Выбор

Глава первая

Совсем недавно я считала, что моя жизнь рухнула, и нет смысла снова пытаться стоить что-то на обломках. Впрочем, я считаю так до сих пор. Почему я ещё жива? Потому что путь был выбран за меня, и пока я не могу свернуть. То ли не хватает решимости и силы, то ли жестокости. Тяжело совершить самоубийство, когда остаёшься для кого-то последним, что имеет смысл. Да и трудно будет снова отважиться убить себя, моё тело очень хочет жить. Меня колотит, когда я вспоминаю, как сделала шаг в пустоту. Но благодарить Сайрината за спасение моей жизни я всё равно не собираюсь. Слишком часто я слышу, что нужно ему, и слишком редко вижу интерес к моим желаниям.

Я смотрю на себя в зеркало. Волосы распрямились и потемнели. Лишь последняя треть остаётся светлой. Мой новый цвет не чёрный, как казалось вначале, а тёмно-синий со стальным отливом. Сейчас мои волосы достигают лопаток. Они стали очень чётко делиться на пряди, волосинки словно слипаются, как бы я их ни расчёсывала. Цвет глаз тоже стал более тёмным и глубоким, что-ли. Зрачки вытянулись и стали вертикальными. Я вглядываюсь в своё отражение. Порой мне кажется, что я уже вижу бледные линии на щеках. Сайринат утверждает, что у меня должен появиться индивидуальный узор, тёмно-синий, под цвет волос.

Я выдавливаю из тюбика на ладонь порцию прозрачного геля и начинаю втирать в живот, бока и плечи. Гель холодит кожу. Я выдавливаю новую порцию и принимаюсь натирать голову и шею. Средство впитывается почти мгновенно, неуловимо изменяя запах. Я должна пользоваться им каждый день, чтобы оградить себя от возможной агрессии со стороны Сайрината.

Не знаю, сколько я уже живу в Логове, но, наверное, недели две или три. Первые несколько дней Сайринат практически не трогал меня, только показывая, как пользоваться бытовой техникой, и принося мне еду и воду. Потом они с Анрилью начали меня учить. Было довольно интересно изучать внеземной язык, но дело продвигалось медленно, поскольку мне, в общем-то, не хотелось покидать Землю.

В зеркале отражалась открытая дверца ванной. Ванная была сделана из какого-то незнакомого мне матово-золотистого материала, гладкого, но при этом не скользкого. То была скорее не ванная, а небольшой бассейн площадью где-то пять квадратных метров и глубиной примерно сто восемьдесят сантиметров. В самом бассейне на разной высоте имелось несколько сидений. Вообще-то, подобной роскоши ликвидаторам на «диких» планетах вроде Земли не полагалось, но Сайринат перестроил отданную ему жилплощадь на свой вкус, благо денег у него оказалось достаточно, чтобы оплатить перевозку мебели от центральных планет к Земле. И я была этому рада, поскольку мне очень нравилось сидеть в наполовину наполненном бассейне. Но в последнее время Сайринат не позволяет мне проводить там много времени, поскольку надо учиться. Вообще меня преследовало мерзкое ощущение, что я возвращаюсь в школьные годы ужасные. К тому же мне казалось, что ликвидатор обращается со мной так, словно мне лет четырнадцать, а не двадцать шесть.

Раздался громкий стук в дверь. Быстро закончив мазаться, я замоталась в пушистый нежно-голубой халат и пошла открывать.

За дверью предсказуемо оказался Сайринат.

— Можешь дышать, я намазана, — сообщила я на всякий случай.

— Я чувствую. Ты скоро выйдешь?

— Осталось только одеться.

Сайринат отступил назад, давая понять, что он готов подождать.

Одежду для меня ликвидатор припас заранее. Видимо, он решил, что я уйду с ним в Логово, сразу же после моей первой охоты. Я с содроганием ждала, когда начнут проявляться признаки охотничьей тяги, но, к счастью, как ни старалась, пока не могла обнаружить у себя ни одного из симптомов, о которых рассказывал Сайринат.

Моя одежда лежала у дверцы бассейна. Я вернула халат на вешалку и быстро натянула бельё и то тёмное чешуеподобное нечто, что сейчас было моей повседневной одеждой. Сайринат заточил мои ногти, превратив в когти дайр'ана, и человеческую одежду я рвала. Новая обувь ощутимо отличалась от привычной мне. Дело в том, что у ротасс-нок'ан пятка выражена гораздо слабее, чем у людей, поскольку при ходьбе они опираются только на носок. Сайринат надеялся, что биологически кости моих ног ещё достаточно молоды, и у меня есть шанс выработать «правильную» походку, поэтому и обувь мне подобрал дайр'анскую, «коррекционную», как он сказал. Я назвала этот эквивалент человеческих туфель босоножками. Подошва у них была только на носке, далее они поднимались до щиколоток, жёстко фиксируя пятку. Спереди зачем-то была шнуровка, которая начиналась от середины стопы и заканчивалась, опять же, на щиколотках. Пальцы ног оставались открытыми. Вообще Сайринат объяснил мне, что на его родине принято оставлять когти на руках и ногах открытыми, а то вдруг на дерево захочешь залезть?

Справившись со шнуровкой, я вышла в комнату. Сайринат сидел на своём обычном месте, за столом слева от двери в ванную, и смотрел в одну точку. Когда я вышла, он плавным движением скользнул в ванную и закрылся там.

В отличие от золотисто-синей ванной, гостевая комната была выполнена в белом цвете, как и большая часть жилых комнат в Логове. Белые стены, белый стол, белая тумба у дивана, белый ковёр, светящийся белым потолок. Огромный, в пол-комнаты светло-кремовый диван выглядел в этой монохромной комнате очень ярким. Он был овальным и имел высокую спинку, которая постепенно становилась ниже вдоль боков и совсем исчезала только на небольшом участке спереди. У стены на этом похожем на гнездо диване лежала моя постель — пара подушек и одеяло. Хотя то, что дал мне Сайринат, больше напоминало перину, чем одеяло. Когда я по старой привычке заматывалась в него, чувствовала себя так, словно попала в мягкое облако. Но спалось мне здесь на удивление хорошо. За диван, одеяло и ванную я была почти готова мириться со своим положением. Фактически я была пленницей. Официально мне никто этого не говорил и за руку не удерживал, но Сайринат неизменно находил предлог держать меня в комнате. Даже когда я выходила, он всё время сопровождал меня. Анриль и другие ящеры в ситуацию не вмешивались, очевидно, считая, что это наше с Сайринатом дело.

— Ты не голодна? — за размышлениями о своей нынешней жизни я пропустила момент, когда Сайринат вернулся и снова расположился за столом.

— Пока не очень.

— Ты очень мало ешь и худа. Ты не больна?

Я оглядела свою фигуру. Лишнего жира не наблюдалось, но и признаков дистрофии тоже.

— Возможно, из-за груди ты кажешься тоньше, чем есть. Всё же следует кормить тебя лучше. Скажи, тебе нравится еда в Логове?

— Да, — ответила я сквозь зубы.

— Почему ты злишься?

— Потому что я не хочу и не могу есть больше.

— Ты согласишься, если я буду готовить для тебя?

— А ты умеешь? — я удивлённо воззрилась на ликвидатора.

— Если охотница добывает еду, воин должен её готовить.

— Приготовь, а я попробую.

— Я сделаю немного мяса для начала. Ты выучила новую грамматику, которую я тебе объяснял?

Такой переход с темы на тему был явным признаком того, что Сайринат хочет меня чем-то отвлечь, чтобы самому уйти и закрыть дверь, кода для которой я не знала. Моих же просьб сказать его воин словно не замечал. Анриль рекомендовала потерпеть и временно воздержаться от разговоров на эту тему, видимо, считая, что пока лучше просто плыть по течению. Я и плыла, даже найдя в этом некоторое удовольствие. Наверное, я слишком устала думать и переживать, как буду жить дальше, а пока от меня ничего не зависело, и можно было расслабиться и просто учиться, делая вид, что Сайринат не выгонял меня, я не жила среди людей. К несчастью, память и совесть твердили об обратном, и их становилось всё тяжелее заткнуть даже во время учёбы.

Грамматика общегосударственного языка Симбиотического Союза Видов Звёздного Сектора «Драконий Коготь» отличалась простотой и отсутствием исключений из правил. Куда большей проблемой в изучении языка было запоминание слов. Анриль обучала меня с применением какой-то методики ассоциативных связей, намертво спаивая в моём сознании слово с его точным значением, но непривычный к чужому вмешательству мозг мог запомнить довольно ограниченное количество материала за раз. К тому же, усвоение другой информации ухудшалось, а вспоминать значения новых слов я иногда начинала совсем некстати, порой впадая в некое подобие ступора. Анриль утверждала, что это пройдёт, и что мне надо параллельно что-то запоминать самостоятельно, чтобы не забыть, как это делается. Поэтому я упорно учила грамматику и основы общих дисциплин вроде химии, биологии и физики. Какие-то знания у меня остались, но они были весьма поверхностными. Сайринат также сказал, что необходимым предметом является философия, но он не хочет мне её объяснять, чтобы не запутать. Поэтому мои знания о том, какая у ротасс-нок'ан мораль и этика, стремились к нулю.

«Слова, обозначающие свойства, изменяются в зависимости от того, являются ли они для предмета постоянными, кратковременными или долговременными. Постоянные свойства обозначаются префиксом…» — читала я слова, выведенные скользящим почерком ликвидатора. Читала, кстати, уже третий раз, и никак не могла запомнить.

Запахло едой. Оторвавшись от бумажки, я посмотрела на входную дверь. Сайринат поставил на стол блюдо. Я почти видела, как от мяса до моего носа тянется ниточка божественного аромата.

— Как успехи? — поинтересовался Сайринат.

— С большим трудом, — ответила я.

— Может, стоит изменить методы? — спросил ликвидатор.

— Каким образом?

— Например, как сказать «он посинел от холода»?

Я перевела почти машинально, поскольку моё внимание было отвлечено запахом еды.

— По-твоему, это будет постоянное свойство?

— Э… нет. А, точно, там префикс «па».

— Правильно, можешь поесть, если хочешь.

Поскольку запах мяса окончательно завладел моим сознанием, уговаривать себя дважды я не заставила и быстро пересела за стол.

«Пожалуй, за такую еду можно простить даже домашний арест… или не прощать?» — думала я, смакуя нежное, сочное мясо, исходящее сладким соком. Неожиданно я поняла, что оно закончилось.

— А что так мало? — спросила я почти возмущённо.

— Я не знал, понравится тебе или нет, — ответил Сайринат.

— Понравилось. Спасибо большое.

Сайринат что-то пробормотал.

— Что, прости?

— Если ты — бездарь, научись нормально готовить, — перевёл ликвидатор. — Любимая фраза деда, когда он начинал критиковать меня или отца.

— А ты — бездарь? — удивилась я.

— Нет, но некоторое время вся семья считала именно так.

— Почему?

— Примерно до семнадцати лет я был довольно слаб физически, умственные способности не демонстрировал, чтобы сверстники не били. Мой талант в рисовании дед игнорировал.

— Он был авторитетом в семье?

— Да, его уважали даже в других кланах. Перечить ему смела только мать.

— Какие вообще порядки в семьях и кланах?

Я встала из-за стола и перебралась на диван, поскольку Сайринат стоял рядом, как башня. Не знаю, почему, но он никогда не садился на диван. Для меня оставалось загадкой, зачем он вообще его поставил, поскольку этот предмет мебели появился в Логове гораздо раньше меня.

Сайринат сел за стол.

— Клан состоит из нескольких родственных семей. Им управляет глава, выбранный из глав семей. Дед был главой нашей семьи. Внутренние порядки семей и кланов довольно различны. По слухам, при жизни бабушки право голоса имела она, дед и их дочери, но, когда я родился, дед управлял имуществом семьи, практически ни с кем не советуясь. Большинство глав кланов и семей советуются со своим окружением, но решение принимают сами.

— Кто сейчас является главой твоей семьи?

— Нашей семьи, Лина. Ты же станешь моей наследницей. Формально глава семьи — я. У меня не осталось родственников. Если не будет наследников, после моей смерти имущество Рикари поделят между другими семьями клана.

— Не осталось? Они все погибли?

— Нас истребили на войне, как и большую часть нашего клана. Я хочу, чтобы ты сохранила нашу семью, Лина.

— Я приму твоё имя, если это необходимо для обучения, но я не хочу брать на себя никаких обязательств.

— Это моё желание, а не просьба. Ты не обязана его выполнять.

— Твои желания звучат очень похоже на приказ.

— К несчастью, я не могу тебе приказывать.

— А хотел бы?

— Так было бы проще, — ответил воин.

Глава вторая

Идея Анрили занять Лину учёбой оказалась успешной, но лишь на время. Я надеялся, что постепенно охотница втянется в процесс, проявит хоть какой-то интерес к знаниям, но после разговора о порядках в наших семьях я не услышал от неё ни одного вопроса. Она постоянно отвлекалась, училась неохотно, к тому же, мне казалось, что её что-то тревожит. Однажды она обратилась ко мне со странной просьбой:

— Сайринат, я могу навестить Алису?

— Зачем?

— Потому что я хочу её видеть.

— Почему? Зачем напоминать себе о прошлом? Это — пройденный этап.

— Я всё равно не забуду. Понимаешь, есть что-то, что заставляет меня снова вспоминать. Пока не разберусь с прошлым, не смогу нормально двигаться в будущее.

— И при чём тут Алиса?

Лина смогла ответить не сразу.

— Я думаю, она поможет мне разобраться, даст толчок… в общем, мне просто нужно с ней поговорить! Словно что-то внутри скопилось, и надо выплеснуть.

— Для этого тебе обязательно нужно поговорить с подругой?

— К чему вопросы, Сайринат? Ты против?

— Я пытаюсь понять. Почему именно Алиса?

На этот раз Лина думала ещё дольше. Потом она неуверенно произнесла:

— Наверное, потому что она ассоциируется с событиями, которые меня беспокоят. Не знаю точно. Я — не мастер самоанализа. Но я хочу поговорить с Алисой. Можно?

— Разумеется. Любопытно. Ты словно пытаешься вскрыть гнойник. Но станет ли от этого легче?

— Не попробую — не узнаю. Наверное, сначала будет больно, а потом… кто знает? Может, наконец заживёт нормально.

Мне понравилась эта аналогия. Действительно, душевные повреждения часто напоминают физические. Гнойную рану надо вскрыть и промыть, чтобы она зажила. И, чем больше я думал об этом, тем отчётливее понимал, что этот метод может решить и мою проблему.

— Так когда я смогу увидеть Алису?

— Посмотрим. Но я обещаю, что отнесу тебя к ней, как только смогу.

Мне казалось, что охотница продолжает тосковать по человеческой жизни. Как же всё получилось… несправедливо. Я должен был умереть, Лина должна была остаться человеком. Но что случилось, то случилось. Прошлое изменить невозможно, значит, будем разбираться с тем, что имеем в настоящем.

В настоящем у меня было две задачи — помочь Лине принять новую жизнь и избавиться от наркотической зависимости. Этот препарат переставал мне помогать. Иногда мне даже казалось, что у меня начинаются зрительные галлюцинации, и угроза сумасшествия не исчезла, просто процесс сильно затянулся. Я говорил об этом с Анрилью, но её ответ мне не понравился. Она сказала, что для нашей родины будет лучше, если я буду сходить с ума медленно. За личность меня уже не считали — просто инструмент, который рано или поздно сломается, и лучше уж поздно, чем рано.

Гончая мне сочувствовала, но смысла от её жалости было очень мало. Лина пока ничего не замечала, поскольку наркотик не позволял чувствовать испуг, когда возникали видения. Но кто знает, сколько это продлится? Передо мной вновь был выбор: рассказать или утаить? И на этот раз я решил выбрать первый вариант.

Через три дня я отвёл Лину в город. Надо сказать, ждать её пришлось довольно долго. Я ходил по верхнему этажу одного из домов на окраине, изучал затянутое тучами небо и готовил себя к ответственному разговору. Несколько раз мне казалось, что я слышу её голос. Поэтому, когда она действительно меня окликнула, я среагировал не сразу.

— Сайринат? Ты слышишь меня?

Я резко обернулся. Лина стояла у стены, искоса смотрела на меня чуть поблёскивающими в полумраке синими глазами и накручивала прядь волос на палец. Выражение её лица было непроницаемым.

— Да. Тебе стало легче?

— Нет. Мне так мерзко, Сайринат…

— Мне тоже нехорошо.

— Думаю, нужно что-то более сильное. Разговор с Николаем или Сарой, но… подожди, что ты сказал? Тебе…

— Мне плохо. Я должен рассказать тебе одну вещь. Я принимаю сильное психотропное наркотическое средство.

— Зачем ты его принимаешь? Что оно делает?

— Не даёт чувствовать, — ответил я. — На первых порах это было нужно мне, чтобы не сойти с ума от горя, боли и бессилия. Но сейчас только мешает.

— И ты не можешь избавиться от этой зависимости?

— Мне не позволят, — ответил я, глядя в ночь. — Ротасс-нок'ан быстро привыкают к подобным веществам, но так же быстро избавляются от привычек. Достаточно продержаться без препарата чуть более суток. Но, чтобы сделать это, я должен быть лишён возможности его принять.

Полукровка ничего не сказала. Она тоже смотрела вдаль, на огни центральных кварталов.

— Ты могла бы помочь мне, — сказал я.

— Каким образом? — её голос еле заметно дрогнул.

— Удержать меня от приёма препарата в течение тридцати часов.

— Почему именно я? — Лина перевела взгляд на меня, но я не мог понять, какие чувства скрываются в синей глубине её глаз.

— Больше никто не сможет. Я много читал о подобных веществах. Пережить ломку и не сойти с ума невозможно, если нет опоры.

— Почему ты хочешь это сделать?

На этот раз я сам отвёл глаза и начал рассматривать острия когтей.

— Это средство больше мне не помогает. Оно позволило сохранить разум, но оно же не позволяет забыть. Воины быстро оправляются после смерти родных и близких, но наркотик лишает меня возможности это сделать. И я не могу избавиться от мучений, которые мне причиняет прошлое. У меня даже начались галлюцинации. Иногда я вижу смутные и пугающие образы или слышу знакомые мелодии.

— Но ты ведешь себя абсолютно нормально…

— Из-за наркотика эмоциональная реакция практически отсутствует. Но я не хочу медленно сходить с ума.

— И что же ты хочешь от меня?

— Чтобы ты лишила меня возможности принять наркотик и была рядом тридцать часов. Причём вне Логова. Там мне не позволят так рисковать.

— Я хотела бы помочь тебе, но я тоже не хочу рисковать твоим разумом.

Вот этого я и опасался. Похоже, придётся её уговаривать.

— Каким бы ни был результат, ты станешь свободна. Я больше ни к чему не буду тебя принуждать. И ты в любом случае останешься моей наследницей. Ты ничего не теряешь.

— Я могу потерять тебя.

— Это случится рано или поздно. Вопрос времени.

— Это ведь я напоминаю тебе о прошлом, так?

— Да. Но, если ты уйдёшь, это не значит, что я забуду. Чтобы забыть, я должен чувствовать.

— Сайринат, прости, но я… я не хочу так рисковать. Я выучусь как можно быстрее и покину Землю, чтобы больше не тревожить тебя. Я не хочу, чтобы из-за меня ты стал безумцем.

— Видимо, придётся всё же прибегнуть к шантажу. Скажи, есть ли у Алисы деньги на пластическую операцию? Я забыл, что у людей плохо заживают ожоги, но ты напомнила мне.

Светлая кожа Лины побелела ещё сильнее.

— Нет! — прошептала она. — Ты этого не сделаешь!

Она испугалась и разозлилась по-настоящему, я видел это по глазам, которые резко посветлели.

— Мне абсолютно нечего терять. И я пойду на всё, чтобы достичь цели.

— Что конкретно ты хочешь от меня?

— Через несколько дней мы снова отправимся в город. На самом деле, я унесу тебя дальше. В этом районе есть небольшая горная гряда, где люди бывают очень редко. Там ты свяжешь меня и будешь рядом тридцать часов.

— Но как же еда и вода?

— Во-первых, ликвидаторы могут обходиться и без первого, и без второго тридцать часов без вреда для организма. Во-вторых, там будет ручей. Вода не настолько чистая, как в Логове, но её можно пить. Ты согласна?

— А ты ещё сомневаешься? — спросила Лина. Она нервно покусывала нижнюю губу. Похоже, моя угроза изуродовать её подругу оказалась очень действенной. Кстати, я почти блефовал.

— В случае, если эксперимент окажется неудачным, о тебе позаботится Анриль. Завтра же я напишу официальный документ, что ты являешься моей наследницей и получаешь всё моё имущество в случае моей смерти или полной невменяемости. Возьмём верёвки, чтобы ты могла связать меня.

— Это ещё зачем?

— Я вряд ли буду себя контролировать во время ломки и могу причинить тебе вред. И не думай о нашем договоре при Анрили или других гончих. Если они решат вчитаться в тебя, ничего не получится.

— Постараюсь, — почти прорычала Лина. — Пошли домой.

— Я не хотел давить на тебя.

— Неважно. Пошли!

Жаль, что пришлось прибегать к угрозам. Но мне действительно было необходимо избавиться от наркотика. Надеюсь, рано или поздно Лина поймёт.

