Было воскресенье, предпоследний день января и последний день моей свободы от учебы. С Канальей мы закупились заранее и проработали с утра до двух дня, потом он меня высадил в центре города, возле рынка, и поехал торговать один. А мне предстояли два крайне важных дела: одно очень стремное, второе — ответственное.
Настало время, когда уроки казались мне отпуском, скорее бы в школу! Беззаботные деньки, когда вся твоя обязанность — учиться и писать контрольные.
Каждый ребенок мечтает быть избранным. Бойтесь своих желаний!
За неделю я заработал три тысячи долларов, да две с половиной оставались после всех расчетов с Завирюхиным, итого пять с половиной тысяч — целое состояние. Хоть оборудование для мастерской закупай, хоть грузовик или квартиру приобретай, хоть строй дом.
Деньги должны работать — это я четко уяснил. К тому же такие суммы опасно держать дома, если кто узнает, что хотя бы штука баксов есть, нас вырежут всех. Потому о моем богатстве догадывался только Каналья. Ну и бабушка. Но она конверты, в которых я хранил доллары, не распечатывала, потому и предположить не могла, что спит на золоте.
Ну и в пятницу Каналья внес задаток за участок, где будет мастерская. Дважды мне пришлось ездить к бабушке и просить, чтобы она стала соучредителем АОЗТ.
На этом хорошие новости заканчивались. Анну Лялину выписывали из больницы с двухкилограммовым малышом на руках. Таковы правила: если недоношенный ребенок дорос до двух килограммов, их с матерью отправляют домой. Даже с деньгами решить вопрос не получилось, потому что много нуждающихся в инкубаторе. Если оставить Диану, какой-то малыш может умереть.
Папаша не съехал из комнаты Анны — видимо, твердо уверен, что супруга его простит. Надеюсь, он не успел там прописаться, иначе с изгнанием будут сложности.
Для нас жилья в Николаевке не нашлось, кроме квартиры Красной Жабы. Нас кто-то будто заколдовал. При просмотре вариантов оказывалось, что или хозяева нас обманывали с телефоном: он есть, но у соседей снизу, он есть, но в будущем. Либо они не хотели иметь дел с подростками (хоть Каналью зови, чтобы сыграл отца!), или «уютная квартира» оказывалась убитой и вонючей.
Ну и главная паскудная новость: Наташка застыла в неизвестности. Женские дела у нее так и не начались, а гинекологи и тесты не дают стопроцентный результат на столь ранних сроках. Слышал, кровь сдают, но надо пойти к гинекологу за направлением, а Наташка там никогда не была, и у нее начиналась истерика при одной мысли об этом. Да что там, она не смогла зайти в аптеку и спросить, есть ли тест на беременность. А что люди подумают? Что проститутка, естественно.
Да и есть ли сейчас те тесты с двумя полосками, а если есть, где их достать? Придется самому покупать, хоть тоже приятного мало.
Что касается тошноты по утрам и недомогания — ничего этого не было, сестра носилась, как молодая кобылица. Только бледнела и худела от переживаний. Похудела так, что и пятидесяти килограммов в ней, наверное, не осталось.
Жаль, конечно, что ее выбор таков. Я мог бы здорово помочь ей и ребенку, и рожать бы она поехала в Москву в платную клинику, или в областной центр на худой конец, и в школе я договорился бы, чтобы она сдала экзамены экстерном или как-то так, чтобы поменьше пересекаться с одноклассниками, раз уж ей так важно их мнение.
Дело не в том, что она может потом не родить, это совсем не факт с возможностями современной медицины, а в том, что человеческая жизнь бесценна. Если от одного слова меняется мир, то с появлением нового человека разбегаются не просто круги по воде — начинается настоящее цунами.
Только есть одно условие: решение должно быть Наташиным, а не навязанным мной или кем-то еще.
