Они ждали — не два, и не три часа. Уже солнце позолотило горизонт, разгоняя тучи ночной бури, прежде чем Фигаро и Артуру было позволено войти внутрь отеля «Шервуд»
Они вошли — с обязательным сопровождением. За ними тенями следовали двое неприметных людей в серых робах без знаков отличия. Ударный Отряд (но Фигаро не мог сказать точно; это вполне могла быть и другая спецура).
Странно: но Артур не возражал — ни против ожидания, ни против сопровождения. Это совершенно не было похоже на старика, но следователь помалкивал; сеанс сканирования «Шервуда», похоже, окончательно испортил Мерлину настроение: тот дулся, хмурился, односложно отвечал, и много курил, глядя в пространство перед собой.
Температура в «Шервуде» постепенно поднималась, но внутри всё ещё было холодно — Ноктус запретил включать газ и электричество до особого распоряжения экспертов — колдунов и алхимиков Отдела.
Экспертов в здании было много: люди в белых робах, толстых прорезиненных перчатках и скрывающих лица газовых масках замкнутого цикла (здесь не шутили с безопасностью). Но Фигаро заметил, что «белые робы» вели себя как-то подозрительно тихо; они собирались в тёмных углах кучками по два-три человека, шептались (хотя, вроде бы, не было ни единой причины понижать голос), а некоторые и вовсе снимали защитные маски (что было грубейшим нарушением всех мыслимых протоколов безопасности), и курили, стряхивая пепел в стеклянные банки для сбора образцов.
В коридорах, залах и номерах «Шервуда» было светло: техники Отдела уже расставили везде «световые треножники» — сферы-лампы на трёхпалых подставках. Только видимый спектр и никакого колдовства — чистая химия, превращение одних элементов в другие, и стекло-фильтр. Это был холодный, белый, неживой свет; он лишь нагонял жути, подчёркивая тьму в углах и наполняя тени угольно-чёрной глубиной.
Они шли по коридорам, где под ногами мягко поскрипывал безукоризненно отполированный дубовый паркет, заглядывали в номера — шикарные, но похожие друг на друга как две капли воды, и поэтому скучные — поднимались по лестницам, устланным ковровыми дорожками, проходили через бальные залы, где в барах тускло поблёскивали бутылки, а пол был натёрт мастикой до зеркального блеска.
Они шли… Они видели…
Интерес, как и предполагал Артур, представлял только третий этаж. И третий этаж оказался, в итоге, филиалом ада.
Его, судя по всему, выбрали за то, что на третьем этаже было мало номеров, зато много больших, просторных помещений: два конференц-зала, ресторация, синематографический салон и зал для банкетов. Всю мебель с этажа убрали, а почти всё свободное место было заставлено алхимической аппаратурой: колбами, перегонными кубами, тиглями, ретортами, печами, ваннами, лабораторными столами, и кучей прочих приборов, большинство из которых следователь видел впервые в жизни.
Ему, однако, бросилось в глаза другое: вся алхимическая аппаратура — та, которую он мог идентифицировать — была старой. Не в том смысле, что она распадалась на части от ветхости, нет, но те приборы, назначение которых Фигаро понимал, были алхимическим оборудованием, широко применявшимся в Центральной Европе в середине XVIII века. Тем более дико оно смотрелась на фоне странных металлических цилиндров, перемигивающихся разноцветными лампочками, стальных механических рук, что с тихим жужжанием перемещали колбы с разноцветными порошками из одного гнезда-подставки в другое и клацающих в монструозных вычислителях перфокарт.
— Это аппаратура из первых лабораторий Квадриптиха. — Артур тихонько выругался. — Не самая современная — мы тогда ещё только начинали — но и не самая древняя. Нет электроники и вычислительных машин, но уже есть сложная механика и электролитические ванны… Думай, Мерлин, думай…
Но потом, в небольшой комнате, которая до переоборудования, похоже, была курительным салоном, они обнаружили такое, от чего думать старому колдуну стало куда как сложнее.