Когда мы вернулись домой, Лина сразу легла спать. Похоже, она сильно на меня разозлилась. За следующий день мы не сказали друг другу ни одного слова, не относящегося к учёбе. Я сначала хотел извиниться, потом решил сделать это после того, как освобожусь от зависимости. Если, конечно, я не сойду с ума. Вероятность была достаточно высока, но меня подобный вариант устраивал. Я действительно чувствовал себя виноватым перед Линой и повёл себя недостойно, угрожая не ей лично, а человеку, который был ей дорог. Но ничего лучше я не придумал. Потом я объясню ей. Вряд ли сейчас охотница готова меня слушать. К тому же, она имеет полное право обижаться на моё бесчестное поведение. Если всё пройдёт удачно, я обязательно искуплю свою вину перед ней, сделаю всё, что она скажет.

Через день мне пришло письмо, что моё прошение рассмотрено и удовлетворено, и Лина признана подданной нашего государства. Я рассказал ей об этом.

— Твоё новое имя — Алькирайя дель Сайрината де Рикари эль Миол ле Виа аль Лиондрэ, что означает — Алькирайя, принятая Сайринатом из семьи Рикари клана Миол второй ветви рода Медитирующих.

— Мне это ни о чём не говорит. Но почему Алькирайя?

— Это наиболее точный перевод твоего человеческого имени на наш язык.

— Но я не хотела менять имя!

— Моим сородичам будет трудно выговаривать его полную форму. Именно поэтому я всегда зову тебя Линой.

— Можно подумать, выговорить Алькирай-йа намного проще.

— Для нас — да. К тому же, не стоит так открыто демонстрировать своё происхождение из не созревшей цивилизации.

— Я и так выгляжу как человек. Какой смысл прикидываться чистокровным ликвидатором?

— Когда у тебя появится узор, ты станешь очень похожей на чистокровную охотницу.

— Но у меня нет ни крыльев, ни хвоста, да и по росту я тебе уступаю.

— Это нормально. У охотниц из рода Лиондрэ очень короткие хвосты, крылья им ампутируют почти сразу после рождения. По росту ты тоже всего на несколько сантиметров ниже нормы.

— Но зачем им удаляют крылья?

— У охотниц аль Лиондрэ они не развиваются. У нас только воины способны летать. Есть несколько родов, где охотницы тоже имеют крылья, но это исключение. Если тебе сделать пластику лицевых костей черепа, тебя будет очень трудно отличить от чистокровного дайр'ана.

— Спасибо, но мне пока нравится моё лицо, — ответила Лина.

— Мне тоже нравится твое лицо.

Несколько секунд Лина молчала. Потом она осторожно спросила:

— Это ты так шутишь, да? Ведь по вашим меркам моё лицо точно не соответствует эталону красоты…

— У нас отсутствует само понятие «эталон красоты», — ответил я. — У тебя очень гармоничные черты, необычные для охотницы, но приятные, красивые глаза. У нас внимание обращают даже не столько на внешность, сколько на запах. И вообще, истинная красота не знает стандартов. Они — дело привычки, и только мешают заметить прекрасное в том, что отлично от них.

— Сайринат, скажи, почему ты очень редко смотришь собеседнику в глаза?

— Это не вежливо. По глазам просто понять истинные чувства собеседника, особенно если он — дайр'ан.

— Разве это плохо? — удивилась охотница.

— Для нас это сопоставимо с касанием руки собеседника. Допустимо во время приветствия или личного разговора, но не более. К тому же, у многих видов пристальный взгляд в глаза — признак агрессии.

— А почему считается невежливым принюхиваться?

— У нас слишком сильная реакция на запах. Не использовать искажающие его масла — всё равно, что ходить голым.

После этого разговора Лина стала просто забрасывать меня вопросами о нашем этикете. Видимо, решила, что потом может быть просто поздно. Кстати, гончие скоро должны были уйти на какое-то задание. После этого наш план должен был быть приведён в исполнение.

Я до последнего опасался, что что-то пойдёт не так. В медотсеке я прошёл обследование и получил официальное подтверждение, что психические отклонения у меня есть, но я могу осознавать свои действия и руководить ими. После этого я написал завещание с подробным перечнем причин, почему именно Лина должна получить имущество моей семьи. Я надеялся, что с этими аргументами будет не очень просто поспорить.

Вторая трудность заключалась в том, что я не был уверен, что смогу долететь до горной гряды с Линой на руках. Её вес был чуть меньше моего собственного, а летать при земной гравитации и плотности атмосферы было не очень просто. Впрочем, мне главное — взлететь, набрать высоту и найти достаточно мощный поток воздуха. Со стимулятором я должен справиться. Есть риск, что потом я вообще не смогу летать какое-то время, но мне это может уже не понадобиться.

Наконец, время пришло — гончие покинули Логово. Я завёл с Линой разговор о том, не скучает ли она по подруге. Охотница сначала не поняла меня, потом сообразила и ответила, что да, хорошо бы её навестить. Следующим вечером мы покинули Логово, не вызвав подозрения координаторов. Перед выходом я подлил Лине в чай сильное успокоительное, так что стражи на выходе не ощутили её беспокойства. Пронести с собой одну, последнюю дозу наркотика и стимулятор также удалось. А верёвки или что-нибудь достаточно прочное, что может их заменить, я планировал позаимствовать у людей.

Глава третья

Перед вылетом Сайринат напоил меня какой-то гадостью. Не зря вкус чая показался мне каким-то странным… В итоге я почти не запомнила, как мы покинули Логово и долетели до небольшой пещерки где-то в горах. Приходить в себя и осознавать происходящее я начала только на месте. Сайриант сидел в тени, привалившись к стене и распластав по полу пещеры широкие крылья. Обычно он прижимал их к телу так плотно, что их было почти невозможно заметить. Должно быть, он сильно устал, летя со мной в качестве груза.

Я подошла к выходу из пещерки и осмотрелась. Луны не было видно в ясном светлеющем небе. В нескольких метрах от входа по камням бежал быстрый горный ручей. Воздух здесь был особенным, более чистым, чем в больших городах, однако даже здесь чувствовался запах человеческой грязи. Неужели на всей Земле не осталось ни одного места, где нельзя почувствовать людскую цивилизацию? Не может быть, чтобы человечество так сильно изменило и отравило свою планету-мать! Или может?

Сознание всё ещё было слегка затуманено. Я встряхнулась и подошла к Сайринату. Голова воина была опущена, глаза закрыты. Из него словно вытащили стержень, поддерживавший его всё это время. С самой первой нашей встречи ликвидатор казался мне несгибаемым, непобедимым. Даже в ту ночь, когда он рассказывал мне о своём прошлом, это ощущение не исчезло, а усилилось. А сейчас он выглядел уязвимым. И вряд ли это последствия простой физической усталости.

— Сколько сейчас времени? — спросила я.

— Половина пятого утра. Скоро рассвет, днём нас не смогут искать. Никто не доберётся сюда раньше срока. Я принял дозу пять часов назад, во время остановки. Осталось ещё два с половиной часа. Свяжи меня.

— Не слишком ли рано?

— Я хочу проверить, насколько хорошо у тебя получится. Свяжи меня.

Я огляделась в поисках чего-нибудь подходящего для этой цели. В углу пещеры лежало что-то, похожее на провода.

— Думаешь, это подойдёт? — спросила я.

— Да. Тебе когда-нибудь приходилось кого-нибудь связывать?

— Возможно. Моя память восстановилась не полностью.

Взяв непонятные шнуры, я подошла к воину и, следуя его объяснениям, начала его обездвиживать. При этом меня почему-то не покидало ощущение абсурдности происходящего. Но, по крайней мере, я немного согрелась: воздух в пещере был прохладным, а от ликвидатора исходило тепло.

С четвёртой попытки мне удалось всё сделать правильно. По просьбе Сайрината, я привела его в полувертикальное положение, и теперь он вновь сидел, прислонившись к стене.

— Так и будешь сидеть два часа упакованный? — спросила я.

— Да. Знаешь, раньше мечтал о безумии. Но меня лишили и этого. Впрочем, никто не знает, было бы мне лучше, если бы я сошёл с ума. Возможно, я бы испытывал ещё более сильные мучения. Я считал, что последние несколько часов после того, как я уже не смогу повернуть назад, будут самыми лёгкими, но это не так. Возможно, действие препарата ослабевает, но только теперь я начал нервничать. Это очень глупо. Какой смысл изводить себя, когда поздно что-то менять?

— Люди постоянно делают так. Изводят себя, когда всё уже решено.

— Но это люди. Мне кажется, что, чем дольше я живу на Земле, тем больше приобретаю черт местных аборигенов, хотя не общаюсь с ними. Странно.

— Но ты же изучаешь людей. Может, поэтому заимствуешь у них какие-то черты? Может такое быть?

— Я не знаю. После заражения моя психика — джунгли. Я сам иногда с трудом понимаю, что происходит в моей голове. Я занимаюсь самоанализом, но всё чаще не нахожу ответов и путаюсь в себе. Это почти пугает.

— Многие так всю жизнь не понимают себя. Что в этом плохого?

— Ты ведь не хочешь, чтобы я лишился рассудка? — он резко сменил тему.

— Не хочу.

— Тогда никуда не уходи. Я должен чувствовать, что ты рядом, что мне есть, к кому возвращаться. Так у меня будет шанс.

Я некоторое время колебалась, прежде чем задать следующий вопрос. Потом подумала, что другого шанса может не быть, и решилась:

— Сайринат, как ты на самом деле относишься ко мне?

— Я не знаю, — тихо ответил он.

— Не знаешь? — удивлённо переспросила я.

— Я чувствую, что привязан к тебе, но как именно — не могу понять. Ты мне нужна. Это всё, что я знаю.

Сайринат выплюнул сгусток горящего яда.

— Красиво горит, — сказала я, протянув руку к огню. — А много ты можешь выплюнуть яда?

— Не очень. Миллилитров десять за раз максимум, и то вряд ли. Но он быстро вырабатывается, если необходимо.

Словно в подтверждение своих слов, Сайринат плюнул ещё раз. Огонёк разгорелся сильнее. Разговор не клеился. Мы оба сильно нервничали, и отвлечься не получалось. Мне казалось, что воин слегка дрожит. Я хотела думать, что это от холода.

Я кое-что узнала о нём. Сайринат рассказал, как он взрослел, мучимый комплексом неполноценности, как понял, что может отомстить своим обидчикам. Он начал рисовать, потому что его мать любила живопись. Рассказал о своём единственном друге, о сопернике и о первой любви. К несчастью, обстоятельства не позволили им быть вместе, хотя, возможно, у неё остался ребёнок от него. Потом у Сайрината было много охотниц, но покорить его смогла лишь одна.

Оказалось, её звали Лина, точнее, Миолина из клана Дэнр. Они вместе изучали сравнительную культурологию. Миолина любила музыку. Именно те мелодии, которые она часто слушала или играла, преследовали Сайрината. Из-за неё он поссорился с другом, и теперь не мог себе этого простить. Потом началась война, на которой погибла почти вся семья Рикари.

Я рассказала, что помнила, о своей человеческой жизни. Помнила я, кстати, не так много. У меня была сестра, но я даже не помню, старше она была или моложе. Я с отличием окончила среднюю и музыкальную школу, уехала из дома в областной центр, выучилась на менеджера, работала в крупной компании, играла на фортепьяно, писала глупые рассказы, встречалась с молодыми людьми, но так и не вышла замуж. Не успела.

Я уже не жалела о своей потерянной человеческой жизни, хотя и хотела бы вспомнить больше. Прошлое не вернуть, как ни старайся, и в современном мире людей я навсегда останусь изгоем, но я хотела знать, кем была.

А потом Сайринат произнёс:

— Пора. Готовься.

Я встала и вышла из пещеры на свет холодного утра. Напилась водой из ручья. Сайринат так и остался в пещере. Он упал на пол и перевернулся на бок, закрыл глаза.

— Ты не замёрзнешь? — спросила я.

— Я не почувствую холода.

— Будь рядом.

— Буду. Что бы ни случилось.

Я присела у него за спиной и положила руку ему на плечо. Да, он говорил, что не любит, когда его касаются, но как я могу вернее дать ему почувствовать, что я рядом? Сайринат не возразил.

Я забыла, что он угрожал Алисе, изуродовал Сару, хотя я просила его не трогать девушку. Я обо всём забыла, застыв и закрыв глаза, внимательно вслушиваясь в его дыхание. Сначала оно было ровным, потом начало меняться. Я почувствовала, как под обтягивающей одеждой напряглись мышцы плеча.

— Началось? — отчего-то шёпотом спросила я, не открывая глаз.

— Да, — едва слышно выдохнул Сайринат.

Я до боли закусила губу, словно мне тоже надо было мучиться вместе с ним. Сейчас я действительно хотела каким-то образом соединить его сознание с моим, взять на себя часть его страданий. Но всё, что я могла — быть рядом.

Потом Сайринат начал дрожать и едва слышно поскуливать. Я сжала его плечо и начала повторять, как мантру:

— Держись, я здесь, я буду рядом, только держись!

Я открыла глаза, которые неожиданно стали влажными. И увидела то, что не ожидала. Сайринат всё так же лежал с закрытыми глазами, сотрясаемый мелкой дрожью, что-то шептал на неизвестном мне языке. Я, забыв о том, что лучше держаться подальше от его зубов, провела ладонью по щеке, не в силах поверить в то, что вижу. Но пальцы стёрли горячую влагу с его кожи. А я думала, они не плачут. Получается, в чём-то ликвидаторы очень похожи на людей. Эта мысль неожиданно заставила меня улыбнуться. Но уже в следующую секунду моя улыбка погасла, потому что Сайринат неожиданно громко и жутко закричал и стал рваться. Его глаза распахнулись, зрачок был необычайно сужен, а красивый изумрудный цвет радужки стремительно менялся на огненно-жёлтый. Даже связанный по рукам и ногам, ликвидатор сумел перевернуться ко мне лицом и, извиваясь, словно змей, попытался меня укусить. Я в последний момент отскочила, молясь, чтобы ему не пришло в голову плюнуть огнём. Не знаю, кого он видел на моём месте, но Сайринат явно хотел меня убить. Не зная, что делать, я сама кинулась на него, каким-то чудом сумев перевернуть лицом в пол. Надо сказать, удерживать его в таком положении оказалось необычайно трудно.

— Сайринат! Успокойся, это я! — отчаянно крикнула я в самое ухо.

Но ликвидатор не слышал, продолжая вырываться. В смятении я продолжала кричать, опасаясь, что верёвки не выдержат, и он освободится и убьёт меня. Он рычал, рвался, а через некоторое время всё же смог меня скинуть и плюнул огнём. Я едва успела увернуться. Потом я снова прижала его к полу и продолжала звать, кричать… не знаю, сколько это длилось. Мне казалось, что вечность. Несколько раз он почти вырывался, а потом всё-таки снова смог это сделать и едва не вонзил клыки мне в руку. Он полз на меня, извиваясь, как змея. Я выдохлась от этой борьбы и могла лишь испуганно отступать, собираясь с силами. Я и правда ужасно боялась и его, и за него. Но потом он вдруг остановился и начал тонко и протяжно выть. Я остолбенела всего на мгновение, потом кинулась к нему, пальцами перебирала странные кожистые выросты у него на голове, немного похожие на человеческие волосы. Всё-таки ликвидаторы местами так похожи на людей…

Я говорила, что всё будет хорошо, стараясь убедить саму себя. Как тогда, в лаборатории проекта «Покорение», когда я ввела ему противоядие и не знала, действует оно или нет. Сайринат долго выл, потом замолк и начал тихо что-то шептать. Из глаз ушла пугавшая меня желтизна и непрерывно катились слёзы. Потом он стал звать. Внимательно прислушавшись, я разобрала произносимое с ротасс-нокан'ским акцентом имя: «Лина». Я повторяла, что я здесь и никуда не уйду, но не знала, зовёт он меня или ту, которую не увидит больше никогда. Ангелина и Миолина. Я не знала, какую из нас двоих он хотел бы сейчас видеть рядом. Но предполагала, что не меня.

В какой-то момент я обратила внимание, что в пещеру уже бьют закатные лучи. Сайринат ещё несколько раз пытался меня атаковать, но уже как-то слабо, обречённо. Жутко было смотреть в его ничего не видящие и лишённые выражения глаза, но они гипнотизировали меня снова и снова. Он то рычал и шипел, то плакал, то быстро говорил с кем-то, а иногда просто затихал на некоторое время. Казалось, это продолжалось бесконечно. Стемнело. Сайринат лежал с полуприкрытыми веками и медленно что-то шептал, словно взвешивая каждое слово. Глаза блестели от слёз, но он вновь и вновь смыкал веки, словно запрещая себе плакать. Потом он затих, закрыв глаза, словно заснул. Дыхание было прерывистым, оно становилось всё слабее и слабее. Я едва могла его ощутить, поднеся ладонь к носу.

Какое-то время я просто сидела рядом, не веря, что он, наконец, успокоился. Потом я попробовала позвать его, потрясти, как-то вернуть к жизни, но он не реагировал. Возможно, было слишком рано, а возможно… я запретила себе думать о втором варианте. Мысли роились в голове как бестолковые пчёлы, оказавшиеся запертыми в собственном улье.

— Я рядом, — повторила я тихо, а потом начала истерично то ли смеяться, то ли плакать. Всё-таки этот день забрал у меня слишком много сил.

Когда я смогла успокоиться, то почувствовала себя очень опустошённой. Меня буквально клонило в сон. Я осторожно перевернула Сайрината на спину. Его лицо казалось спокойным, словно он спал очень глубоким сном, похожим на транс. Я осторожно обвела его контур кончиками пальцев.

— Я посплю рядом, ладно? — спросила я и глупо хихикнула.

Обессиленная, я склонила голову Сайринату на грудь и обняла его. Я уснула мгновенно, словно мне отключили сознание.

Я с трудом села, заслужив слабое головокружение. Кто-то снял с меня одежду, пока я спала. Странно, обычно я сплю очень чутко. Сайринат ходит по Логову абсолютно бесшумно, но, стоит ему зайти в комнату, как я просыпаюсь. Кстати, где он? И что с ним?

Я стремительно вскочила. Я находилась в одной из незаселённых комнат Логова. Одежда лежала рядом с диваном аккуратной стопкой. Видимо, я испачкалась, пока удерживала ликвидатора, и её пришлось чистить. Быстро одевшись, я вышла в коридор. Под ноги мне ткнулся робот-чистильщик. Я обошла устройство и двинулась к столовой, надеясь найти там кого-то, кто сможет рассказать мне, что произошло с тех пор, как я отключилась.

Однако одна из гончих попалась мне гораздо раньше.

— Привет. Не подскажешь, где Анриль? — спросила я.

Гончая молча уставилась на меня тусклыми серыми глазами. Сама была ярко-охряного цвета. Она двинулась дальше, так ничего и не сказав.

— Стой. Подожди! — попросила я и только потом вспомнила, что из всей стаи говорить умеет в лучшем случае половина.

Гончая снова обернулась, подняла похожую на руку переднюю лапу и сделала какой-то жест. Похоже, она звала меня за собой. Путаными коридорами мы спустились на ярус ниже и оказались в медотсеке. У меня перехватило дыхание. Неужели всё так плохо?

Гончая отвела меня в небольшую комнату, где ничего не было, кроме кровати. Сайринат лежал там с закрытыми глазами, на его голове были какие-то датчики. Гончая дала мне почувствовать, что она соболезнует.

— Позови Анриль, если не трудно, — попросила я.

Гончая кивнула и удалилась. Я подошла к Сайринату. Он почти не дышал, кожа казалась полупрозрачной. Я осторожно взяла его руку. Она была холодной. Я положила пальцы ему на шею. Пульс практически не чувствовался. Глазам стало мокро. Неужели всё напрасно?

— Лина, ты в порядке? — раздался сзади голос Анрили.

— Я — да. Но что с ним? Что вообще произошло, когда я уснула?

Анриль сообщила, что координаторам удалось установить наше местоположение через двадцать девять часов после того, как мы покинули Логово. До возвращения старшей гончей никто не заподозрил неладное. Но Анриль соединила своё сознание с сознанием стража, который выпускал нас. Она обратила внимание на то, что я была, как и Сайринат, неестественно спокойна. Сопоставив это с моим подозрительным эмоциональным состоянием в последние дни, гончая сделала вывод, что мы отправились не просто погулять, и подняла тревогу. Транспорт, оборудованный системой невидимости, подготовили заранее, поэтому Анриль, несколько гончих и стражей вылетели немедленно, как только получили наши координаты. Через полтора часа они достигли нас. Ящеры не сразу поняли, что произошло. На всякий случай гончие погрузили меня в глубокий транс до выяснения обстоятельств. А вот до сознания Сайрината им добраться не удалось. Оно просто отсутствовало и не вернулось до сих пор.

Прошло три дня. Мы с Анрилью продолжали учить новые слова, а я снова старалась ни о чём не думать. Так было проще. Только если раньше я всё свободное время проводила в бассейне, то сейчас — в медотсеке. Я садилась у стены возле кровати Сайрината и закрывала глаза.

Через три дня моё уединение нарушила Анриль.

— Лина, твоё состояние вызывает у меня тревогу. Позволь мне соединиться с тобой. Это не причинит тебе вреда.

— Хорошо. Что я должна делать?

— Просто посмотри мне в глаза.