Итак, дело стремное. Я покосился на аптеку. Мне предстояло страшное испытание — купить презервативы… Нет, хуже — тест на беременность. Можно ли их сейчас достать, я понятия не имел.
От жены я-взрослый слышал, что раньше недельной задержки их покупать бессмысленно, достоверный результат они выдают со второй недели — и это в будущем! Но и дальше смотреть, как изводится сестра, не было сил.
Потому, краснея, бледнея и обливаясь потом, я пристроился в конец очереди за стариком с тростью. Так, я буду пятым. Что ж… За мной встала полная женщина строгого вида.
На кассе была старушка, которая о чем-то расспрашивала аптекаршу, кудрявую рыжую женщину со скошенным подбородком и шеей, похожей на пеликаний зоб, та ей нехотя отвечала. Получив ответ, старушка спрашивала, и спрашивала, и спрашивала, будто бы она и не собиралась ничего покупать, а очередь росла и росла.
Я смотрел на старушку и не мог понять, зачем она это делает. Ей не с кем поговорить? Она нарочно злит аптекаршу, или у нее деменция? Неужели и я в старости таким стану?
Или просто, осознавая, что у нее осталось мало времени, она ворует наше? Какой же страшный он, пока еще далекий мир старческой немощи!
Тетка сзади меня гаркнула:
— Гражданочка, не задерживайте очередь!
Старушка ее не слышала и продолжала расспросы. Наконец аптекарша не выдержала, прямо спросила, будет ли та что-то покупать, не дождалась ответа, отмахнулась от нее и обратилась к мужчине средних лет:
— Вам чего?
Старушка с обиженным видом на него посмотрела, вздернула подбородок и гордо зашагала прочь. Ясно, не бедная бабушка с Альцгеймером, а зловредная Шапокляк.
Простоял я минут десять, а когда пришла моя очередь, покраснел и впал в ступор. Аптекарша пристально на меня посмотрела и спросила вкрадчивым шепотом:
— Презервативы?
Я мотнул головой и сказал вполне бодро:
— Тест на беременность.
Вся очередь грянула смехом. Я покраснел, с трудом подавляя желание бежать от позора. Сзади какой-то мужчина сказал:
— Вот что бывает, если стесняться покупать презервативы!
Второй взрыв хохота. О, какой же стыд, какой стыд… Они, наверное, дома будут это рассказывать как анекдот… И вдруг взяла злость, я обернулся и сказал:
— Чего смеетесь? Я себе, что ли, его покупаю⁈ Взрослые люди, называется.
Все сразу смолкли, и я понял, что перестал быть посмешищем. Посерьезневшая аптекарша, смахнула слезу и сказала:
— Извини, парень. И спасибо за разрядку, такой трудный день! Тестов таких у меня нет, к сожалению.
Молодой женский голос сказал:
— Они в ларьках продаются, их из Германии возят. Называются «Фрау тест».
Говорила молодая блондинка в высоких сапогах, мини-юбке, и с начесом. «Проститутка», — прошипела сзади какая-то женщина.
— Спасибо, — поблагодарил ее я, обернувшись, и попросил аптекаршу: — Дайте, пожалуйста, витамины для подростков и капли от нервов.
— Из витаминов есть «Ревит», аскорбинка, никотиновая кислота и фолиевая — очень полезна беременным. Капли: валерьянка, пустырник, корвалол.
Я забрал «Ревит» — кормить гоп-команду, и успокоительное для Наташки. Витамины для подростков — ха! Это что-то из будущего.
Затем я побежал рыскать по ларькам, где торговали всем. Наверное, и ядерный реактор можно у них найти. «Фрау тест» нашелся в пятом ларьке и стоил аж три тысячи триста. Мелочи для меня, но серьезные траты для современной женщины.
Стремное дело закончилось. Теперь — ответственное. Мне предстояло забрать Лялину из больницы. Красиво забрать, мы с Ликой долго это обсуждали и расписали роли. Я дал денег, и Лика должна была купить конверт для новорожденной, пеленки, бутылочку, что-то еще, девчонки лучше в этом разбираются, и, если найдет — букет цветов. Она говорила, что женщине очень важно в такой момент чувствовать заботу.
