Глава 16

Порт Кадиса пылал под жарким средиземноморским солнцем, его воды искрились, отражая суету кораблей, кранов и людей. Лазурные волны лениво плескались о причалы, а золотистые блики танцевали на поверхности, создавая иллюзию спокойствия. Для стороннего наблюдателя это был обычный день в одном из самых оживлённых портов Испании, где жизнь текла в привычном ритме. Но за этим фасадом повседневности двигалась тень — капитан Джеймс Харроу, лучший оперативник MI6, готовился к операции, которая могла переломить ход тайной войны Британии с Абвером. Его задача была ясна: уничтожить зарождающуюся базу немцев в Кадисе, сорвать их планы в Средиземноморье и показать Берлину, что Британия не потерпит провокаций, таких как убийство сэра Генри Кавендиша.

Путь Харроу в Кадис начался за три дня до операции, в Лиссабоне, где он уже несколько недель отслеживал деятельность Абвера под прикрытием Питера ван дер Меера, голландского подрядчика. Его легенда была отточена до мелочей: поддельный паспорт, испещрённый штампами от Роттердама до Танжера, потрёпанные документы, подтверждающие его статус торговца, и история человека, уставшего от бюрократии и экономических бурь Европы. Свободное владение немецким и испанским, отработанное за годы тайных операций, позволяло ему растворяться в многоязычном хаосе портовых городов.

30 апреля в Лиссабон прибыла зашифрованная телеграмма из Гибралтара. Сообщение, оформленное как заказ двух ящиков португальских сардин, содержало код, подтверждающий разрешение на операцию в Кадисе. Харроу, сидя в своей комнате в пансионе на окраине города, развернул бумагу под светом тусклой керосиновой лампы. Его пальцы, привыкшие к тонкой работе, аккуратно сложили листок, прежде чем поднести его к пламени свечи. Едкий дым закрутился спиралями, пока он запоминал детали: три цели на базе Абвера — склад с радиооборудованием, командный пункт с шифровальными машинами и дизельный генератор, питающий операцию. Взрывчатка, пластид, уже была в пути. Её должен был доставить Диего — угрюмый испанский контрабандист с лицом, изрезанным морщинами, и репутацией человека, который ненавидит режим Франко и немцев, шныряющих по его стране.

На следующий день, 1 мая, Харроу отправился в портовое кафе «Эль Фаро», где под видом обсуждения поставок встретился с Диего. Кафе гудело: матросы спорили за кружками пива, официанты лавировали между столиками, а запах жареной трески смешивался с табачным дымом. Диего, одетый в выцветший пиджак и кепку, надвинутую на глаза, сел напротив, поставив на стол кружку пива. Под столом он толкнул к Харроу холщовую сумку. Внутри лежали три блока пластида, каждый размером с небольшой кирпич, завёрнутый в промасленную ткань, и три таймера, добытых на чёрном рынке Берлина. Эти таймеры, стандартные немецкие механизмы с гравировкой «Gebrüder Thiel», были ключом к неподсудности: если операция вскроется, улики укажут на ошибку самих немцев. Харроу взвесил сумку в руке, ощутив холод металла через ткань. Его пальцы пробежались по таймеру, проверяя механизм.

— Без ошибок, голландец, — пробормотал Диего, допивая пиво и растворяясь в толпе.

Харроу кивнул, его лицо осталось бесстрастным, но в голове он уже прокручивал каждый шаг операции, как шахматист, предвидящий ходы противника.

Той же ночью он сел на рыболовный траулер, направлявшийся в Кадис. Море было неспокойным, волны били о борт, а ветер нёс брызги соли, оседавшие на лице. Харроу, стоя на палубе, изучал карту порта, нарисованную от руки агентом MI6 из Гибралтара. База Абвера располагалась в заброшенной части порта: кластер низких зданий, укрытых штабелями ржавых контейнеров и обломков старых ящиков, с минимальной охраной — несколько немецких оперативников и местных наёмников, нанятых за пару песет. Карта указывала точки входа, маршруты патрулей и расположение целей: склад в северо-восточном углу, генератор в открытом ангаре и командный пункт в старом офисе портовой администрации. Харроу запоминал каждый поворот, каждый угол, представляя маршрут в голове. Его глаза скользили по линиям, нарисованным чернилами, фиксируя расположение фонарей, складских ворот и узких проходов между контейнерами.