Глава четвёртая

Я не чувствовал ничего. Только исцеляющее разум спокойствие, дарованное уже не наркотиком, а естественное. Чёткое, уверенное ощущение, что не из-за чего волноваться, ни к чему сожалеть и страдать.

Я был уверен, что всё хорошо. И я слышал музыку, смутно знакомую и прекрасную. Она становилась то громче, то тише, переливаясь, как пронизанный солнечным светом ручей, как ветер, играющий звонкими занавесями на широких светлых арках. Нет, это были не те сравнения. Мелодия звучала, как солнечный дождь, падающий на широкие листья, даруя покой и умиротворение. Какое-то бесконечно долгое время мне казалось, что я всё же смог вернуться домой.

«Как прекрасно. Жаль, Лина не может этого слышать, — подумал я. — Она ведь любит музыку».

Но мелодия изменилась, стала тревожной. Интенсивность звука нарастала, казалось, теперь звуки раздаются внутри меня, и я будто слышал сквозь музыку чей-то зовущий крик. И рядом не было никого, кто мог бы избавить меня от этого кошмара. Голова раскалывалась, мелодия разрывала меня на части. Лина, где же ты?

— Ангелина!

Боль стала нестерпимой, и я почувствовал, что падаю…

Сквозь веки пробивался свет. Пугающая мелодия ушла, но чувство тревоги и жуткая головная боль никуда не делись. Ощущение было, словно мозг разбух и сдавил все сосуды. Мне на виски легли чьи-то маленькие руки. Открывать глаза, чтобы узнать, что это за существо, не хотелось.

Через некоторое время меня приподняли, приоткрыли рот и влили туда нечто горькое. Потом боль стала отступать, и я наконец-то решил, что можно открыть глаза.

Передо мной стояло маленькое, примерно в половину моего роста, существо с зелёно-жёлтой чешуёй. Оно было одето в светлую тогу и держало в руке стакан. Также существо обладало парой рожек и характерным малиновым кожистым воротником, по которому я опознал самца дейниция. В быту этих мелких, но очень сильных существ звали помощниками. Они отличались способностью чувствовать состояние другого организма, поэтому часто служили врачами в отдалённых мирах.

— Вам лучше? — спросил он.

— Лучше. Благодарю. Сколько я был без сознания?

— Недолго. Около четырёх суток. Вам требуется срочно пройти ментальное сканирование.

— Это подождёт, — раздался знакомый голос от двери.

— Анриль? — я не без труда повернул голову, сфокусировал взгляд на гончей.

— Ты можешь идти самостоятельно? — спросила она.

Я осторожно поднялся. Голова ещё немного болела и кружилась после каждого движения. Мне пришлось опереться на стену, но скоро всё прошло. Я осмотрел себя. Меня переодели в длинную рубаху до щиколоток. В темноте я бы сейчас представлял из себя просто образцовое привидение.

— Идти вроде могу, — сказал я. — Что-то случилось? Где Лина?

— Расскажу по дороге, — пообещала гончая.

В начале мне приходилось идти медленно, опираясь на стену, но скоро я уже уверенно следовал за гончей.

— Друзей Ангелины раскрыли, — сообщила Анриль. — Когда пришла весть об этом, она находилась со мной в телепатическом контакте. Я попыталась отключить её от стаи, но не смогла — она слишком сильно беспокоилась за бывших товарищей. Сомневаюсь, что она вообще заметила мои попытки воздействовать на её сознание. Мне пришлось взять её с собой. Но мы не сумели отбить людей. Противники угрожали убить друга Ангелины, если нападавшие не покажутся. Мы не могли показаться. И тогда пошла она. Её забрали и увезли вместе с остальными. Несколько гончих следуют за ней.

— И ты позволила ей пойти?! — мой голос поднялся до крика.

— Я понимаю твои чувства, но выбора не было. Ангелина приняла это решение сама, как только поняла, что мы бессильны. Координатор запретил вмешиваться. Стражи готовятся к вылету, чтобы отбить её, как только мы поймём, куда и зачем везут её и её товарищей.

Мы дошли до комнаты гончих. Анриль открыла дверь, и мы вошли внутрь. Мне пришлось становиться на четвереньки, чтобы пройти. В большом зале я обнаружил пятьдесят висящих у потолка шарообразных спальных коконов. Я осторожно сел у стены, разглядывая жилище гончих. Пол был белым, стены — тёмно-кремовыми, а вот сами коконы были чёрными с какими-то белыми знаками. Каждый кокон был помечен по-своему. Видимо, так гончие отличали, где чья постель.

— Мы можем достать твой экзоскелет, — произнесла Аниль. — Но твоё оружие в арсенале стражей, его мы достать не можем.

— В моей лаборатории, во втором снизу ящике в правой относительно входа стене лежит нож. Можете принести?

— Да, — ответила Анриль и прикрыла глаза, общаясь со стаей. — Сайринат, если не секрет, что это за нож? Насколько я помню, ты пользуешься кинжалом.

— Кинжал дал мне отец-полукровка. Это родовое оружие Крадущихся. А нож — родовое оружие аль Лиондрэ. Я сражался кинжалом в память об отце.

— Ты — на четверть Крадущийся? Но Эллиры и Лиондрэ враждуют.

— От отца мне досталась треть их генов. Да, Медитирующие не любят аль Эллиров. Поэтому отца так и не приняли в моей семье.

— У вас интересные обычаи, — произнесла Анриль.

Дверь открылась, впуская нескольких гончих. Через некоторое время мне принесли нож и экзоскелет.

— Мы выйдем через наши пути, которые никем не просвечиваются, — произнесла Анриль. — Заблокируй канал связи с Логовом.

— Почему ты это делаешь, Анриль?

— Что-то происходит, Сайринат. Пока не знаю, что, просто чувствую тревогу координаторов. Они решили пожертвовать Ангелиной, чтобы что-то проверить. Они приказали мне взять её с собой. Возможно, они же навязали ей идею открыться спецназу. Когда она была в телепатической связке со стаей, такое было возможно. Мне это не нравится. Я опасаюсь, что стражи могут опоздать. Поэтому прошу — последуй за её похитителями и спаси её.

— Разве координатор не узнает об этом? Вы же сообщаете ему всё.

— Всё, о чём он спросит. Чувствуешь разницу? Ты готов?

— Да. Что за странные сигналы подаёт мне навигационная система?

— Это датчики гончих, которые следуют за Линой.

В дальней части комнаты находилась ещё одна дверь. Она вела в коридор, поднимавшийся вверх под углом в пятьдесят градусов. Пол этого тоннеля был выстлан каким-то материалом, в который было очень удобно вонзать когти. Сам коридор не освещался в видимом мной спектре. Я переключился на режим инфракрасного зрения. Тоннель имел многочисленные ответвления, помеченные разными символами, видимыми в инфракрасном диапазоне. Анриль шустро продвигалась по переходам, ведя меня в сторону, откуда исходили сигналы датчиков.

Тоннель закончился. Открылась дверь. Я выбрался наружу и отключил инфракрасное зрение. Анриль вывела меня в лес, но неподалёку шумели машины на скоростной трассе. Вечерело, и цвета уже поблёкли. Однако до полного наступления ночи — времени, в которое я привык работать — было ещё далеко. Хуже оказалось то, что небо было абсолютно безоблачным. То есть, если я взлечу или выйду на открытую местность, мои перемещения можно будет запросто отследить с помощью спутниковой системы. Но вариантов не было. Мелькнула мысль, что после такого количества… несанкционированных действий мне устроят очень тщательную проверку на предмет, не сошёл ли я с ума окончательно, но я отмёл её. Сейчас важно было одно — спасти Лину. Кстати, чувство тревоги, зародившееся, ещё когда я был без сознания, не спешило меня покидать. Вероятно, именно оно и стало причиной моего пробуждения.

— Удачи, ликвидатор, — сказала Анриль и скрылась в тоннеле.

Большой замшелый валун встал на место. Глубоко вдохнув, я взмыл в чистое небо и стал быстро набирать высоту. Потом, поймав ветер, полетел на сигнал ближайшего датчика.

Машина ехала очень быстро, но постепенно я догонял её. На светлом вечернем небе показались первые звёзды, ещё неяркие. На востоке полыхала вечерняя заря. И на её фоне я через некоторое время различил летящий над дорогой вертолёт. Неприятный сюрприз. К счастью, я был выше и летел сзади, так что пилоты не могли меня заметить. Я заработал крыльями усерднее, мышцы отозвались слабой болью. Не глядя, я вытащил из пояса стимулятор и автоматическим движением вколол в руку. Голова тотчас закружилась, я еле сумел удержаться в воздухе, но скоро всё прошло, а я почувствовал потрясающий прилив энергии. Потом мне будет плохо, но до этого я успею спасти Лину. Разум оставался холоден и сосредоточен, как бывало во время сражений на войне. Тогда я не паниковал, не волновался, а просто делал всё, что мог. Но ощущение тревоги не покидало меня, и теперь мне казалось, что я чувствую Лину, чувствую, как размеренно бьётся её сердце. Но я счёл это ощущение игрой не совсем здорового разума.

Догнав вертолёт, я стал быстро снижаться. Десять метров, пять, два, один… я вцепился машине в хвост, нос вертолёта задрался вверх из-за удара. Не заметили до самого конца, повезло. Я зажал нож в зубах и осторожно переместился к бензобаку, держась не только руками, но и хвостом. Вскрыв бензобак точным ударом, я плюнул внутрь огнём и быстро отпрыгнул. Машина загорелась и начала падать на дорогу. Пара бронированных грузовиков и машины сопровождения резко остановились. Вертолёт рухнул на дорожное полотно. Люди выбегали из машин и вскидывали оружие, целясь в меня. Я кружил сверху, подсчитывая их количество. Получалось многовато. Вдруг они начали падать на землю, хватаясь за головы. Я, совсем недавно страдавший от головной боли, невольно им посочувствовал. А потом на дорогу выбежало несколько призрачных, почти незаметных для человеческого глаза силуэтов. Гончие кусали людей, и те теряли сознание. Я быстро снизился и приземлился на дорогу. К счастью, трасса была почти пуста. Значит, простые люди не видели, что произошло.

Я двинулся к грузовикам, по пути вырубая беззащитных людей. Гончие — менталисты, но не псионики. Значит, массовая головная боль этих несчастных — работа их координатора. Следовательно, ему уже всё известно. К слову, я сам чувствовал слабое давление на виски, но не более того.

Когда все спецназовцы были отключены, гончие отправились обрабатывать водителей пары подъехавших к тому времени гражданских машин, а я двинулся к грузовикам. Одна из гончих с помощью телепатического воздействия заставила водителей открыть машины. Из грузовиков, потирая головы, начали выбираться товарищи Лины. Они оглядывались, ничего не понимая. Но самой полукровки я не видел. Какая-то женщина в чёрных брюках, чёрной кофте и разорванном кофейном пиджаке подошла ко мне и посмотрела снизу вверх. Глаза у неё были зелёными, более яркими, чем у большинства людей.

— Ты — Сайринат? — спросила она.

— Да.

— Я Алиса, подруга Ангелины. Спасибо, что спас нас. Она здесь, в этой машине, — черноволосая женщина указала на дальний грузовик.

Я подошёл к указанному автомобилю и, отстранив оправляющихся от псионного воздействия людей, запрыгнул внутрь. Лина действительно была здесь, лежала на полу без сознания. Я взял её на руки и вылез из машины.

Тем временем Риан организовал людей и повёл их в сторону лесополосы. Алиса, идущая на каблуках, постоянно спотыкалась.

— Если появится ещё один вертолёт, ты сможешь его сбить? — спросил Риан.

— Насчёт «сбить» не уверен, но задержать смогу, — ответил я.

Сзади взорвался вертолёт. И тогда я услышал, что летит ещё один.

— Кто может её понести? — спросил я.

— Я могу, — ко мне подошёл высокий и худой шатен лет двадцати пяти.

Я осторожно передал ему Лину. Люди побежали, выкладываясь на полную. Им надо было достичь лесополосы. А мне — отогнать или хотя бы отвлекать вертолёт, пока они не будут в безопасности. Шатен взял бесчувственную Лину и побежал догонять остальных. Бежал он, кстати, хорошо, быстро. Я опять взял нож в зубы и взлетел, набирая высоту.

Темнело, вертолёт включил фонарь, но его свет был направлен вперёд и вниз. Я начал облетать машину по спирали, постепенно сокращая дистанцию. Вертолёт упорно разворачивался ко мне носом и слегка набирал высоту. Он открыл огонь, я рванулся вниз и вбок, уходя от пуль. Причинить мне серьёзный вред они не могли, но дезориентировать и сбить на землю были способны. Я метался, как перепуганная моль, уходя от пулемётных очередей и стараясь поднырнуть вертолёту под брюхо, однако пилот не давал мне этого сделать. Наконец, мне удалось одним рывком набрать высоту, я кинулся по диагонали вперёд и вниз и вцепился в полозья вертолёта. Дальше схема была старой — добраться до бензобака, открыть его и поджечь. Правда, этот вертолёт взорвался практически мгновенно, меня отбросило и оглушило, и я едва не приложился об асфальт. На последних метрах мне удалось замедлить падение и приземлиться на четыре конечности. Всё вокруг было усеяно обломками. Повезло, что ни один из них не зацепил меня. Неподалёку на землю медленно и степенно опускался парашют. Я пару секунд раздумывал, убить пилота или нет, потом решил не трогать. Я не получал подобного приказа, а сам человек сейчас безвреден. Я снова поднялся в воздух и стал высматривать людей, ушедших за Рианом. Их не было видно. Похоже, они уже добрались до деревьев. Я полетел в сторону лесополосы.

До Логова добрались без происшествий. Только Алиса отстала, так как вывихнула ногу из-за своих каблуков, и мне пришлось возвращаться и искать её. И ходом для гончих мы воспользоваться не смогли, поэтому пришлось идти ещё четыре с половиной километра до холма, в котором был скрыт нормальный вход.

Но, когда мы пришли в Логово начались проблемы…

Глава пятая

Я проснулась, замотанная во что-то мягкое и уютное. События прошедшего дня вспоминались урывками. Но, когда вспомнились…

Соединение с сознанием Анрили, сообщение о нападении на базу повстанцев, пси-волна, полицейские стреляют по невидимым гончим, те отступают. Требование показаться. Гончие не могут появиться перед людьми, и тогда иду я. Связь со стаей разрывается. Солнце, слепящие лучи которого отражаются от крыш, желтеющая берёза во дворике, полицейские машины, много лежащих без сознания людей. Один из людей в форме целится в лежащего без движения Николая. Я выхожу, мне в шею вонзается игла, я теряю сознание…

И прихожу в себя в очень знакомой комнате. Я выпуталась из-под одеяла, приняла полувертикальное положение и огляделась. В комнате витал приятный аромат, но источник определить не удавалось. На этот раз меня переодели. Но именно переодели в пижаму, а не раздели. Интересно, кто же этот благодетель?

Долго гадать не пришлось. Дверь ванной открылась. Оттуда вышел полуобнажённый Сайринат, сделал два шага к двери своей комнаты, потом остановился и посмотрел на меня:

— Уже очнулась? Не ожидал.

— Ты… ты… — мой голос прерывался, глаза затуманились. Я сморгнула.

— Я в порядке. Относительно. Как ты себя чувствуешь?

— Вроде неплохо. Что произошло?

— Я очнулся, и Анриль рассказала мне, что люди захватили тебя в плен. Я почти сразу вылетел и отбил тебя. Тебе вкололи огромную дозу анестетика. Если бы ты была чистокровной охотницей, ты могла бы не проснуться.

— Как ты себя чувствуешь?

— Очень странно. Мне нужно немного времени, чтобы разобраться и привыкнуть. То, что я вернулся — почти чудо.

— И никакой музыки и крови?

— Нет. По крайней мере, пока. Но некоторые проблемы остались.

— Сайр… — я чуть склонила голову и прищурилась, — мне кажется, или ты немного изменился? Я имею ввиду, внешне.

Сайринат подошёл к дивану и сел на край. Сомнений не осталось — золотистый цвет его кожи стал насыщеннее, и на лице и теле проявились дымчатые полосы. Я еле удержалась, чтобы не протянуть ладонь к его щеке.

— Это тот самый индивидуальный узор? — спросила я. — Как красиво… Почему его не было видно раньше?

— Видимо, длительный приём наркотика ослабил пигментацию кожи.

— Сколько я была без сознания? И что с… людьми?

— Ты лежала чуть больше двух суток. Выжившие люди сейчас в Логове.

— Выжившие?

— Некоторые застрелились. Среди них Командир.

Я хотела спросить о своих знакомых, об Алисе и Николае. Но, во-первых, я боялась ответа, во-вторых, я не знала, какой будет реакция Сайрината на мой вопрос о самочувствии бывшего. Меньше всего мне сейчас хотелось отвечать на вопрос типа: «Почему тебе это интересно?»

— Если тебе интересно, Алиса также жива и находится в добром здравии. Её поселили недалеко от нас.

— Ты прав, мне это действительно интересно. А недалеко — это где?

— За ближним поворотом, третья дверь справа.

Я поймала себя на том, что в течение всего диалога неотрывно изучала торс своего собеседника. И оправдать такое поведение интересом к проявившемуся узору было затруднительно.

— Сайр, скажи, ротасс-нок'ан живородящие?

— Скажу больше — плацентарные. Только у чистокровных охотниц нет молочных желез. Почему тебя это интересует?

— Это объясняет, откуда у тебя ямка на животе. Кстати, может, оденешься?

— Я тебя смущаю?

— Если тебя устраивает то, что я тебя откровенно разглядываю, можешь остаться так. Кстати, у тебя очень красивый узор. Похож на тигриный.

— Меня это устраивает. Но всё же я лучше оденусь, — сказал воин и ушёл в свою комнату.

Я встряхнулась. Если бы в комнате не витал этот странный аромат, и я бы чуяла только Сайрината, я бы непременно начала к нему приставать. Да, дайр'анские инстинкты — сильная вещь. Я не представляла, как можно научиться контролировать такое.

Когда эротические мысли наконец покинули меня, я осознала — Сайринат очнулся! Он не превратился в умалишённого, более того, он спас меня после того, как я сделала очередную глупость. Кажется, это уже становится традицией. Если бы я немного подумала, я могла бы не попасть в плен, а помочь гончим освободить моих бывших товарищей. Но нет, я опять вела себя бездумно, как овца на выпасе. Скверная из меня получится охотница.

Я откинулась на спинку дивана и стала предаваться самоуничтожению. Через какое-то время Сайринат вернулся и присел на край дивана.

— Лина, я не знаю, как достойно отблагодарить тебя. Ты можешь попросить меня о чём угодно. Если смогу, я исполню.

— Сделай мяса, — совершенно не думая, попросила я.

— Много? — деловито осведомился Сайринат.

— Да. Я очень хочу есть.

Воин плавным движением поднялся с дивана и направился к двери. Уже у выхода он обернулся и произнёс:

— Код от нашей двери — одиннадцать, три, два, ноль, пять.

Я совершила ошибку, сказав, что хочу много мяса. В понимании Сайрината «много» означало «очень много». Но я честно попыталась всё съесть.

Воин перебрался на диван, уступив мне стул. Он почти неотрывно смотрел на свои когти, и, как мне казалось, о чём-то напряжённо думал.

— Что с тобой? — спросила я, отодвигая тарелку в сторону.

— Меня могут перевести с Земли через несколько месяцев.

— Что? Почему? Это из-за того, что ты отказался от наркотика?

— Да. Есть два варианта — либо меня перестанут мучить внутренние противоречия, и мне уже не понадобятся никакие препараты, либо при их отсутствии я начну разговаривать с мебелью, и она будет мне отвечать.

— От чего это зависит?

— Не знаю. Ещё у меня появилась склонность к зацикливанию на каком-либо предмете, а это благодатная почва для развития фобий и навязчивых идей.

— Я могу как-то тебе помочь?

Сайринат совершенно нехарактерным для него жестом провёл ладонью по лицу и устало ответил:

— Стань настоящей охотницей. А потом забудь меня.

— Не проси невозможного. Как, приняв новую жизнь, я смогу забыть о том, кто мне её подарил? Поверь, что бы ни случилось, я не захочу забыть. Более того, я хочу всё вспомнить. Хочу вспомнить, кого и когда я убила, в каких воинах принимала участие. Какой бы эта жизнь ни была, она — моя. Конечно, мои воспоминания не сравнить с твоими. Ты бы, наверное, предпочёл забыть.

— Ты будешь доедать? Если нет, я уберу, — произнёс воин.

— Нет, не буду. Мясо очень вкусное, но в меня больше не влезает. Я пойду поищу Алису, если ты не против.

Найти мою неугомонную подругу оказалось куда труднее, чем этого пожелать. Конечно, Алиса с её холерическим темпераментом не стала сидеть на месте, а я — не гончая, и доступа к камерам наблюдения не имею. Кстати, о гончих: пока я бродила по Логову, мне не попалось ни одной.

Из-за того, что Сайринат постоянно держал меня в комнате, я подзабыла планировку Логова. В итоге я пришла в столовую, ушла оттуда и через некоторое время вернулась обратно. Поскольку мне как раз захотелось пить, я прошла к окошку выдачи напитков и выбрала чай. На самом деле это был не чай, а какие-то инопланетные травки, но я называла этот напиток именно так.

Ящеры пили непосредственно из носиков небольших чайничков. Один такой появился на ленте выдачи, я взяла его и присосалась к носику.