Она ждала меня на автобусной остановке возле рынка. Теперь моя задача — найти такси, желательно иномарку или «Волгу».
Боря и Наташка ждали нас возле роддома, там же находилась мать Лялиной, приехавшая из далекого Омска. Эту женщину я не знал, Лика сказала, что ее зовут Вероника Игоревна. Но ничего, не потеряемся, Лика-то будет со мной. Мои брат и сестра ехать к Лялиным в общагу не собирались, просто хотели посмотреть на младенца. Да и я не собирался. Пусть садятся на такси втроем: бабушка, мать и сестра — и празднуют в кругу семьи.
Единственное, что меня напрягало — Наташка. Не стоило ей видеть счастливых мам с детьми. Еще вчера попытался ее убедить, чтобы не ехала, но она была непреклонна.
Такси стояли неподалеку, выстроившись в рядок: «копейки», «Москвичи», две «Волги» — одна белая, вторая черная. Я подошел к водителям, играющим в домино на капоте черной, и сказал:
— Здравствуйте.
Таксисты разом повернулись ко мне, у всех на лице было написано: «Шел бы ты мимо, мальчик, не отвлекал дядь от важных дел».
— Мне нужна машина, «Волга», чтобы привезти женщину из роддома в Верхнюю Николаевку. Возможно, возле роддома придется подождать. Сколько это будет стоить?
Самый длинный и тонкий водитель сказал:
— Мы работаем по очереди. Сейчас моя очередь, но у меня «Жигули».
— Хочется порадовать даму, забрать ее на «Волге», — объяснил я. — Они с мужем расходятся, представляете? Хочется сделать ей приятное.
— Ладно тебе, — примирительно проговорил светловолосый толстячок, похлопав по руке тонкого, — я очередь пропущу. Видишь — надо человеку. — Он обратился ко мне: — Две тысячи нормально будет? Только чтобы не оказалось, что надо ездить по городу туда-сюда, а потом два часа ждать. Предупреждаю сразу, что если так, то еще две тысячи.
— Не надо много ездить, — мотнул головой я. — Сейчас девочку с подарками заберем, она тут недалеко, возле рынка на остановке, и погнали. За час, думаю, управимся, проехать-то надо десять километров всего.
Белая «Волга» была наша. Толстячок вальяжно завел мотор, и мы поехали к остановке. Цыкнув зубом, он сказал:
— У меня трое детей! А так, чтобы женщину с ребенком муж не забрал… нехорошо.
Лику было видно издалека: эдакий букет из роз и шариков на тонких ножках, с блестящими пакетами. Нашла цветы, молодец!
— Эта фея? — догадался водитель и остановился возле тротуара, включив аварийку.
Я выскочил из машины, открыл перед Ликой дверцу, забрал часть поклажи, аккуратно сложил в салон.
— Бабушка нас ждет там, — отчиталась Лика. — Опаздываем!
Водитель никак не прокомментировал ее слова, просто тронулся и поехал.
Шлагбаум был поднят, и в больничный двор мы заехали без труда. Возле выхода, где роился народ, парковочных мест не нашлось, и мы остановились поодаль.
— Сколько ждать? — спросил водитель, когда я помогал Лике, забрав половину вещей.
— Полчаса максимум, так ведь? Я здесь буду, на улице, скажу, когда надо подъехать. Лика, ты сиди в салоне с цветами и конвертом. Выйдешь, как и договаривались.
Девушка кивнула. Я спросил:
— Только как бы вашу бабушку опознать? Она не с вами живет?
— В гостинице остановилась, сегодня будет ночевать с нами. Ой, что-то будет… Дракон-то тоже прилетит…
— Все будет хорошо, — уверил ее я. — Давай так, вещи оставим здесь, ты беги за бабушкой, а мы ждем тебя на улице. Пока будет вручение подарков, ты юркнешь в машину, и вы подъедете по моему сигналу.