— Артур! — сиплым, задыхающимся голосом прошипел Фигаро, — смотрите! Там… Там дети! Подростки… В этих стеклянных колбах… Они…
Следователь не договорил; он отвернулся от развезшегося перед ним лика Преисподней, сделал пару нетвёрдых шагов к стене, и его вырвало.
Мерлин, разумеется, повидал в жизни куда больше Фигаро, но, похоже, в мире ещё осталось что-то, способное шокировать древнего колдуна: по лицу Зигфрида-Медичи разлилась восковая бледность, а из глаз исчезло всякое выражение. Кодун медленно подошёл к тому, что следователь назвал «стеклянными колбами» (скорее, это были оцинкованные анатомические столы, переоборудованные в нечто вроде лабораторных стендов в стеклянных чехлах) и принялся внимательно изучать провода и шланги, тянущиеся от «колб» к тикающим и жужжащим приборам у стены. На само содержимое «колб» Мерлин старался не смотреть.
Да, там лежали люди: парни и девушки, всего около тридцати человек — по одному в каждом устройстве. Самому старшему из заключённых в «колбах» было, от силы, лет двадцать пять, и не могло быть ни малейший сомнений, что это именно они, бывшие члены клуба «Дети Астратота»
— Фигаро!
— М-м-м-м…
— Фигаро! Соберитесь! А ну, на раз-два! Вдох-выдох!
— М-м-м-м…
— Вы следователь, или где? Ваша обязанность как следователя ДДД и как специального агента Особого Отдела…
— Вот только не надо напоминать мне, в чём заключаются мои обязанности, господин Мерлин. — Фигаро сплюнул на пол, и вытер рот платком. — Что вы там хотите мне эдакого показать? Я не врач. И в этих приборах тоже ничего не понимаю.
— Но читать-то вы умеете? — Артур резким движением сорвал что-то с одной из «колб» и протянул Фигаро. — Вот, оцените.
Это был клочок бумаги, в котором следователь опознал страницу, вырванную из записной книги (в верхнем правом углу красовался тонкий золотистый вензель: «Шератон»). В центре странички была надпись:
Большой привет моему сердечному другу Артуру-Зигфриду! Прошу прощения за мелкие неудобства, которые я готов компенсировать: прибор и сопроводительная документация находятся в зале апробации на большом столе в центре комнаты. До новых встреч!
Астратот ;)
Записка была напечатана на машинке; Фигаро даже смог установить марку — «Ундервуд-300». Зауряднейшая машинка, таких, наверное, миллионы…
Он не сразу понял значение символов дописанных после имени «Астратот»: точка с запятой и закрывающая круглая скобка. А потом сквозь кровавую муть, всё ещё оседающую в голове, до него дошло: подмигивающие глазки и улыбка. Остроумный значок, весьма, весьма…
— И смайлик влепил, тварь поганая. — Артур буквально шипел; его бородка и усы встопорщились, и с них уже слетали голубые электрические разряды. — Остроумный ты наш. Поймаю — придушу на месте. Хотя нет — отдам Альхазреду. Пусть живёт долго-долго. Под лезвием художника…
— Смайлик… Это от английского smile?
— Да. — Мерлин вновь разразился проклятиями. — И хотел бы я знать, как у него получилось наложить Рассеивающее Заклятье на целый отель. Он либо невероятно силён, либо… Не знаю. Ничего не знаю, ничего не понимаю.
— То есть, это не… Ну… Не Астратот?
— Что?‥ Дьявол, ну что вы такое несёте, Фигаро! Как вам не стыдно, право слово! Да, конечно, это владыка Астратот, который решил начать пользоваться человеческим колдовством. Без вариантов. А, да: ещё он печатает на машинке, и ставит опыты над людьми.