В Лиссабоне, перед отплытием, он провёл ещё одну проверку своего снаряжения. В его комнате, пропахшей сыростью и табаком, он разложил содержимое сумки: три блока пластида, мягкие и холодные на ощупь, три таймера, каждый с выгравированным серийным номером, и набор инструментов для маскировки — отвёртки, гаечные ключи, моток проволоки и банка чёрной краски. Под подкладкой плаща был спрятан «Веблей» калибра.38, заряженный шестью патронами. Пистолет был последним средством, но Харроу знал: если его поймают, он не дастся живым. Он провёл пальцами по рукояти, вспоминая наставление полковника Синклера:

— Ты один, Джеймс. Если всё пойдёт не так, Лондон тебя не знает.

Эти слова эхом звучали в его голове, пока траулер рассекал волны, приближаясь к Кадису.

Харроу ступил на шаткий причал Кадиса на рассвете 1 мая. Порт бурлил жизнью: рыбаки тащили сети, полные сардин, грузчики перекатывали бочки с оливковым маслом, а немецкие инженеры в штатском сновали между складами, выдавая себя резкими командами на немецком, которые разносились над шумом порта. Харроу, в роли ван дер Меера, нёс потрёпанную кожаную сумку с инструментами, где под слоем гаечных ключей и мотком проволоки пряталась взрывчатка. Его документы — разрешение на ремонт портового крана, подписанное вымышленной компанией из Севильи, — выдержали беглую проверку таможенника, лениво махнувшего рукой. Акцент Харроу, безупречный кастильский с лёгким намёком на каталонский выговор, не вызвал подозрений. Он был лишь одним из десятков подрядчиков, затерянных в суете порта, где никто не смотрел дважды на человека с инструментами.

Он снял комнату в дешёвой гостинице «Ла Луна», в двух кварталах от порта. Тесное помещение под крышей пропахло рыбой, сыростью и дешёвым табаком, но оно давало вид на порт и уединение. Сквозь мутное окно открывался вид на краны и корабли. Здесь Харроу разложил своё снаряжение: три блока пластида, каждый завёрнутый в промасленную ткань, три таймера и инструменты для маскировки — отвёртки, банка краски, моток верёвки и пара перчаток, чтобы не оставить отпечатков. Он проверил «Веблей», убедившись, что курок не заедает, и спрятал его под подкладкой плаща. Пистолет был тяжёлым, но его вес успокаивал, напоминая о крайнем случае. Харроу сел на край кровати, закрыл глаза и мысленно прошёл маршрут операции, представляя каждый шаг, каждый поворот, каждый возможный риск.

Весь день 1 мая он посвятил разведке. Под видом подрядчика он бродил по порту, делая заметки о движении грузов, смене охраны и расположении целей. Он притворялся, что проверяет кабели крана, но его глаза фиксировали всё: двух охранников в гражданской одежде, но с военной выправкой, патрулировавших периметр базы Абвера; ржавые контейнеры, за которыми можно укрыться; и узкие проходы, ведущие к складу. База занимала угол старого склада, окружённого обломками ящиков и штабелями бочек. Охранники сменялись каждые четыре часа, их движения были ленивыми, но внимательными — немцы явно не ожидали угрозы в нейтральной Испании. Внутри склада Харроу заметил ящики с маркировкой «Siemens» — немецкое радиооборудование, аккуратно сложенное у стены. Рядом с главным зданием гудел дизельный генератор, его кабели тянулись к временному командному пункту, где за мутными окнами мелькали силуэты людей, склонившихся над столами с картами и шифровальными машинами. Он также заметил грузовик, припаркованный у склада, с немецкими номерами — вероятно, для перевозки оборудования. Это был дополнительный риск: если грузовик окажется рядом во время взрыва, ущерб будет ещё больше.

