Вперед в прошлое 12

Глава 23 Шампанского всем!

Выходные прошли спокойной и успешно: суббота — плюс шестьсот тридцать долларов, воскресенье — плюс пятьсот восемьдесят. Да с такими деньгами, что заработал за месяц, я мог бы купить три квартиры! Но я не собирался копить себе прибавки к пенсии, мне нужно было максимально положительно менять реальность.

Домой я возвращался на мопеде, с выручкой, голодный, как волк. Кишки стенали, выли и рычали, как алчные демоны. Ничего, еще немного — и вожделенная еда! И тепло, потому что здорово похолодало, и за мной гналась чернильная дождевая туча.

Вчерашние деньги я положил в банку и закопал в огороде Зинаиды Павловны возле крана на улице, уверенный, что до тепла хозяйка точно огородом заниматься не будет.

Сегодня у Наташки репетиция в театре, и она должна серьезно поговорить с Андреем. Так что, скорее всего, мы с Борей скоро останемся в этом домике вдвоем, а Натка переедет к будущему мужу — ровно до той поры, пока новые наследники не поселят в квартиру кавказцев, чтобы выжить Андрея. Еще и это на голову моей бедной сестры, поскольку оспаривать наследство Андрей, как я понял, не стал.Мог бы иметь квартиру в Москве, а теперь и свою потеряет.

Может, конечно, он и пойдет в отказ, типа ты от меня легко отказалась, девочка, а если случилось раз, может произойти и во второй раз — нет тебе веры, так что дальше как-нибудь сама. Так что была интрига, определенность появится только после восьми, когда закончится репетиция. Даже скорее после девяти — им же поговорить надо, а это небыстро.

Вполне возможно, что сестра сегодня вообще домой не приедет. Посмотрим. Как только я подъехал к воротам, начал срываться мокрый снег. Вот повезло, успел!

Мне нужно было хоть что-нибудь бросить в желудок, который начинал болеть от голода, потом в срочном порядке позвонить деду, узнать, как скоро он вышлет запчасти. После я планировал узнать у Лекса телефон Алекса-мажора, который он обещал достать.

Дома было тепло — Боря растопил печь и не давал огню угаснуть. Все-таки, когда ухает печка, кажется, что дом живой, и бьется его огненное сердце.

Брат вышел мне навстречу с Наташкиным портретом, где она улыбалась, стоя вполоборота. Я аж ахнул.

— Офигенное сходство! Шикарно передан… даже характер. Талант, определенно талант!

Боря смутился, покраснев, и в этот момент в дверь постучали. Мы переглянулись, лицо брата вытянулось.

— Мальчики, — позвала Зинаида Павловна, — поговорить нужно.

— Уголь забыл набрать? — прошептал я, Боря качнул головой, накинул куртку, и мы вышли из домика.

Зинаида Павловна вид имела просящий. На ней был теплый халат с красными маками, шерстяные носки до середины голени, калоши и шапка-ушанка.

— Я была у терапевта, — сказала хозяйка, скривилась, упершись в поясницу рукой, — в третий раз уже. Нет, в четвертый. Так ноги болят, так боля-ат! Он посмотрел, пощупал, выписал таблетки и мазь, сказал, легче будет, это от варикозного расширения вен. Я, значится, пропила их, помазала, пришла черед десять дней, жалуюсь, что боль не ушла. Он прописал уколы, таблетки, другие уже. Вроде полегче стало. А потом — опять болят. На третьем приеме врач сказал, что только операция поможет, пейте таблетки, должно полегчать. Все проделала — болят и все. Доктор долго меня крутил-вертел, говорит, что в доме у меня неблагоприятный электромагнитный фон, и нужно излучение нейтрализовать с помощью щита.

Видимо, так старушка достала врача, что он прописал ей шапочку из фольги на совершенно серьезных щах, лишь бы отстала.

— И что за щит? — заинтересовался Боря.

— Отражающий. Из фольги! — поделилась она. — Нужно простелить его под матрасом, а кровать переместить на север, туда, где шкаф. А сама я его не сдвину.

— Этот врач — шарлатан, — не выдержал я. — Он прописал вам глупость.

Взгляд хозяйки налился свинцом, она пробормотала:

— Я все уже сделала, но кровать очень тяжелая. И шкаф. Я одна не сдвину. — На ее глаза навернулись слезы. — Сколько вам заплатить? Я заплачу.

— Идемте, — процедил я, понимая, что бесполезно объяснять этой женщине, что шапочки из фольги не работают — авторитетом не вышел. Врач сказал в морг, значит — в морг.

