Тишина была как после взрыва: не настоящая, а словно бы следствие временной глухоты. Ветер успел перегнать банку из-под колы поперёк стоянки и пронестись по верхушкам зарослей в отдалении, Йорк что-то спросил, Маркос ответил ему какой-то запредельной дерзостью, судя по выражению лица… но Тина не слышала ничего.
«Надо же, мы не умерли, – подумала она с лёгким удивлением. – И даже не ранен никто».
Кёнвальд соткался из воздуха, подобно призраку, и одним своим появлением изменил абсолютно всё. Такие тёмно-синие облегающие джинсы и серая толстовка с кошачьей усатой мордой на спине могли принадлежать кому угодно – парню-подростку, девчонке-бунтарке, усталой мамаше, пенсионеру на пробежке… Но капюшон был откинут, и даже в ржавом вечернем свете паутинно лёгкие волосы оставались холодно-белыми, без намёка на цвет, а глаза сияли так ярко, что хотелось зажмуриться – или, наоборот, смотреть, смотреть, пока не перегорит в пепел воспоминание о пережитом кошмаре.
Можно было не знать, что явился речной колдун, но даже самый скептически настроенный чурбан опознал бы в нём сейчас источник такой силы, которая отменяет любую другую.
Кённа огляделся медленно, отрешённо, точно восстанавливая по одному ему видимым знакам ход событий. Задержал взгляд на Тине, дождался кивка и слабой улыбки – «Со мной всё хорошо» – и обратился к девчонке, которую било крупной дрожью.
– Я горжусь тобой, Уиллоу Саммерс, – произнёс тихо он, тихо, но отчётливо, неуловимым образом приблизившись к ней. – Ты прекрасна.
Уиллоу длинно, клокочуще выдохнула:
– Да па… па… пошёл ты… – У неё вырвался всхлип. Она уронила свою палку, теперь уже явно бесполезную, и обхватила себя руками. – Нет. Обними меня. Сейчас. Пожалуйста.
И расплакалась отчаянно, навзрыд, как ни за что нельзя было ожидать от неё.
Кёнвальд только полшага сделал к ней, а она бросилась к нему на подгибающихся ногах и сама уткнулась в плечо. Он обнял её, погладил по волосам, по спине, шепнул что-то на ухо; потом улыбнулся Маркосу и сказал, умудрившись ни одной покровительственной ноты не подпустить в голос:
– Ты почти справился. Маленький Оливейра – настоящий боец, так? – и отвёл одну руку в сторону.
«Куда делся белый нож?» – успела подумать Тина.
И ещё:
«Вот Маркосу-то наверняка гордость не позволит расклеиться на виду у всех».
И ошиблась.
Он отлип от стены, не слишком уверенно добрался до Кённы и молча упёрся ему лбом в шею. Плечи у него не тряслись, и сбитого дыхания слышно не было, но отчего-то отчётливо представлялось, как жжёт у него глаза, а горло перехватывает; наверное, потому что мальчишка, гордый, как демон, бестрепетно позволил и обнять себя, и успокоительно погладить по спине.
А Кёнвальд наконец посмотрел на Йорка, точно впервые увидев его, – совершенно ледяным взглядом, невыносимым:
– Я знал, что с женщинами ты не умеешь обращаться – это не новость. Но и с детьми, оказывается, тоже. Так какой из тебя защитник?
– Кто бы говорил, – не удержалась Тина и на мгновение закусила губу, чтоб в голосе не прорезалось слабины. – Где тебя носило?
– Я советовался кое с кем, – уклончиво ответил Кённа. И снова глянул на детектива, на сей раз насмешливо: – Язык проглотил? – Йорк побагровел. – О, с такими дуболомами это временами случается. Особенно после эпичного, даже легендарного провала, достойного места в поучительной детской сказке. Нет, безусловно, зрелый муж может умереть, как ему заблагорассудится, но других-то зачем за собой тянуть? Подыхать веселее в компании? Или хочется отомстить хоть кому-то, если не получается дотянуться до истинного виновника? О, он близко – да не достать, а ударишь – только зеркало разобьёшь.
В этот момент Тине показалось, что Йорк или заорёт, как раненый буйвол, или вскинет к плечу ружьё и выстрелит, или по-простому вмажет насмешнику в челюсть кулачищем…
– Заткнись. Много ты понимаешь.