К вечеру Харроу составил план. Склад — первый: пластид под ящики с оборудованием, чтобы уничтожить технику и нарушить связь Абвера. Генератор — второй: заряд у топливного бака, чтобы пожар усилил разрушения. Командный пункт — последний: заряд у фундамента, чтобы обрушить здание и уничтожить шифровальные машины. Таймеры дадут ему время уйти, а немецкие механизмы создадут иллюзию внутренней ошибки Абвера. Он знал, что малейший промах — и он, а возможно, и вся операция провалится. Но его пульс оставался ровным, дыхание — спокойным. Харроу был машиной, созданной для таких моментов, где каждая секунда балансировала между жизнью и смертью.

Ночь 1 мая была безлунной, небо затянули тяжёлые облака, скрыв звёзды. Порт затих, лишь изредка доносились крики чаек, скрип корабельных снастей и далёкий гул генератора. Харроу двигался бесшумно, его тёмный плащ был незаметен в ночи, а сумка с взрывчаткой висела на плече, слегка позвякивая инструментами. Он выбрал маршрут через заброшенный склад, где ржавые листы железа скрипели под порывами ветра, маскируя любой звук. Его шаги были мягкими, как у кошки, подошвы ботинок едва касались гравия. Два охранника у периметра базы курили, их силуэты едва виднелись в тусклом свете фонаря. Один из них, высокий немец с короткой стрижкой, рассказывал анекдот, его смех разносился в тишине. Харроу дождался, пока второй отвернётся, чтобы прикурить, и скользнул к складу, прижимаясь к холодной кирпичной стене. Его сердце билось ровно, но адреналин обострял чувства: он слышал каждый шорох, чувствовал запах моря, видел каждую тень.

Внутри склада пахло машинным маслом, деревом и металлом. Ящики с радиооборудованием громоздились у дальней стены, их немецкие маркировки — «Siemens» и «Telefunken» — поблёскивали в слабом свете. Харроу опустился на колени, его движения были точными, как у хирурга. Он достал первый блок пластида, мягкий и холодный на ощупь, и аккуратно установил его под нижним ящиком, замаскировав провода под обрывки кабеля, валявшиеся на полу. Таймер, тёмный металлический цилиндр размером с сигару, щёлкнул, начиная отсчёт. Харроу настроил его на 4:00 утра — достаточно времени, чтобы заложить остальные заряды и исчезнуть. Он задержался на секунду, проверяя, надёжно ли спрятан заряд, и двинулся дальше.

Генератор оказался сложнее. Он стоял в открытом ангаре, окружённый бочками с дизельным топливом, и его низкий гул заглушал шаги, но рядом возился механик — молодой парень в засаленном комбинезоне, напевавший что-то на испанском и проверявший топливные шланги. Харроу замер в тени контейнера, его дыхание было едва слышным. Механик, лет двадцати, с усталым лицом и грязными руками, вытер пот со лба и отошёл к ящику с инструментами, бормоча проклятия в адрес «немецких машин». Как только его спина скрылась за углом, Харроу скользнул к генератору. Он прикрепил второй заряд к топливному баку, замаскировав таймер под кучу проводов, сваленных рядом. Взрыв здесь обещал быть разрушительным: топливо превратит ангар в огненный ад. Харроу провёл пальцем по таймеру, убедившись, что он активирован, и ушёл.

Командный пункт был самым рискованным. Здание, бывший офис портовой администрации, охранялось строже: один часовой у входа, коренастый немец с сигаретой, лениво прохаживался у двери, другой — на крыше, с винтовкой, чей силуэт вырисовывался на фоне неба. Свет из окон лился на гравий, вынуждая Харроу двигаться ползком вдоль стены. Его пальцы касались холодного кирпича, пока он не нашёл подвальное окно, прикрытое ржавой решёткой. Отвёртка, спрятанная в рукаве, помогла снять её за минуту, но металл скрипнул, заставив Харроу замереть. Его глаза метнулись к часовому у входа — тот не обернулся, занятый очередной сигаретой. Харроу протиснулся внутрь, оказавшись в тёмном подвале, заваленном старыми папками, пропахшими плесенью и пылью. Пластид он заложил у несущей стены, рядом с фундаментом, где обрушение нанесёт максимальный ущерб. Таймер щёлкнул в третий раз, его тиканье было едва слышным в тишине. Харроу выбрался наружу, вернул решётку на место и отступил, его сердце билось ровно, несмотря на адреналин, текущий по венам.

