал один из стражей, щурясь в полумраке.

Винделор молча протянул руку. В его ладони лежали две монеты «Тридцать первого» — старые, с истёртыми гранями, но увесистые, — и новенькая фляжка с выгравированным драконом, чьи чешуйки поблёскивали в тусклом свете. Второй стражник взял фляжку, провёл пальцем по узору, хмыкнул, будто прикидывая её цену. Первый сгрёб монеты, звякнув ими в кулаке, и отступил.

— Проезжай, — махнул он, отворачиваясь. Его напарник уже разглядывал фляжку, словно мысленно торговался с невидимым скупщиком.

Фургон тронулся, колёса зашуршали по гравию, и город начал таять в серой дымке. Ветхие дома, кривые улочки и тени чужой зависти тускнели за спиной, пока дорога не вывела их к голым полям, покрытым инеем, словно застывшим дыханием зимы. Ночь дышала холодом, но в движении было что-то очищающее, будто они сбрасывали с плеч невидимый груз.

В кабине царила тишина. Рэй, худой серый щенок с торчащими рёбрами, свернулся у ног Илая, поскуливая во сне. Илай смотрел в окно, сжимая винтовку на коленях, его лицо озарял слабый свет луны, что пробивался сквозь облака. Винделор бросил на него взгляд — тёмные круги под глазами друга казались глубже, чем обычно, — и кашлянул, разрывая молчание.

— Что с тобой творится? — спросил он, не отводя глаз от дороги, где тени полей сливались с горизонтом.

Илай резко повернулся, брови нахмурились.

— А что со мной? — бросил он с хрипотцой, но тут же осёкся, заметив спокойствие в глазах Винделора. Отвёл взгляд, кашлянул. — Забудь.

— Ты сам не свой, — продолжил Винделор, голос его был ровным, но с тёплой ноткой. — И собаку эту притащил.

Илай глянул вниз. Рэй приоткрыл глаза, ткнулся холодным носом в его ладонь. Уголки губ Илая дрогнули в едва заметной улыбке.

— Это Рэй, и он теперь с нами, — сказал он, пытаясь отшутиться. Голос смягчился, в нём мелькнула тень прежнего Илая — того, что был до города, до изнуряющей усталости. Но тут же он замолчал, глядя в темноту за окном. — Я вымотан, Винделор.

Винделор ждал, не торопя. Илай сжал кулаки, голос стал тише, почти надломленным.

— Я не знаю, зачем мы тащимся к этому проклятому морю. Почему всё так тяжело? Почему разочарования липнут ко мне, как пепел? Почему Мира бросила меня и ушла?

Рэй заскулил, положив голову на колено Илаю, будто чувствуя его боль. Винделор протянул руку и сжал плечо друга — крепко, но без лишней силы.

— Это жизнь, Илай, — сказал он, глядя на дорогу, где поля уступали место тёмной кромке леса. — Все во что-то верят. Мик молится каждый вечер над своей потрёпанной книжкой, веря в своего бога. Нэн верила, что её карты укажут «Тридцать первому» новый путь, и чертила их до последнего вздоха. Саймон таскал нас по своему заросшему городишку, будто это сокровище, и гордился им, как дворцом. Я верю в Чёрное море. Если оно не станет домом, всё было зря. Но я верю — как Мира верила, что найдёт что-то лучше, сбежав отсюда.

Илай стиснул зубы, глаза заблестели от слёз.

— А я устал, — прошептал он, и слёзы скатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Он вытер их рукавом, но голос дрогнул сильнее. — Так устал…

Винделор крепче сжал его плечо, но промолчал. Рэй тявкнул, ткнувшись носом в руку Илая, и тот потрепал щенка по голове, шепнув:

— Ты хоть не бросишь, а?

Мотор кашлянул, фургон дёрнулся и заглох. Машина замерла посреди белого поля, окружённого тёмной каймой леса. Илай ударил кулаком по приборной панели, металл загудел.

— Вот же идиоты! — выкрикнул он, голос сорвался в хриплый смешок, тут же утонувший в судорожном вдохе. — Даже топливо пожалели из зависти!

Слёзы ещё блестели на его щеках, но в этом вскрике было что-то живое — не просто истерика, а искра того Илая, что ещё мог бороться. Он вытер лицо рукавом, тяжело дыша, а Рэй лизнул его пальцы, будто подбадривая.