– Много ли? – Кённа вздёрнул белёсые брови. – Хороший вопрос. Иди за мной.
Он в последний раз бережно погладил подростков по спинам, поцеловал бледную, но спокойную уже Уиллоу в краешек губ, а Маркоса – в висок и отстранил обоих – не отпуская рук, впрочем.
И – потянул за собой, в сторону от стоянки, от лоснящегося, обугленного пятна на асфальте, к зарослям, что послушно расступились зелёным коридором. Тина как зачарованная двинулась следом, точно её на верёвочке вели, потому что решительно невозможно было оставаться здесь, у развалин, от которых разило крысиным смрадом. И даже Йорк, закостеневший от унижения, не смог противиться и тоже ступил на эту тропу.
«Да Кённа просто уводит нас подальше отсюда, – осенило Тину вдруг. Пальцы речного колдуна смыкались на запястье Маркоса крепко и непреклонно, а ладони Уиллоу касались едва-едва, лишь кончиками щекоча. – Куда угодно, только бы прочь от этого места. Как будто оно… загрязнено?»
Догадка пугала.
Тина свистяще выдохнула; кожа гудела от иллюзорного ощущения несвершившихся объятий, недоданной ласки, но просить о чём-то – эй, ты, а ну живо обними, видишь, я тоже сама не своя, поцелуй, скажи, что ты здесь ради меня, – было невозможно физически. Только не после того, как он сам её оттолкнул, испугавшись выдуманной жалости.
«Из двоих должен быть хоть кто-то умным, а не тонко чувствующим, – промелькнуло в голове. – Иначе это катастрофа».
– А вы неплохо стреляете, мисс Мэйнард.
Она скосила глаза.
Йорк шёл рядом, упираясь взглядом в собственные ботинки. Он до неловкости явно старался не смотреть по сторонам – вероятно, чтоб не увидеть стремительно меняющийся дикий пейзаж, который никак не мог принадлежать насквозь урбанистическому Лоундейлу. Зато ружьё, которое Тина после дедовых похорон ни разу до сегодняшнего дня не доставала, смотрелось на его плече настолько гармонично, словно детектив с ним родился.
«Как Маркос со своим ножом».
– Стреляю я паршиво, – ответила она поспешно, чтоб не плодить неудобные паузы. – Дед считал, что одинокая молодая женщина в старом доме на отшибе – это сюжет, который подходит для дешёвых триллеров, а не для качественной жизни, вот и заставил меня заморочиться с лицензией. Скажу честно, лучше б он мне шокер оставил. Бабахает та штука на славу, но патроны обходятся в такие суммы, что распугивать хулиганов, собак и воришек дешевле кастрюлей и половником.
Дурацкая шутка достигла цели: Йорк так удивился, что, похоже, на секунду забыл о своих обидах и мрачных помыслах:
– Чем-чем?
Тина потянулась к нему, понижая голос до интимного шёпота:
– Ну как же. Слышишь среди ночи, как кто-то ковыряется в дверном замке, берёшь кастрюлю, берёшь половник, начинаешь спускаться по лестнице… – Он заинтересованно наклонился, и Тина гаркнула ему прямо в ухо: – И бах-бах-бах!
Детектив чертыхнулся, потом заржал.
Кённа бросил многозначительный взгляд поверх плеча, который был непонятно кому адресован и мог означать, например, «Ты мне весь педагогический эффект портишь».
Или, скажем, «Перестань клеиться к моей девушке».
Последний вариант льстил самолюбию, но казался маловероятным.
…а потом все лишние мысли и слова попросту вылетели из головы, потому что Кёнвальд с ошеломляющей прямотой напомнил о том, что он не только засранец-из-реки, мастер пикапа и обладатель сомнительных социальных навыков, но ещё чёрт знает насколько древний колдун.
И, скорее всего, не вполне уже человек.
Он вывел их к реке… к незнакомой реке поздней осенью, ночью, под колючей молодой луной. Вода мерцала холодной синевой; ивы клонились к ней, щедро рассыпая старое золото листьев, когда ветер начинал перебирать их гибкие ветви; выржавленные дубы стояли недвижимо. Сперва пейзаж оставался безлюдным, но потом сквозь заросли к воде продралась невысокая женщина в красном клетчатом пальто и берете. Она затравленно оглянулась, прижимая сумку к груди, затем бессильно опустилась на берег, прижимая ладони к лицу.
