Владыка забвения: Железная Воля

Глава 34 «Бремя Вины»

Тысячи сияющих нитей пронзали белоснежный небосвод. Изумрудные, бордовые, золотистые, синие, словно бескрайний Тарнэйр, и белые, как свежевыпавший снег. Они мягко струились в руках Мессии, скользя по его изящным пальцам, когда тот игриво перебирал их меж собой. Каждая нить отзывалась на прикосновение легкой вибрацией, напоминая музыку, которую мог слышать лишь он.

Судьбы были везде. Даже там, где, казалось бы, их невозможно было заметить. Каждый сантиметр мира был пронизан чужими душами, предсмертными вздохами, эхом детского смеха на улицах забытых деревень, тихими признаниями в любви под светом Селены и горькими слезами, пролитыми над могилами. Все эти моменты оставляли отпечатки, превращаясь в нити, сплетающие ткань бытия. Нить Мессии была почти незаметной. Она не выделялась среди других, не тянулась к свету и не пряталась в тени. Просто существовала, как напоминание, что он еще жив. Нортон медленно передвинул пальцы от своей нити к соседним, чувствуя, как под кожей отзывается тепло.

Нежная голубая нить дрожала под его пальцами. Она была тонкой, почти эфемерной, но невероятно мягкой на ощупь. Это была Иви. Ее присутствие было таким же противоречивым — хрупкая внутри, но наполненная силой снаружи. Он задержался на ней дольше, чем хотел, чувствуя, как сердце болезненно отзывается на отголоски ее внутренних мук.

Соседние нити были ему незнакомы. Алая — яркая, почти сливающаяся с его собственной, уносилась вместе с ним. Зеленая следовала строго рядом, словно верный солдат. Желтоватая то приближалась к белой, то снова отдалялась. Дальше судьбы сливались в один неразличимый поток. Норт пытался вглядеться, распознать, что скрывается за этой пеленой, но пространство, которое он создал для себя, запирало его в четырех стенах.

— Что это? — удивленный голос Иви вывел Нортона из задумчивости. Он медленно обернулся.

— Нити судьбы, — ответил он просто, будто говорил о чем-то повседневном. — Гляди, вот это твоя. — Он накрутил на палец тонкую голубоватую нить, и та дрогнула.

— Сатана научил? — в голосе девушки звучал интерес.

— Угу. Если постараться, их можно найти даже тут, — пожал плечами Нортон.

Иви подошла ближе, присматриваясь. Среди множества линий, тянущихся во все стороны, в руках Мессии вилась еще одна — темная, почти невидимая, такая тонкая, что ее едва можно было различить в этом белом пространстве.

— А эта чья? — нахмурившись, спросила она, указывая на темную нить.

— Не знаю, — пожал плечами он и отпустил судьбы, позволяя им исчезнуть в воздухе. Затем скрестил руки на груди, как строгий учитель, что готов читать нравоучение. — Ты плохо спала. Я не стал тревожить тебя в те редкие часы, когда тебе удавалось уснуть.

— Спасибо, — тихо выдохнула Иви, не торопясь объяснять. — Понимаешь, я…

— Все еще не можешь отпустить его? — перебил он.

— Да… — едва слышно призналась она, и это короткое слово будто повисло в воздухе.

Опустившись на холодный пол, Иви вытянула перед собой ноги. Глаза ее устремились куда-то в пустоту, словно она искала там что-то или кого-то. Если бы в этом белом мире были облака, она бы наверняка разглядела в них черты Мирана. Тоска медленно оседала на ее лице, вычерчивая на нем следы утраты. Щеки впали, под глазами залегли тени, кожа стала сероватой, и ее когда-то яркие веснушки почти исчезли.

— И питаешься ты плохо, — подметил Нортон, садясь напротив.

Он внимательно изучал каждый изгиб ее лица. Для мужчины, привыкшего к утонченным дамам, она могла показаться непривлекательной. Небольшой нос с опущенным кончиком придавал ее лицу печальное выражение, губы были искусаны и потрескались, длинные волосы растрепались и торчали в разные стороны, посеченные и неухоженные. Короткая стрижка шла ей больше. Тонкие брови сдвинулись, а длинные нижние ресницы отбрасывали тени на мешки под глазами. Однако Мессия не был избалованным аристократом, и в его глазах Иветта оставалась по-своему прекрасной. Ее сила, упрямство и боль сплелись в нечто особенное.