Винделор молча вылез из кабины, хлопнув дверью. Достал из рюкзака карты Мика и Нэн, присел у обочины, где иней сверкал под луной. Пора было выбирать путь. Илай остался внутри, глядя на щенка, и тихо пробормотал:

— Ну что, Рэй, дальше пешком?

Щенок тявкнул в ответ, и впервые за долгое время в глазах Илая мелькнуло тепло, как отблеск далёкого костра. За окном поле белело инеем, лес темнел вдали, а ржавый фургон стоял одиноко — как памятник чужой зависти, оставленной позади.

Глава 19.

Лес гудел под порывами ветра, что гнал снег меж голых ветвей, словно дыхание зимы, вцепившейся в землю ледяными когтями. Наст хрустел под сапогами, его белизна слепила, как осколки давно расколотого мира. Шаги отдавались в тишине, что лежала тяжёлым покрывалом до самого горизонта. Винделор шёл впереди, рюкзак покачивался на плече, плащ, истрёпанный дорогами, цеплялся за чёрные стволы, покрытые инеем. Их ветви тянулись к небу, словно кости, забывшие тепло солнца. Карта Мика, сложенная вчетверо, лежала в кармане — хрупкий ориентир в этом море сугробов и теней. Илай шагал следом, сгорбившись под тяжестью рюкзака, дыхание вырывалось паром, тающим в морозном воздухе, пропитанном запахом хвои и сырости, что цеплялась к горлу, как дым угасшего костра.

Фургон остался позади, его ржавый остов гнил в степи, что теперь казалась сном, унесённым ветром. Рэй носился вокруг, серая тень на белом, его лапы продавливали снег, оставляя ямки, которые тут же заметало порывами, будто лес стирал их следы. Он ткнулся холодным носом в ладонь Илая, тявкнул, звонко и коротко, пробуя тишину на прочность. Илай бросил комок снега, что рассыпался в воздухе, как пепел старого мира. Рэй рванулся за ним, прыгнул, щёлкнул зубами, поймав пустоту, закружился, виляя хвостом, его шерсть облепило белым, сверкающим в тусклом свете. Илай смотрел на него, и слабая улыбка тронула его лицо, тёплая, как угли, что ещё тлели в груди. Он шагнул ближе, сапоги продавили наст, оставляя следы, которые таяли под бледным солнцем, низким и холодным, словно глаз, следящий из-за серых туч.

Винделор молчал, взгляд его цеплялся за тени меж стволов, дрожавшие в слабом свете. Он заметил след — широкий, не волчий, продавленный в сугробе у корней сосны, — и рука легла на нож у пояса, пальцы сжали рукоять. «Хорошо, что он с тобой», — пробурчал он, голос хриплый, как треск ветвей над головой, и отвернулся, пряча глаза под капюшоном. Мысль резанула, острая, как лезвие: Рэй — свет для Илая, но свет этот хрупок, как пламя в метели. Он вспомнил сестру — её шаги в ночи, когда город пылал, её тень, исчезнувшую в огне, когда он не успел оглянуться. Пальцы стиснули нож крепче, он ускорил шаг, будто мог уйти от этой памяти, но она цеплялась, как иней к его плащу, хлопавшему на ветру.

Шаги их отдавались в белом безмолвии, редкие, как удары сердца, что ещё держалось за жизнь. Ветер гудел в ветвях, осыпая снег с шорохом, что вился вокруг, словно дым угасшего костра. Лес тянулся вперёд, бесконечный, его стволы чернели на фоне белого, как кости старого мира, что Винделор оставил позади. Илай смотрел под ноги, где следы Рэя вились меж сугробов, и тишина, давившая на уши, стала невыносимо тяжёлой, как груз в груди. Он кашлянул, пар вырвался облаком: «Вин, а что дальше?»

Винделор замедлил шаг, бросил взгляд через плечо. Лицо его, обветренное, с лёгкой щетиной, казалось тенью усталости, глаза прищурены. «Идём, пока идётся», — ответил он, хрипотца цеплялась за горло, как мороз. «Карта есть, цель есть». Илай кивнул, промолчал, шаги его снова слились с тишиной, что лежала вокруг, мягкая и тяжёлая, как сугроб под ногами.