Справа сквозь пальцы по виску текла кровь.
– Эмми! – выдохнул Йорк с такой болью, что дыхание прервалось. – Эмми, я здесь! Я…
Кённа, невесть как очутившийся рядом, легонько стукнул детектива в грудь – и тот окаменел, как был, с приоткрытым ртом и вытянутыми руками.
А светловолосая женщина на берегу вдруг подскочила на ноги, шарахаясь к воде. Лицо её исказил первобытный ужас; взгляд заметался – где, где найти убежище?
Обернулась к реке.
Шагнула в ледяные волны, проваливаясь сразу по колено…
…Тина словно находилась одновременно в двух местах – в промозглой октябрьской ночи и в жарком летнем вечере; её било ознобом. А беглянка в клетчатом пальто стояла, обнимая себя руками и раскачиваясь, и глубокое, смертельное отчаяние волнами исходило от неё, как холод – из глубокого колодца. Она дёрнулась, точно услышав что-то, зажала уши…
И тут появились они – девы в белых одеждах.
Выскочили, высыпались из ивовых зарослей на берегу, окружили её, улыбаясь, потянули за собой; оплели руками, заслонили ветвями, пока ало-чёрная клетка пальто не потерялась окончательно за желтизной листьев. Казалось, женщина исчезла.
И вовремя, ибо на берег ступило нечто хищное и тёмное, едва сдерживаемое изношенной человечьей оболочкой. Обернулось по сторонам, принюхиваясь к осеннему возрасту, – и по-крысиному шмыгнуло обратно в сумрак безвременья, колеблющийся за пределами видения. Какое-то время картина оставалась неизменной; потом налетел ветер, срывая с ив листву, оголяя дубовые ветви.
Женщины нигде не было.
На берегу валялась сумка, испачканная кровью.
– Как видишь, я знаю довольно много, – произнёс Кёнвальд, снова хлопнув Йорка ладонью в грудь; тот раскашлялся, отмирая, а мир опрокинулся в жаркое лето. – Я не спрашиваю имён у своих девочек – и от чего они бежали тоже. Но эту я запомнил: ивы привели её, не интересуясь моим мнением. Наверное, я слишком их разбаловал, но всё к лучшему – им это идёт. И, нет, предугадывая вопрос: она не желает встречаться с тобой, Реджинальд Йорк. С сёстрами ей спокойно и хорошо. А тебе пора бы перестать гоняться за смертью; она не поможет тебе со свиданием, честное слово.
Детектив с помертвелым лицом сделал несколько шагов наугад и упёрся плечом в дубовый ствол. Зажмурился; стиснул кулаки.
Тина подумала, что он был всё-таки очень сильным человеком, потому что сумел справиться и с яростью, и с отчаянием – пусть и со второй попытки.
– Кто такой, чёрт возьми, Доу? – спросил Йорк хрипло, выпрямляясь. – И кто такой ты? И что это, вашу мать, за древнегреческая трагедия?
Уиллоу, которая обнималась с Маркосом на бережке, ничуть не впечатлённая представлением, вскинула подбородок:
– Вау! Чтобы коп – и был в курсе мифа о Пане… Вы что, книжки читаете?
– Уиллоу! – укоризненно воскликнула Тина, пытаясь замять ситуацию, но только всё усугубила.
Маркос подозрительно захрюкал девчонке в плечо. Кёнвальд сделал постное лицо а-ля учитель математики – секунды на три, а потом рассмеялся.
– Вы бессовестные дети, – сказал он. Обернулся к Йорку, доставая из кармана пачку сигарет: – Хочешь одну?
– Я не… – начал было детектив, потом осёкся. Отлепился от дуба, мотнул головой, как большой пёс, в уши которому попала вода. – А, ладно. Давай. Прикурить-то найдётся? – спросил он невнятно, уже зажав сигарету зубами.
Кёнвальд усмехнулся – и аккуратно поджёг её огоньком, вспыхнувшим на сложенных щепотью пальцах.