— Я тут кое-что практикую, — вдруг заговорил он, наклоняясь ближе. — Чтобы быть ближе к тебе.

Иви подняла на него взгляд, не задавая лишних вопросов.

— Я собираюсь связать наши нити, чтобы мы могли чувствовать друг друга, — продолжил он. — Думаю, тогда мне будет проще с тобой контактировать.

— То есть ты не уверен?

— Не на сто процентов, — честно признался он. — Но я не хочу оставлять тебя одну! Ты вообще видела себя в зеркало, Иви?!

Нортон схватил ее за руку, сжал крепко, как будто боясь, что она растворится прямо на его глазах. Ее ладонь казалась крошечной и хрупкой. Как она вообще держит меч? Кожа была холодной, почти синеватой, пальцы тонкие, словно кости. Даже в его прохладных руках ее кожа казалась ледяной.

— Хорошо, — наконец выдохнула она, слабо сжав его пальцы. — Делай что хочешь.

Нортон посмотрел ей в глаза, его губы дрогнули в слабой, почти невесомой улыбке.

— Я хочу, чтобы ты воскресила меня.

— И как ты себе это представляешь? Я просто приду к печатям и скажу: «Хей, отдайте мне все куски!»? — ее голос сорвался на раздраженный смешок. — Тебя разбросали по всему миру, Норт!

Она заметно нервничала. Стресс, голод и недосып почти сломили ее. Зоркий взгляд Мессии уловил, как веко дьяволицы слегка подергивается, но ее раздраженный тон нисколько не задевал его.

— Я найду тех, кто нам нужен. Нити приведут меня. Рядом с моей следуют еще несколько. Думаю, они могут быть нам полезны. — Норт старался говорить по делу.

— Это всего лишь вероятность.

— Ты права. Но так будет надежнее. Я смогу прогуляться по прошлому этих людей и решить, кто из них нам поможет.

— А в будущее ты тоже смотришь?

— Нет. Его, конечно, можно увидеть. Но оно меняется почти каждую секунду.

Молчание повисло в этом белесом мирке. Иви повернулась в пол-оборота, глядя на полянку одиноко краснеющих алоцветов. Тяжелый вздох сорвался с ее уст. Пальцы рефлекторно заправили растрепанную прядь за ухо, и девушка неуверенно скользнула взглядом по Мессии, словно пытаясь прочесть на его лице ответ на немой вопрос: «Точно ли ты справишься с этим?»

— Ладно. Мне больше нечего терять.

— Спасибо. Я не хотел делать что-то без твоего согласия. И еще кое-что…

— Что?

— Я хочу поговорить с Винсентом. Просто передай ему кристалл завтра. Спокойной ночи.

Решив больше не томить ее своим присутствием, Мессия вернул Иви желанный сон. Тишина снова воцарилась в пространстве, охватывая его холодными объятиями одиночества. Мягкие ботинки, сотканные из тьмы, бесшумно скользили по белоснежной поверхности. Присев рядом с алоцветами, Норт осторожно коснулся одного из лепестков.

— Отчего же вы мне так милы? — прошептал он, глядя, как нежный лепесток кружится в воздухе, стремительно приближаясь к полу.

Игнис защекотал нос Иви алыми лучами, пробиваясь сквозь занавески и заставляя ее медленно раскрыть усталые веки. Она никогда бы не подумала, что сможет соскучиться по обычной кровати — такой простой, с жестким матрасом и слегка скрипящей деревянной рамой. Воспоминания о холодных каменных полах, на которых ей приходилось спать, цеплялись к ней так же прочно, как когда-то ее истощенные пальцы к решеткам клетки. В детстве для дьяволицы не было ни мягких подушек, ни уютных уголков — только железные прутья, грязь под ногтями и гулкие стены, отзывающиеся эхом на крики. Теперь же, лежа в этой простой комнате, с таким обыденным теплом на коже, она вдруг поняла, как легко можно привыкнуть к свободе… и как страшно ее снова потерять.

Чуткий слух уловил стук посуды и скрип печной дверцы, когда в огонь забросили новые дрова. Этот обыденный, почти домашний звук, на миг согрел душу, и легкая, едва заметная улыбка скользнула по ее измученному лицу. Но радость исчезла так же быстро, как и появилась. Заставив себя подняться с постели, Иви почувствовала, как тяжело дается каждое движение.