Хозяйка сразу обрадовалась, похромала к дому, на ходу рассказывая нам о своей незавидной доле:

— Игорь уехал, денег дал — и на год, а то и на два в свой Мурманск. Я говорю, забери меня с собой. Я хотя бы на балкончике тихонько поживу, но — рядом с ним. — Она всхлипнула. — Внучка приезжает раз в месяц, продукты привозит и нет чтобы поговорить, погостить — сразу домой. Говорю, поживи со мной, тут, вон, пляж. Нет — домой, бегут от меня, как от чумной. Чем я не такая, а?

Она скинула калоши, и вслед за ней мы вошли в пахнущий сыростью дом. Окна маленькие, потолок так низко, что руку протяни — достанешь. Но оказалось, что так только в прихожей-мазанке. Проходная комната и спальня были полноценными.

Кровать у старушки оказалась добротная, стальная, с напластованиями матрасов, где наверняка завалялись деньги, актуальные до реформы 1961 года. А шкаф… Шкаф Сталина и немцев помнил. Потускневше-коричневый, деревянный и громоздкий, он так хорошо сохранился, видимо, потому что занимал пространство с правильной энергетикой, а теперь, бедняга, подвергнется вредному облучению.

Зинаида Павловна сделала виноватое лицо.

— Понимаю, он тяжелый. Давайте я вам помогу.

— Вещи там есть? — спросил я, с раздражением осознавая, что мое желание пожрать прямо сейчас накрылось медным тазом.

— Конечно, они ж мало весят. Может, не будем…

— Дай бог, чтобы мы его пустым с места сдвинули, — проговорил я.

Причитая, хозяйка распахнула дверцы, явив взгляду белье, вещи, шубы, одеяла.

— Мальчики, вы же мне поможете?

Живот жалобно взревел. А может, он взбунтовался и выказал свое несогласие с бессмысленной работой. Но обставлено все было так, что отказать мы не могли. Если уйду звонить, то подставлю Бориса. Потому я кивнул и сказал:

— Давайте уже приступим, а то есть очень хочется.

И началось большое переселение вещей из шкафа в угол комнаты, в процессе которого выяснилось, что там не убрано, и Зинаида Павловна побежала за веником, долго скребла-мела, после чего мы начали сваливать туда сперва одеяла и белье, потом — вещи. Минут через пятнадцать шкаф-монстр был пуст, мы с Борей уперлись в него, и он со скрежетом поехал по дощатому полу, оставляя полосы на коричнево-оранжевой краске.

На благое место встала шелестящая фольгой кровать, она показалась нам невесомой. Хозяйка разулыбалась.

— Спасибо, мальчики! Может, теперь вещи сложим, и я вам пирожков дам? Только нажарила. А то что вы пельменями давитесь.

— Нам уроки делать. Не успеваем, — потупившись, буркнул Борис.

Тяжело вздохнув и театрально ковыляя до вещей, старушка уронила:

— Что ж, я понимаю. Идите.

И мы ушли.

На кухне выяснилось, что Боря действительно приготовил пельмени, сизые покупные, в которых мясо можно найти разве что под микроскопом.

Наложив себе в тарелку сей деликатес и залив их майонезом и томатной пастой, я спросил:

— Откуда она знает про пельмени?

— Приходила в гости, — ответил Боря, наблюдая, как я давлюсь пельменями, вспоминая суп-блевунчик. — Пирожки ее, кстати, отвратные. Она один принесла, я не доел.

— То есть просто пришла с инспекцией? — насторожился я, этого нам только не хватало.

— Да нет. Типа в гости. Узнать, не померли ли мы тут с голоду.

— То есть она не предупредила, что вечером у нас будет работа?

— Нет. Но уже знала, наверное. Думаешь, она тогда именно за этим пришла, попросить помочь?

— Типа того, — ответил я, прожевав. — Увидела, что ты один, и решила дождаться меня. Ты же понимаешь, что так не делается. Такие вещи заранее обговариваются.

— Ну да. Вдруг мы уже помылись, да мало ли что.

И я наконец отследил причину своего раздражения. Если надо помочь человеку — да не вопрос. Но нужно заранее сказать об этом, чтобы мы были готовы. Это раз. Два — возникло подозрение, что она будет вот так периодически набегать, внезапно, как песец. Ну и главная причина — нас заставили напрягаться из-за маразма, и есть вероятность, что у бабули прогрессирует деменция.

— Надеюсь, она не заставит нас дежурить у двери, чтобы черти, которых она увидит, не ворвались, — проворчал Боря, а я понял, что с хозяйкой нужно поговорить и предложить ей более приемлемую схему взаимодействия. Но уже не сегодня, конечно.

