Вперед в прошлое 11

Глава 10 Что опять не так?

Я был лишь на пяток сантиметров ниже Василия, потому прямо и требовательно смотрел ему в глаза. Сейчас, когда и учиться надо, и проект дома почти на руках, свой грузовик очень нужен. Я, конечно, выкручусь, но сотрудничество с отчимом очень упростило бы задачу на начальном этапе.

Отчим не ответил сразу, и это показалось тревожным звоночком, пусть и ожидаемым, и я решил надавить на его чувство долга:

— Вы обещали мне помочь со строительством дедового дома. Конечно, не бесплатно, и я считаю справедливым…

— Шо ты такое говоришь? — возмутился отчим, и глаза его вспыхнули гневом, аж отшатнуться захотелось, чтобы не схлопотать затрещину. — Мужик обещал — мужик сделал! — Он постучал себя по лбу. — Как ты ваще такое подумать смог? Шо я такого зробыв? То, шо мы собачимся? Так то ж другое!

— Извините, — проговорил я, испытывая чувство вины за то, что зря его подозревал.

Но все равно копошился червячок сомнений, однако я не знал, что тому причиной. Поэтому в первую очередь я решил провернуть бартерную сделку и привезти на участок стройматериалы — чтобы было чем заняться, пока я выкручиваюсь…

Додумать мне отчим не дал, его аж разрывало от возмущения, и он фонтанировал словами:

— Неужели я не розумию, шо это твоя идея, ты ею со мной поделился, гроши вложил, и все хорошо пошло. Уж не знаю, где ты их взял, но это факт! У меня не было их, как их называют?..

— Стартовый капитал, — подсказал я.

— Кем надо быть, какой гнидой, чтобы тебя кинуть? Родного человека — кинуть!

Из дома выглянула мама и услышала последнюю его фразу, спросила:

— Кто кинул родного человека⁈

— Та один мужик, — отмахнулся отчим и переключился на другую тему: — Потом расскажу. Как себя чувствует Эльза Марковна?

Мама указала на кухню, откуда доносились удары ножа о доску,подошла к нам и прошептала:

— Лучше. Встала с постели, а то совсем плохо было, только лежала и ругалась. Павлику спасибо, убедил ее как-то. Ожила. А вы чего тут?

— Про работу разговариваем, — ответил отчим и пожаловался в шутку: — Не доверяет мне твой сын! В нехорошем подозревает.

— Ты что, Паша! — вступилась за него мама, обняв будущего мужа и положив голову на его ключицу. — Василий — самый надежный мужчина из всех, кого я знала. С ним, как за каменной стеной!

Наверное, предыдущие жены тоже с ним себя так чувствовали, но что-то пошло не так. Убеждение, что «это они виноваты, со мной такого не случится», конечно, иногда работает, но чаще постоянно повторяющиеся явления в жизни человека — система, а не совпадения.

Ну а вдруг с мамой правда такого не случится? Вдруг они наконец нашли друг друга?

— Я очень рад за вас, — сказал я и обратился к Василию. — К бабушке пойдете?

— Да. А шо ей сказать?

Таким растерянным он не был, даже когда мы в первый раз приехали на завод ЖБИ.

— Просто зайдите и скажите, что вы соболезнуете, — научил его я. — Что нам надо поддерживать друг друга — это особенно важно. Что она может рассчитывать на вашу помощь и всякое такое.

Он погрустнел и принялся топтаться на месте. Ему, как и мне поначалу, было неловко и стремно, но он пересилил себя и зашагал к кухне. Как показала практика, все убеждения, что наши слова ничем не помогут близким, которые в отчаянье — ерунда. Они очень даже помогают, страдающему человеку необходимо чувствовать поддержку, даже если он ее не принимает.

Мама смотрела ему вослед с любовью. Наверное, так же Пенелопа провожала взглядом уплывающий корабль Одиссея.

Мама беспокоилась о бабушке, потому пожелала остаться у нее, Василий вызвался отвезти меня домой и пообещал вернуться. Здесь-то нормально не поговорить, потому он и принял ткое решение — следовало определиться с планами.

Только сев в машину и заведя мотор, отчим сказал:

— Плохо, шо непонятно, когда похороны — в понедельник или во вторник. Нельзя ничего планировать в эти дни, да и, наверное, понадобится моя помощь как извозчика.