– Я позёр, – признался он доверительным тоном. – А ещё я колдун и река. Полный список можешь вот у неё уточнить, – кивнул он на Уиллоу; та выразительно покраснела. – А вот что такое Джек Доу – большой вопрос даже для меня. Собственно, за авторитетной консультацией я и отлучался сегодня в Форест. Там живёт один мой старый приятель. У него некоторое время назад были проблемы с крысами, так что теперь он крупный специалист по этой теме.
Йорк снова затянулся, на сей раз почти не поморщившись.
– Значит, Форест… И что же интересного сказал твой специалист?
– Не вздумай искать его самостоятельно, – предупредил Кёнвальд слишком резко, чтобы это показалось шуткой. – Господин звонких флейт, багряных закатов и цветущих лугов и раньше был весьма капризным и непостоянным даже для фейри – не угадаешь, одарит он тебя при встрече или сыграет шутку. Смешную только с его точки зрения, замечу. А уж после войны… К тому же с недавних пор он завёл личное чудовище, которое весьма трепетно относится к его приватности. Так что нет, никаких самостоятельных расследований.
– Я и не собирался примазываться к вашей потусторонней тусовке, – возразил детектив с таким выражением лица, что стало ясно: он уже мысленно прокладывает маршрут до соседнего Фореста. – А чудовищ мне хватает и здесь. Удалось узнать что-то о нашем местном монстре?
– Как сказать…
Кёнвальд помедлил перед ответом, словно сомневался, стоит ли вовлекать людей в колдовские дела, но потом всё же начал рассказывать. Наверное, если бы Тина не столкнулась с Доу лично каких-то полчаса назад, у неё бы сейчас волосы дыбом встали. Но теперь в ней, наоборот, проснулось любопытство: а как устроен кошмар? Что приводит его в движение?
…Как его остановить?
Сперва, точно настраиваясь на нужную волну, Кённа вновь, специально для Йорка и Маркоса, повторил рассказ о тенях: когда они появились, откуда пришли, на что похожи. Затем мягко свернул в прошлое и сообщил, что когда-то в окрестностях трёх городов были особые холмы.
– Точнее, города появились неподалёку от трёх Холмов, откуда начинался путь в земли фейри, – поправился он, и выражение его глаз стало мечтательным. – Как прекрасны были эти места! Я помню, как раскрывалась земля навстречу небу, полному звёзд, – так дитя распахивает объятья навстречу матери. И тянулись, змеились танцующие процессии; звучала музыка, что слаще мёда, и смех, что мелодичнее песни. Проносились стремительно босоногие всадники в драгоценных коронах, кружили над ними совы, а у ног шныряли проворные рэндалльские лисы. Иногда смертные присоединялись к процессии, околдованные открывшимся зрелищем, и редкий человек потом возвращался к своему родному очагу. Близ одного из Холмов, у залива, построили город и нарекли его в честь Святого Иакова; там издревле обитал дракон с глазами цвета расплавленного золота. Около другого Холма вырос городок под названием Тейл, где поселился колдун – а где один колдун, там жди ещё одиннадцать. Ну, а третий город построили за лесом и назвали Форестом.
…Между городами – а точнее, между Холмами – тянулись болота. В давние времена за топями закрепилась слава зачарованного места, где всякое может случиться. А попробуй-ка заслужи такое звание, когда фейри свободно ходят меж людей, а столкнуться с чудом так же легко, как попасть под дождь! После Войны Железа многое изменилось. Дивный народ исчез, кажется, без следа. Появились голодные тени – тогда, поначалу, ещё пугливые и осторожные. Но что было тонким – тонким и осталось. И каждый из трёх городов – Сейнт-Джеймс, Тейл и Форест – по-прежнему располагался неподалёку от приоткрытых створок, но вели эти врата теперь отнюдь не в земли фейри, а туда, где всё лишалось смысла.
Где всё обращалось в тени…
«То, что существует лишь наполовину, отчаянно жаждет воплотиться целиком», – сказал Кёнвальд, и это звучало так, будто он цитировал чьи-то слова. Где тонко – там рвётся; тени чувствовали, где мир может поддаться, и удваивали напор. В Сейнт-Джеймсе тот, кто некогда был драконом, а потом переродился и стал самим Городом, дотошно следил за чистотой. К себе он не подпускал ни единой крысы. В Тейле предательство одного из колдунов-хранителей привело к тому, что это место полностью оказалось во власти теней-безликих. А в Форесте, где последний из фейри, переживших Войну Железа, сколотил нечто вроде ночного патруля, дело ограничилось воронками. Их запирали в безвременье, однако иногда случались прорывы; здания поглощала скверна, а люди просто исчезали.