Водитель не сдержался:
— Какие дети заботливые! Приятно посмотреть.
В толпе я заметил отца с бутылкой шампанского и жухлой розочкой с длинным стеблем. Папаша был в окружении каких-то людей, видимо, их с Анной коллег. Вот гад, группу поддержки привел в надежде, что почти бывшая жена постесняется его прогнать. Надеюсь, скандала не будет.
Боря и Наташка стояли в стороне и озирались, выискивая меня. Из машины мы вышли вместе с Ликой, потом разделились: она рванула к женщине с чемоданом, точной копии Анны, обняла ее, притащила ко мне.
— Вот, ба, это Павел, я про него рассказывала. Брат Дианы по отцу.
— Очень приятно! — тепло улыбнулась женщина, на вид ей было лет сорок пять, молодо выглядеть — видимо, это у них семейное. — Такой хороший парень у такого… — Она с ненавистью посмотрела на зятя.
В отличие от Анны, Вероника Игоревна такой эмоциональной, что от нее аж фонило.
— Я отнесу чемодан в машину, а вы забирайте молодую маму, — предложил я и кивнул брату и сестре, которые заметили меня и спешили навстречу.
Боря бросился помогать с чемоданом и затараторил:
— Я жилье нашел! Хорошее! Отдельный дом. Сдает его мать знакомой тети Лоры. Там котельная на два дома, телефон нам хозяйский поставят, пока мы вторую линию не проведем. Две комнаты и кухня! Двадцать тысяч всего!
— Ты его видел? Дом?
Увидев нас с чемоданом, водитель открыл багажник, и мы положили его туда. Боря ответил:
— Тетя Лора видела, а она плохого не посоветует. Говорит, не хоромы, но пойдет. Пойдем сегодня смотреть? Это у нас в селе, недалеко от Лялиных, соседями будем.
— Пойдем, — кивнул я и принялся раздавать пакеты ему и Наташке. — Это подарки. Цветы подарит Лика. Боря, фотик где?
— Я его взяла! — Наташка достала из сумочки «Полароид». — Кто снимать будет?
— Можно я? — вскинул руку Боря, и я забрал у него подарки.
Возле выхода из роддома роились профессиональные фотографы, устанавливали треножники, пристреливались. Вышла молоденькая огненно-рыжая девушка с двумя младенцами на руках, замерла на миг, позволяя себя сфотографировать. Щелчок фотоаппарата — и ее окружили родственники. Муж забрал одного малыша, взял ее под руку, и они медленно спустились по ступеням.
Краем глаза я следил за Наташкой, ноздри у нее раздувались, лицо было каменным.
Вторую роженицу, полную женщину средних лет, встречали подруги, мать и четверо подростков — дети и племянники. Она вертела головой, кого-то выискивая, и в глазах читалась тоска. Глядя на нее, Наташка совсем загрустила.
Третьей вышла Лялина. Тяжелое ей поднимать было запрещено, потому ребенка несла бабушка. Боря возбудился, достал фотоаппарат и побежал к ним. Женщины улыбнулись и встали так, словно Диану держит мать. К ним подбежал отец с бутылкой шампанского, сунул ее Анне, забрал младенца и замер с женой под руку. Боря сдурил и сфотографировал их.
Раздались аплодисменты, которые усиливались по мере того, как они втроем, точнее вчетвером, спускались по ступеням: Анна с Дианой в центре, справа бабушка, к себе ее тянет, слева муж тянет к себе. И толпа коллег… человек десять… хлопает и скалится, берет в кольцо. Вон и «бобик» ментовский едет Анну забирать…
И тут бабушка Лики не выдержала. Маленькая женщина выхватила у отца розочку и давай ею его охаживать, приговаривая:
— Ах ты скотина бесстыжая! Да как ты посмел… сюда прийти? На тебе! Руку на беременных поднимаешь? На тебе! И вот тебе! Смотрите, товарищи милиционеры!