Доев, я отправился звонить деду, бабушке и узнавать, что там и как. Потом набрал маму, она долго говорить не смогла, потому что с работы вернулся отчим. Сказала, что он ночь не спал, думал о предстоящем допросе и уже всю голову сломал.

— Как думаешь, это может быть из-за вашей торговли? — спросила она шепотом. — Он говорил, что какой-то мужик вас поджидал.

— Исключено, — без тени сомнений ответил я. — Во-первых, тогда он был бы подозреваемым, ему предъявили бы обвинение и скрутили. Во-вторых, мы были предельно осторожны, никто не знал, кто мы и откуда.

Вроде бы она немного успокоилась, и в этот момент в прихожую вошла Наташка, вся мокрая от дождя, но счастливая-счастливая. Казалось, она аж светится.

— Привет, Боря, — крикнула она и кивком пригласила меня на улицу.

Мы отошли под козырек к бойлерной. Все и так было понятно, кроме деталей, которыми она со мной с радостью поделилась:

— Я сказала ему после репетиции. До того искала его, а он прятался.

— И?

— Думала, умру от страха, хорошо, играть мне приходилось мало. Потом я его все-таки нашла… Господи, как он осунулся! Прям худой стал. Смотрит на меня обреченно и не моргает. И я застыла, растерялась, все слова из головы вылетели. Потом он сказал: «Как же я тебя люблю». Я разревелась и обняла его, а потом сказала, что… ну, ты понял. Он как давай меня целовать — лицо, руки, на колени встал и к животу прижался. Наговорил много всего, что он недостоин, он слабый и не соответствует времени, не может быть мужиком. Пообещал сделать все, чтобы защитить нас, потому что теперь у него появилась цель. И работать он будет где угодно и сколько угодно.

«Мышка пообещала отрастить крылья и клыки», — подумал я, но промолчал.

Девяностые — время хищников, когда обычные люди обречены выживать, и не все дотянут до нулевых. В Союзе или в начале двадцать первого века Андрей непременно нашел бы себя, и зарабатывал бы пусть немного, но достаточно для того, чтобы кормиться.

— Как думаешь, у него получится?

— Посмотрим, — уклончиво ответил я. — А обратно замуж он тебя позвал?

Она улыбнулась, демонстрируя старинное помолвочное кольцо, потом погрустнела.

— Но я ж несовершеннолетняя. Нужно будет согласие родителей, а я пока не готова матери сказать. Так что отложили до дня рождения. А потом он поговорит с нашей мамой.

Я отметил, что благодаря театру Наташка изменилась в лучшую сторону, ее словарный запас здорово обогатился, изменилась осанка, она научилась немного контролировать вспышки гнева.

— Достойное заявление, — оценил я и представил, как Андрей говорит с мамой, бледнея и падая в обморок. — Где ты будешь жить?

Наташка задумалась.

— Пока то тут, то там, как и раньше. К нему насовсем переезжать опасно, потому что он собирается подавать в суд! И в Москву поедет. Может, дед ему поможет, он-то знает все ходы и выходы?..

— Дед его прибьет! — без раздумий ответил я, подумал немного и добавил: — Если хочешь, я с ним поговорю. Но вряд ли он обрадуется, что станет прадедом.

Наташка сложила руки на груди.

— Поговори, пожалуйста! К тебе он точно прислушается.

— Когда Андрей возьмет билеты в Москву, тогда и поговорю… Сделаю все возможное.

— Спаси-ибо! А еще Андрей накупит товара в Москве и будет торговать, вот! Говорит, что круглые сутки готов стоять на рынке.

— И на какие деньги накупит? — осторожно поинтересовался я. — Узнай это.

— Уверяет, что у него есть. Накопил.

Наташка поежилась, и мы вернулись домой, а я подумал, что в первую очередь надо поговорить не с дедом, а с Андреем, и не по телефону, а с глазу на глаз. В то, что взрослые меняются кардинально, я не верил. Они могут попытаться, но в итоге получается только хуже. Потому что кошка не научится петь, соловей — ловить мышей, мыши — загонять хищников.

Например, поедет Андрей в Москву, а его там обчистят или продадут ему брак. Мелкие хищники нутром чуют, кого можно трогать, а с кем лучше не связываться.

Увидев Борины пельмешки, Наташка закрыла рот рукой и побежала в туалет — хорошо брат не видел. А я спрятал деньги в банку, закопал ее и улегся спать, думая, что место это ненадежное, а также о том, что Алексу звонить поздно.