– Мы долгое время думали, что бесследно, – суховато, а потому особенно жутко сообщил Кённа. – Но затем Господин звонких флейт и багряных закатов столкнулся с одной… с одним… с некой тварью. Выглядела она как обычная смертная женщина, однако от человеческого в ней осталась лишь оболочка. И эта оболочка, начинённая отвратительной силой, не только могла передвигаться в солнечном свете, но и представляла опасность даже для фейри.
– И что сделал твой друг? – спросила Тина, чувствуя, что голос садится. – Убил её?
– Он уронил на неё луну, – совершенно серьёзно ответил Кёнвальд. – Этого, к счастью, оказалось достаточно. Но не всякий колдун или фейри способен на такое. А Уил… кхм, Господин звонких флейт, багряных закатов и цветущих лугов всегда был склонен чрезмерно реагировать.
Тина поперхнулась. Судя по округлившимся глазам Йорка, он только сейчас начал осознавать, с кем связался, и потенциальное общение с капризным и непредсказуемым существом, способным походя уронить луну на досадную помеху, больше его не привлекало.
– Э-эм… – протянул он. Потом с некоторым трудом справился с собой и включил мозги: – Так, значит, наш Джек Доу – что-то типа той твари? Человеческая оболочка, внутри которой эти, как их, тени? Крысы?
– Зови как угодно, – пожал плечами Кённа. – Они крысы, поскольку часто принимают облик этих зверьков, особенно поначалу, когда слабы. Они тени, потому что обитают в темноте. Мой друг так долго наблюдал за ними, что целую классификацию разработал, хотя вообще-то научная работа ему чужда. Есть тени – бесформенные пятна, далее идут крысы, затем безликие чурбаны в цилиндрах, и с ними обычному человеку уже не справиться одной силой воли. Тот, в ком поселилась тень, становится одержимым. Внешне он похож на оплывшую свечу – понятия не имею, что это значит, просто цитирую чужие слова. Одержимые могут передвигаться днём и притворяться людьми, порой долгие годы. Но и это не предел.
Йорк наклонил голову, глядя исподлобья:
– Что, бывает и хуже?
– Намного, – поморщился Кёнвальд. – Ступенью выше располагаются «генералы теней». Они не только организуют всю эту дрянь и заставляют двигаться в одном направлении, но и способны на… назовём это «колдовством». Та тварь, с которой столкнулся мой друг, назвала себя «маршалом» и утверждала, что она стоит над генералами, и я, увы, знаю только один надёжный способ уничтожить нечто подобное.
– Луна? – мрачно пошутил детектив.
– Именно, – последовал ответ без намёка на иронию. – Ты внимательно слушал. Это хорошо. Внушает определённые надежды.
Кёнвальд с совершенно независимым видом стоял, заложив большие пальцы в карманы джинсов, и словно чего-то ждал. Тина намёков упорно не понимала; Уиллоу, которая знала его немного получше, быстро оценила обстановку и сделала нужные выводы.
– Слушай, по-моему, он тебе предлагает сотрудничество, – доверительно сообщила она Йорку. – Ну, мы-то в деле давно, а тебе советую долго не раздумывать.
– Деятельных идио… ммм, энтузиастов всегда лучше пристроить к делу кучно, чем потом отлавливать по одному в местах, для жизни мало приспособленных, – не стал отпираться Кённа. И сощурился: – Итак?
– Сделаю всё, что в моих силах, – неожиданно просто и покладисто ответил Йорк. – Это похоже на правду. Джек Доу… Насколько я знаю, он родом из Тейла. Пытался обосноваться и в Сейнт-Джеймсе, и в Форесте, но безуспешно.
Кёнвальд помрачнел:
– Тейл… Плохо. Дела там стали налаживаться только в последнее время, а до тех пор даже я не хотел бы очутиться там ночью. Сейчас мне нужно вернуться к месту вашей битвы. Попробую выяснить кое-что о Доу по-своему. Уиллоу, ты в порядке?
Девчонка вздрогнула, но сумела состроить уверенную гримасу:
– Более чем.