— Ангелина, — раздался сзади тихий неуверенный голос.

— М-м-м? — произнесла я и обернулась. Оторваться от чайника сразу я не смогла, но потом всё же переборола себя и отреагировала уже более внятно. — Николай? Что ты тут делаешь?

— Тебя ищу. Слушай, я хотел попросить тебя кое о чём, — Николай неуверенно мялся и смотрел в пол, что было на него совсем не похоже. — Понимаешь, дело в том, что мои родители… в общем, если власти узнали, что я состоял в группе Командира, их могли арестовать.

— Арестовать? — я чуть не выронила чайник. — Только за то, что их сын…

— Это распространённая практика. Мне и самому доводилось арестовывать близких друзей и родственников «врагов государства». Поэтому я хотел спросить, быть может, есть какой-то способ узнать, что с ними…

— Должен быть, обязательно. У меня есть подруга, она сможет помочь. Кстати, о подругах: ты не видел Алису?

— Неа. Но, если увижу, обязательно передам, что ты её искала.

Я сказала «спасибо» уже ему в спину. Объясниться бы по-нормальному. Я хотела, чтобы этот человек остался моим другом.

Я нашла Алису спустя час, ещё один заход в столовую и выпитый чайник. Честно говоря, после молчаливого Сайрината подруга меня слегка утомила, зато заставила задуматься. Естественно, в тот день я почти не училась. Ближе к времени сна Сайринат нашёл меня, оторвал от Алисы и утащил ужинать. После еды я спросила его, где все гончие. Воин ответил, что стая ушла на задание, и никто не знает, когда вернётся.

— А зачем ты хотела её видеть? — ну вот мы и добрались до традиционного вопроса. Какое-то время я думала, отвечать или нет, потом решила, что, если мне не поможет Сайринат, не поможет никто.

— Я хотела попросить её узнать, где родители Николая и что с ними. Он сегодня подошёл ко мне и попросил об этом, сказал, что их могли арестовать.

— И ты хочешь помочь этому человеку?

— Не только. Я знаю этих людей. Они не заслужили тюремной камеры.

— Я подумаю, что можно сделать.

— Сайринат, а как там меня теперь официально зовут?

— Алькирайя.

— А как это сокращается?

— Айя, по последним четырём звукам. Все имена охотниц сокращаются по последним четырём звукам, а воинов — по первым.

— Можешь теперь называть меня так? Я хочу привыкнуть.

Ночью я проснулась, почувствовав, что больше не одна в комнате. Тёмный силуэт скользнул из комнаты Сайрината в лабораторию, а потом — обратно.

— Ты чего ходишь? — спросила я сонным голосом.

— Мне приснился кошмар. Ли… Айя, можно мне лечь рядом с тобой?

Получив утвердительный ответ, Сайринат скрылся в своей комнате, но вскоре вернулся, свалил на диван целый ворох одеял и стал в них устраиваться. Вскоре шорохи сменились громким вздохом, и всё стихло.

— Сайринат? — позвала я. — Что тебе приснилось?

Он молчал так долго, что я уже не рассчитывала услышать ответ.

— Что я убил тебя после твоей первой охоты.

За ночь воин переполз ко мне вплотную и обнял поверх одеяла. Над ухом раздавалось мирное сопение. С большим трудом мне удалось выпутаться из своего мягкого кокона и Сайровых объятий. Я выяснила, что спит он, во-первых, крепко, во-вторых, почти без одежды. И снова я поняла, что откровенно его рассматриваю. Но он, кажется, говорил, что его это устраивает…

К сожалению, я не смогла ограничиться одним лишь созерцанием прекрасного. Моя ладонь легко скользнула по крепкому плечу, и от этого воин проснулся. Я быстро одёрнула руку и отвела глаза. Сайринат молча покинул диван и ушёл к себе в комнату. Я с силой вцепилась в одеяло, сминая его пальцами. Я чуяла запах, слабый и искажённый, но привлекательный.

— Кажется, идея совместной ночёвки была не очень разумной.

— Всё нормально, — ответила я и волевым усилием отправила себя в ванную.

Покормив меня, Сайринат исчез в неизвестном направлении, и я оказалась предоставлена самой себе до вечера. Внезапно мне захотелось учиться. Если Сайрината действительно могут в скором времени выслать с Земли, времени у нас не так много. Конечно, с образованием могут помочь и гончие, но воину лучше знать, какие требования могут быть предъявлены к наследнице.

Вечером, когда я уже засыпала, сзади снова раздались шорохи. Оказалось, Сайринат забыл перетащить обратно одеяла и сейчас собирался заняться этим. Я посоветовала ему не беспокоиться и снова лечь со мной.

Через пару дней Сайринат сообщил мне, что с родителями Николая, и я пошла искать человека, чтобы рассказать хорошую новость.

Вид у Николая был усталый и вполне соответствовал виду комнаты, где он жил. Было заметно, что в эти покои поселили исключительно мужчин — на узком диване валялись чьи-то скатанные в шарик носки.

Я осторожно присела на диван подальше от носков. Николай же взял их в руки, осмотрел и перекинул в небольшое стоящее у противоположной стены кресло, похожее на скорлупку. Потом молодой человек сел напротив меня и внимательно посмотрел мне в лицо усталыми глазами. Где же тот оптимистичный жизнелюбивый юноша, в которого я была влюблена?

— Ты что-то узнала о моих родителях? — спросил Николай, почему-то делая небольшие паузы в речи, словно он боялся задать этот вопрос.

— С ними всё хорошо, — я поспешила успокоить его. — Никто не знает, что ты состоял в группе. Видимо, правительственные агенты не знали вашего точного состава и просто вязали всех, кто был на базе. Сейчас ты числишься пропавшим без вести.

— Значит, им ничего не угрожает. Это хорошо.

— Они оплакивают тебя, считают, что ты погиб, — зачем-то сказала я.

— Пусть лучше так. Кстати, знаешь, почему Командир застрелился?

— Откуда я могу знать?

— Мало ли, — Николай пожал плечами. — Так вот, он был спецназовцем. Я точно не знаю, что заставило его инсценировать свою гибель во время очередного задания и уйти в подполье. Он застрелился, потому что в противном случае могли пострадать его близкие. Его бы заставили рассказать всё, что он знает о других группах, угрожая его семье. Поэтому лучше, если все будут считать меня мёртвым.

— Ничего не поняла. То есть, если бы была такая возможность, ты бы не навестил родителей, чтобы они знали, что ты жив и у тебя всё хорошо?

— Лина, дело в том, что… я не уверен, что им так будет лучше. Понимаешь, я ведь не рассказывал им о том, чем на самом деле занимаюсь, не потому, что берёг их нервы. Отец гордился тем, что я работаю в полиции. Боюсь, сын, погибший при исполнении, для него лучше, чем сын — враг государства.

«Что-то мне эта ситуация напоминает…», — с раздражением подумала я.

— Ты считаешь, что незнание лучше, чем горькая правда? Вот только у них нет незнания, у них есть не менее горькая ложь. Может, стоит рискнуть?

— Не стоит, Лина, даже если это возможно. Им будет лучше так.

После этой реплики меня прорвало:

— Откуда ты можешь знать, как им будет лучше?! — завопила я. — Ты думаешь, что знаешь их, как облупленных, понимаешь их, да?! Поверь, это не так! Ты не имеешь права говорить, как для них лучше. Если ты — трус, я сама скажу им, что их сын жив и расскажу им, чем ты на самом деле занимаешься! — я вскочила и рванулась к двери.

— Стой! — Николай вскочил следом и попытался меня удержать.

Я остановилась, со злостью глядя на него.

— Вот у тебя точно нет права решать! — сказал он. — Это мои родители и моё дело! Не знаю, что на тебя нашло, но, если ты считаешь, что наши кратковременные отношения дают тебе право лезть в мои отношения с семьёй, ты очень сильно ошибаешься.

Вдох-выдох… кажется, я смогла немного успокоиться.

— Меня обманывали подобным образом, считая, что правда ещё хуже. И это было ошибкой. В итоге мне пришлось испытать намного больше боли, чем если бы я знала правду с самого начала.

— Но родители никогда не узнают правды, если мы им не скажем.

— Ты так в этом уверен? Подумай, могут ли правительственные структуры вычислить, погиб ты или нет.

— Могут. Наверняка могут. И тогда они сделают вывод, что я…

— Что ты состоял в повстанческой группе. «Террористической», как они скажут. Ты официально станешь предателем, изменником. Знаешь, мне странно, что ты сам не подумал об этом.

— Я бы подумал, но позже. Скажи, есть ведь способ увидеться с мамой и папой? Хотя бы предупредить их, что могут быть проблемы?

— Думаю, способ найдётся.

— Лина, спасибо тебе большое, — Николай хотел меня обнять, но я уклонилась от прикосновений. Не знаю, сможет ли Сайринат по запаху понять, касался меня человек или нет, но лучше не рисковать.

— Не стоит благодарности. Я найду тебя, когда узнаю, как и когда мы сможем выбраться к твоим родителям.

— Мы? Ты пойдёшь со мной?

— Возможно, не я, но кто-то из ящеров, кто сможет показать дорогу.

С этими словами я вышла. В течение диалога смутное раздражение всё нарастало, и я боялась, что скоро снова начну кричать.

В целом, до конца дня больше не произошло ничего примечательного, если не считать глухого раздражения, которое продолжало преследовать меня. Когда я пожаловалась Сайру, он ответил: «Теперь ты понимаешь, как я чувствую себя рядом с тобой».

Глава шестая

Так получилось, что я стал спать рядом с Айей. Я чувствовал её запах, знал, что она рядом, и тревожные сны не возвращались. Кроме того, я окончательно осознал, что влюблён, безрассудно и глупо, как это было в первый раз. Я знал, что не должен привязывать охотницу к себе, чтобы ей было легче обо мне забыть, но мне стало безразлично даже её будущее. Когда её не было рядом, и угар отступал, я понимал, что, чем крепче мы привяжемся друг к другу, тем труднее будет разрывать связь. Но, стоило мне учуять даже след её запаха, я чувствовал, что хочу одного: чтобы она навсегда осталась моей. Жаркое пламя опалило мою душу, я чувствовал себя живым.

Положение осложнялось тем, что охотница желала меня, теперь уже сознательно. Когда она знала, что я смотрю на неё, я не замечал ни одного провоцирующего жеста, её голос при разговоре со мной также почти никогда не приобретал соблазняющих оттенков, но она смотрела на меня совершенно по-иному, когда думала, что я не замечу. От одного её прикосновения тело непроизвольно напрягалось. И, что самое скверное, мне совершенно не хотелось менять ситуацию. Я получал невероятное удовольствие, чувствуя, что стою в шаге от черты, за которой потеряю контроль.

На коже охотницы появились бледные едва заметные линии, пока ещё не оформленные, местами прерывающиеся. Вряд ли их заметил кто-то, кроме меня. И, что самое удивительное, Айя стала снова играть на фортепьяно, а я — рисовать в цвете, причём в моих рисунках преобладали жёлтый и красный тона. Я начинал жалеть, что гончие куда-то ушли: Анрили наверняка удалось бы вправить мне мозг. Алиса, с которой мы достаточно быстро нашли общий язык, делать этого не собиралась.

Подруга Айи помогала нам с заданием, которое дали координаторы — отсортировать людей на тех, кто сможет жить на наших планетах, и тех, кому лучше остаться на Земле. Она же объяснила, почему охотница злилась, если я по старой памяти называл её Линой — Айя ревновала меня к моему прошлому. А я ревновал её к будущему, в котором она не будет моей.

Один раз я всё же не сдержался: когда Айя уже спала, потянулся языком к её шее и получил лишнюю возможность убедиться, что у неё хорошая реакция: мне на голову практически мгновенно обрушилась подушка.

— Сайр-р… это, конечно, очень романтичный способ меня разбудить, но ты мог и когтями по лицу получить, — заметила Айя.

У меня не было желания ни оправдываться, ни извиняться, ни настаивать на продолжении, поэтому я просто промолчал.

— Ещё раз так напугаешь — выгоню, — пригрозила она.

— Ты испугалась?

— Если бы кто-то коснулся твоей шеи близко от вены, пока ты спишь, как бы ты отреагировал?

— Да, итог моих необдуманных действий был предсказуем.

— Если тебе ещё раз захочется меня приласкать, разбуди сначала. В отличие от тебя, я чутко сплю.

— Я тоже. Иначе на твои прикосновения я реагировал бы примерно так же, как ты на моё.

Айя выпуталась из одеяла и приняла сидячее положение.

— То есть ты притворялся спящим? Зачем?

— Не хотел тебя смущать. К тому же, мне это нравилось.

— А как же: «Стань настоящей охотницей и забудь меня»? — после недолгого молчания поинтересовалась Айя.

— Мне надоело себя обманывать и прятаться от своих желаний.

— А как насчёт моих?

— Я не знаю, чего ты хочешь, а гадать, что будет лучше для тебя, больше не хочу. Поэтому я наконец стал думать, чего хочу я сам.

— И чего же?

— Чтобы ты была моей всегда. Мне мало того, что ты будешь носить моё имя. Но чего хочешь ты сама?

— Сейчас — спать, — Айя зевнула. — Но завтра можно продолжить разговор.

Утром Айя надолго закрылась в ванной. Я даже включил камеру, чтобы удостовериться, что она не собирается топиться. После первой охоты молодые охотницы иногда вели себя очень странно, их психика несколько месяцев была нестабильной. Обычно в этот период наружу вылезали все комплексы, скрытые желания и страхи. Надо быть к ней внимательнее.

Айя вышла из ванной и села за стол, включила компьютер.

— Что с тобой? — спросил я.

— Ничего особенного. Просто я никогда не думала, что жизнь может меняться так резко. Даже не жизнь — отношение к кому-то. Всё смешалось.

Я не знал, что сказать. В моей жизни было лишь одно крупное потрясение, но вспоминать о нём я не хотел.

— Такое чувство, что я попала в бурный поток. Я говорила об этом Алисе. Мне нужен островок, на котором можно перевести дух.

— Тебе придётся привыкнуть. На моей родине ты сможешь стать неким аналогом домохозяйки, получить образование и найти необременительную работу, но хочешь ли ты этого?

Охотница не отвечала, в её глазах не было никакого выражения.

— Понятия не имею, чего я хочу, — после долгой паузы произнесла она. — Кажется, что покоя, но так ли это?

— Айя… если бы я был здоров, ты бы согласилась стать моей охотницей?

— Если бы ты был здоров, Сайринат, ты бы никогда не оказался на Земле.

Я решил, что она не хочет отвечать, и не стал переспрашивать.

— Честно говоря, мне кажется, что ты привязался ко мне просто из-за отсутствия выбора.

Я подошёл к ней и провёл тыльной стороной своей ладони по её руке. Лина подняла на меня чуть затуманенные глаза.

— Ты права, так и было. Но, если бы выбор появился сейчас, я бы остался верен тебе. Есть вещи, совершая которые, предаёшь себя. Наши понятия чести значили для меня немного, но собственным принципам я не изменял никогда.

— Вот только, что бы ты ни говорил, никакие принципы не властны над чувствами. Я ведь проклинала свою тягу к тебе, Сайринат, — охотница в ответ провела по моей руке тыльной стороной когтей. — Я и сейчас чувствую, как этот яд меня отравляет. Но я хочу допить чашу до дна.

Я чувствовал, что не могу оторвать взгляд от её расширенных зрачков. Она играла с огнём, и по глазам я видел, что она прекрасно отдаёт себе в этом отчёт.

— Я чувствую себя сумасшедшей. Я почти хочу, чтобы ты меня убил. Это, наверное, не самый худший вариант, как думаешь?

Я резко отошёл на два шага и отвёл глаза в сторону. Дыхание было неровным, я непроизвольно пытался принюхаться.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я, с трудом сохраняя спокойный тон.

— Не знаю, — слишком легкомысленно ответила она. — Возможно, проверяю свою силу или ищу острых ощущений. Я не понимаю, что со мной…

— Взрослеешь, — ответил я, закрыв глаза. Жар постепенно отступал.

— По-моему, наоборот, возвращаюсь в подростковый возраст, только какой-то гипертрофированный. Сайр, я… м-м-м… я сильно вывела тебя из равновесия?

— Ощутимо, — ответил я. — Но я понимаю, почему ты это делаешь.

— Почему у меня ощущение, что в последнее время все окружающие понимают меня лучше, чем я понимаю себя? — спросила Айя и вскочила из-за компьютера.

— Куда ты? — спросил я.

— Прогуляться, — последовал лаконичный ответ.

Я тяжело вздохнул и пошёл к себе в комнату за принадлежностями для рисования. Молодая охотница — всегда испытание для нервов окружающих, какой бы сдержанной она ни была до первой охоты и какой бы ни стала потом. Меня успокаивало только то, что один раз я сумел остановиться.

Я немного поработал над начатым вчера наброском, потом почувствовал, что голоден. В последнее время я готовил сразу большие порции, которые мы с Айей ели около трёх дней. Вкусовые качества разогретой еды были хуже, чем только приготовленной, но это было лучше, чем то, что подавали в Логове.

В столовой Алиса вела приватный разговор с кем-то из людей. Мне вскоре предстояло заняться тем же самым. Я попытался прислушаться, но собеседники говорили слишком тихо. Или я сидел слишком далеко.

Наша деятельность на данный момент сводилась к следующему: я, Алиса и Айя разговаривали с людьми, пытаясь узнать как можно больше о каждом из них, перед сном я анализировал информацию, делал предположение, можно ли предоставить человеку наше гражданство, и писал аргументированный отчёт. По моему мнению, координаторы проверяли не столько людей, сколько мои умственно-аналитические способности. Надо было в ближайшее время устроить день написания отчётов, поскольку обработать информацию по одному-двум людям я, как правило, не успевал. Немного подумав, я решил сделать это сегодня, пока ещё точно помню всё, что слышал сам, и что мне рассказывали. Информацию я, конечно, записывал. Хотя у меня и была хорошая память, мне были очень важны мелкие детали.

Коготь скользил по сенсорному экрану, оставляя ровные чёткие росчерки. Когда я писал быстро, мой почерк было трудно назвать идеальным, но сейчас я писал медленно, тщательно обдумывая каждое слово, и поэтому разборчиво.

Дверь открылась. Айя размашистым шагом вошла в комнату и упала на диван. Если бы это было возможно, она бы, наверное, хлопнула дверью.

— Что произошло? — спросил я.

— Девушка Энжи слишком инфантильна, — ядовито ответила Айя. — У неё только что случилась истерика. Она, оказывается, вступила в группу только потому, что хотела приключений, и теперь очень хочет к маме.

— Попробуй поговорить с ней через несколько дней, — посоветовал я.

— Думаешь, за это время она успеет повзрослеть?

— Такое случается. Насколько мне известно, некоторые люди ведут себя как дети потому, что не хотят взрослеть, хотя фактически они к этому готовы.

— Знаешь, иногда твоя заумность раздражает. Хотя сегодня меня раздражает абсолютно всё. У тебя нет ничего от нервов?

— От нервов — только разрушающий их токсин. А от нервных расстройств сейчас только сильнодействующие вещества, которые я тебе не дам. Но, если это необходимо, можно сделать более слабое успокоительное.

— Это бы мне сейчас пригодилось… очень не люблю себя во взвинченном состоянии. Всё время боюсь сделать глупость под влиянием эмоций.

Я постучал когтями по экрану и наставил на нём чёрных точек. Обнаружив это, я полез в настройки программы, чтобы стереть.

— Проследить, чтобы ты этого не сделала?

— Не знаю. Лучше просто дай мне успокоительного. С запасом.

— С запасом — точно не дам, — ответил я, на всякий случай закрывая недоделанный отчёт. — То, что сейчас с тобой происходит — естественный процесс, и, если его подавлять, он только растянется.

— Я бы предпочла, чтобы моё… взросление протекало медленно и тихо.

— Хорошо. Тогда я сейчас запущу программу синтеза, — сказал я и направился в лабораторию.

В моей маленькой лаборатории был только конвейер для готовых препаратов, хранилище для них и панель, с которой задавались параметры синтеза. Все установки располагались в другом отсеке. Я нашёл нужный препарат, который, к счастью, относился к списку стандартных, и запустил процесс. Мне пришла в голову мысль, что успокоительное может понадобиться и мне самому. Задание координаторов позволило мне чем-то занять мозг и постепенно привыкнуть к возвращению эмоций, но всё равно у меня иногда случались странные вспышки радости, злости, гнева и так далее. В таких случаях я бросал всё и шёл рисовать. На какое-то время это успокаивало.

Айя уже ушла. Ещё одна отличительная черта молодых охотниц — они редко сидят на месте. Постоянное раздражение и эмоциональные всплески гонят их с места на место.

Глава седьмая

По моей настойчивой просьбе перед сном Сайринат дал мне успокоительного. Я опасалась, что могу не уснуть. День ото дня мои нервы натягивались, как тетива. Николай при каждой встрече кидал на меня вопросительные взгляды, я спрашивала у Сайра, когда уже получится навестить родителей молодого человека, и получала ответ: «Узнаю я — узнаешь ты». Попытки меня приласкать, к сожалению, больше не повторялись. Я хотела этого, но понимала, что лучше не провоцировать воина ещё сильнее. Мне и так было стыдно за своё поведение. Очень хотелось послать подальше свои представления о приличиях, но доводить Сайра не стоило. Хотя можно было установить определённые рамки, если он не против.