Рэй вдруг замер, уши дрогнули, он рыкнул, низко и тревожно, шерсть встала дыбом, глаза уставились в пустоту меж деревьев, где тень шевельнулась, быстрая и неясная. Винделор остановился, нож блеснул в руке, лезвие поймало слабый свет солнца, что пряталось за тучами. «Что-то там?» — шепнул Илай, голос дрогнул, как лист на ветре, и он шагнул ближе. Рэй прижался к его ноге, скуля. «Тишина», — буркнул Винделор, но пальцы сжали рукоять крепче, взгляд щурил белую даль, где ветер гнал снег, словно стаю призраков. Он заметил ещё след — узкий, человеческий, рядом с поваленным стволом, — но не успел разглядеть, ветер взвыл громче, стирая его очертания. Они двинулись дальше, шаги стали осторожнее, будто лес мог услышать, и воздух натянулся, как верёвка перед обрывом.

Илай споткнулся, нога провалилась в сугроб, и он выругался, пар вырвался облаком. Винделор остановился, кивнул на замёрзший ручей неподалёку, его лёд блестел под снегом, как треснувшее стекло. «Передохнём», — буркнул он, опуская рюкзак. Илай стряхнул снег с Рэя, его шерсть была холодной, влажной, и пёс ткнулся носом в его ладонь, тихо тявкнув. Винделор вытащил карту, развернул её на колене, пальцы прошлись по линиям, что вели к Чёрному морю, но взгляд его блуждал по лесу, где тени сгущались. «Метель идёт», — сказал он, голос стал ниже, и он сложил карту, сунув её в карман. Рэй лизнул руку Илая, тот погладил его, шепнув: «Ты в порядке, малыш». Тишина легла гуще, ветер шевельнулся, слабый пока, но острый, как лезвие, что ждёт своего часа.

Илай смотрел, как Рэй носится меж деревьев, оставляя следы, что тут же заметал снег. Эти следы, хрупкие и живые, были как воспоминания, что цеплялись за сердце, несмотря на время. Он оглядел пустоту вокруг — сугробы, белые и бесконечные, — но шаги Рэя, пусть и исчезавшие так быстро, дарили надежду. Надежду, что можно вернуться к живому, даже если мир застыл в вечной зиме.

Ветер взвыл, сперва тихо, как шорох в ветвях, затем громче, его голос поднялся над стволами, словно стая, крадущаяся в ночи. Снег закружился, мелкий и колючий, как осколки льда, хлестнул по лицу, видимость упала до шага. Белая мгла сомкнулась, точно зверь, выждавший момент. Метель обрушилась, Рэй заскулил, прижавшись к Илаю, его шерсть облепило снегом. Илай обнял его: «Держись, малыш». Винделор рявкнул: «Идём, не стой!» — и пошёл вперёд, щурясь в белую мглу, что гудела вокруг, рвала плащи, слепила глаза. Они брели, спотыкаясь, снег бил в лицо, ветер гнал его в вихрях, пока Винделор не наткнулся на что-то твёрдое под сугробом. Нож блеснул в руке, он откапывал ржавую дверь, металл скрипел под лезвием, громче, чем вой метели, пока створка не поддалась с глухим стуком. «Сюда!» — крикнул он, голос утонул в шуме, и они шагнули в темноту. Рэй лаял яростно, будто чуял пустоту, что ждала внутри.

Бункер встретил их тьмой, что гудела в ушах, как эхо угасшего мира, и запахом ржавчины, что цеплялся к горлу, словно дым старого костра. Метель осталась за дверью, её вой пробивался сквозь щели, слабый, но упорный, как голос, зовущий из белой мглы. Винделор шагнул внутрь, сапоги загудели по железному полу, покрытому потёками, будто слёзы старого металла. Фонарь, мутный и старый, мигнул в его руках, бросая дрожащий свет на стены, где тени плясали, как призраки, не нашедшие покоя. Илай вошёл следом, рюкзак глухо стукнул о пол, Рэй ткнулся носом в его ладонь, скуля. Его шерсть, облепленная снегом, блестела в слабом свете, словно звёзды, забывшие небо. Дверь за ними скрипнула, Винделор толкнул её плечом, и металл лязгнул, отрезая их от белой пустоты снаружи.

