Осмотрев все, что было на столе, я не стал дожидаться момента, пока все мои заказы принесут, и приступил к работе. Кузнец тут же подошёл ко мне и со всей серьёзностью спросил, какая от него требуется помощь и чем он может быть полезным в моём деле. Я сказал, что пока никакой, но пусть выделит мне пару человек из своих помощников, чтоб были рукастые и понимали, что я от них хочу — нужно, чтобы они были на подхвате, а у тебя, мол, и так есть заказ интересный.
Кузнец кивнул:
— Да, есть заказ, но если вы, Егор Андреевич, не против, я бы все-таки и посмотрел, и поприсутствовал, и помог.
— Не возражаю, — ответил я, мысленно прокручивая последовательность действий.
Я разложил на верстаке принесенные материалы. Ещё раз прокрутив в голове то, что мне нужно сделать, я принялся за работу.
Из медных пластин и таких же пластин цинка я сложил одинаковое количество штук. Помнил, что чем больше их будет, тем выше будет напряжение. Сложил их столбиком: медная пластина, прокладка (её нужно будет потом пропитать электролитом), потом цинковая пластина, потом снова медная, потом снова прокладка, потом снова цинковая и так далее.
В итоге у меня получилось как раз десять таких блоков. Сверху и снизу столба сделал, чтоб были разные металлы — медь и цинк. После этого к верхней и к нижней пластине при помощи проволоки прикрепил медные выводы — тут мне помог кузнец.
— Эти выводы как раз и будут плюс — медь, и минус — цинк, — пояснил я, заметив любопытные взгляды. Но после моего объяснения, понимания стало еще меньше.
По моим прикидкам, собранная батарея должна дать достаточное напряжение. Помню из физики, что это где-то от 0,7 до вольта на такую пару элементов. У меня их десять, то есть, в принципе, десяти вольт должно получиться. Для запуска процесса вполне достаточно.
Тут, пока я все это собрал, прибежал какой-то парень и громко сказал Ивану Дмитриевичу:
— Приехали!
Тот развернувшись на пятках, ушёл, а буквально через несколько минут пришёл с Фомой, который нёс две банки и бутылку. Его появление было как нельзя кстати — для завершения сборки мне как раз требовалось то, что он привез.
— Егор Андреевич, добрый день! — громко поздоровался Фома. — Что случилось?
— Все хорошо, Фома, — ответил я, принимая у него банки и бутылку из рук. — Занимайся пока своими делами, а у меня тут, — кивнул головой, — своё нарисовалось.
Я осторожно поставил принесенное на стол.
— Как добрались-то? — уточнил я.
— Да все хорошо, Егор Андреевич. Вот только в город въехали, а на воротах сказали, чтоб сразу мы к кузне правили. Представляете, даже телегу не досматривали!
Я посмотрел на Ивана Дмитриевича, а тот лишь плечами пожал и слегка улыбнулся. В его улыбке читалась гордость за собственную значимость.
Я же занялся электролитом. Взял старые серебряные монеты — нужно было приготовить некий ляпис, нитрат серебра, AgNO₃. Налил в банку азотной кислоты и перед тем, как опустить туда серебряные монеты, громко объявил, чтобы все были аккуратны, а ещё лучше, чтоб отошли чуть подальше.
— Процесс будет активный, с выделением ядовитого рыжего пара. Не дай Бог, чтобы кто-то его вдохнул. Придётся уже не только с градоначальником заниматься, а ещё и с тем, кто вдохнёт. Он очень ядовит.
Помощники кузнеца отшатнулись, словно от огня. Даже Иван Дмитриевич, сделал осторожный шаг назад. В его глазах читалось любопытство, смешанное с опаской.
— Именно поэтому вы настаивали работать на улице, Егор Андреевич? — спросил Иван Дмитриевич.
— Именно поэтому, — ответил я.
Вокруг нас расстилался просторный двор кузницы. Я выбрал место подальше от построек и дорожек, чтобы ядовитые испарения не причинили никому вреда.
Ещё раз посмотрев, чтобы все отошли, я прикинул — ну, вроде бы всё просто. Я помнил ещё с уроков химии школьной программы: серебро плюс азотная кислота по формуле получается AgNO₃ плюс вода, и выделяется газ NO2, который собственно и был ядовит.