Она задумалась — всегда ли она была такой? Или просто забыла, какой была до всего этого? Когда усталость становится не просто состоянием, а частью тебя — ты привыкаешь к ней, как к старой одежде. Может, дело было не только в этом. Чем дольше внутренние раны остаются без должного лечения, тем сильнее прорастают глубже, впитываясь в кровь, оседая скорбью в костях, расползаясь по легким шипами смуты. Иви чувствовала, как эти незримые шрамы стягивают ее изнутри, мешая дышать, двигаться, жить.

Нужно было всего лишь сделать шаг. Один простой шаг. Сев на кровати, Иви прищурилась, когда алые лучи Игниса безжалостно ударили в глаза. Ее Мир ушел, оставив ее одну, но этот мир продолжал вращаться, будто ничего не случилось. Время не остановилось, и от этой мысли становилось только тяжелее. Как бы ей хотелось, чтобы все застыло в той последней секунде, когда его сердце еще билось.

Пошатываясь, она встала, ноги казались ватными. Шнурки на ботинках, как назло, все время выскальзывали из пальцев. То ли пальцы одеревенели от усталости, то ли дырки в ботинках стали уже, что вряд ли возможно. На миг ей захотелось сесть обратно и разрыдаться прямо тут, в этой чужой комнате. Легкая дрожь в руках заставила ее окончательно сдаться. Запихнув шнурки внутрь ботинок, Иви медленно побрела вниз по скрипучим ступеням.

— Доброе утро, — пробормотала она, завидев Вина.

Он стоял у печи, спиной к ней. Его длинные, вьющиеся волосы были небрежно заплетены в косу, а зеленый фартук висел на голом торсе, завязанный кривым бантом. Жар от печи делал воздух горячее, и от этого влажный блеск на коже Винсента только подчеркивал рельеф спины. Иви вдруг поймала себя на мысли, как сильно она скучает по другому силуэту — стройному, знакомому до боли. По его аристократическому профилю, серым глазам, в которых отражалась нежность, и теплым ладоням, что всегда согревали ее в самые темные дни. Ей не место здесь. Сердце в груди сжало когтями. В глазах защипало.

— Доброе, — непринужденно ответил Винсент, вытаскивая из печи что-то румяное и горячее.

Аппетитный, тягучий аромат выпечки быстро наполнил кухню, заставив желудок Иви болезненно сжаться и заурчать. Кухня была маленькой, явно рассчитанной на прислугу, но здесь, похоже, никого, кроме них, не было. Столовую по дороге Иви тоже не приметила — гостевая выполняла сразу две роли.

— Я могу чем-то помочь? — нарушила тишину Иви.

— Да, — коротко бросил Вин.

— Чем?

— Молчанием.

От такого ответа дьяволица захлебнулась воздухом. Щеки налились кровью, сменяя бледность на раздраженную красноту. Сложив руки на груди, она фыркнула, чувствуя, как внутри все закипает. Не удостоив его больше ни словом, девушка отправилась к столу и тяжело плюхнулась в кресло.

Вскоре в дверном проеме появился Винсент, словно самая прилежная хозяюшка. Поставив на стол дымящийся пирог, он ловко разделил его на куски ножом. От пирога сразу потянуло пряностями и жареным мясом. Не теряя времени, Иветта схватила самый большой кусок, мгновенно обжегшись и торопливо перекидывая его из одной ладони в другую.

— Какой срам, — усмехнулся Вин, элегантно перекладывая себе скромный кусочек.

— Слушай, — неожиданно серьезно начала Иви, шумно проглотив пирог.

— Решила наконец меня поблагодарить? — подначивал он, не поднимая глаз от своей тарелки.

— Нет. Нортон жив. И он в этом кристалле.

Винсент замер. Кусочек пирога застыл на полпути ко рту, а через секунду соскользнул с вилки, глухо шлепнувшись обратно на тарелку. Мужчина не шевелился, его взгляд потускнел, а лицо будто окаменело. Лишь спустя несколько долгих мгновений его физиономия сменила весь спектр эмоций — от недоверия до боли и удивления. Мужчина медленно опустил вилку и, почти не веря собственным словам, выдавил:

— Могу я… поговорить с ним? — его голос дрогнул.

— Он сам этого и хотел, — тихо ответила Иветта, снимая подвеску с шеи.

Бережно взяв кристалл в руки, Винсент долго смотрел на него, проводя дрожащими пальцами по пульсирующей поверхности. Как так получилось? Почему никто не знал? Или знали? Он не понимал этого, не мог разгадать, но одно было ясно — у него появился шанс вернуть своего брата.