Коридор тянулся вперёд, тесный, его стены давили, как саван, укрывший этот клочок земли. Илай присел у входа, стряхнул снег с Рэя, пальцы двигались медленно, осторожно, будто боялись спугнуть тепло, что ещё тлело в псе. «Ты в порядке, малыш», — шепнул он, голос дрогнул, как лист под ветром. Рэй лизнул его руку, ткнувшись носом в ладонь, глаза его блестели, как угли в ночи. Винделор прошёл глубже, фонарь осветил ящики, что крошились под пальцами, их ржавые края блестели, словно кости, забывшие тепло солнца. Он вытащил карту — старую, выцветшую, её края рвались, как память, что не держалась за жизнь, — и разложил её на ящике, что скрипнул под весом, как старый зверь. «Сверяю», — буркнул он, голос хриплый, как треск ветвей, и пальцы прошлись по линиям, что вились меж пятен, где города чернели, как пепел угасших огней.

Илай поднялся, Рэй тёрся о его ноги, и они двинулись за Винделором, шаги гудели в тишине, что лежала тяжёлая, как сугроб над их головами. Коридор вывел в отсек, где пол усеивали обломки — доски, гниющие под сыростью, железки, блестевшие ржавчиной, бумаги, что рассыпались под взглядом. Рэй тявкнул, нос его дрогнул, и Илай погладил его, улыбнувшись слабо: «Голодный, да?» Он шагнул к ящику у стены, крышка треснула, и внутри блеснули банки — консервы, их этикетки выцвели, но металл ещё держался, хоть и пузырился от времени. «Смотри, Вин», — сказал он, голос стал чуть живее, и вытащил одну, пальцы прошлись по ржавому краю, что крошился под ногтем. «Срок вот-вот», — буркнул Винделор, не отрываясь от карты, но уголок его губ дрогнул, как тень улыбки.

Илай присел у стены, Рэй лёг рядом, положив голову ему на колено, и он открыл банку, нож скрипнул по металлу, выпуская запах мяса, что ещё хранил слабый след жизни, хоть и пах временем. «Ты заслужил», — шепнул он, выложил кусок на ладонь, и Рэй жадно схватил его, чавкая, хвост заколотил по полу, как молоток по железу. Илай бросил ещё кусок в воздух, Рэй прыгнул, поймал его зубами, закружился, тявкнув, и Илай рассмеялся, коротко, но тепло: «Ловкий, малыш». Он смотрел на него, и в груди шевельнулось тепло, как угли, что он разжигал когда-то в ресторане — шипение масла, запах специй над сковородой. Он вытащил ещё ящик, крышка поддалась с треском, и внутри лежали пакеты — специи, их бумага пожелтела, но запах перца, соли и трав пробился наружу, острый, как лезвие, что резало тишину. «Сейчас сделаю лучше», — сказал он, и Рэй тявкнул, нос его дрогнул, глаза следили за руками.

Винделор тем временем копался в архивах у стены — стопки бумаг, что крошились под пальцами, их строки расплывались, как слёзы под дождём. Он вытащил лист, выцветший, но читаемый: «„Небесный щит“ дал сбой», — прочёл он вполголоса, и пальцы замерли. «Защита от чего-то… неясно», — буркнул он, взгляд скользнул к карте, где города старого мира теснились, их имена чернели, как пепел — сотни, тысячи, что вились от края до края, словно сеть, державшая небо. Он достал карту Мика, разложил рядом, затем карту Алана, что тот дал в руинах, и глаза щурили линии, что петляли меж пустот, где земля молчала. «Слишком много дыр», — пробормотал он, тёр щетину на подбородке, как тень усталости.

Рэй вдруг рыкнул, низко, шерсть встала дыбом, нос уставился в угол, где тень шевельнулась, слабая, как дым. Винделор шагнул туда, фонарь осветил груду железа, что скрипнула под сапогом, но ничего живого — лишь шорох, что затих, как эхо. «Чует», — буркнул он, взгляд скользнул к двери, где щель чернела, пропуская слабый вой метели. Илай бросил Рэю ещё кусок: «Тихо, малыш», — и пёс затих, жуя, но уши дрожали. Илай нашёл котелок, ржавый, но целый, высыпал туда мясо из банок, что ещё хранило вкус, хоть и пахло временем. Он бросил щепоть перца, соль, что хрустела под пальцами, и травы, что осыпались пылью, и поставил его на костёр, разожжённый из досок, найденных в углу. Пламя затрещало, дым вился к потолку, где щели чернели, как раны, и запах специй поднялся, острый и тёплый, разгоняя холод, что цеплялся к стенам.