Я бросил серебряную монету в кислоту, и все увидели процесс. Та с пузырьками стала растворяться в кислоте, и, да, действительно, стал выделяться над поверхностью рыжеватый дымок.
— Господи, сохрани и помилуй, — прошептал кто-то из подмастерьев, крестясь.
— Не бойтесь, — успокоил я, не отрывая глаз от реакции. — Всё под контролем. Просто не подходите близко.
Монета медленно растворялась, отдавая кислоте своё серебро. Временами я осторожно помешивал раствор, ускоряя процесс.
Тут пришёл очередной парнишка и принёс что-то в шкатулке. Юный гонец, едва ли старше пятнадцати лет, с любопытством смотрел на мои манипуляции, но держался на почтительном расстоянии. Его глаза широко раскрылись при виде рыжего дыма.
— От ювелира, — сказал он, протягивая шкатулку Ивану Дмитриевичу, который принял её и передал мне.
В ней оказалась иголка, которую сделал ювелир. Я осторожно взял её в руки и, да, не зря говорили, что мастера могут и блоху подковать. Работа была действительно ювелирной, это было просто поразительно. Не имея технологий двадцать первого века, так тонко сделать! Я даже на свет посмотрел отверстие — пусть и с трудом, но оно просматривалось, и это было просто невероятно. Оно было гладким даже изнутри.
— Чудеса, — выдохнул я, вертя иголку в руках.
Тонкая металлическая трубочка, едва различимая невооружённым глазом, была словно насмешкой над моими представлениями о технологических возможностях этого времени. В моём мире подобные вещи делали на станках с числовым программным управлением, а здесь — руками мастера.
Я положил её обратно в шкатулку, а сам же стал собирать осадок AgNO₃ путём выпаривания на слабом огне, пока не получил белые кристаллы нитрата серебра.
Тут же сказал, чтоб не вздумали трогать руками эти кристаллики — они ядовиты и оставляют чёрные пятна на коже, как ожоги.
Ну, благо что никто не стал хватать их руками. Подмастерья с уважением и страхом смотрели на образовавшиеся белые кристаллы. Для них это было настоящее волшебство — превращение серебряной монеты в белое кристаллическое вещество.
Я все думал над тем, что электролит должен быть качественным, но понимал, что время поджимает, и так уже несколько часов здесь возимся. Придётся ограничиться минимумом.
Сделал просто: раствор ляписа растворил в воде. Я понимал, что электролиз такого раствора будет идти хотя и не очень эффективно, но тем не менее на катоде будет осаждаться серебро. На аноде должен выделяться кислород — этого должно хватить.
Я взял стеклянную банку и перелил туда получившийся раствор. Жидкость была прозрачной, с едва заметным голубоватым оттенком — характерный признак присутствия ионов серебра. Бережно, стараясь не расплескать ни капли, я установил банку на деревянную подставку, которую один из помощников кузнеца предусмотрительно подложил.
— А теперь самое интересное, — пробормотал я, больше для себя, чем для окружающих.
Я поместил анод — тот самый кусок серебра — и катод, на который закрепил иглу, в раствор так, чтобы они были близко друг от друга, но не прикасались. Расстояние между ними было критически важным: слишком далеко — и процесс будет идти медленно, слишком близко — и возникнет риск короткого замыкания.
— Подай мне те щипцы, — обратился я к одному из помощников, указывая на инструмент, лежащий на верстаке.
Молодой парень с веснушчатым лицом быстро подал мне требуемое. Его руки, слегка дрожали от волнения. Было видно, что происходящее вызывает у него искренний интерес.
Подсоединил куски тонкой меди к аноду, который был соединён с серебром, к медному выводу батареи — это был мой плюс. Иглу же присоединил к катоду, к цинковым выводам батареи — это минус.
Я, как сейчас помню, как учитель химии говорил главное правило: «То, что хотим покрыть, должно быть на минусе». Старик Семён Петрович, с его вечно растрёпанными седыми волосами и запахом табака, был, пожалуй, единственным учителем, уроки которого я вспоминал с теплотой. «Запомните, господа хорошие,» — говорил он, постукивая указкой по столу, — «электрохимия — это не фокусы, а строгая наука. Минус притягивает положительно заряженные ионы металлов. Запомнили? То, что хотим покрыть — всегда на минусе!»