Но Фигаро уже и сам понял, что сморозил глупость. Первоначальный шок, всё же, был слишком силён.
— Вы поняли что… что делали с этими детьми? От чего они умерли? Нет, я вижу, что их буквально разобрали… на части… В смысле: никто бы после такого не выжил. Но почему…
— Они не умерли, Фигаро. Точнее, мертвы только пятеро из них. Остальные живы… пока. Эти машины поддерживают в них жизнь… ну, некое её подобие.
— Но это значит, — следователь задохнулся, — это значит, что вы… Что вы можете их спасти. Я знаю, вы можете. Это же ваша аппаратура, вы знаете, зачем она. Вы наверняка знаете заклятья…Да и Ноктус знает… Если мозг жив, то…
— Стойте, стойте, Фигаро. Погодите. — Голос старого колдуна был на удивление мягким, а глаза — жёсткими, точно наждачные круги. — Успокойтесь. Их нельзя спасти. Вы сейчас спуститесь вниз, к Ноктусу, и выпьете крепкого кофе. А я останусь здесь. Отключу аппаратуру и заморожу… тела. Подготовлю к дальнейшему изучению. Давайте, идите.
— Но если они живы…
— У них отсутствуют вита-центры, Фигаро. — Артур говорил как-то странно; мечтательно-отрешённо. — У каждого из них каким-то непонятным образом извлекли вита-центры. Буквально выдрали из аур — понятнее объяснить не могу. Сам пока не понимаю, как. До сих пор это считалось невозможным. Вита-центры… Если сравнить эфирный каркас человека с проводкой… ну, скажем, с проводами внутри телеграфного аппарата, то вита-центры это питающие прибор соляные батареи. В данном случае, из… кхм… приборов некоторые из батарей вынули. И работать они больше не смогут.
— Но…
— Идите, Фигаро. Ступайте. Выпейте кофе. А мне нужно закончить здесь. Я скоро к вам присоединюсь… Ну же, не стойте столбом. Уходите. Очень вас прошу.
Кофе горчил, но, в целом, был хорошим, а, главное — крепким.
Фигаро подозревал, что куратор Ноктус просто взял первый попавшийся кофе, и бухнул в турку пару столовых ложек — просто для того, чтобы привести следователя в чувство. Фигаро не опасался, что у него от такой дозы кофеина остановится сердце (всё-таки, он был агентом Особого Отдела, и мог бы без опаски выпить чашку стрихнина), но вот вкус напитка это сильно попортило.
-… Итак, господин Мерлин, вы подтверждаете, что прибор, обнаруженный нами в бальном зале, действительно, тот самый прибор, который в своё время разрабатывали вы с Научной Когортой Квадриптиха?
— И да и нет, куратор. То есть, в основе его конструкции однозначно лежат наши наработки. И я, разумеется, уже посылал одного из своих ручных демонов проверить, на месте ли прототип. В смысле, там, где я его закопал.
— И его там не было.
— Нет. Огромная яма в земле, следы раскопок, остаточные следы колдовства и несколько пассивизированных некротов с помощью которых, похоже, и проводились эти самые раскопки. Все мои ловушки отключены, в том числе и механические, а чемоданчик с прототипом и документацией пропал.
— И… Кто это, по-вашему, мог бы сделать?
— Понятия не имею. О том, где я закопал прибор, знали немногие. Моргана, Бруне, несколько ведущих специалистов Когорты. Все они давно мертвы. И никто из них уж точно не стал бы использовать в письме смайлик. Это… за рамками моего понимания.
…ещё в кофе стоило бы добавить сливок и сахару. Да чёрт с ними, со сливками — Фигаро устроила бы и просто пара кубиков обычного рафинада. Интересно, может, он в той большой сахарнице? Почти наверняка. Он бы готов поставить на это сто золотых империалов против конфетного фантика…
— Более того: одно дело знать, и совсем другое — достать оттуда этот грёбанный чемоданчик. Я вполне готов допустить, что мои заклятья мог распутать колдун с достаточной квалификацией. Чёрт, я же не самый сильный на свете! И, подозреваю, что не самый умный. Но вот механические ловушки, электронные датчики… Понятия не имею, как это было сделано.