Привалившие хлопоты его злили, потому что Андрюшу он совсем не знал, а с бабушкой знаком без года неделю, но отчим старался показать себя исключительно как заботливый муж.

— А можно эти два дня, пока «КАМАЗ» будет у нас, но мы не сможем его использовать, перенести на следующую неделю? — внес здравое предложение я.

— Попробую, но не факт, а у Леши-то работа, он заранее все планирует, а машину просто сдает в аренду. Но я попытаюсь.

И тут меня посетила интересная мысль:

— А что, если у него в аренду машину будете брать вы?

Судя по блеску в глазах, Василию идея понравилась.

— Было бы хорошо, но у него постоянный водитель. Вряд ли получится, мы просто потеряем по два миллиона за эти дни. Эх…

— А если эти два дня поработаю я… и напарник? — совсем обнаглел я. — Или не так. Или — мы поработаем за ремонт автомобиля в мастерской? То есть поездим бесплатно, но и отремонтируем бесплатно. Запчасти — с вас?

Отчим расхохотался.

— И тут бартер. А ведь круто придумал! Машина простаивать не должна. Лады. Забираю «КАМАЗ» вечером воскресенья… Вот только шо делать с разрешением управлять транспортным средством? Может, доверенность на твоего напарника какую сварганить? А то хлопнут гаишники — не отмашешься. Я смогу это сделать быстро, и на выходные. Так а шо напарник, надежный? Верить ему можно?

Я поручился за Каналью:

— Доверяю ему, как себе.

В этот момент мы выезжали из Васильевки, и я сказал:

— Поворачивайте назад, заедем к нему, это бабушкин сосед.

— А-а, тот самый Алексей? Который без ноги?

Алексеич включил левый поворотник, свернул на примыкающую дорогу, развернулся, и мы покатили назад.

Остановившись возле дома Канальи, я вошел в калитку, отметив, что забор починен, новые петли не скрипят. Дом оштукатурен снаружи, оконные рамы покрашены, на крыше наблюдались куски более нового, светлого, шифера.

Света, сочащегося из зашторенных окон, хватало, чтобы оценить отремонтированные дорожки, заново заасфальтированный двор. Весь хлам Каналья выбросил, обломанные ветки отнес в конец огорода, старые деревья спилил и порезал на поленья.

Я постучал в стекло.

— Напарник! Открывай! Это Павел.

Каналья отодвинул шторы, выглянул, метнулся к двери и впустил меня в дом. Я огляделся. И тут все оштукатурено, побелено, покрашено. Не роскошно, но можно жить.

В прихожей топилась печь. Мы уселись за стол, и разговор начал Каналья:

— Я нашел участок с ветхим домом рядом с нашей мастерской, возле дороги. Полторы тысячи. Я предложил тысячу, хозяева думают, уступать ли. Не загнули ли они цену? Дом там — вообще халабуда. Руины.

— Если место хорошее, за тысячу можно покупать, — согласился я. — Оформим пятьдесят на пятьдесят на тебя и бабушку. Или — на тебя и маму.

— Где ее, тысячу, взять, вот вопрос, — вздохнул Каналья. — Чтобы поучаствовать…

— У тебя сколько есть денег?

— Да понты, — скривился он. — Сто сорок баксов. То одно, то другое. Дом, видишь, в порядок привел. Кровать купил, шкаф, тумбы. Печь отремонтировал, крышу… Вроде по мелочи, а деньги, как в трубу. А на мастерской в среднем зарабатываю по десятке в день, это даже не десять баксов. Зарплату-то сотрудникам платить надо. Алишеру — пятерик минимум. Максу пока трешку. Сколько копить такими темпами?

— Я с предложением, как заработать, — улыбнулся я. — Сто тысяч в день. Два дня работы. Если не хватит денег, займу, отдашь в течение года.

— Ха. Кого-то закопать? Извини, нет.

— Водить «КАМАЗ» и изображать директора фирмы. Все. Остальное сделаю я сам. Два дня выходных ты же можешь себе делать?

Каналья подобрался, подался мне навстречу и с жаром проговорил:

— С этого момента поподробнее.

— Мы с отчимом на «КАМАЗе» оптом закупаем товар, продаем по деревням. Получается… Хорошо получается. Но он два или три дня занят, Андрюшу помогает хоронить. Ты нужен на его место, но нужно сделать доверенность на управление транспортным средством, чтобы гайцы не хлопнули, потому что они на нас прям охотятся. Давай я его приглашу, продолжим переговоры уже втроем. Только не драконь его, пожалуйста, хозяин грузовика — он. Он любит уважение к собственной персоне.