Вокруг стало так тихо, словно весь мир замер в ожидании результата эксперимента. Я оглянулся и увидел, что все присутствующие смотрят на меня с таким напряжением, будто от успеха опыта зависит что-то большее, чем просто покрытие иглы серебром.
Когда все было готово, я, не сдержавшись, таинственно произнес:
— А теперь будет главное волшебство!
Все аж замерли в предвкушении. Я включил все это в цепь и опустил выводы в раствор. Далее подозвал одного из помощников, и мы надёжно их закрепили.
Буквально сразу же на поверхности иглы стал появляться тёмно-серый налёт.
— Ха, работает! — аж воскликнул я.
Честно говоря, я сам до конца не мог поверить, что у меня получится. Как сейчас помню, что в школе на лабораторной по аналогичной теме, только там мы с медным купоросом проводили электролиз, получил тройбан. А вот теперь, оказывается, пригодились все те знания.
— Вот и осаждается серебро, — сказал я, показывая пальцем, как буквально на глазах темнеет иголка.
Иван Дмитриевич и все остальные неверяще смотрели.
— Это на самом деле серебро? — спросил один из помощников, наклоняясь поближе, чтобы лучше рассмотреть процесс.
— Оно самое, — уверенно сказал я, тут же добавив: — Но оно будет немного рыхлым и непрочным.
Он покачал головой, словно не веря своим глазам:
— Удивительно, Егор Андреевич. Я, признаться, думал, что вы что-то эдакое задумали, но чтобы так… Прямо на глазах металл на металл наносить…
— Наука, Иван Дмитриевич, — ответил я, довольный произведенным впечатлением. — Многие считают её чуть ли не чародейством, а на самом деле всё подчиняется строгим законам. Нужно только их знать и уметь применять.
Время шло, а мы продолжали наблюдать за процессом. Слой серебра на игле становился все толще. Пару раз я проверял контакты — не ослабли ли, не сместились ли в процессе работы. Всё было в порядке.
— А долго ещё? — нетерпеливо спросил самый молодой из помощников Ивана Дмитриевича с живыми, любопытными глазами.
— Терпение, — ответил я. — Хорошее дело быстро не делается. Лучше расскажи, как тебя зовут и давно ли ты у Ивана Дмитриевича работаешь?
Парень смутился от неожиданного внимания:
— Алексеем крещён, а у Ивана Дмитриевича третий год уже. Он меня из сирот взял.
Тот положил руку на плечо парня:
— Толковый малый, схватывает всё на лету.
Так, за разговорами, незаметно пролетело время. Примерно через минут сорок, а может быть, час, я извлёк иглу, промыл в воде и, аккуратно положив в ту же самую шкатулку, отдал Ивану Дмитриевичу.
Игла преобразилась — теперь она была покрыта ровным слоем серебра, который, впрочем, выглядел пока матовым и немного шероховатым. Но даже в таком виде было очевидно, что все прошло как надо.
— Передайте ювелиру, — обратился я к нему. — Нужно произвести механическую обработку. Налёт нужно уплотнить. Эту иглу можно прокатать между двумя гладкими пластинами, например, из твёрдого дерева. Или отполировать замшей или мягкой тканью. Ну, думаю, ювелир сам разберётся. В общем, нужно придать плотности, заодно отполировать — серебро должно аж блестеть.
Иван Дмитриевич посмотрел на парня, тот кивнул, что все запомнил, и убежал со шкатулкой.
Мне же оставалось сделать только трубки. Да, собственно, и сам физраствор.
— Воду дистиллированную подготовили?
Иван Дмитриевич повернулся, кивнул, и к нему подошёл мужик, который сказал, что уже две крынки из пара насобирали.
— Ну, пусть несут, — сказал я.
Тот кивнул и убежал, а через несколько минут вернулся с бутылкой, между прочим, сделанной в Уваровке, в которой была вода. Я взял её в руки, покрутил, разглядывая на просвет — ни единой примеси, ни малейшей мути. Чистейшая дистиллированная вода, собранная из пара — именно то, что нужно.
— Хорошо, — пробормотал я, ставя бутылку на стол.