В понедельник после уроков мы втроем отправились домой, то есть в квартиру, чтобы поддержать маму, которая места себе не находила перед допросом отчима.

Дома Василия не оказалось — поехал искать запчасти для «Волги», которой надо крутить гайки каждую неделю, иначе старенькая машина встанет. Мама нам обрадовалась, накрыла на стол и сказала:

— Паша, мне звонила Гайде Синоверовна. Она подумала над твоим предложением и согласна попробовать открыть платный врачебный кабинет.

— Ого! — Наташка замерла с поднесенной ко рту ложной.

— Но она не очень верит, что получится, потому что слишком много всего надо, а это очень дорого. И с оформлением сложности, никто не знает, как все правильно сделать. Ну и где искать клиентов — вопрос. Но она все расписала, хочет со мной встретиться, обсудить, а я ничего в этом не понимаю!

— Договаривайся на вечер любого буднего дня, вместе пойдем.

— Ну а отчима чего вызвали? — спросил Боря.

— Еще ничего не понятно, ждем четырех часов. Паша прав, вряд ли там что-то страшное, но все равно волнительно.

Мы поели жаркое, закусили манником, узнали, что тетя Ира начала спиваться и вести себя неадекватно, а Толик навострил лыжи к бывшей жене и детям. И если он уйдет, тетка что-то с собой сделает. Понятное дело, бабушке от этого несладко. Она держится, но очень переживает, и у нее начало подниматься давление.

Выход был только один — еще раз попытаться сделать внушение тетушке — вдруг подействует, пока она ослаблена алкоголем? Ей еще жить и жить, а она на себе крест поставила.

Как всегда, когда чего-то ждешь, время тянулось медленно. Прошел час, а казалось — день. Два часа — а будто сутки. Мы с мамой умаялись, а Боря засел под телевизором — соскучился по нему, ведь у нас телика не было. А я соскучился по магнитофону, но он был маминым, вряд ли она его отдаст, но удочку я на всякий случай закинул:

— Ма, а ты магнитофон слушаешь?

Она перевела на меня задумчивый взгляд, качнула головой и выдала:

— Нет. Если хочешь, забирай его.

Я аж подпрыгнул на табуретке и, пока она не передумала, рванул в зал, засунул его в пакет, упаковал свои кассеты и убрал с глаз — вдруг передумает? Но мама не передумала. Если бы я сейчас начал выносить из квартиры все, ей было бы все равно.

Наступило четыре вечера, все напряженно замерли. Я представлял, как отчим заходит к следователю Капустину, они разговаривают минут двадцать, потом столько же будут заполнять протокол и делать бог весть что еще.

— Он освободится не раньше, чем через сорок минут, — сказал я. — Так что позвонит около пяти.

— Так чокнуться можно, — сказала Наташка. — Давайте в дурака, что ли, сыграем.

Сыграли мы втроем. Потом еще и еще раз. Маме катастрофически не везло, но она принимала поражение равнодушно, постоянно поглядывала на часы.

В без пятнадцати пять отложила карты, не завершив партию, начала грызть ногти. В пять принялась мерить шагами комнату, делясь предположениями:

— Чего он не звонит? Вдруг его уже закрыли, и нужно ехать, — ее голос дрогнул, — отдавать передачку. Носки, бритва, еда… что там еще. Как несправедливо! — Она запрокинула голову, будто бы предъявляя претензии высшим силам. — Ну почему? За что⁈ Почему я не могу быть счастливой⁈ Если это дело рук Ромки, я его уничтожу!

В ее голосе звенела злая решимость. Вот тебе и мама-тихоня! Уверен, что она найдет силы, чтобы пырнуть ножом отца, посмевшего встать на пути ее счастья.

Пять часов вечера. Пять пятнадцать. Пять двадцать.

Мама села за стол, уронив голову на сложенные руки.

— У них там бюрократия, — пытался утешить ее я. — Очень много формальностей, потому так долго.

Но чем больше уходило времени, тем меньше я себе верил. Неужели все-таки закрыли⁈ Как там говорили, был бы человек, а дело найдется.

Дверь распахнулась в полшестого. Мы все рванули навстречу взбудораженному отчиму. Его усы топорщились, глаза сияли. Истерично скалясь, он вскинул бутылку шампанского. Разулся и водрузил ее на кухонный стол, потер руки.

— Ты чего так долго? Убить нас решил⁈ — набросилась с обвинениями мама.

— Садитесь, готовьте вуха, я вам тако-ое расскажу, закачаетесь!