С тех пор, как в Логове появились люди, мы стали общаться значительно меньше. Хотя мы и раньше не общались, просто Сайринат всё время был рядом. Оказывается, я успела привыкнуть к его постоянному надзору.

Когда мы с Алисой обедали, обсуждая людей, с которыми успели поговорить, и прикидывая их шансы получить инопланетное гражданство, к нам подошёл Сайринат.

— Айя, у родителей Николая проблемы, — начал он без предисловий.

— Серьёзные? — синхронно спросили мы с Алисой.

— Да. Мне только что сообщили, что за ними приедут через несколько часов.

— Кто сообщил? — поинтересовалась я, вскакивая.

— Они напоминают земных насекомых. Я попросил их узнать, что с этими людьми, представив дело так, словно они — отколовшаяся часть группы.

— Так, Алиса, ты Николая видела?

— Попробуй поискать в большой комнате. Он в это время обычно новости смотрит, — ответила подруга.

Я рванула в сторону большой комнаты — зала с телевизором и обилием кресел. Многие люди отдыхали там. Оказавшись в незнакомой обстановке, они, очевидно, чувствовали себя лучше, когда смотрели знакомые передачи.

— Нас выпустят из Логова? — спросила я у бегущего за мной Сайрината.

— Тебя и человека выпустят. Встречаемся у северо-западного выхода. Я принесу тебе более удобную одежду.

К счастью, Алиса не ошиблась — Николай действительно смотрел новости. Я позвала его и кратко объяснила ситуацию. Думаю, если бы он знал дорогу, то добежал бы до выхода быстрее меня.

Сайринат уже ждал. Он принёс мне охотничий костюм, сапоги и перчатки. Я начала переодеваться, не утруждая себя поиском специально отведённого для этого помещения, попутно слушая Сайра, который перечислял ориентиры на пути к посёлку.

Стражи выпустили нас без лишних вопросов. Этот выход заканчивался вертикальным тоннелем с лестницей. Сверху его наличие скрывал большой замшелый валун. Казалось, этот камень прочно врос в землю. Быстро оглядевшись, я схватила Николая за руку и побежала. Молодой человек был одет не очень подходяще для бега по лесам — никакой одежды, кроме домашней, у него не было. Тем не менее, он бежал наравне со мной. Страх за родителей придавал ему необходимое ускорение.

Под ногами шуршали разноцветные листья, нос был полон множества запахов. Листья скрывали корни и сучья, Николай несколько раз чуть не упал. Не знаю, как мне самой удавалось не спотыкаться.

Стылый воздух наполнял лёгкие, казалось, ещё немного — и я влечу на незримых крыльях над этой мешаниной ярких осенних цветов. Внезапно мне пришло в голову, что на ярко-жёлтой листве была бы уместна остывающая кровь, а её запах гармонирует с ароматами осеннего леса. Сердце билось в такт шагам, я почти не думала, куда и зачем бегу, в голове сами собой возникали данные Сайринатом ориентиры.

Не знаю, сколько мы бежали, пока не оказались на краю поселка. Николай тяжело дышал, держась за бок. Даже я чувствовала себя слегка уставшей.

— Подождёшь здесь? — спросил Николай.

— Нет. Пошли, — сказала я и двинулась к открытой калитке в сетчатом заборе, который отделял посёлок от леса. — Стоп!

Я остановилась и принюхалась. Для верности опустилась на корточки, а потом почти ткнулась носом в землю.

— Они были здесь, и не так давно.

— Сможешь их найти? — с беспокойством спросил Николай.

— Конечно.

Я шла по следу почти что на четвереньках, а в голову лезли какие-то дикие мысли, сумбурные, но неизменно связанные с убийством людей. Я говорила себе, что я сама — отчасти человек, и не буду убивать своих сородичей только потому, что мне хочется, но какой-то противный внутренний голос спрашивал, что лучше — смерть человека или животного? Людей ведь много — одним больше, одним меньше, кто считает…

Не знаю, до чего бы я додумалась, если бы мы не обнаружили Раину и Макара. Они не замечали нас, смотрели под ноги, мать Николая периодически прикладывала к опухшим глазам небольшой платочек.

— Мама! — Николай кинулся к невысокой женщине, а я спряталась за дерево.

— Коля! Коленька! — взволнованно и неверяще прозвучал голос Раины.

Она охала, ахала, Николай много, быстро и сбивчиво говорил, а я застыла, прислушиваясь. Мне было тревожно. На всякий случай я прижала ухо к земле и закрыла глаза. Подозрение превратилось в уверенность — сюда шли люди.

— Уходим! Немедленно! — приказала я, выступая из-за дерева.

— Кто ты? — удивлённо спросил Макар.

Интересно, неужели я так изменилась, что он меня не узнал? Или это из-за инопланетной одежды?

— В чём дело? — спросил Николай, которого обнимала счастливая мать.

— В нашу сторону движутся люди, около пяти человек.

— Они пришли за мамой и папой? — спросил Николай.

— Я их не спрашивала.

— Мам, пап, нам надо срочно уходить. Я потом всё объясню.

— Сын, что всё это значит? — спросил Макар. — И кто эта женщина?

— Потом, папа. Надо идти.

— Куда идти? — я почувствовала жгучее желание отвесить Макару затрещину.

— В безопасное место, — ответила я. — За вами охотятся. Пошли!

Последнее слово я почти прорычала. Как ни странно, это возымело эффект — Макар и Раина как-то нерешительно двинулись за мной, словно дети за строгим учителем. Николай замыкал процессию.

— Ты сумеешь сохранить верное направление? — спросила я Николая.

— Думаю да, а что?

— Хочу взглянуть на наших преследователей.

— Лина, это может быть опасно!

— Я знаю. И не Лина, а Аля. В лаборатории «Нефелим» тоже было опасно.

— Там ты хотя бы была вооружена.

— Короче, веди их в Логово. Я догоню. И вообще, вряд ли у преследующих нас людей приказ стрелять на поражение.

Они шли прямо по нашему следу. Ветер был с их стороны, и я почуяла что-то очень знакомое… Волчара! Но как это возможно? Я ведь сама убила его!

Я быстро осмотрелась и подошла к большому дереву, на котором ещё было много листьев. Что ж, рискнём… вцепившись когтями в кору, я полезла наверх.

Прижавшись к стволу, я старалась не выдать себя даже вздохом. Мне казалось, что даже сердце бьётся слишком громко. Кровь словно закипала по мере того, как шорох листьев под сапогами становился всё отчётливее, запахи резали нос. Я чувствовала неясное томление, подобное тому, что возникало, если я засматривалась на Сайрината. Наконец, мои жертвы прошли совсем рядом. Шестеро, а не пятеро, как мне казалось. Чувствуя себя так, словно совершаю большую глупость, я спрыгнула вниз.

Взгляд сконцентрировался на одном силуэте, я рванулась вперёд, словно путник в пустыне — к долгожданному оазису. Человек почти успел обернуться, когда я сломала ему шею. Хруст позвонков показался самой прекрасной музыкой на свете. Я выхватила оружие из рук ещё не успевшего упасть покойника и откатилась, прячась за ближайшим деревом. Словно в другом мире воздух вспороли пули. Я тяжело дышала, разум затуманился. На одних рефлексах я кинулась на листву и сделала пять выстрелов.

Я упала на землю. Пули моих жертв прошли чуть выше. Сделать ещё один выстрел могла только я. На коричневую землю и золотые листья медленно текла тёмная кровь. Всё ещё неровно дыша, я откинула пистолет и подошла к убитым. Запах крови сильно мешал, но я нашла того человека, от которого пахло так же, как и от Волчары. Но эти двое даже внешне не были похожи. Видимо, проект «Нефелим» уничтожен, но некоторые его… продукты ещё живы. Надо будет рассказать Сайринату, раз Анрили пока нет.

Я лёгким шагом двинулась по направлению к Логову. Хотелось петь, танцевать и делать глупости, словно я была пьяна. Мне было удивительно легко и хорошо, солнце весело играло на осенних листьях, и жизнь была прекрасна! Правда, память подсказывала, что может быть и лучше, но всё равно я была очень довольна, словно сбылась моя давняя мечта.

— Можем идти спокойно. Погони больше нет, — сообщила я Николаю и его родителям, танцующей походкой приближаясь к ним.

— И поэтому ты такая довольная? — подозрительно осведомился Николай.

— Ага!

— Мне бы хотелось задать Вам несколько вопросов… — начал Макар.

— Потом! Всё потом! Разве это так важно?

— Ну, э-э-э…

— Прекрасно! Тогда давайте наслаждаться прогулкой. Осень в этом году просто замечательная, правда?

— Хм… да, конечно. Осень просто великолепная.

Я намеренно шла чуть впереди, чтобы не вслушиваться в тихий разговор людей, который, к слову, не продлился долго. Мне хотелось удержать это удивительное ощущение лёгкости, я что-то напевала и наслаждалась пейзажем. Ближе к Логову моё радостное настроение пошло на спад, но всё равно я была очень довольной.

Вечерело, и стало заметно холоднее. К счастью, нам удалось добраться до Логова раньше, чем совсем стемнело. Мне-то, в общем, было всё равно, но вот людям было бы тяжело идти.

— Сюда, — сказала я, указывая на открывшийся тоннель.

Когда родители Николая спустились, молодой человек подошёл ко мне и полушёпотом спросил:

— Послушай, а ящеры умеют стирать память?

— Насколько я знаю, да, а зачем?

— Понимаешь, я ещё не знаю, как мама с папой на всё это отреагируют. Я обещал рассказать обо всём, когда мы будем в безопасности.

— Понятно, — ответила я и полезла вниз.

— Лина…

— Аля, — поправила я. Так Алиса сократила моё новое имя, поняв, что не сможет правильно выговорить полную форму.

Мы вчетвером прошли дезинфекцию и оказались в коридоре технической зоны. Родители Николая, не отрываясь, смотрели на невозмутимых стражей.

— Аля… — снова попытался обратиться ко мне молодой человек.

— Ты им всё расскажешь. Сейчас же, — сказала я. — И чем ты на самом деле занимался, и что это за место, и кто я такая!

Поскольку я постепенно повышала голос, отец Николая расслышал мои последние слова и переспросил:

— Да, кстати, кто Вы такая?

От этого вопроса мне стало неожиданно обидно. Радостное настроение испарилось, словно его и не было. На глазах выступили слёзы. Чувствуя себя маленькой девочкой, я трусливо кинулась прочь. Когда я набирала код на двери, то уже почти рыдала. Полузнакомые цифры плыли перед глазами, я несколько раз ошибалась. Наконец, дверь открылась, и я почти вслепую метнулась к дивану и упала на него. Слёзы душили меня, но я не хотела позволить им пролиться.

— Плачь, Айя, — мягко посоветовал знакомый голос. — Не стыдись и не держи это в себе. Эти слёзы должны пролиться.

Я часто заморгала и подняла голову. Сайринат осторожно опустился на диван рядом со мной.

— Я… я уже в норме, спасибо, — чуть хрипловатым голосом пробормотала я.

Воин осторожно провёл по моей щеке тыльной стороной ладони. Это стало последней каплей — я разрыдалась. Сайр молча привлёк меня к себе на грудь и стал поглаживать по спине. Уже через пять минут я смогла более-менее успокоиться, но оторваться от воина оказалось выше моих сил. К счастью, он не стал ни о чём спрашивать, вероятно, понимая, что, если я начну рассказывать, расплачусь снова.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо произнёс Сайринат.

— Гораздо лучше. Благодарю тебя. Дай, пожалуйста, успокоительного.

— Уверена?

— Да. Не хочу чувствовать себя истеричкой.

— Ты не истеричка, а просто молодая охотница, — ответил Сайринат.

Когда он поднялся и пошёл за препаратом, я почти пожалела, что попросила его. Вернувшись, он протянул мне открытую ампулу с плоским дном, очень похожую на мерный стакан, и вновь сел рядом. Я выпила средство и передала пустую посуду Сайру, тот поставил сосуд на тумбу у дивана.

— Сегодня я убивала, — сказала я. — И мне было от этого хорошо.

— Такое будет повторяться. Ты думала, что охотницы убивают из-за природной кровожадности? На самом деле, это зависимость.

— Вот хрень. Но меня это почему-то не удивляет. Поэтому я и сказала, что не хочу становиться монстром — я ожидала чего-то в этом роде.

— Пока не думай об этом, — посоветовал Сайринат.

— До каких пор?

— Пока не прибудешь домой.

— Твоя родина пока ещё не мой дом, — напомнила я. — И я не могу не думать. Собственно, рыдать я начала после того, как отец Николая спросил, кто я.

— Ты — Алькирайя из рода Лионрдэ, моя наследница и самое удивительное существо из всех, что я встречал.

— Не преувеличиваешь? — поинтересовалась я.

— Каких слов ждать от безнадёжно влюблённого?

— Почему «безнадёжно»?

— Потому что у нас нет общего будущего.

— Несколько месяцев этого будущего у нас ещё есть. А потом будет общее прошлое. Разве этого мало?

Сайринат не стал отвечать. А я смотрела на него из-под полуопущенных век, и в мою душу закрадывалось подозрение, что его любовь не безответна.

На следующий день, когда я в одиночестве зашла в столовую выпить чаю — после долгих разговоров горло пересыхало — ко мне подошёл Николай с Раиной. Женщина, опасливо озираясь, приблизилась ко мне и сказала:

— Аля, здравствуйте. Мне неловко Вас просить, но… быть может, возможно вернуться в посёлок за нашей кошечкой?

Я была почти уверена, что Николай так и не рассказал родителям, что я — та самая Ангелина, которая приезжала к ним несколько недель назад. Возможно, это и к лучшему.

Глава восьмая

Айя стала выпрашивать успокоительное почти ежедневно. Теперь уже она настаивала на совместных ночёвках — когда меня не было рядом, ей снились неприятные сны. Я снова стал носить браслет с дисплеем, передававшим изображение с установленных в наших покоях камер. Айя надолго закрывалась в ванной, и меня это настораживало. Она больше не могла помогать мне с заданием координаторов. Любое неосторожное слово могло разозлить или расстроить её. Она постоянно задавала вопросы, касающиеся этики и морали. Она призналась мне, что чувствует, как все понятия утрачивают для неё значение. Мне было тяжело отвечать ей, ведь я даже нашу этику и мораль знал не очень хорошо, всю жизнь руководствуясь собственными принципами. Охотница тянулась ко мне, как лиана в поисках опоры. Так уже было однажды, когда я только нашёл её. Но раньше она действительно вела себя как вьющееся растение, а сейчас она скорее искала не опору, а временную подпорку.

Долгое отсутствие гончих начинало меня беспокоить. Я подозревал, что их выслали из Логова в качестве наказания за то, что они помогли мне спасти Айю без приказа. Насколько я знал, им было достаточно тяжело находиться далеко от своего координатора.

Я не успевал завершить задание в срок. Я чувствовал, что должен больше времени уделять моей наследнице. Но я не знал, как вести себя, чтобы помочь ей и не навредить. Я никогда раньше не думал о будущем другого существа, более того, никогда не ставил это возможное будущее выше своих желаний. Я никогда ничего себе не запрещал. Я разрывался между желанием привязать Айю к себе как можно сильнее и нежеланием усложнять её дальнейшую жизнь. Что самое мерзкое, ей было просто не на кого опереться в этот, самый сложный для охотницы период. Рядом был только я.

Я обнаружил, что перестал так остро реагировать на присутствие и прикосновения Айи. Должно быть, начал привыкать. Слово чувствуя это, охотница ласкалась ко мне всё более откровенно. Я старался не реагировать, но сказать ей: «не делай так» оказалось выше моих сил. Пока дело не заходило дальше поглаживаний, хотя Айе явно хотелось большего, как, впрочем, и мне. Мне нравилось ощущать, как от её прикосновений учащается сердцебиение и быстрее бежит кровь. В самоограничении, как оказалось, тоже можно найти своего рода наслаждение, сходное с дрожью, которую испытываешь перед началом дуэли, когда осторожность борется с желанием как можно скорее атаковать, чтобы исчезла необходимость тщательно следить за каждым движением противника, ожидая нападения. В классической дуэли воины обычно не атакуют до тех пор, пока у кого-то не выдержат нервы. Если оба противника отличаются хорошим самообладанием, арбитр подаёт сигнал, и дуэлянты одновременно срываются с места. Я всегда мог дождаться первой атаки противника или сигнала арбитра.

— Знаешь, а это успокаивает, — задумчиво произнесла Айя, под моим присмотром полировавшая когти на левой руке. — Кстати, у вас есть что-нибудь вроде салонов красоты?

— У нас, — поправил я. — Да, есть, но я не очень хорошо в этом разбираюсь.

Узор Айи, к слову, стал гораздо заметнее. Пять тонких линий веером расходились от переносицы вверх по лбу и вниз на кончик носа, скулы и щёки. На руках линии так же, веером, расходились от запястий к пальцам. На мой вкус, её узор был довольно красивым, но позже, когда его яркость возрастёт, впечатление может испортиться из-за бледной кожи.

— Сайр, у тебя нет лака другого цвета?

— Нет. Я сомневаюсь, что смогу синтезировать его здесь. В запасниках Логова вряд ли имеются подходящие компоненты.

— Но ты можешь проверить, вдруг всё же удастся?

— Я проверю. Не спеши так. Лучше потратить лишнюю минуту и иметь идеально откорректированный коготь, чем испортить форму в спешке.

— Алиса мне надоедает, — обронила охотница. — Ноет из-за того, что нельзя выйти в город.

— Всем людям хочется вернуться к чему-то привычному. Даже Алисе.

— И все они любят приключения, пока не начинают в них попадать, — продолжила Айя. — Я сама была такой же. Кстати, обострённое чувство опасности нормально для нашего вида?

— Точно не знаю. Оно развилось у тебя?

— Да. Оно включается, когда я начинаю тебя гладить.

— Ротасс-нок'ан умеют отличать агрессивно настроенных сородичей по запаху. Обычно такое опознавание не бывает осознанным.

Вопрос, как Айя чувствует грань, которую нельзя переходить, отпал.

— Агрессивно настроенных? Что именно ты имеешь в виду?

— Тех, кто разозлён. Такие тонкие изменения запаха не фиксируются сознательно, но сопровождают любые эмоции от гнева до радости. Своего рода замена человеческой мимики.

— Только люди могут сознательно контролировать мышцы лица.

— Во-первых, не все, во-вторых, изменение запаха происходит только тогда, когда эмоции начинают брать верх над разумом. Нам преподавали это, но я не помню всех деталей. Чувство опасности в моём присутствии скорее всего объясняется тем, что ты знаешь, что под влиянием сильных эмоций я могу причинить тебе вред.

— Это очень досадно, правда? Нет способа подавить твою агрессию?

— Для этого нужны очень сильные средства, которые подавляют бессознательные реакции вообще. Эмоции в таком случае останутся, но они не будут влиять на поведение. К сожалению, препараты этой группы нельзя принимать постоянно, это чревато неприятными последствиями.

— И зачем они нужны?

— Например, чтобы не было неосознанного перехода в боевой транс.

— Однократный приём препарата тебе не навредит?

— Нет, но я не вижу в этом смысла.

Айя начала рассматривать свои когти преувеличенно внимательно.

— Если бы не было риска, что ты меня поранишь или убьёшь, мы могли бы…

— Препарат подавляет все бессознательные реакции. В том числе реакцию воина на запах охотницы.

Я не стал добавлять, что Айя по прошествии периода взросления могла перестать реагировать на запах других воинов после соития со мной. Надеюсь, наш первый и единственный раз ещё не привёл к этому результату.

На следующий день, когда я проверял каталог веществ в лаборатории Логова, чтобы убедиться, что с лаком действительно ничего не получится, дверь в лабораторию открылась. Я резко обернулся, но вместо охотницы увидел Анриль. Гончая выглядела очень уставшей, солнечно-жёлтая кожа вокруг глаз обвисла некрасивыми мешками.

— Сайринат, я хочу с тобой поговорить.

— Ты не хочешь сначала отдохнуть? Мне кажется, ты измождена.

— Ты стал обращать внимание на состояние окружающих. Интересно. Я хотела узнать, что было с Ангелиной в моё отсутствие. Ты не откажешь мне?

— Теперь её имя Алькирайя. Почему ты не спросила у неё?

— Мне нужен взгляд со стороны. Взгляд её сородича.

Анриль сказала, что её очень беспокоит психоэмоциональное состояние Айи. Я начал объяснять, что ничего страшного в этом нет, и в её возрасте это естественно. Анриль стала спрашивать, есть ли возможность как-то облегчить метания молодой охотницы. Я так и не понял, как ей удалось незаметно свести диалог к нашим с Айей отношениям.

— У тебя нет страха погубить её? — спросила Анриль.

— Я часто думал об этом. Но в последнее время такие мысли посещают меня всё реже. Я не могу противостоять своим желаниям. Я хочу, чтобы она навсегда осталась моей. Только моей! И одновременно боюсь этого.

— Если ты убьёшь её, она навсегда останется только твоей. Ты хочешь этого?

— Нет! К чему этот разговор, гончая? Вы не умеете любить, вам неведома страсть. Как ты можешь понять мои чувства?

— Мы — телепаты, мы можем ощущать то, что ощущают другие.

— Неважно. Она подписала себе приговор, когда спасла меня. Я дал ей шанс, сделал всё, чтобы она ушла. Я знаю себя. Я знал, что второй раз я не отпущу её. Сильнее всего я хочу убить нас обоих.