Помощники кузнеца, наблюдавшие за мной всё это время, переглядывались с нескрываемым любопытством. Для них происходящее казалось настоящим волшебством — непонятные манипуляции с медью и цинком, странные приспособления, и вот теперь какая-то особенная вода. Иван Дмитриевич сохранял внешнее спокойствие, но и в его глазах я замечал живой интерес.
Высчитав чёткую пропорцию, чтоб получился именно девятипроцентный раствор, я отмерил соли. Засыпав отмеренное количество соли в бутылку, я стал её трясти, чтобы та растворилась. Кристаллы медленно исчезали в воде, превращая её в прозрачный раствор, который должен был спасти человеческую жизнь. Я поднял бутылку к свету — ни одной крупинки не осталось. Отложил её в сторону и принялся осматривать кишки, которые принесли — те оказались плотными и очень хорошо выделанными. Ещё раз присмотрелся к ним — те аж просвечивались, настолько качественными были. В моих руках они казались живыми, гибкими, готовыми служить той цели, для которой я их предназначил.
— Да, хороши, — пробормотал я. — С такими можно работать.
Я объяснил, показывая на бутылку, какую пробку мне нужно сделать из кожи.
— Кожу тоже предварительно хорошо нужно вымыть и обработать спиртом… ну водкой крепкой. Саму пробку сделайте так, чтобы одна трубка плотно в неё вставлялась, а вторая трубка чтоб доставала до самого дна. Когда я переверну бутылку, через нее мог поступать воздух.
Иван Дмитриевич внимательно выслушал меня и кивнул одному из своих помощников:
— Степан, займись.
Тот тут же принялся за работу. Вырезал из кожи идеальную пробку, промыл её в чистой воде, затем высушил над огнём и стал делать в ней отверстия для трубок.
Тем временем я взял самые длинные кишки и прикинул, что длины мне не хватает. Мысленно рассчитал требуемое расстояние — бутылка должна висеть высоко над больным, чтобы давление было достаточным. Нужно не менее полутора метров, а то и больше.
Подозвал одного из помощников и объяснил:
— Нужно вставить одну кишку в другую так, чтобы они плотно крепились, чтобы не пропускали ни в коем разе воздух.
Помощник, поняв, что я хочу, занялся этим делом. Буквально через несколько минут все было готово. Он пропихнул одну трубку в другую достаточно далеко — соединение получилось надёжным и плотным.
Я проверил соединение, слегка потянув в разные стороны — держалось крепко. И в итоге длины должно было хватить, чтобы установить бутылку на высоте в полтора метра над больным.
Степан закончил с пробкой и передал мне. Она была выполнена безупречно — два отверстия точно по размеру трубок, сама пробка идеально подходила к горлышку бутылки.
— Отличная работа, — похвалил я, вставляя трубки в пробку. — Теперь нужно проверить, как всё работает.
Я вставил одну трубку так, чтобы она доставала до дна бутылки, вторую — лишь немного вглубь пробки. Заткнул пробкой бутылку, перевернул её, держа на весу. Через короткую трубку в бутылку начал поступать воздух, о чём свидетельствовали пузырьки, поднимающиеся в растворе, а через длинную — раствор начал медленно вытекать.
— Работает! — не смог сдержать я восклицания.
— Что это такое будет, Егор Андреевич? — спросил Иван Дмитриевич, разглядывая моё изобретение.
— Это, — я указал на бутылку с трубками, — позволит ввести физраствор прямо в кровь больному. Поверьте, это единственное, что может спасти жизнь градоначальнику.
Он задумчиво покачал головой:
— Чудны дела твои, Господи… Прямо в кровь, говорите?
— Именно так, — кивнул я. — Но для этого нужна ещё игла. Её ювелир уже должен доделать. Так что пойдёмте к градоначальнику, только через ювелира заберём иголку.
Я уже сделал шаг к выходу, но вдруг остановился, вспомнив ещё одну важную деталь.
— Ах да, — я снова повернулся к кузнецу. — Нужно какое-то крепление придумать, чтобы закрепить бутылку на вот такой высоте. — Я поднял руку, показывая примерно полтора метра от земли. — Можно на рейках. Придумайте что-то.
Кузнец задумался на мгновение:
— Сделаю, — кивнул он. — Из реек стойку, а наверху крепление для бутылки. Прочно будет, не сомневайтесь.
— Отлично, — я был доволен. — Прям к градоначальнику несите, а мы пока пошли к ювелиру.