– Тогда проводишь всех по домам, – распорядился Кёнвальд.
Заросли расступились, открывая путь прочь от реки – к цивилизации. Йорк послушно двинулся по тропе, но в последний момент замешкался. Странно было видеть, как рослый и сильный мужчина оробело мнётся.
Наконец он решился.
– Эмми… Эмми жива или мертва?
Кёнвальд улыбнулся – и, приблизившись к нему, встал на мыски.
– Слишком прямой вопрос, мой большой друг, – шепнул он на ухо. – Учись быть более гибким… как ива.
И исчез.
Тропа, впрочем, осталась.
Она вывела к полицейскому участку, точнее, чуть дальше, к полузаброшенному дому с большим яблоневым садом. Первым от компании откололся Маркос; он нахально поцеловал Уиллоу в щёку и юркнул куда-то на задворки «Чёрной воды». Затем настала очередь Йорка.
– Наверное, загляну к Гримгроуву, извинюсь, что ли, – произнёс он несколько смущённо, поскрёбывая затылок.
– Хорошая идея, – одобрила Тина, украдкой посмотрев на телефон. Последнее сообщение, отправленное патанатому, значилось прочитанным, но ответа до сих пор не пришло. – Кстати! – спохватилась она. – А где сердце Доу?
Лицо у детектива стало примерно таким же, как у читателя, который на две недели просрочил сдачу книги, но пришёл за следующей.
– Как сказать… – протянул он, глядя в сторону. – В общем, оно у меня не с собой. Я догадывался, что пистолета для Доу может быть недостаточно, ну и решил подстраховаться и сделать ставку на переговоры. Контейнер с сердцем я спрятал в надёжном месте. И, в общем, Доу бы ничего не получил, пока не сказал бы, куда дел тело Эмми.
У Тины даже слов не нашлось.
«Тихо, – успокаивала она себя мысленно. – Это я лично уже какое-то время назад столкнулась с потусторонними ужасами, а Йорк только по чужим рассказам был с ними знаком. Вполне понятная реакция, достаточно предсказуемая…»
Уиллоу была менее деликатна: она хлопнула себя по лбу всей пятернёй и застонала.
– Дорогие духи предков, великие матери! – торжественно произнесла девчонка, глядя в небо. – Если я когда-нибудь буду упрекать Маркоса за необдуманные поступки и снова скажу, что у него вместо мозга – мешок тестостерона, напомните мне, пожалуйста, этот случай!
Тина поперхнулась смешком. Йорк, конечно, глумления двух хрупких молодых женщин не вынес.
– Какие все умные пошли, охренеть! – рыкнул он, скрестив руки на груди. – И что делать?
– Отдайте сердце Доу мне, – попросила Уиллоу, мгновенно посерьёзнев. – Я его спрячу в действительно надёжном месте, а потом передам Кёнвальду. Слушай, ты?.. – вопросительно обернулась она к Тине.
Та махнула рукой:
– Идите. Во-первых, солнце ещё не село, так что обычных теней можно не бояться, это нам авторитетный эксперт подтвердил. Во-вторых, Доу вряд ли выйдет на охоту сразу после того, как едва ноги унёс. Скажи лучше, тебя ждать к ужину?
Уиллоу с визгом повисла у неё на шее, словно получила приглашение не на скромную тарелку риса с чем-угодно-по-скидке, а на вручение престижной международной премии и фуршет для избранных.
Это грело душу. До одиннадцатого дома по улице Генерала Хьюстона Тина добралась без приключений, только в супермаркет заскочила и купила пачку рыбных котлет, успокаивая себя тем, что они, во‑первых, вдвое дешевле курицы, во‑вторых, полезнее, а в‑третьих, терпеть их ровно до понедельника.
«И консервы – определённо вариант похуже», – уговаривала она себя, пробивая на кассе по совету продавца вторую пачку: «Две по цене одной, мэм, очень выгодно!»
У порога Тина вежливо поздоровалась с изрядно разросшейся ивой; померещился даже игривый шёпот в ответ, но, скорее всего, это просто ветер запутался в ветвях. А затем вечер покатился по знакомым рельсам выходного дня: завершение уборки, скворчащий на плите ужин… Кошек пленил запах котлет, и вся банда отиралась у ног, возбуждённо урча; им вторил в гостиной телевизор.