— Что мне нужно дел… — слова застряли в горле, и в следующий миг сознание Винсента потонуло в ослепительном свете.

Глаза болезненно защипало, вынуждая его зажмуриться. Он стоял среди ослепительной белизны, словно погребенный под тоннами снега. Холод не ощущался, но сама обстановка была давящей. Его взгляд метнулся вперед. Где-то вдалеке, среди этого безмолвия, расплывалось красное пятно. Чуть ближе — темный силуэт. Сердце забилось в груди с удвоенной силой. Он бы узнал его среди тысячи.

— Норт… — хрипло пробормотал он, не веря глазам.

Его лицо побледнело, а затем налилось краской. Карие глаза наполнились слезами, руки задрожали. Еще миг — и он бросился вперед, почти спотыкаясь на ровном месте. Винсент врезался в кузена с такой силой, что едва не сбил его с ног, крепко обхватив руками.

— Ты жив! Черт возьми, ты жив! — захрипел Вин, вцепившись в спину брата. Его плечи подрагивали, а пальцы, казалось, вросли в чужую одежду.

Но Нортон не ответил. Он не спешил прижимать Винсента к себе, не стремился утонуть в этом порыве эмоций. Его взгляд был печален. Вскоре он аккуратно, но уверенно отстранил кузена.

— Тебе к лицу бородка, — наконец произнес он, скрестив руки на груди.

Винсент моргнул, пытаясь прийти в себя. На миг он замер, словно не понимая, что его только что оттолкнули, а затем, будто осознав это, рухнул на колени.

— Я столько всего хотел тебе сказать… — его голос сорвался, но он заставил себя продолжить. — Прошу, прости меня!

Они никогда не были близки. Просто кузены, просто семья, связанная кровью, но не судьбой. Винсент не обращал на него внимания, не думал о нем, не искал встреч. Тогда, в детстве, все казалось простым: Нортон был тем, кто всегда смотрел из окна, а Вин — тем, кто играл с Марианной во дворе. Он знал этот взгляд — стеклянный, застывший, полный тихого молчаливого ожидания. Но тогда он не задавал вопросов.

Он должен был защищать их. Винсент был старшим, был тем, кто знал мир, кто мог повести за собой, уберечь, спасти. Но он испугался, как жалкий трус. Не оглянулся, не вернулся, выбрал себя, выбрал лучшую жизнь. И какова же оказалась эта «лучшая» жизнь? Наполненная сожалением, выстроенная на страхе, на выборе, который теперь вонзается в его сердце хуже любого кинжала. Лишь потеряв, Вин осознал, что самым дорогим порой оказывается не тот, о ком думаешь каждый день, а тот, кого всегда считал само собой разумеющимся.

— Я должен был быть рядом! Должен был хоть что-то сделать! — он сжал пальцы в кулаки, упираясь ими в пол. — Ты ведь мой брат! Как я мог оставить тебя? Как я мог даже подумать, что ты этого заслужил?

Он зажмурился, не в силах смотреть на выражение лица Мессии.

— Проклятие забери этот мир… — прошептал он, тяжело дыша.

Но кузен продолжал смотреть на него с той же неизменной печалью. Ни злости, ни осуждения, ни радости воссоединения. Только усталость.

— Встань, Вин, — тихо сказал он.

Винсент не двигался.

— Встань, — повторил Нортон, но не с приказом, а с мягкостью.

Но Винсент не мог. Он не имел права. Боль оседала в груди тяжелым комом. Мужчина пытался проглотить его, но он только рос, сдавливая ребра. По его лицу текли крупные соленые слезы. Он вытирал их тыльной стороной ладони, но они не останавливались.

Перед ним была рука. Открытая ладонь, чуть вытянутая вперед. Белая кожа, длинные пальцы, неестественно аккуратные. Вин знал эти руки. Когда-то они цеплялись за перила поместья, хватались за рукав Лоренса, пытались дотянуться до плеча кузена, когда тот гордо шествовал по дому. Тогда он и не думал их замечать. Винсент задержал взгляд на ладони. Пальцы дрогнули и он медленно, словно боялся, что прикосновение прожжет его, взялся за нее. Его рука казалась грубее, шире, сильнее. Мессия легко потянул его вверх, помогая встать.

— Что я могу сделать для тебя? — сорвалось с губ Вина, почти шепотом. — Как я могу помочь? Как мне искупить свою вину?

— Помоги Иви, — ответил Мессия. — Мы отправимся в Харразан.