— Твоя любовь похожа на безумие.

— Согласен!

— Если так будет продолжаться, я буду вынуждена изолировать вас друг от друга. Ты становишься слишком опасен для неё.

— Не тебе судить, гончая! И как ты собираешься её успокаивать?

— Гончие знают способы, и тебе это известно. Попытайся взглянуть на ситуацию беспристрастно. Ты — огонь, но Алькирайя — лёд. Она всегда была такой, но сейчас я не узнаю её.

— Мне она сейчас нравится намного больше. Если она меняется, это ещё не значит, что ей от этого хуже. Не лезь в наши отношения, гончая. Ты можешь не волноваться. Пока я не могу совершить самоубийство, я не причиню ей вреда.

— Тебе решать, — ответила Анриль и вышла.

Через некоторое время я вышел из лаборатории. Охотница была в комнате. Она вообще проводила почти всё время в трёх помещениях — в своей комнате, в ванной и в комнате с фортепьяно.

— Сайр… ты правда убил бы меня, если бы сам мог умереть?

— Ты слышала разговор, или Анриль пересказала тебе?

— Показала в своей памяти. Так убил бы?

— Да. Ты должна понять, почему.

— Ревность. Ревность к моему возможному будущему, так? Чего ты хочешь, Сайр? Такое чувство, что ты… ты одной рукой отталкиваешь меня, а второй — прижимаешь к себе.

Кажется, мы меняемся ролями. Недавно я спрашивал охотницу о её желаниях, и она не могла ответить. Но я после мучительных раздумий смог.

— У меня банальное желание. Я хочу счастья. Но я не могу понять, где оно. Как мне будет лучше — если ты останешься моей навсегда или сможешь нормально жить. Я не могу больше предполагать, как будет лучше для тебя.

— И не надо. Я боюсь себя, Сайр. Боюсь того, что со мной происходит, боюсь своих мыслей. Анриль права — я была льдом до встречи с тобой. Но лёд крошится и тает… я так хочу закончить это поскорее.

— Тогда перестань принимать успокоительные. Будет труднее, но быстрее.

— Скоро я тоже возненавижу холод. Обними меня.

Я никак не мог определиться, что же лучше — её слёзы или нежность. Но я подчинился. После той клятвы делать всё, что попросит Альйирайя, я сам себя превратил в раба. Я помнил об этой клятве всё время, и не мог забыть.

Охотница обхватила меня поверх сложенных крыльев. Она села на спинку дивана и ткнулась лбом мне в торс. Я замер в очень неустойчивой позе, осторожно касаясь её спины. Айя резко откинулась назад и потянула меня на себя. Разумеется, мы оба рухнули на диван.

— А ты лёгкий, — чуть насмешливо сказала она.

— Если бы я был тяжелее, то не смог бы летать, — ответил я.

Во имя Создателя, что она делает? Неужели мой яд, моё безумие заразило и её? Я откатываюсь в сторону, но не успеваю встать — Айя кидается на меня, как на добычу, касаясь влажным языком моих губ. Необычно. И приятно. Откуда эта слабость во всём теле? Почему я не могу пошевелиться?

— Ты играешь с огнём, — с трудом выговариваю я.

— Знаю. Анриль была почти права. Эта любовь не просто похожа не безумие — она и есть безумие. И я хочу сойти с ума. Я всегда боялась перемен. И всегда сама шла им навстречу, словно надеясь искоренить страх. Но он не прошёл до сих пор. И я никогда не строила планов на будущее, — её голос становится всё тише и тише, постепенно превращаясь в шёпот.

— Я не могу так. Не могу не думать, чем это кончится…

— Это неважно, — её голос неумолимо меняется, а мне хочется выть от отчаяния, потому что я до сих пор не могу пошевелиться и едва дышу. — Скажи, тебе так приятно?

И она снова тянется к моему лицу, взяв его в ладони, и скользит по коже языком и губами. Внутри поднимается глухое раздражение, которое быстро растёт, становясь всё более отчётливым. Сейчас она почувствует, что снова довела меня до края, и отстранится. Не хочу этого…

— Да… но непривычно. Мы так обычно не делаем.

— Боитесь когтей и клыков тех, кого называете любимыми? Неужели между вами не бывает полного доверия? Я знаю, что ты болен. Ты чуть не убил меня однажды. Но всё равно я доверяю тебе, потому что однажды ты смог остановиться. И потому что люблю.

— Зачем ты играешь со мной? Зачем всё усложняешь?

Айя коротко рассмеялась. Этот звук царапнул мои нервы. Я уже отвык от её смеха. В моём обществе она обычно не выражала эмоции по-человечески.

— Я пытаюсь упростить. Пытаюсь понять, кого я полюбила и кем стала сама.

— Ты выбрала весьма оригинальный метод.

— Сайр, я ненавижу твоё хорошее самообладание и этот спокойный тон. Словно ты снова ничего не чувствуешь. Скажи мне честно, без пафосных фраз, которые ты любишь безразлично бросать, кто я для тебя? Ты знаешь, что я могу заставить тебя меня убить. И я это сделаю, если ты не ответишь…

Прилетели. Я знал, что молодые охотницы могут вести себя странно, очень странно, но к такому повороту событий я не был готов. И как я могу ответить ей без фраз, которые она называет пафосными?

— Ты для меня — лекарство. С сильными побочными эффектами.

Сейчас мы лежали совсем близко друг от друга, и я по-прежнему не двигался. Раздражение не отступало. Видимо, моё оцепенение стало защитной реакций. Меня раздирали противоречивые эмоции, и я не знал, что могу сделать под их влиянием, поэтому подсознательно предпочёл бездействие.

— Но, какими бы они ни были, я без тебя перестану жить.

Неожиданно она начинает плакать, а потом выбегает из комнаты. Я выругал себя за глупость. Наверняка охотница сейчас представила, как она покидает Землю, а я схожу с ума. Мне очень захотелось написать себе когтем на лбу слово «идиот». К несчастью, не получилось.

Надо найти Айю и как-то её успокоить. По наитию я направился в небольшую комнату, где стояло фортепьяно. Охотница была там. Из-под её пальцев срывались рваные аккорды, дисгармоничные и злые. Я подошёл к охотнице, склонился над ней и крепко обнял. Айя перестала играть и запрокинула голову, посмотрела мне в глаза. Я осторожно снял языком солёную слезу, бежавшую по щеке. Сейчас я не чувствовал ни возбуждения, ни агрессии, только желание помочь и защитить. Защитить ото всех и всего, даже от страхов. Я осторожно провёл языком по её губам, сначала по верхней, потом по нижней. Вот ещё одно её достоинство, которое я не сразу оценил — тонкая нежная кожа губ, которую так легко прокусить до крови…

— Если захочешь, я снова начну принимать тот наркотик или что-то ещё более сильное, чтобы не стать безумцем.

— Решай сам. Я не хочу распоряжаться твоей жизнью.

— Не бойся за меня. В любом случае мы не будем вместе.

— Неважно, Сайр. Я хочу знать, что ты где-то есть, пусть даже далеко от меня. И что ты живёшь, а не просто существуешь.

Действительно, меняемся ролями. Ещё недавно я говорил ей почти такие же слова. Как быстро всё изменилось…

— Ты останешься здесь, — я взял руку Айи и приложил к своей груди. — Этого достаточно.

Глава девятая

Мы проводили людей. Некоторые остались в Логове, приняв предложение Драконьего Когтя о предоставлении им нового дома, но большая часть или не получила гражданства, или предпочла остаться. Николай и его родители оставались. С помощью гончих, которые, как я подозреваю, поработали с разумом некоторых чиновников, им оформили гражданство в соседней стране. Кстати, Энжи, которая показалась мне слишком инфантильной, действительно сильно изменилась за короткое время. Словно раньше она просто не хотела взрослеть… Когда мы поговорили второй раз, передо мной уже была не плачущая девочка, а уверенная в себе взрослая девушка. Мне бы так…

Мне уже было откровенно стыдно перед Сайром за мои бесконечные игры. Я извинялась, он прощал, я снова играла на наших нервах и снова извинялась. Мне нравилось чувство опасности, которое я испытывала, когда подводила его совсем близко к запретной черте. По-моему, воин просто смирился с моими выходками. А я продолжала играть. Я поохотилась ещё раз. Я вышла прогуляться в лес вместе с Анрилью и её стаей. Золотая осень неожиданно решила вернуться и побаловать людей и животных парочкой тёплых дней. Мы с гончими незаметно вышли совсем близко к шоссе, и тут я кого-то почуяла.

Трое мужчин где-то поймали совсем молоденькую девушку. На вид я бы не дала ей больше шестнадцати. Рот пленницы был заклеен, а она сама — уже частично раздета. Но несостоявшиеся насильники поиграли в жестокую игру не с ней — со мной. Мне понравился их страх, когда они, наконец, осознали, как легко я могу их убить… но они бегали медленно. Слишком медленно. В тот же день я довела Сайра до такой степени, что он сам почти силой заставил меня выпить успокоительное. Когда я стала нормально соображать и попыталась попросить прощения, воин ответил, что уже устал от моих извинений. Мне с большим трудом удалось убедить себя, что Сайринат не хотел меня обидеть. Я хотела заплакать, но поняла, что Сайр будет меня утешать, мне потом станет стыдно, и я снова по привычке попрошу прощения.

Моим спутником стал постоянный страх. Я даже не могла сказать, чего именно боюсь. Странно, но рядом с Сайром, которого мне, по логике вещей, следовало бы опасаться, я чувствовала себя лучше. Возможно, мне становилось спокойнее, когда я знала источник возможной опасности. Иногда мне казалось, что я готова на что угодно, лишь бы эти эмоциональные перепады и беспричинное беспокойство закончилось. Я бы легко перенесла всё это, если бы мои выходки не нервировали Сайрината, психическое состояние которого согласно тестам было очень нестабильным. Мне казалось, что эти тесты неправильные, поскольку Сайринат вёл себя гораздо сдержаннее и увереннее меня. Но, возможно, он просто умело маскировал своё состояние, не желая меня беспокоить.

Алиса нервничала. Хотя при посторонних она оставалась весёлой и бодрой и радовалась предстоящему приключению — путешествию на другую планету, на самом деле она, как и все остальные, немного боялась. Возможно, именно этим объясняется то, что однажды она предложила мне навестить наших товарищей, остающихся на Земле. Мне эта мысль показалась разумной и правильной — неизвестно, увидим ли мы кого-то из них ещё раз. Для меня самой это была последняя возможность нормально объясниться с Николаем.

С координаторами мы договорились через гончих, проблем не возникло. У меня проблема возникла чуть позже, и она была связана с тем, что Сайринат не хотел меня отпускать. Я сказала, что еду вместе с Алисой, которая хочет не только пообщаться с народом, но и купить себе побольше одежды. Я вообще не совсем представляла, как это моя подруга до сих пор не возмущалась без лаков, туфель и кофточек. Сайрината удалось уговорить с помощью Анрили, которая договорилась с гончими другой стаи, что они присмотрят за нами.

Перед самым вылетом Сайринат вручил мне ножны с клинком. Это был нож с лезвием длиной около двадцати пяти сантиметров. На голубоватом металле выгравирован загадочный узор — то ли цветы, то ли звёзды. Из чего сделана коричнево-чёрная рукоять, я понять не смогла. Мне показалось, что простые кожаные ножны не совсем подходят к этому оружию, которое выглядело как волшебный артефакт.

— Родовое оружие Медитируюших, — сказал Сайринат. — Его лезвие способно повредить даже экзоскелет. Теперь этот клинок принадлежит тебе.

— А ты как без него?

— У меня есть другой клинок.

Мне доводилось однажды перемещаться на драконианских косайросах, а вот для Алисы это был совершенно новый опыт. «Гордись, — в шутку сказала я ей. — Такие траты энергии на невидимость — и всё ради нас!» Внешне косайрос чем-то походил на самолёт с короткими крыльями. Машины этого типа могли перемещаться как в открытом космосе, так и в атмосфере планет.

— Трясти будет? — спросила Алиса, когда мы поднялись по трапу в хвостовую часть машины.

— Ты вообще не почувствуешь движения, — ответила я, оборачиваясь и жестом прощаясь с провожавшим нас Сайринатом.

Внутри косайрос был отделан в тёплых коричнево-зелёных тонах. Небольшой отсек, в который мы попали, был совершенно пуст, если не считать двух идущих вдоль стен сидений.

— Что-то мне это десантный самолёт напоминает, — сказала Алиса.

— Насколько я знаю, чаще всего этот косайрос используется именно в таком качестве, — ответила я.

Трап поднялся, отсекая нас от остального мира. Пугающее ощущение. Было такое чувство, что за пределами отсека кончается мир. Мы попытались поговорить, но разговор не клеился. Алиса окончательно замолкла после того, как я сообщила, что понятия не имею, кто управляет машиной. Молчаливость была настолько нехарактерна для моей подруги, что я начала нервничать.

Через какое-то время трап опустился, и в отсек проник солнечный свет и дуновение ветра. Мы с Алисой вышли наружу. Косайрос поднял трап и слился с окружающей средой.

Нас предсказуемо высадили в лесу. Судя по цвету листьев, мы были значительно южнее Логова. Я огляделась и заметила едва различимые силуэты маскирующихся гончих. Одна из них, травянисто-зелёная, сбросив маскировку, подошла к нам, а потом двинулась куда-то через лес. Мы с Алисой быстро пошли за ней.

Гончая вывела нас к небольшому белому особняку в стиле семнадцатого века. Анриль говорила, что в этом здании сейчас живёт большая часть людей, хотя некоторых уже успели расселить по квартирам.

Когда мы подошли к дому, стало заметно, что его хорошо бы привести в порядок. Ну, хотя бы заново оштукатурить стены или что там с ними делают. Мы с Алисой, уже без гончей, подошли к задней двери и позвонили. Нам открыл Майкл — милый, но довольно жестокий юноша. Улыбнувшись своим фирменным оскалом, который какое-то время заставлял нервничать даже меня, он пригласил нас пройти.

Майкл сообщил, что Николая в последний раз видели в библиотеке на третьем этаже. Поднимаясь по довольно шаткой лестнице, я окончательно убедилась, что этому милому зданию нужен ремонт. Облупленные стены и потолок портили всё впечатление от неплохого, в общем-то, интерьера.

Николай прогуливался меж вычурных книжных полок. Большинство из них вместо книг были заняты толстым слоем пыли. Я не удержалась — чихнула. Молодой человек резко обернулся.

— А, это ты, — произнёс он.

— Да, я. Где мы можем спокойно поговорить?

Николай провёл меня в дальнюю часть библиотеки, туда, где у окна стояли два величественных потёртых кресла с высокой спинкой. Николай опустился в одно из них, оно предупреждающе скрипнуло. Я открыла окно и устроилась на подоконнике.

— Не боишься упасть? — спросил Николай.

— Всего лишь третий этаж, — я повела плечом. — Послушай, я… хотела объясниться. Мне неприятно из-за того, что мы так расстались. Не перебивай, — я предупреждающе вскинула руку когтями от себя. — Моё превращение — случайность. Ни я, ни Сайринат не хотели этого.

— То есть, если бы была возможность, ты бы снова стала человеком?

— Нет. Уже нет. Я слишком привыкла… так. Но ещё несколько месяцев назад я бы согласилась.

— И что же изменилось за эти месяцы? — Николай старался говорить спокойно, но я отчётливо слышала в его голосе нотки раздражения.

— Я не хотела быть чудовищем. Теперь я привыкла к мысли о том, кем стала. Даже нашла положительные стороны.

— Иными словами, ты смирилась, — теперь в его голосе было не только раздражение, но и злость.

Я хотела возразить… и передумала. Что бы я сейчас ни сказала, это прозвучит, как отговорка. К тому же, мне не хотелось рассказывать о проблемах Сайрината и признаваться, что я всё-таки полюбила ликвидатора. Наверное, не стоило вообще говорить с Николаем.

— Когда попадаешь в бурный поток, нет смысла плыть против течения. Может быть только хуже, — ответила я после кратковременного раздумья. — К тому же, я уже слишком многое вынесла на этом пути. Если повернуть назад, всё это окажется бессмысленным. Прости меня. Мне нужна была опора, и ты дал мне её. Я столько раз пыталась сказать тебе, кто я, но ты не слушал…

Николай отвернулся. Я протянула к руку к нему. Внезапно он схватил меня, в кожу впилось что-то острое. Я ударила его в солнечное сплетение и вырвалась. В руке торчала очень знакомая игла, пробившая одежду. Какой уже раз мне вкалывают эту парализующую дрянь? Третий? Надоело…

Моё пробуждение было куда менее приятным, чем в прошлый раз. Сначала я почувствовала какие-то неприятные мёртвые запахи. Потом поняла, что меня связали. Ну, Николай, когда я тебя найду… я придумаю, что я с тобой сделаю.

Я напрягла слух. Вокруг было тихо. Я чуть приоткрыла глаза. Стена. Белая. И, кажется, рядом действительно никого нет. Я осмотрелась, насколько это было возможно сделать, не двигаясь. Совсем рядом со мной на столике лежали ножны. Можно попытаться освободиться медленно и незаметно без подручных средств, а можно рискнуть и дотянуться до ножа. Почему-то второй вариант нравился мне гораздо больше. В процессе освобождения я упала с каталки, на которой, как оказалось, меня сюда привезли, и чуть не уронила тумбу, на которой лежал нож.

Комната, в которой я находилась, напоминала больничное помещение. Небольшая, без окон, с единственным ярким источником света — лампой на потолке. Тяжёлая дверь была закрыта, а вентиляционное отверстие под потолком — слишком узким, чтобы я могла пролезть.

Дверь открылась. Я резко отступила к стене, пряча нож. На пороге застыло несколько людей, и среди них…

— Что это за место? И что ты собрался со мной сделать?

— Я собираюсь убить монстра, который занял место моей любимой!

— Твоя любимая уже умерла, — отчеканила я. — Возможно, бросилась с крыши, не выдержав мысли, что изменила тебе. Возможно, ты сам застрелил её чуть позже.

— Послушай, есть способ снова сделать тебя человеком, я знаю его!

— Я же сказала, что не хочу становиться человеком, и у меня есть причины.

— Я не хотел прибегать к силе… но у меня тоже есть причины настоять на твоём превращении.

После этой фразы последовал очередной выстрел парализующей иглой, но я увернулась, потом метнулась к Николаю и вырвала у него оружие, оглушила его. Его сопровождающие попытались сбежать и захлопнуть дверь, но не успели. Я оглушила обоих и выскочила в коридор. Нет, ну точно, это какая-то больница. И что они, интересно, собирались со мной сделать? С другой стороны, я не так уж уверена, что хочу это знать.

Через полузакрытые жалюзи на окнах коридора пробивался свет. Я подошла к окну и выглянула. Внутренний дворик большого бетонного здания, зелёная травка и пара чахлых берёзок. Высота — четыре или пять этажей. Многовато для меня. Если я спрыгну с такой высоты, то выживу, но без травмы не обойдётся.

Я попыталась понять, куда хотели побеждать люди, которые были с Николаем (кстати, кто они?), и, когда мне это удалось, быстро двинулась в другую сторону. И что же за причины были у Николая, чтобы надо мной издеваться? Ладно, в данный момент это вопрос академический. Сейчас мне сильнее всего хотелось оказаться в Логове, поближе к Сайринату.

За поворотом коридора оказалась лестница. И от лестницы по направлению ко мне шёл воин. Не Сайринат. Его экзоскелет был тёмно-синим с чёрными разводами, и, кажется, он был выше. Мы замерли.

— Не бойся меня, — теперь, по более низкому голосу и наличию акцента, я окончательно убедилась в том, то это не Сайр. — Я не причиню тебе вреда.

— Кто ты? — спросила я, наполовину спрятавшись за углом.

— Старый знакомый Сайрината. Пойдём, я покажу дорогу.

Не знаю, почему, но его слова меня совсем не успокоили. Наверное, потому, что я помнила по рассказам Сайра, что у него было много недоброжелателей и только один друг, с которым он умудрился поссориться.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

— Ищу тебя, — ответил он и начал медленно приближаться.

— Зачем? — я молилась, чтобы он не успел заметить нож до того, как я спрятала правую руку за стену.

— Чтобы увести тебя отсюда, — ответил он, продолжая приближаться.

Странно, но я была абсолютно спокойна. У меня не было права на ошибку, а вопросы имели только одну цель — отвлечь его.

— Куда увести?

— В безопасное место. Здесь враги. Доверься мне, — воин подошёл совсем близко и протянул руку ко мне.

Я пригнулась и рванулась вперёд, воткнула лезвие ему под колено. Я до последнего боялась, что остриё не пробьёт экзоскелет, но почувствовала, как лезвие сначала тяжело проходит через слои брони, а потом легко проскальзывает глубже в плоть. Воин упал. Я успела вытащить нож и побежала. Я слышала, как сзади воин что-то кому-то говорит по рации. Меня он не окликнул. Значит, точно враг.

На первую тварь я напоролась на следующем этаже. Она напоминала какую-то дикую помесь гориллы с кошкой, причём лысую и с паучьей головой. Тварь обладала внушительными когтями и была раза в два крупнее меня. Каким-то чудом мне удалось проскочить её, запереться в одном из кабинетов и задвинуть дверь довольно массивным шкафом с папками.