И тут до меня дошло, что есть одно препятствие: машина-то оформлена не на отчима! Если так, то будет сложно, придется прятаться от гаишников и терять кучу времени.

Оказалось, что у отчима генеральная доверенность с правом переуступки управления транспортным средством. Потому отчим в тот же день, несмотря на поздний час, договорился с нотариусом, чтобы заехать к нему с Канальей завтра в нерабочее время, с восьми до девяти вечера.

Так, одна проблема решена, Каналья будет легализован. Правда, выложить придется двенадцать тысяч на доверенность, их я сразу отдал Лёхе, но это мелочи в сравнении с открывшейся перспективой.

В итоге домой мы попали в начале десятого. Боря сразу же засел типа за уроки чтобы поменьше контактировать с отчимом, а когда тот уехал, давай прыгать по комнате и орать:

— Свободу попугаям! Свободу-у-у! Е-е-е!

О смерти двоюродного брата он не вспоминал.

Отчим и мама отсутствовали и в субботу. Боря боговал: развешивал одежду, где ему хотелось, копил посуду в раковине, чтобы помыть вечером, когда воду дадут, а не сразу же — поливая ее из кастрюли.

Я все утро провел за уроками, в обед позвонил Алтанбаеву, который оставил свой телефонный номер — дабы убедиться, что он не пошел по кривой дорожке, и попросил сопроводить меня в дом культуры, чтобы договориться об аренде помещения. Попросил Егора одеться поприличнее, потому что он был совершеннолетним, если и захотят решать какие-то вопросы, то только с ним.

Алтанбаев шел в сопровождении Крючка, в драной выцветшей куртке. Топали они так, словно что-то им мешало, их движения были, как у роботов.

— Пипец все болит, — пожаловался Егор.

— Ты зверь! — с восторгом проговорил Крючок.

Алтанбаев скинул куртку и отдал Крючку, демонстрируя старомодный пиджак, брюки и белую рубашку. Он даже ногти постриг и траурную кайму вывел.

— Ого, — оценил я. — Где такой прикид надыбал?

Егор улыбнулся, огладил пиджак.

— От бати. Батя у меня старый был, двадцать шестого года, помер уже. Мне одиннадцать лет было. А пиджак, вот. Не позорный?

Пиджак, конечно, был, как из ретро-фильма. Но зато демонстрировал серьезность намерений Алтанбаева.

— Крутой прикид. Директриса клуба сразу капитулирует.

— Чего-чего?

— Увидит тебя — и сразу влюбится. Только кепку сними, не катит.

— Че это? — Егор схватился за кепку обеими руками, словно ей угрожала утилизация. — Нормальный кепарик.

— Ее с пиджаком не носят, — подтвердил мои слова Крючок.

— Чейто? — не сдавался Алтанбаев.

— Это как… ну… плавки и шуба.

— Аа-а, тады на.

Отдав кепку Крючку, Алтанбаев пригладил ежик волос и обратился ко мне:

— Ну че, ходу. Я как, четенько?

Я показал «класс», и мы вошли в клуб. В пустынном холле никого не было и пахло уходящей эпохой: плиты из мраморной крошки на полу, на стенах — агитки в рамках и портреты разных деятелей: Ленин, Брежнев, Моцарт, Суворов, Александр Македонский, три богатыря и молодая Пугачева.

«Не пей — козленочком станешь», «скажем нет наркотикам и алкоголю», 'курить — здоровью вредить.

Второй этаж занимала библиотека, студии для чего-то там все время были закрытыми. На третьем какой-то алкоголик учил молодежь играть на гитаре, была секция скрипочки, вокала, театральный и танцы в просторном зале. На этот зал я и надеялся, там должны быть маты. Инвентарь купим со временем, а для начала можно набить опилками мешок и отрабатывать на нем удары.

Директорский кабинет нашелся на первом этаже, возле кабинета. Алтанбаев, хотя это на него не похоже, оробел. Прежде, чем постучать, я уточнил:

— Тебе ж восемнадцать есть?

Когда-то он учился вместе с Наташкой, вроде она говорила, что он дважды оставался на второй год. Но вдруг не дважды, я что-то перепутал, и ему семнадцать?

— А то! — гордо выпятил грудь он. — В сентябре стукнуло. Третьего числа.