Уиллоу заявилась через час после заката – взъерошенная и взволнованная.
– Жуткая штука! – заявила она с порога. – И прямо удача, что её хранили в холодном железе, на десять метров под землёй. Получилось что-то вроде ритуала похорон, и эта хрень заснула.
– Ты про сердце? – на всякий случай уточнила Тина, раскладывая скромное угощение по тарелкам.
Девчонка яростно кивнула – и вгрызлась в котлету с такой страстью, что даже голодные кошки были посрамлены.
– Угу. Про него, – невнятно ответила она. – Вот серьёзно, повезло. Я ещё обернула контейнер цепями, а на крышке запирающий знак нарисовала. Засунула всё это добро к нам в подвал, на дальнюю полку, так что теперь до сердца даже Доу не доберётся. Тупо не найдёт, – ухмыльнулась она по-ведьмачьи. – У меня вокруг дома целая ивовая роща, старые-старые деревья, от матери остались, если не от бабки, а вокруг отвороты раскиданы. Чужой чёрта с два найдёт дорогу, иногда даже папаша с собутыльниками дойти не мог, ух, потом ругался… Но вообще чем раньше я сбагрю контейнер Кённе, тем лучше, – заключила она.
Тина была с этим полностью согласна.
Но речной колдун не появился ни к вечеру, ни назавтра; он словно избегал встречи любой ценой. Можно было бы даже решить, что его вовсе нет поблизости… Но когда она после воскресной пробежки завернула к берегу, волна вынесла к её ногам большую розоватую лилию с блестящими, вощаными лепестками.
– Возвращайся, – попросила Тина очень тихо, прикасаясь кончиками пальцев к поверхности воды. – Пожалуйста. Я беспокоюсь.
Оправдывая гордое звание засранца, Кёнвальд не ответил. Понедельник начался по классической схеме – с хорошей новости и с плохой.
Хорошая новость нагнала ещё по дороге на работу, явившись в виде сообщения о пополнении банковского счёта. Оценив размер премиальной части и ежеквартальной доплаты за инспекцию фондов – не иначе как Пирс подал докладную записку высокому начальству, расписывая сей неблагодарный труд, – Тина вполне реально подпрыгнула на месте и мысленно завопила: «Гуляем!»
Воображение рисовало дивные перспективы: безудержный шопинг вечером, гурманские изыски и полки в кладовой, доверху заполненные кошачьим кормом. В качестве особого шика, можно сказать, разгульности – карамельные и фисташковые капсулы для кофемашины в библиотеке. Но все эти мысли благополучно вылетели из головы, стоило добраться до работы.
Пирс и Аманда скандалили – как никогда до сего дня.
Они кричали друг на друга одновременно, беснуясь по разные стороны от стойки. Аманда была в дурацком, совершенно не красящем её платье змеиной окраски; лицо раскраснелось, глаза опухли – так, что только щёлочки остались. Тушь лежала на щеках. Пирс выглядел не лучше: какой-то нечёсаный, патлатый, с помятым и будто бы пропитым лицом, расцарапанным вдобавок. Когда Тина входила, он выхватил из-под стойки бутылку с водой для полива гераней, отвинтил крышку – и плеснул Аманде в лицо.
– Иди остынь! – проорал он, брызгая слюной. – Дура набитая!
Аманда резко замолчала, отёрла лицо рукой, окончательно размазывая тушь, и опрометью бросилась вон. Тина на мгновение растерялась, не зная, куда идти, но потом ринулась к Пирсу и хлопнула по мокрой стойке ладонями:
– Ты рехнулся? Что вообще происходит?
Он потерянно моргнул, точно в сознание приходя… а потом из той же бутылки вылил воду себе на голову.
– И я тоже – старый дурак, – произнёс Пирс с невероятной усталостью. – Надо извиниться потом, я палку перегнул. Но, Тин-Тин, она меня выбесила! Я с утра, ещё до открытия, созвонился с мистером Барри, договорился о второй встрече – и вдруг заметил, что эта змеюка записывает мой разговор! На свой чёртов мобильник! Специально припёрлась пораньше! Я спросил зачем, а она… Она сливает наши разговоры! Вот на черта? Тин-Тин?..
Тина не ответила.
Ей казалось, что она падает в какую-то бесконечную чёрную трубу.