И что теперь? Рано или поздно меня отсюда выгонят. Я осмотрелась, стараясь игнорировать настойчивый стук в дверь. На этот раз я попала в какой-то кабинет, где работали с документами. Я подошла к ближайшему столу и просмотрела бумаги. Медицинская лаборатория. Предсказуемо. Потом я подошла к окну. Полянка, забор, лес. И высота метров двадцать минимум. Вентиляционное отверстие вновь оказалось слишком узким для меня. Выбора, похоже, нет. Разбив стекло несколькими ударами ножа, я выпрыгнула наружу.

Глава десятая

Пока Айя отсутствовала, я рисовал. Это было единственное занятие, в которое я мог погрузиться полностью, перестав считать количество прошедших с отлёта охотницы часов. Моё почти медитативное состояние нарушила Анриль. Гончая буквально влетела в комнату и, задыхаясь, выговорила:

— Сайринат, срочно беги в оружейную и готовься к вылету!

— Что произошло? — спросил я, вскакивая.

— На Земле обнаружена группа инопланетных противников.

— Почему мне разрешили с ними сражаться?

— У них Алькирайя.

Больше мне не понадобилось ни слова. Почти опережая Анриль, я галопом побежал в оружейную. Я знал, что не надо было никуда отпускать охотницу.

— С тобой пойдут стражи и отряд штурмовиков из Гнезда, — сообщила Анриль, пока я активировал экзоскелет и проверял оружие. — Полетишь в одноместном косайросе на автопилоте. Людей не убивать.

Уже во время перелёта я осознал, что сейчас у меня будет возможность сделать то, о чём я мечтал очень давно: убить хоть кого-нибудь, кто сражается на стороне моих отравителей. Я хотел этого даже сильнее, чем совершить самоубийство, но никогда не думал, что у меня появится шанс.

Пока летел, гончая сообщила мне план: я атакую сверху через крышу, штурмовики атакуют на высоте третьего этажа, пробиваясь через окна, а стражи идут с парадного входа. Первостепенной задачей было найти и спасти Айю и пленников-людей, если таковые обнаружатся. Помимо этого надо было убить как можно больше противников и попытаться собрать хоть какие-то данные.

Косайрос высадил меня недалеко от медицинского научного центра. Стражи и штурмовики отправились на позиции, немного не дождавшись меня. Я поднялся в воздух.

«Бедная планета, — подумал я. — Вполне вероятно, что скоро за неё может начаться полномасштабная война, которая будет длиться до тех пор, пока воевать будет не за что».

Я проник в здание через находившуюся на крыше дверь. Поскольку штурмовики и стражи из Гнезда засоряли эфир, я отключил связанный с ними канал, оставив только связь с Логовом и Анрилью.

Первая тварь попалась мне на лестнице с крыши в коридор. Фатрис-аро, довольно тупой, но опасный монстр, продукт генной инженерии. Особо опасен, если биться с ним в узком коридоре. Когти фатриса практически уничтожили броню на левом боку экзоскелета, но лишь потому, что тварь выскочила неожиданно. Пристрелив монстра, я двинулся дальше.

Лестница привела меня в длинный коридор, с одной стороны которого было большое почти закрытое жалюзи окно, а с другой шли двери.

За несколькими дверями я обнаруживал боевых мутантов, которые атаковали меня, за другими — спокойно работающих людей, которые или вообще не обращали на меня внимания или слегка раздражённо спрашивали, что я тут забыл. Дойдя до угла коридора, я описал ситуацию Анрили и пожаловался, что, во-первых, очень много помещений, и я не представляю, где искать охотницу, во-вторых, такая реакция людей вызывает у меня состояние когнитивного диссонанса. Но, по крайней мере, спокойная реакция людей была намного лучше, чем паника.

Я полностью отключил фильтры, надеясь учуять след. Вообще, если бы от людей не пахло людьми, я бы решил, что это роботы, слишком спокойно они себя вели. Анриль сообщила, что, согласно датчикам, которые были у стражей Гнезда, через местную систему вентиляции подаётся вещество, по эффекту сходное с никотином, но гораздо мощнее. Так вот почему я сам настолько спокоен, словно принял наркотик.

Наконец, мне повезло. Если бы не усиленное экзоскелетом обоняние, я бы не почувствовал след. Доложив Анрили, что мне удалось что-то найти, я двинулся вдоль коридора по следу. За поворотом оказалось несколько кровавых пятен. И ещё один запах… знакомый до боли, но я не мог вспомнить, откуда знаю его. С этим запахом было связано многое, но что именно?

Я двинулся дальше. Теперь запах Айи мешался с тем, знакомым мне. Пристрелив ещё одного фатриса, на этот раз фатриса-виа, я спустился на этаж ниже. Тут второй запах вёл в две стороны, и я пошёл, ориентируясь на аромат охотницы.

След привёл меня в какой-то пустой кабинет. На полу валялся тяжёлый шкаф, одно окно было разбито. След Алькирайи оборвался здесь. Я сказал Анрили, что охотница, вероятно, сумела сбежать сама. Я даже почувствовал что-то вроде гордости за свою наследницу. Выбралась. Судя по качеству этих окон, она не смогла бы разбить их голыми руками. Значит, нож рода Лиондрэ с ней. Как хорошо, что я дал его ей!

Выстрел повредил моё оружие. Я метнулся в сторону, одновременно разворачиваясь лицом к источнику возможной опасности. Но он, хоть и не опустил оружие, кажется, не собирался снова стрелять. Но достать и активировать запасное оружие я не успею. Только через секунду я осознал, что шаг в комнату сделал тот самый источник смутно знакомого мне запаха.

— Шакран? Что ты здесь делаешь? — сначала мне показалось, что я обознался, но я не мог не узнать своего старого соперника.

— Сайринат. Я опасался, что ты погиб. Но ты здесь.

— Я, знаешь ли, до неприличия живуч. И всё же: что ты делаешь здесь?

— Да, живуч. Ты выживаешь, но не можешь жить, как не мог я после Лерона. Есть лекарство, мой соперник. Лекарство и возможность вернуть всех, кого ты потерял. Я воспользовался ею.

— Что за возможность? Почему я ничего не знал об этом?

— Потому что противоядие нашлось у тех, кто придумал яд. Они предложили мне исцеление и воссоздание всех, кто был мне дорог. Забавно, но я захотел воссоздать и тебя. Только ты вышел каким-то… ненатуральным. Все остальные, будучи сначала лишь тенями из моей памяти, уже через год обрели плоть и свою индивидуальность, и лишь ты так и остался призраком.

— На одной чаше — исцеление и куклы вместо умерших, на другой — предательство своего народа?

— Драконий Коготь предал нас, свернув все работы по поиску лекарства. Что ты знаешь о тех, кто сражался против нас? Они — не злодеи. Они затратили огромные ресурсы, чтобы вернуть мне и нескольким другим то, что сами невольно отняли. Твоя жизнь сломана, Сайринат, её страницы пропитаны кровью, но можно всё исправить.

Исцеление… и воскрешение всех, кто был мне дорог. Пусть вначале они будут лишь бледными тенями самих себя, потом они станут живыми, может, не совсем такими, как раньше, но ведь я и сам уже не такой. Можно будет просто предположить, что мы не виделись много лет. И я забуду о безысходности. Да, я предам Драконий Коготь, но координаторы так долго использовали меня, относились ко мне как к вещи, как к инструменту.

Но что-то не позволяло мне согласиться. Я знал, что Шакран говорит правду, что моя мечта может стать реальностью. И, вроде бы, я считаю, что заслужил избавление и нормальную жизнь. Так почему же…

Ответ банален — есть вещи, совершая которые, предаёшь себя.

— Возможно, мёртвым всё равно, Шакран. Возможно, они были бы рады, если бы я сумел излечиться и найти своё счастье. Только кровь — не грязь, чтобы смыть и забыть, а счастье я найду даже в этой, искалеченной жизни.

— Та полукровка? Она стала твоим счастьем?

— Да. И я не буду предавать нас обоих. Я не буду переписывать свою жизнь. Пусть окровавленная и искалеченная, она — моя, и я не хочу другой.

— Знаешь, я даже рад твоему отказу. Я всегда ценил и уважал тебя как соперника, но ненавидел. Ненавидел сначала за твоё молчаливое сопротивление и слабость, потом — за твои болезненные уколы. Ты причинил мне много зла.

— И это я слышу от тебя? Не я издевался над слабым. Если кто-то из нас и может предъявить счёт другому, то это точно не ты.

— Почему же? Если бы не я, ты бы так и остался никем и ничем. Я приучил тебя огрызаться и давать сдачи, научил сражаться. А вот ты ответил мне лишь нескончаемой болью противостояния. Ты никогда не знал меры, Сайринат. Не задумываясь, бил по самым болезненным точкам. Ты думал, что мстишь, ты не понимал, что я сделал для тебя.

Нет, Шакран, всё было не так. Я — на треть Крадущийся, поэтому стал сильным позже тебя. Просто мне хватало ума не ввязываться в сражение, которое я не смогу выиграть. Я всегда трезво оценивал свои возможности и не рисковал, когда не было шанса на победу. Но сейчас, похоже, выбора нет. Я предпочту достойную воина смерть в изнуряющем бою.

— Ты ненавидел меня лишь потому, что не мог сломить?

— И за то, что ты никогда не признавал правил чести. Всякий раз при попытке наказать тебя я только сильнее страдал.

Радуйся, Шакран — сейчас я в твоих руках. Я ослаб за эти годы, и ты сможешь расправиться со мной.

— Сейчас я сломлен и искалечен. Ты рад?

— Жалею лишь о том, что это удалось не мне.

Я никогда не сдаюсь, мой старый соперник. Поэтому ты так и не смог меня одолеть. Даже сейчас ты убьёшь меня, но не сломаешь. И молить о пощаде и быстрой смерти я не буду.

У меня была лишь одна попытка, чтобы приблизиться к нему. Я, не глядя, резким движением вколол себе стимулятор и, обнажая кинжал, кинулся к противнику. Шакран выстрелил, я увернулся и ударил. Он успел увернуться, и лезвие кинжала лишь поцарапало экзоскелет. Кинув стрелковое оружие, он стремительно вытащил нож и отбил следующий мой выпад, потом ещё один. Я двигался быстрее, но он отбивал все мои удары или уклонялся и контратаковал. Мне удалось нанести ему несколько неглубоких ран, но только благодаря стимулятору. Сердце рвалось наружу, сознание затуманивалось, я атаковал почти слепо, понимая, что этот неистовый натиск — мой единственный шанс.

— Неплохо, — прокомментировал Шакран, когда лезвие кинжала прочертило ещё одну алую полосу. — Но я верну твой кинжал роду Эллир.

Укол прошёл мимо цели. Мне уже давно безразлично, каких я кровей. Не я выбирал свою родословную. У меня есть призрачный, но шанс, ведь я готов умереть, а Шакран — нет.

Он отбил мой выпад и контратаковал. Я попытался увернуться, но его нож всё же рассёк кожу на руке. Ответный выпад пронзил только воздух. Я не успел отразить следующую атаку Шакрана и не смог увернуться. Через секунду клинки столкнулись, и я перехватил инициативу, ни на что не надеясь, заранее зная, что Шакран гораздо выносливее и опытнее меня.

Я потерял счёт времени. Мой мир сузился до смертельной пляски двух обагрённых кровью лезвий. Тело Шакрана покрывали многочисленные алые росчерки, но я смог нанести ему лишь скользящие поверхностные раны, а он мне — несколько глубоких. Кровь выхлёстывалась из них тугими ручьями, сведённые мышцы руки с трудом выполняли мои команды, из движений исчезла необходимая плавность и лёгкость. Шакран отвёл мой кинжал в сторону и вонзил нож мне в плечо. Я в ответ попытался пронзить его руку, но он успел отвести её так, что удар получился скользящим, а сам попытался ударить меня в грудь. Я закрылся второй рукой, лезвие пропороло её, коснувшись кости. Мой кинжал метнулся к его руке. Шакран попытался развернуть её, но это не помогло — лезвие чиркнуло по тыльной стороне ладони, снимая кожу и царапая кости. Противник резким ударом отвёл мой кинжал в сторону и попытался ещё раз ткнуть меня в торс, я отскочил и атаковал снова. Воин успел перебросить оружие в другую ладонь и закрылся покалеченной рукой, попытался ударить меня в предплечье. Остриё кольнуло локоть, я снова отскочил. Шакран атаковал, я с трудом отбил удар. Я терял кровь быстрее, чем он, начинал задыхаться и видел лишь лезвие его ножа, но не собирался сдаваться. Я парировал точные, рассчитанные удары, выжидая момент для контратаки.

Чувствуя, что через шестьдесят ударов сердца свалюсь, я атаковал в последний раз, почти не заботясь о защите и не чувствуя боли. Шакран отступал под моим натиском, но лишь потому, что ему было выгоднее ждать, пока я сам выдохнусь в атаке, а потом — добить одним точным ударом.

Клинок разрезал воздух высокой песней приближающейся смерти. Шакран хотел обернуться, но в этот момент я, воспользовавшись его замешательством, атаковал. Он кое-как отвёл мой довольно слабый удар в сторону и попытался отойти назад, но не сумел — я припёр его к стене. Лезвие ножа рассекло ему горло, из которого тотчас хлынул мощный поток крови. Шакран застыл, потрясённо глядя в ту сторону, откуда прибыл смертоносный подарок. Не дожидаясь, пока он придёт в себя, я нанёс последний мощный удар снизу-вверх, пронзив дно рта и нёбо и повредив мозг. Я резко вытащил лезвие, и мой противник рухнул на закапанный алым пол.

Горло Шакрана разрезал нож рода Линордэ. Алькирайя стояла в дверном проёме, неестественно прямая и бледная, её пальцы слегка дрожали. Сначала мне даже показалось, что она ранена.

— Цела? — спросил я.

Я хотел подойти к ней, но теперь, когда напряжение боя схлынуло, я сам упал на колени. Перед глазами всё плыло. Нужно срочно обработать раны.

— Да, в отличие от тебя. Тебе нужна помощь?

— Возьми ножи — свой и его. Оружие надо вернуть роду Лиондрэ.

Ещё один стимулятор, и я могу заняться обработкой ран. Айя опустилась на пол рядом со мной, прерывисто дыша, словно собираясь заплакать.

— Почему ты вернулась? — спросил я. — Или тебе не удалось уйти?

— Я заметила стражей. Я вернулась, потому что хотела найти Николая. Это из-за него я сюда попала. Потом стражи сказали, что ты тоже где-то здесь, я вспомнила про этого воина и решила тебя найти. Кстати, кто он?

— Шакран де Олиран эль Миол. Мой соперник.

Закончив с ранами, я связался с Анрилью и кратко изложил ситуацию, сказав, что собираюсь возвращаться.

— Возвращайтесь, — ответила гончая. — Я передам стражам и штурмовикам, они заберут тело Шакрана.

— Пойдём, — сказал я, поднимаясь и направляясь к окну.

— Сайр, я хотела бы найти Николая и выяснить, что за серьёзные причины у него были, чтобы отдать меня… им, — охотница махнула рукой в сторону трупа.

— Я тоже хочу это знать. Но сейчас я не в том состоянии, чтобы защитить тебя, и доверять тебя стражам не хочу. Прошу, вернёмся домой.

Айя взяла оба ножа, я поднял её на руки и выпрыгнул в окно, расправив крылья. До косайроса шли пешком и молча, кое-как поместились в него вдвоём и на автопилоте отправились в Логово. Тем же вечером у Алькирайи случилась истерика, а я наглотался успокоительных почти до потери пульса.

Я не мог нормально заснуть, лёжа рядом с охотницей. Мысли, то радостные, то печальные, заполняли мой разум. Я понял одно — если бы не Айя, я бы принял предложение Шакрана и стал предателем. Постепенно я осознал, что способен на всё для неё, даже убить себя, несмотря на запреты.

На следующий день мы узнали, что всё-таки произошло. Через некоторое время после того, как часть людей перебралась за границу, подальше от вездесущей стаи Анрили к более ленивой стаи Гнезда, на Николая вышел Шакран. Он приказал человеку поспособствовать обратному превращению Айи в человека, в противном случае он грозил убить его родителей. Это было совершенно не похоже на Шакрана, поскольку противоречило воинскому кодексу чести. Скорее всего, воин действовал не только по личной инициативе, но и по приказу своих новых начальников. Это подтверждалось и тем, что Шакран не убил меня сразу. Генотип Айи менять не планировали — хотели просто заблокировать активность большей части её генов. Рано или поздно такой блок дал бы трещину, делая превращение охотницы ещё более мучительным и долгим. Кому и зачем было всё это нужно, ещё предстояло выяснить, но было точно ясно одно — скоро прибудет большой транспортный косайрос, который навсегда заберёт меня и Айю с Земли, доставив мне на смену не одного, а несколько десятков ликвидаторов.

Глава одиннадцатая

В стычке друзей Али с другими инопланетянами погибли не только чужаки, но и люди. Среди них было несколько моих друзей. Коля… как же мне было жаль его родителей! Потерять сына и вновь обрести его лишь для того, чтобы через несколько недель опять оплакивать его гибель. Кончилось тем, что гончие поработали с их сознанием, и они вообще забыли, что у них был сын.

Я всерьёз подумывала о том, чтобы остаться на Земле. Идиотский патриотизм говорил, что я должна остаться на родной планете, если ей грозит полномасштабная война. С большим трудом мне удалось убедить себя, что я всё равно ничего не смогу сделать, оставшись здесь. Какой из меня, в конце концов, боец? А вот пленница почти идеальная. Поэтому разумнее было покинуть Землю и попытаться сохранить её культуру. Я говорила не только себе, но и многим другим, что это — не подлое дезертирство и бегство от опасности. Если бы убедить себя было так же легко, как и других… Я хорошо умела убеждать людей даже тогда, когда сама не верила в истинность своих слов.

Ну, помимо смерти нескольких моих товарищей и угрозы войны была и хорошая новость — мне наконец-то удалось обновить гардероб. Не лететь же на ПМЖ к более развитым братьям по разуму в том тряпье, что у меня было! А то правда как беженка. А мне нужно выглядеть представительно. Оказывается, я одна из немногих, чей мозг может безболезненно вынести процедуру вживления в память другого языка. Я не знаю, как это ещё назвать, но после процедуры я неожиданно поняла, что могу говорить на инопланетном, как на родном. Следовательно, мне отводилась роль переводчика, пока остальные мои товарищи будут учить язык обычными методами. Ну, может, не совсем обычными, но точно не такими скоростными.

За два дня до вылета меня навестила Аля. В последние дни мы практически не общались, отчасти из-за того, что ликвидатор ходил за ней, как приклеенный, и одного его взгляда обычно хватало, чтобы даже у меня отбить охоту к всякому общению.

Полосы на лице и руках подруги стали намного темнее, практически того же оттенка, что и волосы. Я только в последнее время отчётливо осознала, что Аля — не человек. Наверное, дело было в поведении, в интонациях голоса и взгляде. Она всё сильнее напоминала своего благоверного. Иногда она словно вспоминала, что нужно улыбнуться или, скажем, нахмуриться. Всё чаще при разговоре с ней у меня возникало ощущение, что она рассматривает меня не как подругу и равную, а как интересный объект, этакую говорящую зверюшку. Возможно, мне так казалось потому, что Аля теперь почти никогда не смотрела в глаза собеседнику.

Аля прошла в комнату, осмотрелась и, поздоровавшись, с ногами забралась в яйцеобразное кресло, стоявшее рядом со столиком у противоположной от входной двери стены.

— Уже собралась? — спросила подруга, указав на лежащую на диване стопку упакованных вещей.

— Да, — ответила я. — А ты?

— Мне нечего собирать. Всё моё имущество ждёт меня на другой планете, — её голос был слишком спокойным. Насколько я знала подругу, за таким тоном обычно скрывалась нервозность и неуверенность.

— Боишься, что сородичи тебя не примут? — предположила я.

Я устроилась на краю дивана, так, чтобы получше видеть лицо моей собеседницы. В последнее время её чувства можно было прочесть только по глазам. Наверное, именно поэтому Аля постоянно отводила их в сторону.

— Что бы Сайр ни говорил о решающей роли запаха и моём сходстве с чистокровными ротасс-нок'ан, я не могу успокоиться. Он говорил, что можно сделать какую-то пластику костей лица или что-то подобное. Как думаешь, может, действительно изменить лицо?

— Ну, подруга, это ты всегда успеешь сделать. Подожди сначала, может, так нормально будет.

Честно говоря, я не думала, что эта самая пластика — плохая идея. Сама не знаю, почему посоветовала Але повременить с решением.

— Можно перекроить и тело, чтобы перестать отличаться от других, — продолжила Аля. — Но почему-то я хочу сохранить хоть что-то общее с людьми.

— Да не думай ты о таких вещах раньше времени. Вот пообщаешься с кем-нибудь, кроме своего ликвидатора, тогда уже и решишь. А то может они, наоборот, очень ценят яркую нестандартную внешность.

— Жаль, что ты не можешь отправиться со мной. Не хочу оставаться одна в окружении совершенно незнакомых инопланетян.

— Ну, может Сайр найдёт тебе что-то типа няньки на первое время?

— Сомнительно. У него не осталось ни друзей, ни близких родственников. А статус богатой наследницы может принести не только уважение, но и кучу проблем. Мне придётся рассчитывать только на себя.