Винделор вытащил ещё лист, строки расплывались: «Тень росла быстро… лекарство готово, но не дошло». Он хмыкнул, бросил бумагу на пол: «Пустота». Глаза вернулись к картам, пальцы сверяли линии — города старого мира, что чернели пятнами, не совпадали с картой Мика, где пустота тянулась до Чёрного моря, и с картой Алана, что вилась меж руин. Он нашёл книгу — старую, в кожаном переплёте, её страницы пожелтели, но заголовок ещё читался: «Сказки и мифы древних». Винделор хмыкнул, уголок губ дрогнул, и отложил её, взгляд блуждал по бумагам, что не давали ответов.

Котелок зашипел, запах мяса и специй заполнил отсек, тёплый и живой. Илай снял его с огня, выложил варево в две жестянки, что нашёл в ящике, и одну протянул Винделору: «Ешь, пока горячее». Рэй ткнулся носом в его руку, и Илай бросил ему кусок, что пах перцем: «И тебе, малыш». Они сели у костра, пламя бросало отблески на их лица, и Винделор заговорил, голос хриплый, как треск поленьев: «Данных много, Илай. Войны были — тут, там, пятна по всей карте, будто тень их жгла. „Небесный щит“ — защита какая-то, но рухнул, обвалился на землю. Не всё сгубил, но следы остались — города, что выжгли». Он откусил мясо, пахнущее специями, и продолжил: «Тень росла — быстро, везде, как ветер её нёс. Лекарство сделали, но не дошло — пустота вместо причины. Потом стихло само, но ничего не сходится, пробелов полно».

Илай кивнул, глядя на Рэя, что жевал свой кусок, и спросил, голос стал чуть твёрже: «А ты что думаешь, Вин? Что это было — щит, тень?» Винделор пожал плечами, тень легла на его лицо: «Ничего не думаю. Данных много, смысла нет — куски, что не складываются. Всё развалилось, и всё». Он замолчал, откусил ещё, и добавил: «Два бункера ещё нашёл. В радиусе двухсот километров — один на северо-восток, другой к горам». Глаза Илая блеснули, как угли в костре, он подался ближе: «Два? Это шанс, Вин, можно переждать». Винделор хмыкнул, уголок губ дрогнул, и он бросил книгу о мифах Илаю: «Хотел про богов почитать? Держи, перед сном сказку себе почитаешь». Илай поймал её, рассмеялся, коротко, но тепло: «Смешной ты», — и сунул книгу в рюкзак, пальцы задержались на переплёте.

«Останемся на ночь», — сказал Винделор, отставив жестянку, и поднялся, тень его легла длинная, как сугроб. «Замету следы». Он шагнул к двери, нож блеснул в руке, и металл скрипнул, выпуская его в белую мглу. Илай остался у костра, Рэй лёг у его ног, нос ткнулся в колено, и он вытащил книгу, открыл её, страницы пожелтели, но буквы ещё держались. Свет свечи, найденной в ящике, дрожал, бросая отблески на строки — сказки о богах, что держали небо, о зверях, что говорили с ветром. Илай улыбнулся слабо, шепнул Рэю: «Слушай, малыш», — и начал читать вполголоса, слова вились, как дым.

Винделор вернулся, плащ его облепило снегом, что таял под теплом костра. «Замёл, что смог», — буркнул он, голос хриплый, как вой метели. «Остальное скроет сама». Он сел у стены, откинулся, глаза закрылись, дыхание стало ровным, как треск угасающего огня. Илай читал дальше, свеча бросала свет на страницы, Рэй лежал у его ног, тёплый и живой, хвост слабо шевельнулся, будто ловил ритм слов. Тишина легла тяжёлая, как снег снаружи, но шорох за стеной — слабый, как дыхание — резанул её, словно нож. Винделор не шевельнулся, Илай замер, книга дрогнула в руках, но звук затих, и он шепнул Рэю: «Мы справимся, малыш». Костёр трещал, разгоняя тени, но пробелы в архивах висели над ними, как мгла, что ждала за дверью.