Винсент невольно вздрогнул.

— В Харразан?! — он резко поднял голову. — Но там было бедствие! Если раньше на климат жаловались, то теперь там совсем невыносимо! Почему именно туда?

— Судьба ведет меня сама, — изрек Норт, не моргнув и глазом. — Все, что происходит, должно было случиться. Я завершу свой путь. По-хорошему… или по-плохому.

— Только не говори, что… ты решил разрушить мир? — голос Винсента дрогнул, он напряженно сжал кулаки.

И тут Нортон… рассмеялся. Звонко, заразительно, так, что его плечи вздрогнули, а глаза сверкнули веселым огоньком. Вин с растерянностью смотрел, как тот сгибается пополам, опирается руками на колени, пытаясь отдышаться, пока у него не выступили слезы на глазах.

— Конечно нет! — наконец, выдохнул Мессия, вытирая уголки глаз. — Я должен его спасти… Подарить то, чего ты, я, Марианна, Иветта и остальные были лишены.

Винсент медленно выдохнул, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает его.

— Вот как… — он провел рукой по лицу. — Но ты ведь… ты практически мертв. Я так думал…

— Чтобы распечатать мое тело, понадобятся сильные воины и маг. За ними мы и отправимся. Если хочешь — присоединяйся к нам.

Вин молчал.

Порыв был — горячий, сумасшедший, рвущий его изнутри. Согласиться, бросить все, окунуться в пламя битвы. Сердце билось так, будто само хотело сказать «да».

Но перед глазами встала конюшня. Запах сена и теплых боков лошадей, тяжелый труд, к которому он привык. Дом, стены которого строил его отец. Все, что он имел, все, что с таким трудом создавал, он просто так оставит? Он никогда не был героем. Последний раз меч он держал на тренировке с Веласко, и даже тогда лезвие казалось ему чужим.

— Прости, я… — он отвел взгляд.

— Я не обижусь, если ты откажешься.

Винсент удрученно кивнул.

Они снова замолчали, но теперь это молчание было тяжелее.

— Ты знаешь, что стало с Мари? — вдруг спросил Мессия.

— Ее похоронили в братской могиле, — голос его осип. — В тот день было столько трупов, что на всех не хватало времени. Многим родственникам даже весточки не разослали. Тела нельзя было опознать.

На мгновение Мессия опустил взгляд на свои руки. Ему почудилось, будто по нежной коже потекли алые капли. Кровь капала на пол, растекаясь лужей, струилась по пальцам. Он резко мотнул головой, отгоняя наваждение. Марианна. Драгоценная сестра, что всегда пряталась за его спиной. Пусть они и были близнецами, но для него она всегда оставалась малышкой. Нортон не знал, что с ней было после того, как его запечатали. Не видел ее лица в последний раз, прежде чем сырая земля накрыла ее фарфоровую кожу. Теперь уже и не узнать.

— Спасибо, что сказал… — негромко ответил Мессия. — Мы с тобой оба погрязли в крови друг друга и других людей…

Вин вновь кивнул, но не сразу нашел в себе силы заговорить. Как сказать, что он сам обрек их всех? Если бы тогда он поступил иначе… Но прошлое не терпит сослагательных наклонений. Сколько ни пытайся стереть его из памяти, оно все равно останется. Но в этом и не было смысла. Все это и так понимали, и Нортон, и он сам. Оставалось лишь принять и идти дальше — если у них хватит сил.

— Я дам Иветте все необходимое для дороги, — сухо выдавил мужчина, отвернувшись. — Думаю, нам пора прощаться. Она уже заждалась меня.

— Прости себя, Вин, — вдруг сказал Нортон. — Я простил тебя. Позволь и ты себе эту роскошь.

Он хотел сказать еще что-то, но пространство вдруг дрогнуло, пошло рябью. Мир завертелся, закружился, и Винсент невольно зажмурился, когда его накрыла волна головокружения. В следующий миг все стихло. Когда он открыл глаза, перед ним стояла Иви, скрестив руки на груди.

— Ну наконец-то! Сколько можно было болтать? — буркнула она, и не теряя времени, выхватила кулон, вешая тот обратно на шею. — Так о чем вы там трепались?

— Не важно, — обронил он, устало потирая виски. — Я дам тебе лошадь, деньги, провизию и… одежду.

— Он хоть сказал, куда мы отправляемся?

— В Харразан, — ответил демон, поднимая на нее тяжелый взгляд.