Зачарованный чай и колючий граф

Глава 2. Мудрость бабки Алдоны

Тишину в магазине разорвал звук, от которого Элиc вздрогнула, ударившись затылком о стену. Снаружи гремело, скрежетало и фыркало — ровно так, как мог фыркать и скрежетать допотопный экипаж бабки Алдоны. Элиc зажмурилась. Нет. Только не сейчас. Не сегодня.

Дверь с треском распахнулась, отбросив на пол несчастный колокольчик. В проеме, залитая багрянцем заката, стояла Алдона. Невысокая, кряжистая, похожая на старый пень, с которого свисало три разных плаща и гирлянды из засушенных стручков.

— Что, встречать гостью не собираешься? — прогремел ее голос, густой, как варенье из еловых шишек. — Или будешь валяться на полу, как мешок с мокрой картошкой?

Элиc медленно поднялась, отряхивая юбку.

— Привет, ба.

— «Привет», — передразнила ее старуха, швыряя на прилавок свою бездонную котомку. Та угрожающе звякнула. — Мой козел Борис вежливее здоровается. Что опять случилось? Опять этот тощий стервятник, Элрик, тут кружил?

Элиc только вздохнула. У бабки был нюх на неприятности почище, чем у гончих эльфов.

— Был. Сказал, через неделю магазин заберет.

— Заберет? — фыркнула Алдона, смахивая с ближайшей банки слой пыли. — Я ему позволю? Я еще твоего отца в этих стенах от кашля лечила! Он у меня только попробует дверную ручку потрогать — я ему такой отвар подмешаю, что он свою фамилию забудет!

Она зашуршала своей котомкой, и Элиc почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Бабкины «снадобья» были… непредсказуемы.

— Вот, гляди, — Алдона извлекла пузырек с мутной фиолетовой жидкостью. — Слеза феникса. Не смотри, что этикетка от капель от насморка. Суть внутри. Капля — и любая хворь как рукой снимет. Почти любая.

Элиc скептически посмотрела на пузырек. От него пахло… перченой говядиной.

— Ба, это же твой соус для барбекю. Я его узнаю.

— Ну, феникс был с характером! — отмахнулась старуха. — А это… — Она вытащила сверток, перевязанный бечевкой. Внутри лежали сморщенные коричневые корешки. — Когти спящего дракона. Сила в них дремлет. Разбудить — целое искусство.

— Они… шевелятся? — неуверенно спросила Элиc, наблюдая, как один из когтей пытался выползти из банки.

— Может быть. А это — пыль с крыльев лунной моли. Чихнешь — три дня смеяться будешь. Без передышки.

Элиc смотрела на этот растущий на прилавке странный арсенал, и в горле вставал ком. Бабка жила в своем мире, полном чудес. А она оставалась здесь, с долгами, мышами и тоской.

— Баб… Спасибо. Но это же всё… несерьезно. Людям нужно средство от кашля. От болей в спине. Им не нужны… когти дракона!

Алдона замолчала. Ее взгляд, обычно колючий, вдруг стал мягким.

— Ты так и будешь на всё смотреть? Сквозь призму счетов и медяков? — Она покачала головой. — Мир, детка, куда шире твоего магазина. И чудеснее. Вот увидишь.

Она снова покопалась в котомке и извлекла маленький, зашитый мешочек.

— Держи. Для тебя.

Элиc нехотя взяла его. Мешочек был теплым.

— Что это?

— Лепестки солнечника. Клади под подушку. От дурных мыслей. И… — бабка хитро подмигнула, — интересных мужчин приманивают. Проверено.

Элиc закатила глаза.

— Ба, хватит! Мне не нужен «интересный мужчина». Мне нужен… ну, клад. Или чтобы Элрик провалился в преисподнюю.

— Богатый покровитель, — фыркнула Алдона. — Скучно. Гораздо веселее, когда врывается кто-то раненый, загадочный… Ну, сама узнаешь. Я чую. Воздух пахнет переменами. И бурей.

С этими словами она повернулась и вышла, хлопнув дверью. Элиc осталась одна. В тишине, пахнущей пылью, долгами и странным теплом от мешочка в ее руке.

«Чушь», — сказала она себе твердо.

Но мешочек и правда был очень теплым.