Только бы Алтанбаев не прогремел и тут славой!

Я развернулся к двери и постучал. Дождался «Входите», сделал приглашающий жест, мы с Егоркой переступили порог, наперебой поздоровались с директрисой и по очереди представились ей. Это была темноволосая женщина лет пятидесяти, с печальными глазами, крупным носом, скошенным подбородком и шеей, похожей на зоб. Звали е Людмилой Николаевной.

— Шахматисты? — спросила она, надела очки, посмотрела на Алтанбаева и поняла, что нет. — По какому вы вопросу?

— Мы хотим арендовать помещение для занятий единоборствами! — выпалил я и добавил: — За деньги.

Женщина шевельнула черными стрелами-бровями.

— Свободных ставок нет, — отмахнулась она. — Все сократили. Тренеров тоже нет.

— Вы не поняли. Мы хотим платить за помещение и заниматься там, — уточнил я. — Наверняка у вас есть возможность оформить человека на четверть ставки. Даже если денег никаких он получать от государства не будет, ученики все равно будут платить ежемесячно.

— И есть чем? — заинтересовалась она, прокручивая в голове следующую схему: она выбивает четвертушку ставки, не собираясь никому ничего отдавать, и еще рассчитывает получать деньги за аренду от нас.

Это было бы нагло и жирно — забирать все и официальное, и от учеников, потому я добавил:

— Наших учеников шестеро, это касается только их, им все бесплатно. Если кто еще придет, для них все платно, и с тренером вы — пятьдесят на пятьдесят, все так делают. В итоге никто в накладе не останется.

— Интересно. — Директриса потерла висок ручкой. — А кто будет оформляться?

— Егор, — я подвинул Алтанбаева вперед. — А тренер будет тренировать нанятый.

Людмила Николаевна осмотрела Алтанбаева с головы до ног, задумалась. Видимо, включила в мозгу калькулятор, и жаба задавила все сомнения.

— В хореографический зал не пущу, — предупредила она. — Но есть еще один. Не знаю, устроит или нет, там давно никто не занимался.

— Идемте смотреть, — сказал я.

Директриса встала, вышла из-за стола, и я вспомнил эпизод из «Ну, погоди», как из детской машинки вылезал лев. Она была необъятна в нижней части, как главврач Опа. Перекатываясь с ноги на ногу, как утка, Людмила Николаевна повела нас к лестнице.

Мы поднялись на второй этаж, повернули от библиотеки налево, в неиспользуемую часть здания. Директриса остановилась напротив дерматиновой двери и долго подбирала ключ в связке. Наконец один подошел, она открыла дверь и сразу же его отцепила от связки.

— Вот, пожалуйста. — Она открыла дверь. — Когда-то тут был бокс.

В ее голосе было столько сомнений, что я не спешил заглядывать, а обычно наглый Алтанбаев превратился в телка и ждал, когда это сделаю я.

Ну, с богом!

Я шагнул в помещение. Сквозняк поднял многолетнюю пыль, и я чихнул. Еще и еще раз.

— Конечно, нужно убирать, — виновато проговорила директриса.

Помещение превратили в подсобку. Тут громоздились старые столы, ведра, тряпки, стремянка, банки краски, кучи какого-то хлама в мешках. От стен отошла побелка и осыпалась. Хорошо, пол целый и линолеум без повреждений. А вон маты у стены. Я запрокинул голову: отлично — есть крюк, на который можно повесить мешок. Еще тут имелось треснутое зеркало — тоже вещь в нашем деле полезная.

— У-у-у, — разочарованно прогудел Алтанбаев.

— Вам есть куда это все перенести? — спросил я у Людмилы Николаевны.

— Конечно, тут еще три кабинета пустых.

— Значит, мы приводим помещение в порядок, а за это три дня тренируемся бесплатно. Начинаем во вторник. Ремонт — с завтрашнего дня.

По выражению лица Людмилы Николаевны я понял, что она очень даже согласна. Буду приучать алтанбаевцев к труду.

— Хорошо, — кивнула директриса.

— Завтра вы работаете? Егор и его команда придут и все уберут. А я потом проверю. Егор, вы когда сможете?

Алтанбаев выпучил глаза, но возмущаться не стал, почесал в затылке, подумал и выдал:

— Да весь день!

— В тринадцать приходите, — пригласила его директриса. — Как раз все переберу и подготовлю. Совсем помочь некому!