— Ни малейшего?
— Эм-м-м-м… Знаете, в какой-то момент я был почти уверен, что кто-то сотворил мой дубликат. Нарочно или случайно — не важно. То ли ошибся в заклятии высшей трансформации, то ли при создании блиц-коридора… ну, вы знаете про парные флуктуации.
— Знаю. И чем вам эта идея не понравилась?
— Да хотя бы тем, что дубль-я, ну, моя копия, в смысле, первым делом стала бы искать оригинал. То есть, меня. Не для того, чтобы грохнуть, а для того, чтобы предложить сотрудничество. Два Мерлина это в два раза круче, чем один Мерлин… Чёрт, да у меня до сих пор иногда проскакивает эта идея… Ну, не суть. Короче, я бы не стал откапывать какую-то древнюю железяку для того, чтобы устроить всё это. Но есть и более веская причина считать, что это — не Мерлин-два.
— И какая же?
— Два идиота всё равно не смогут сделать того, чего не смог сделать один идиот. Даже два Артура-Зигфрида Медичи не смогли бы довести до ума устройство, над которым в своё время билась целая толпа специалистов в отменно оборудованных лабораториях. А этот… Тренч, или как там его… да плевать… у него получилось. Я, как видите, сейчас изучаю сопроводительную документацию к этой штуковине. Прибор достраивал гений; я могу сказать это не моргнув глазом. Изящное, простое, а, главное, воспроизводимое решение. Никаких редких ингредиентов, никаких конденсаторов на соплях девственниц или рогов единорога; устройство настолько простое, что аппарат соберёт пара хороших механиков… Ну, ладно: ещё им понадобятся электромеханик с алхимиком, но тоже, прямо скажем, не кандидаты наук… В общем, я вынужден удручённо констатировать: устройство дорабатывал колдун в разы умнее меня… Да, дьявол, какие там разы! Умнее на порядки… Странно, и как я вообще произнёс такое, и не умер? Наверное, теряю былой пыл.
— Мда, самокритичненько. На вас, господин Мерлин, и вправду не похоже. Но, всё же, что это прибор делает? Можете объяснить? Он что, действительно… ну… отбирает таланты одного человека, и…
— Ноктус, не мелите чушь, пожалуйста. Это, вон, Фигаро позволительно, а вы, как-никак, куратор Отдела. Может даже Скрытый Директор.
— Тьфу-тьфу-тьфу, отведи и пронеси. Ещё чего не хватало… Даже знать не хочу, кто на самом деле Скрытый Директор, а уж тем более — им становиться. Подо мной и на этой должности кресло горит, куда мне метить выше… И всё же, вы не ответили на вопрос.
— Это устройство, куратор, оно… Как бы так попроще… Оно позволяет двум людям обмениваться вита-центрами аур, как бы дико это не звучало. К выходам аппарата подключается пара человек — обязательно пара, это важно! — с помощью простого переключателя выбирается вита-центр, а потом нажимается кнопка. Бах! И всё, через пару секунд готово.
— Хм… Иными словами, если кто-то получит фатальные повреждения ауры, то…
— То теперь их можно устранить. Тонкость, однако, в том, что понадобится донор-смертник. Вы, думаю, и сами понимаете, что выращивать вита-центры в колбах мы пока не умеем. И, кстати, почему именно — фатальные повреждения ауры? Замените вита-центры старика на вита-центры подростка, и — вуаля! — у нас будет молодеющий на глазах старик, и крайне быстро обращающийся в прах отрок.