Когда он вернулся в заброшенный склад, часы показывали 2:15 утра. Он устроился на крыше, откуда мог наблюдать за периметром, не выдавая себя. Охранники продолжали патрулировать, не подозревая о тройной угрозе, тикающей в сердце их базы. Харроу проверил «Веблей», спрятанный под плащом, и позволил себе минуту отдыха, глядя на тёмные воды залива. Его мысли были ясными: он сделал всё, что мог. Теперь оставалось ждать.

В 4:00 утра 2 мая Кадис содрогнулся. Первый взрыв, на складе, разорвал ночную тишину, как удар грома. Ящики с радиооборудованием взлетели в воздух, их деревянные стенки разлетелись в щепки, а металлические детали — антенны, провода, радиоприёмники — разлетелись на десятки метров, врезаясь в стены и соседние контейнеры. Пламя вспыхнуло мгновенно, оранжево-красное, жадно пожирая остатки оборудования. Столб чёрного дыма взвился к небу, а едкий запах горелой резины и металла распространился по порту. Взрывная волна разбила стёкла в соседних зданиях, и осколки посыпались на гравий, как дождь.

Через три секунды рванул генератор. Топливные бочки, стоявшие рядом, усилили взрыв, превратив ангар в пылающий шар. Огонь взметнулся на пятнадцать метров, его жар ощущался даже на расстоянии. Бочки с дизелем взрывались одна за другой, выбрасывая фонтаны искр и горящего топлива, которые падали на соседние ящики и деревянные поддоны, разжигая новые очаги пожара. Гул от взрыва прокатился по порту, сотрясая землю и воду, а чёрный дым, густой и удушливый, закрыл горизонт, словно занавес. Крики охранников и рабочих смешались с треском огня и звоном падающих обломков.

Третий взрыв, в командном пункте, был самым разрушительным. Здание, бывший офис портовой администрации, сложилось, как карточный домик. Несущая стена, под которой Харроу заложил заряд, рухнула первой, утянув за собой крышу и второй этаж. Шифровальные машины, столы с картами, папки с документами — всё оказалось погребено под тоннами кирпича и бетона. Взрывная волна выбила окна на соседних складах, а облако пыли и дыма накрыло порт, как туман. Внутри здания находилось около двадцати человек — немецкие офицеры, техники и несколько местных наёмников, работавших на Абвер. Большинство погибло мгновенно, раздавленные обломками или задохнувшиеся в дыму. Те, кто был снаружи, кричали, пытаясь пробиться к руинам, но огонь и дым делали спасение невозможным.

Харроу наблюдал с крыши заброшенного склада, его лицо оставалось непроницаемым, но глаза внимательно фиксировали хаос. Склад превратился в груду горящих обломков, генератор был уничтожен, а командный пункт — стёрт с лица земли. Пламя освещало порт, отражаясь в воде, как зловещий закат. Немецкие офицеры, выбегавшие из соседних зданий, кричали, пытаясь организовать тушение пожара, но их усилия были тщетны. Огонь пожирал остатки базы, а дым стелился над водой, закрывая звёзды. По предварительным подсчётам Харроу, в командном пункте погибло не менее двадцати человек, включая ключевых офицеров Абвера и техников, работавших над шифровальными машинами. Генератор и склад унесли ещё несколько жизней — возможно, до десяти местных рабочих и немецких инженеров, оказавшихся в зоне поражения. Взрывчатка сработала безупречно.

Порт превратился в осиное гнездо. Докеры, разбуженные взрывами, выбегали из бараков, некоторые в панике бросались к воде, другие пытались тушить огонь вёдрами. Немецкие охранники, оставшиеся в живых, метались между обломками, выкрикивая приказы, но их голоса тонули в рёве пламени. Один из них, коренастый мужчина с окровавленным лицом, пытался вытащить тело из-под обломков склада, но упал, задыхаясь от дыма. Испанские рабочие, нанятые немцами, кричали на кастильском, требуя помощи, но хаос поглотил все попытки организоваться. Вдалеке завыли сирены — полиция и пожарные Кадиса уже мчались к порту, но их прибытие только добавило сумятицы.