— Подруга, ты такая пессимистичная, словно едешь не к представителям древней цивилизации, а к жадным варварам!

— У пессимизма есть преимущество, Алиса: меньше разочарований, больше приятных неожиданностей.

Помолчали. Аля зевнула, прикрыв рот ладонью. Нет, ну маникюрчик у неё, конечно, экстремальный. Такими когтями действительно убить можно.

— Не выспалась? — спросила я, чтобы поддержать беседу.

Раньше мне и молчать рядом с Алей было комфортно, хотя я всё равно почти никогда не затыкалась. Но сейчас я начала бояться её молчания.

— Ага-а, — на этот раз зевок вышел ещё более продолжительным. — То я сама распсихуюсь, то Сайринат. Так и успокаиваем друг друга попеременно. Как он без меня будет?

— А ты без него как будешь? Не маленький, справится.

— Мои психозы — возрастные и сами пройдут со временем. А Сайринат… боюсь, ему необходимо лечение, но он сам не соглашается с этим. Он ведёт себя спокойно, но под вечер из него начинают литься драматические высказывания. В такие моменты я с нетерпением жду нашего расставания.

— Да уж. Не думаю, что ему идёт излишняя патетика.

— Если бы в его голосе было хоть немного патетики, это было бы гораздо легче! Нет, Алиса, таким голосом обычно говорят о погоде.

— Знаешь, о погоде тоже можно по-разному говорить, — задумчиво сообщила я. — Например: а-а-а, на улице дождь, лужи на дорогах, а на мне босоножки и зонтика нет, и машины нет, что же делать, катастрофа!!!

Аля чуть помедлила, потом вспомнила, что надо улыбнуться.

— Нет, ну это, конечно, художественное преувеличение…

— Я всегда поражалась твоему актёрскому мастерству, Алиса.

— Да ладно, это фигня.

— Я пойду, надо ещё позаниматься, — сказала Аля и поднялась.

— Ты ведь язык учишь? Хочешь, могу с тобой поговорить.

— Нет, я закончила с языком. Благодарю за предложение, — и вышла.

И к чему это было? Але просто захотелось пожаловаться на жизнь? Как-то это на неё не похоже. Впрочем, кто знает, может, ликвидатор её действительно достал. Вообще странные у них отношения.

В день отлёта за мной зашла гончая. Она собрала всех людей и отвела к горизонтальному лифту, который отвёз нас к большому ангару. В зале, потолок и стены которого терялись в перспективе, обнаружился огромный серебристый космический корабль, метров двести в длину, не меньше.

— Косайрос для межпланетного сообщения малого класса, — я вздрогнула, услышав за спиной голос ликвидатора. — Он курсирует между Землёй и станцией, находящейся на периферии системы.

— На станции нужно будет сделать пересадку? — спросила Аля.

— Возможно, более крупный косайрос просто возьмёт нас на борт.

Внутри этого, большого корабля, было гораздо уютнее, чем внутри мелкого, в котором мы с Алей летали к друзьям. Сначала мы поднялись в освещённый голубыми лампами коридор, потом следом за ликвидатором поднялись по лестнице на ярус выше и пришли в вытянутую комнату, вдоль стен которой стояло восемь больших капсул. Также в комнате было три прохода в другие помещения, насколько я видела, ничем не отличавшиеся от первых.

Крышки капсул поднялись, так и приглашая в них прилечь.

— Анабиозные капсулы, — сказал ликвидатор, на этот раз на человеческом. — Ложитесь внутрь.

Ради интереса я не стала ложиться в первые восемь капсул, а пошла дальше за Алей и Сайром. В общем, комнаты ничем не отличались друг от друга, только в некоторых было не четыре, а два или три прохода. Мои товарищи начали укладываться в понравившиеся им капсулы, в основном по углам.

— Ещё не нашла место? — обратился ко мне ликвидатор на инопланетном.

Я обернулась. Похоже, я осталась последней, все остальные уже легли.

— Когда я проснусь, мы с вами ещё увидимся? — спросила я.

— Не уверен. Прощаться лучше сейчас.

Переглянувшись с Сайром, Аля подошла ко мне и крепко обняла.

— Благодарю, Алиса. У меня никогда не было подруги вернее и лучше тебя. Я никогда не забуду, на что ты пошла ради меня.

— Фигня, Аля. Не скучай и держись там, рядом с хищниками.

— У меня всё будет хорошо. Я попробую связаться с тобой, как только смогу. И, если будут проблемы, я попытаюсь помочь.

— Хорошо, — сказала я.

Аля разомкнула объятия и отошла на пару шагов.

— Сайр, — я обратилась к ликвидатору. — Удачи тебе на новом месте. Береги себя, не расстраивай Алю.

— Постараюсь. Удачи, Алиса. Ты была бы достойна того, чтобы стать охотницей, — ликвидатор поклонился, чуть расправив крылья.

Я поклонилась в ответ. Не знаю, как у меня это получилось, но я старалась.

Что-то мне подсказывало, что надо бы оставить Алю и Сайра одних. Выбрав первую попавшуюся капсулу, я легла внутрь. Не знаю почему, но эти капсулы так и тянуло назвать гробиками.

Внутри оказалось очень мягко. Казалось, начинка капсулы обволакивает меня. Крышка закрылась. Мне было очень спокойно и уютно. Слабый свет в капсуле погас, и я отключилась.

Когда я пришла в себя, капсула была закрыта, но освещалась. Крышка медленно отползла, а матрас, или на чём я там лежала, стал твёрдым, словно выталкивая меня наружу. Это было к лучшему. Не знаю, как бы я выбиралась наружу, если бы подстилка оставалась такой же восхитительно-мягкой. Я зевнула, потянулась и вылезла наружу. Так, и где же выход? А, вот светящиеся стрелки на полу. Наверное, мне по ним.

Мои товарищи выбирались из капсул, сонные и вялые, как мухи зимой. Здороваясь с народом и перекидываясь репликами вроде: «Как спалось? Мне тоже хорошо» — я прошла к выходу.

Внизу у лестницы постепенно собиралась толпа. Вот что раздражает в этих косайросах, невозможно понять, движемся мы или стоим.

По коридору двигалась серебристая фигура метра три ростом. Это был ящер, чем-то похожий на ликвидатора, но как-то тоньше, что ли. Он был замотан во что-то типа серебристой тоги, светло-голубые глаза казались искусственными, а серебряная кожа напоминала металл.

— Люди, проходите за мной, — сказало существо голосом, который мог принадлежать как самцу, так и самке.

Эту фразу все поняли без перевода. Минимум слов пятьдесят из инопланетного языка у нас знали все.

Мы растянулись по коридору, двигаясь за серебряным существом, и предсказуемо вышли к трапу. Из отверстия бил оранжевый свет и чувствовался пряный запах. Я спустилась вниз за инопланетянином.

Мы приземлились на большую площадку под открытым небом, по которому плыли облака медового оттенка. Солнце было темнее, чем земное, а небо — нежно-розовое. Красиво. А запах местного воздуха напоминал об утончённом вкусе восточных пряностей.

— Какая это планета? — спросила я у нашего провожатого.

— Пятая планета системы Эрикон, сектор Мерцающее Крыло. Здесь координаторы выделили место для анклава жителей Земли.

— Далеко отсюда до Драконьего Когтя?

— Это соседний сектор, — ответило существо.

Интересно, какого всё-таки этот инопланетянин пола?

Когда все наши спустились и огляделись, инопланетянин приказал мне:

— Я говорю, ты переводишь.

— Хорошо.

— Жители Земли! — начал инопланетянин. — Я — наблюдающий Слаитан, и я буду куратором вашего анклава. Я буду решать ваши проблемы и отвечать на вопросы, пока вы не освоитесь. Сейчас придёт транспорт, и мы отправимся в долину, где для вас выделены дома. Если есть вопросы, задавайте сейчас.

Как же быстро он, зараза, говорит! Я, вообще-то, впервые выступаю в роли переводчика. Лишь бы никто из наших не придумал вопроса…

Чуда не случилось, вопросы всё же возникли. В основном они касались денег. Слаитан ответил, что на наше содержание будут выделяться средства только до тех пор, пока мы не выучимся и не сможем устроиться на работу. Рабочие места обещали найти, список специальностей должен был быть представлен через пару дней в электронном виде.

Подлетел транспорт. У машины был прозрачный верх, так что мы могли любоваться открывающимися внизу видами. А там было на что посмотреть, хотя мы летели достаточно высоко, и разглядеть удавалось немногое. Но высокие шпили зданий, чередующиеся с густыми лесами и реками с нереально яркой водой, впечатляли.

Транспорт опустился посреди небольшой долины с невысокими зданиями.

— Мы решили, что не летающим людям будет неуютно в слишком высоких домах, — сообщил Слаитан.

Почти весь день был посвящён расселению и объяснению, что и как работает. Не знаю, как у Слаитана, а у меня под конец уже язык отсыхал. Когда мы с наблюдающим, наконец, расстались, я ощутила небывалое облегчение.

Моя квартирка была довольно большой, милой и просторной. За свою жизнь я сменила семь квартир, эта была восьмая. И, честно говоря, она нравилась мне гораздо сильнее предыдущих. Много воздуха, света, просторный коридор, две комнаты и кухня, чулан и большая ванная. Для девушки со скромными запросами вроде меня даже слишком много. Нет, мне определённо здесь уже нравится гораздо сильнее, чем на Земле!

Глава двенадцатая

Изумрудно-синяя мантия, расчерченная алыми знаками, тяжело лежала на плечах, который год мешая свободно расправить крылья. Мне не нравится брать на себя ответственность. Но, когда погиб прошлый глава клана, меня никто не спросил, хочу ли я занять его место. Мои многочисленные знакомые были удивлены моему новому назначению не меньше меня самого. Мало того, что я был достаточно молод для этой должности, так ещё и считался странным. Очень странным. Этому сильно способствовала моя внешность, напоминающая внешность охотницы. Но тех, кто покупался на мой отточенный годами тренировок мягкий голос и показную изнеженность, рано или поздно постигало большое разочарование.

Одному я научился за годы управления кланом — грамотно пренебрегать своими обязанностями. Первое время я и подумать не мог о том, чтобы почти спонтанно послать текущие дела в место, куда не проникает звёздный свет, причём сделать это так, чтобы не было вреда для клана. Сейчас я сделал это, едва получив короткое сообщение Сайрината, первое после войны.

Меня считают довольно холодным, и это неудивительно. На войне погибло около двух третей нашего рода, но мало кому из тех, кто потерял близких, было так тяжело, как мне. Потому что за всю жизнь у меня была лишь одна глубокая привязанность. Даже дела клана никогда не могли заставить меня забыть эту боль. Я непрестанно ругал себя за то, что так и не помирился с другом. Скорее даже не с другом, а с любимым, как бы двусмысленно это ни звучало. И теперь я сорвался с места сразу, как только понял, что могу его увидеть. Оказалось, Сайринат даже не поинтересовался, кто именно сейчас является главой клана. Я не стал отвечать на его письмо, чтобы моё появление стало сюрпризом.

И вот теперь я шёл по коридору орбитальной станции, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Я запрещал себе думать о том, что мне принесёт эта встреча. Сайринату нужен был глава клана, и я опасался, что он будет общаться со мной, как со старшим по званию, а не с другом. Я должен преодолеть его отчуждённость, должен сказать, что всё ещё люблю его.

Вот дверь, за которой меня ждёт единственный друг. Глубоко вздохнув и успокоившись, я открыл дверь и шагнул в комнату, чувствуя себя так, словно выхожу на арену.

Сайринат сидел на идущем вдоль стен диване напротив входа. Он изменился, когда-то чёрный, как сама тьма, узор стал дымчато-серым, и вообще воин казался подавленным. Он поспешно вскочил и поклонился мне, как старшему по родовой иерархии.

— Оставь, Тёмное пламя. Я пришёл к тебе не ради церемоний.

— Я удивлён этой встречей, Шаеннат эль Миол, — он явно не утратил виртуозного умения контролировать голос. — У нас немного времени. Действие препарата, подавляющего мою агрессию, недолговечно.

— Тогда к делу, — вот не то я хотел сказать, не то! — Зачем ты хотел меня видеть?

— Тебе известно о том, что я назначил себе наследницу?

— Ты меня удивляешь, Тёмное пламя. Я все эти годы интересовался твоей жизнью, выяснял о тебе у координаторов всё, что позволял мой ранг. Такая новость не могла остаться незамеченной мною.

— Ей будет нужна поддержка и защита, Шаеннат.

— Она — часть клана, а я всегда забочусь о своих. Прости меня.

Я сказал то, что хотел. Не совсем к месту, но сказал.

— Что? — переспросил друг.

— Прости меня за то, что я все эти годы не решался навестить тебя. Я собирал информацию о тебе, но не прилетел ни на один день. Я боялся, что ты изменился слишком сильно, и что ты уже не тот Сайринат, которого я полюбил.

— Каким ты видишь меня сейчас? — он старался говорить спокойно, но голос подвёл друга.

Наши взгляды пересеклись. Его глаза были затуманены из-за препаратов, но в их глубине я видел искры того огня, благодаря которому обратил своё внимание на Сайрината ещё когда мы оба были детьми.

— Ты действительно изменился, но пламя не погасло.

— Это Айя. Она спасла меня, вернула мне жизнь. Шаен, я… я не хотел напоминать тебе о прошедшем, но другого шанса не будет. Я предал тебя. Я понял это слишком поздно. Прости, — его взгляд стал почти умоляющим. Как же много я был готов отдать за это короткое слово, за это выражение глаз!

— Давно простил. Мы всегда находим оправдания тем, кого любим.

— Всё ещё… несмотря ни на что?

— Да, и, наверное, на всю жизнь. Помнишь нашу совместную работу? Я всё ещё жду, пока мы сможем продолжить её.

— Это безумие, Шаеннат, — ответил он тихо, страдальчески закрывая глаза. — Ты мог бы найти другого соавтора, мог бы давно завершить исследование…

— Не мог. К тому же, мне хватает дел с другим проектом.

— Каким?

— Лекарство для поздней стадии заражения. Я уговорил принять участие родственников тех, кто выжил после Лерона. Нам не хватает средств и профессиональных вирусологов, но я доведу эту работу до конца. Ты вернёшься домой. Может, через несколько десятилетий, но вернёшься.

— Я всю жизнь обрекаю других на страдания.

— Соприкосновение с огнём всегда болезненно. Но пламя изменяет, делает сильнее, а ожоги рано или поздно заживают. Ты не сломал ни одной жизни, Тёмное пламя, а просто изменил их. В какую сторону — не нам судить. Но каждый, кому ты причинил боль, лишь стал сильнее. Я знаю это по себе.

— Ты так говоришь, словно готовился, — чуть насмешливо ответил он, наконец-то соизволив открыть глаза.

— Одно из умений, необходимых главе клана — быстро подбирать точные и красивые слова.

— Полезно. Шаен, позаботься об Айе. Она — моя жизнь. Ничего другого мне не нужно. Я оформлю на тебя доверенность на всё имущество семьи до её совершеннолетия. И ещё: если со мной что-то случится, ты станешь её опекуном?

— Разумеется. Но с тобой ничего не случится. Ты вернёшься домой.

Сайринат поднялся, обошёл столик и ткнулся лбом мне в плечо, как часто делал в детстве. Я погладил его по голове. Больше ни с кем он не позволял себе такой нежности и слабости. Больше никому он не доверял так, как мне. Наверное, поэтому я был готов простить ему что угодно и сделать ради него всё, что в моих силах.

— Я снова сумел полюбить. Я сразился со старым противником и выжил, пусть лишь волей случая. Теперь я обрел друга, — прошептал Сайринат. — Возможно, я действительно ещё могу жить, несмотря на болезнь.

Он отстранился и отступил.

— Иди, Шаен. Время действия препарата истекает.

— Хорошо. Если ты не против, я отправлюсь знакомиться с Айей.

— Шаен, — окликнул он меня уже в проходе. — Если на неё будут оказывать давление, я узнаю, даже если ни ты, ни она не будете мне говорить.

— Я не стану ничего от тебя скрывать. И я никому не позволю давить на неё.

— Ты — глава клана, но есть те, кто выше тебя. Если ты не сумеешь её защитить, это сделаю я. Скажи хранительницам, что, если они будут строить Айе козни, я сделаю так, что они навсегда лишатся своих постов.

— Каким образом?

— Не могу тебе сказать. Уходи, Шаен. Я не хочу причинить тебе вред.

— Дай знать о себе, как только достигнешь нового места службы.

— Обязательно.

Я вышел, гадая, что может сделать искалеченный и не совсем здоровый психически воин хранительницам ветви и рода. Уже когда я был на косайросе, который должен был доставить меня и Алькирайю домой, я неожиданно понял. Я даже застыл на месте, когда догадался. Но как он собирается это сделать? Впрочем, не моя забота. Если будут проблемы, с которыми я не смогу справиться, я не стану скрывать. Сайринат имеет право защищать интересы своей наследницы даже ценой своей жизни.

Она пришла на косайрос примерно через десять минут после меня. Хотя её запах был нормальным, внешне Алькирайя была странной. «Странная» звучит как-то нехорошо. Пусть будет «экзотичная». Но её внешность интересовала меня куда меньше, чем характер.

Мы раскланялись, и я представился:

— Шаеннат эль Миол ле Виа аль Лиондрэ, глава клана.

— Алькирайя дель Сайрината де Рикари эль Миол ле Виа аль Лиондрэ.

— Сайринат назначил меня твоим опекуном до совершеннолетия.

Она на секунду склонила голову, потом снова подняла её.

— Это честь, Шаеннат эль Миол.

— Рад, что ты знакома с этикетом, — я старался говорить максимально простыми предложениями, не зная, насколько хорошо она знает язык. — Я — друг Сайрината. Мы можем говорить просто.

— Я хотела встретиться с тобой. Сайринат рассказывал о тебе. Вы говорили?

— Да. Я всё ещё его друг, можешь верить мне.

И я всё ещё люблю его. А вот насколько сильно его любишь ты, охотница?

Мы прошли в отсек с камерами для анабиоза. Вместе с нами летело порядочное количество существ, и не только ротасс-нок'ан, поэтому найти свободные капсулы было достаточно трудно. Пока мы занимались этим, я осторожно расспрашивал Алькирайю, надеясь составить хотя бы первое впечатление о ней. Ничего не получалось. Она была спокойной и вежливой, и всё. Я, конечно, обещал Сайру присмотреть за ней, но я должен знать, достойна ли она этого.

— Ты являешься наследницей большого состояния, — сказал я. — Тебе это нравится?

— Там, где я выросла, от больших денег всегда было больше проблем, чем пользы, — ответила охотница. — Я не хочу жить только за счёт погибшей семьи Сайрината.

— Не позволяет гордость?

— Вероятно. Я хочу добиться чего-то сама, не благодаря статусу и наследству Сайрината.

— Похвально. Ты самостоятельна?

— Когда-то была такой. Ты поможешь мне стать достойной наследницей?

— Это мой долг. Что ты хочешь сделать, достигнув совершеннолетия?

— Вернуться на родную планету, если это будет возможно.

— Для чего?

— Чтобы помочь миру, где я родилась, где стала охотницей, встретила и полюбила Сайрината.

— Если ты действительно его любишь, у нас уже есть общая черта.

Я отметил, что Алькирайя хорошо говорит. Сайринат успел подготовить её. Это упростит жизнь нам обоим.

— Ни одной свободной капсулы, — буркнул я, сворачивая в очередной проход.

— Сейчас что-нибудь найдём. Можно я задам личный вопрос?

— Спрашивай.

— Почему ты не навещал Сайрината на Земле?

— Он — единственное существо, по-настоящему дорогое мне. Я опасался, что он изменился так сильно, что я перестану его любить.

— Он сильно изменился?

— Мы слишком мало говорили, чтобы судить. Вот капсула. Ложись здесь, я найду себе другую.

Надеюсь, мой откровенный ответ помог завоевать её доверие. Охотница показалась мне достойной. Если я ошибся, я изменю её. Сейчас она в таком возрасте, когда это возможно.

Наш прилёт не запомнился мне ничем, кроме обычных процедур досмотра и регистрации в порту Белой звезды. Вносили разнообразие только нескончаемые вопросы охотницы, для которой вся эта рутина была внове. Я же думал о том, чтобы как можно быстрее достигнуть дома и дождаться сообщения от Сайрината.

В доме семьи Рикари, где я решил поселиться вместе со своей подопечной, мне пришлось устраивать настоящую экскурсию, показывать Алькирайе, как пользоваться техникой, всей, вплоть до автоматических дверей. Потом оказалось, что меня очень хочет видеть пара оболтусов из клана, которые совершили какую-то выдающуюся глупость на учёбе и теперь умоляли, чтобы я за них заступился. За ужином, который я решил устроить на западной веранде, мы с Алькирайей снова смогли нормально поговорить.

— Шаеннат, как ты считаешь, мне следует изменить внешность, чтобы стать похожей на чистокровных охотниц?

— Нет. Ты уникальна, и должна гордиться этим, — ответил я. — К слову, ты успела определиться с будущей специальностью?

— Да. Если быть откровенной, это не совсем то, что я хотела взять в начале… поможешь мне подготовиться?

— Разумеется. Помимо меня, в клане много специалистов различных направлений, которые согласятся заниматься с тобой. Какая специальность?

— Вирусология, — ответила охотница.

— Достойный выбор. Я помогу.