— Так вы думаете, что…
— Нет. Этих, на третьем этаже, понятно, использовали именно для обмена вита-центрами. По крайней мере, частично; большая часть этих несчастных, всё же, просто была использована в качестве подопытных при разработке устройства. Но тот, кто забрал у них части эфирной оболочки… он умирал, Ноктус. Куски его вита-узлов в телах этих полутрупов безнадёжно повреждены.
— Хм-м-м… Получается, что для участия в процедуре согласие донора не требуется?
— Нет. Можно просто стукнуть по голове, и подключить к прибору.
— И тот, кто… похитил у этих детей жизнь теперь…
— Живее всех живых. Либо быстро приближается к этому состоянию. Думаю, что вита-узлам нужно какое-то время, чтобы прижиться.
…да, сахар оказался в сахарнице — вот неожиданность! — и Фигаро, поискав взглядом щипцы, и не найдя их, просто сунул руку в хромированный цилиндр, достал несколько кусков рафинада и бросил их себе в чашку.
Бульк! Бульк!
— А зачем он… ну… превратил их в… даже не знаю, как назвать этот ужас… в живые куски мяса в колбах? Какой в этом смысл?
— Как ни странно, куратор, смысл в этом был. Я как раз сейчас об этом читаю. И дело вовсе не в извращённом уме или больной фантазии; всё куда хуже: этот Тренч, похоже, руководствовался лишь холодным расчётом. Ему необходимо было установить, как поведут себя вита-узлы энергетической оболочки человека, будучи отделёнными друг от друга физически. Хотя вы правы в том смысле, что даже я бы не дал добро на подобный эксперимент. Попытался бы смоделировать математически, или просто плюнул бы, и отложил промежуточные результаты исследований на дальнюю полку.
— А там, что, в этих бумагах — выдержки из экспериментов?
— Нет. Здесь полноценная научная статья. Статистика, диаграммы, эксперименты, методология, расчёты… Можно хоть сейчас переплетать и отправляться за Премией Ангазара.
— Но… Тогда я вообще перестаю что-либо понимать. Зачем он всё это нам оставил?
— Вы думаете, я понимаю?
— Хотите выпить?
— Я бы сейчас литр самогону проглотил. Чистяком, под чёрный хлеб. Но — нельзя. Нужно думать. Крепко-крепко и быстро-быстро.
— Да, господин Мерлин. Боюсь, вы правы.
Фигаро критически осмотрел пирожок, и осторожно надкусил румяную корочку. Пирожок оказался вполне себе пирожок, даром что купленный у неизвестной бабки у дороги. Он был даже тёплым, хотя теста в нём было куда больше, чем капусты.
— Ага, вот вы где, Фигаро! И уже жрёте. Значит, ваше душевное равновесие явно восстанавливается!
Артур, как обычно, появился из ниоткуда, хлопнув заклятьем шорт-трекера. Он уже успел скинуть с себя белую робу, и теперь был одет в простой бежевый плащ поверх такого же бежевого повседневного костюма от Мари Воронцовой. Такой себе зажиточный коммивояжер, заскочивший в стольный град Верхний Тудым, дабы торговать здесь примусами да самоварами, и вполне способный без труда затеряться в толпе.
— Вот доиграетесь вы с этими своими мини-блицами, — беззлобно сказал следователь, вгрызаясь в пирожок. — Ошибётесь — и ага.
Конечно же, Артур немедленно взбеленился.
— Фигаро! В чём?! В чём здесь можно ошибиться?! Вы, неуч-троечник, да я уже раз тридцать объяснял вам принцип работы шорт-трекера: я просто лишаю себя одного из пространственных измерений, превращаясь в двухмерный объект, который может свободно вращаться вдоль линии континуума, не нарушая релятивистских… А где вы пирожок взяли? Я тут внезапно понял, что зверски хочу есть.