Харроу, всё ещё на крыше, прикинул последствия. Ущерб был колоссальным: радиооборудование уничтожено, шифровальные машины погребены под обломками, энергоснабжение базы прервано. Абвер потерял не только технику, но и ключевой плацдарм для операций в Средиземноморье. Взрывы были достаточно мощными, чтобы сорвать их планы на месяцы, но достаточно точными, чтобы не разрушить весь порт и не вызвать подозрений у Франко. Немецкие таймеры, обломки которых уже валялись среди руин, создавали правдоподобную картину аварии. Харроу знал, что его след чист, но время уходить пришло. Он спустился с крыши, его шаги были такими же бесшумными, как при подходе, и направился к своей гостинице.

К утру порт Кадиса был оцеплен испанской полицией. Немецкие офицеры, выжившие в хаосе, метались между обломками, пытаясь спасти остатки оборудования, но пожар уничтожил почти всё. Ящики с радиоаппаратурой превратились в обугленные куски металла, шифровальные машины были раздавлены под обломками, а генератор — груда искорёженного железа, всё ещё дымящаяся от жара. Испанская пресса, подогретая британскими контактами в Мадриде, уже распространяла историю о «трагической аварии» из-за неисправного немецкого оборудования. Франко, как предсказывал Синклер, не стал углубляться в расследование. Его режим, всё ещё хрупкий и балансирующий между нейтралитетом и симпатиями к Германии, не хотел лишнего шума.

Харроу покинул Кадис на рассвете, смешавшись с толпой рыбаков, покидавших порт. Его документы выдержали ещё одну проверку на выезде, где сонный полицейский лишь мельком взглянул на его паспорт. К полудню он был на борту траулера, направлявшегося обратно в Лиссабон. В кармане лежала зашифрованная записка для отправки в Лондон: «Три цели уничтожены. Без следов. Ван дер Меер.» Он стоял на палубе, глядя на удаляющийся берег, где чёрный дым всё ещё поднимался над портом, как зловещий флаг. Его миссия была выполнена, но он знал, что это лишь первый акт в долгой игре.

В Лондоне, на Даунинг-стрит, Болдуин получил отчёт к вечеру 2 мая. Он читал его в одиночестве, стоя у окна, где туман снова окутывал город, как саван. Операция удалась: база Абвера в Кадисе была уничтожена, их планы в Средиземноморье сорваны, а Британия показала, что не позволит собой манипулировать. Но премьер-министр чувствовал тяжесть решения. Смерть десятков людей — офицеров, техников, рабочих — лежала на его совести, даже если они были врагами. Сообщение ОГПУ о Мюллере продолжало вызывать вопросы: были ли Советы искренни, или это часть их собственной игры? Иден, Синклер и Келл уже готовили следующий шаг, усиливая наблюдение за Абвером в Лиссабоне и Берлине, а также за советскими агентами, которые могли знать больше, чем говорили.

В Кадисе слухи о «несчастном случае» быстро сменились новыми. Немецкие агенты, оставшиеся в порту, начали подозревать диверсию, но все улики — обломки таймеров с немецкими маркировками, искорёженные ящики «Siemens» — указывали на их собственное оборудование. Абвер был вынужден перегруппироваться, их операции в Средиземноморье получили серьёзный удар. Местные жители, напуганные взрывами, шептались о немецкой некомпетентности, а испанские власти закрыли дело как «аварию». Но в Берлине, в штаб-квартире Абвера, уже собирались аналитики, изучая отчёты и планируя ответ. Они знали, что это не случайность, но доказать причастность Британии не могли.

Харроу, стоя на палубе траулера, смотрел на горизонт, где море сливалось с небом. Его мысли были о том, что он сделал, и о том, что ещё предстоит. Но война только начиналась, и где-то в Берлине Абвер уже планировал ответный удар. Капитан Джеймс Харроу был готов встретить новые вызовы.

Загрузка...