Мы распрощались с ней и потопали к выходу. Егор возмутился:

— Я не уборщица!

Я резко остановился у выхода, чтобы Крючок, ожидающий на улице, не видел, как отчитывают авторитета.

— Ладно. Значит, отбой. Никаких тренировок, так и останетесь рахитами, которых и баба нахлобучить может.

Я развернулся и пошел назад, к директорскому кабинету, но Алтанбаев меня окликнул:

— Эй, ниндзя! Мартынов! Стой! — Я повернулся к нему, и он продолжил виновато: — Я ж не о том. А что нельзя с людьми так! Бабло…

Я приложил палец к губам и кивнул на улицу. Когда вышли, Егор продолжил:

— Бабло брать и не делать ни хрена! — Он сделал неприличный жест. — Вертел я таких охреневших! А она нас стричь — как баранов. Нафига так?

Я, конечно, мог просто внушить ему, что так надо, но хотелось донести хоть что-то.

— А как? Больше помещений в Николаевке нет. Вы так прогремели славой, что никто вас никуда не пустит. Хорошо хоть эта ничего про вас не знает… Не местная, наверное. Я вот чего боюсь. Вдруг она все-таки сталкивалась с вашими и узнает их? Тогда все.

Егор выставил вперед ладонь — знак, чтобы Крючок не подходил к нам.

— Так что ведите себя скромно, — вот теперь я ему уже внушил. — Завтра меня, возможно, не будет, собирай толпу и приходи. И чтобы не косячили! И чтобы слушались директрису!

— А тренировки? — спросил он жалобно.

— Успеете убрать завтра — будет завтра. Так что все зависит от вас.

— А когда завтра? — чуть ли не взмолился он.

В шесть тренировка с нашими, пока закончу, пока дойду…

— В полвосьмого, — ответил я.

Раз-другой потренирую их, пообтешу внушением, а потом и тренер найдется.

Домой меня Алтанбаев и Крючок проводили, Егор махнул рукой и удалился. Стоя на лестничной клетке, я провожал два сутулых силуэта, движущихся синхронно, и думал, что без внушения эти двое ни за что так себя вести не стали бы, а так вдруг и правда людьми вырастут?

Дома Боря был один. Выбежал навстречу и воскликнул:

— Ты прикинь — Джусиха померла!

Я опешил.

— Как?

— Ну, она лежала, лежала. Долго лежала в больнице. Ухаживать за ней некому, вот и…

— А родственники?

Боря подал плечами.

— Не захотели, видимо. Ну, она начала гнить, а дальше заражение крови и смерть. Так-то.

Подумалось, что гнить она начала гораздо раньше, но я промолчал. Смерть ее была ужасной, уж я-то знаю, какой уход за бесплатными больными в больнице. Такой смерти не заслужило ни одно живое существо, если оно не маньяк-расчленитель.

Ближе к вечеру я взял мопед, заскочил на рынок за продуктами для сирот, потом поехал к Каналье, чтобы он показал мне участок с ветхим домом.

Место под автомастерскую было идеальное: возле главной дороги, с подъездом. Шесть соток земли, покосившийся деревянный забор, оплетенный ломоносом, разваленный кирпичный дом с проваленной крышей.

— Это идеально, — оценил я. — Нужно зарабатывать и покупать, пока из-под носа не увели.

Заскочив к Лидии и услышав, что ей надо ехать в детдома, говорить с директорами, чтобы те готовили документы, и пока неизвестно, надо ли везти детей.

Домой я вернулся в полдесятого. Мамы еще не было, она позвонила Боре и предупредила, что они приедут только завтра. Еще были звонки по объявлениям — двое откликнулись на вакансию тренера, один хотел попробовать себя в качестве автослесаря. Телефон был у одного, того, что хотел работать тренером. Я сразу же ему перезвонил и пригласил в воскресенье, на шесть вечера — посмотрю, что за гусь, вдруг шизик типа Олега? А если нет, то и тренировку первую проведет, и с парнями познакомится.

Пока все складывалось идеально. Осталось получить проект дома и смету, созвониться с поставщиками солярки, скоординироваться с директором ЖБИ, забрать стройматериалы, разгрузиться… Вроде бы все просто, но я представляю, сколько может быть подводных камней!

Ладно, будет время, будут силы — с таким мыслями я засыпал.

А проснулся в белой комнате с монитором и таймером.

Что опять не так? Или наоборот — так⁈