— Мама! — воскликнула Анна.
Зная, что Анне нельзя поднимать тяжелое, Наташка подбежала и взял ребенка, она была к мачехе ближе всех.
Маленькая разъяренная женщина лупила моего отца хворостиной, которая осталась от розы, бросалась на него, как наседка — на ястреба. Отец сперва ошалел и позволял себя колошматить, но вскоре спохватился, вырвал хворостину из рук свекрови и как заорет, обращаясь к публике:
— Да что она несет? Это вранье!
— Пошел вон, скотина! — Мать Анны продолжала на него бросаться, а он просто выставил руку вперед, не подпуская ее к себе.
— Заберите эту сумасшедшую! Я никого не бил.
Пришлось схватить ее и оттащить в сторону.
— Только попробуй еще раз хоть пальцем тронуть! Прирежу! Удушу! Сама сяду, но не позволю издеваться! — Она орала до хрипоты и продолжала биться в моих руках.
Зрители смущенно опускали глаза. Анна стояла красная, как рак. Только Наташка, которая никого и ничего не замечала, завороженно смотрела на младенца, отогнув уголок конверта. Ее губы дрожали. Только истерики не хватало!
Говорил же, что не стоило ей сюда приходить!
— Он избивает жену! — голосила Вероника. — Милиционер называется! Позор! Гнать таких из милиции!
Праздник был испорчен. Отец удалился, запрыгнул в «бобик» и уехал. Бабушка забрала у Наташки внучку, и все, кто остался, принялись дарить подарки Анне. Она улыбалась и кивала, принимала их.
Оттаяла она только, когда по моему сигналу подъехала «Волга», и оттуда вышла Лика с огромными букетами: один из роз, второй из шариков.
— Их же отпускать надо? — растерянно проговорила Анна. — Они полетят?
— Полетят, — уверила ее Лика, подошла и обняла. — Люблю тебя, мама.
Ввысь устремился букет из шариков. Выше, выше, и вот уже маленькая точка розовеет вдалеке. Все плохое, что было в прошлом, там. Теперь — новая жизнь.
Наташка шагнула к Веронике и протянула руки к Диане:
— Можно м-мне подержать… Она такая… такая крошечная.
Та доверила ей драгоценность:
— Маме ее отнеси.
Анна уселась позади, взяла ребенка, который начал капризничать. Рядом устроилась Лика, обложенная подарками. Матриарх семейства заняла переднее сиденье, потом вылезла, обняла меня — чуть ребра не хрустнули.
— Спасибо, Павел! Огромное тебе спасибо.
Незаметно для остальных я отдал таксисту деньги, и машина уехала.
— Пипец какой-то, — пробасил Боря ломающимся голосом.
Я скосил глаза на Наташку и не обнаружил её. Повертел головой… ее нигде не было. Эх, все-таки стоило Натку переубедить.
— Стой и жди, — скомандовал я Боре и побежал вдоль стоянки и серой туши больницы.
Наташка обнаружилась в кустах сирени у забора. Она сидела на камне, обхватив колени руками, и ревела. Я подошел и обнял ее.
— Никогда, — прохрипела она, ткнувшись носом в мою куртку. — Я никогда… а… аборт. Не буду. Не смогу-у-у. — Всхлип. — Накосячила — я, а ему умирать? Нет! — Снова всхлип. — Но как я… теперь здесь? Сты-ыд! Тыкать па-альцами… Ни кола, ни двора… Диванчик в ку-у-ухне…
— У тебя будет собственная квартира, — пообещал я. — Все будет, просто поверь. Можешь на меня во всем рассчитывать. Мы справимся. Ну?
Я поднял голову сестры за подбородок и заглянул в ее глаза. Впервые за долгое время они светились уверенностью.