— Где взял — там больше нету. Да и не очень пирожок, откровенно говоря. Лучше вот что: давайте сходим в какую-нибудь приличную ресторацию. Возьмём ухи, икорки, баклажанов маринованных. Мне вчера только снились маринованные баклажаны, так что теперь это у меня навязчивая идея. Водки возьмём, в конце концов. Я жуть как хочу сполоснуть голову стопкой-другой.
— Обязательно сходим. — Артур кивнул. — И водки возьмём. Большой графин, поскольку тут парой стопок не отделаешься. Но — потом. Сейчас я должен собрать всю доступную информацию, прежде чем Ноктус спохватится и начнёт прятать всё в контейнеры с бирками «секретно».
— Я удивляюсь, как до сих пор не начал.
— Слишком много всего. Думаю, Ноктус давно не сталкивался с подобным: лаборатория с подопытными людьми прямо в центре города. Такой наглостью не всякий некромант может похвастаться.
Помолчали: Фигаро жевал пирожок, а Мерлин, щурясь, глядел куда-то за горизонт. Это, однако, было несколько проблематично: горизонт прятался где-то за серой фабричной стеной, из-за которой торчали трубы из красного кирпича. Трубы весело пыхтели, выпуская облачка разноцветного дыма; похоже, прямо за стеной располагались алхимические цеха.
— Вы как? — спросил, наконец, Мерлин. — Получше? Что вас, чёрт подери, так выбило из колеи? Да, это ужасно, понимаю. Подростки. Некоторые совсем ещё дети. А война? На войне вы что, не видели, как умирают совсем ещё молодые пацаны, которые только вчера начали бриться?
— Они там от пуль умирали.
— Да ну? Вы же артиллерист. Не знаете, что бывает, когда рядом с человеком взрывается фугас?
— Ха, — Фигаро махнул рукой, — что фугас! Вот фугас начинённый алхимической ярью — вот это да. Потом неделю не спишь — кошмары.
— Ну вот. Так чем это отличается от того, что мы видели там, в «Шервуде»? А? Я вас спрашиваю?
— Не знаю. — Следователь вздохнул. — Думаю, в общем, ничем. Когда в человека попадает шаровая молния, и ему отрывает ноги, это, как бы, тоже… Ничего хорошего. Просто… Понимаете, я думал, что ко всему уже привык. Но нет… Знаете, я этот запах забыть не могу: спирт, нашатырь, карболка… Как в больнице. Или даже в хосписе.
— Да, я понимаю, о чём вы. — Мерлин задумчиво дёрнул себя за бороду. — Филигранная работа хирурга. Кто бы он ни был, Фигаро, но наш колдун-инкогнито совершенно лишён моральных принципов.
— Вы об этом… господине Тренче?
— Нет, — Артур покачал головой и сплюнул в сугроб, — не о нём. Тренч — кем бы он ни был — похоже, у нашего гениального психопата просто на подхвате.
— Э-м-м-м-м… Не понял.
— У меня не было времени изучить всё так же подробно, как люди Ноктуса. Зато я собрал то, что действительно важно. Куратора тормозят протоколы, правила и стандартные схемы расследований. Да, Особый Отдел может игнорировать бюрократию внешних инстанций, но против своей собственной внутренней бюрократии Кураторы бессильны. Вот что мне удалось нарыть: в лаборатории, несомненно, работали двое — наша тёмная лошадка, колдун-инкогнито, как вы его обозвали, и его напарник. Вы, наверное, заметили, что часть оборудования очень старая? С ней работал этот Тренч. Это подтверждается множеством записок — Тренч, кстати, писал от руки, так что образцы почерка у нас есть… не знаю, правда, чем нам это поможет. Его записки отличаются завидным постоянством и до жути скучны; в основном, это инструкции по приготовлению базовых алхимических субстанций: добавить два унции Нигредо Астериск, пять капель шафранового масла, чёрную медь и медленно помешивать на медленном огне три часа. Возможно, этот Тренч и сильный колдун, но в лаборатории его использовали на уровне принеси-подай.
— Кто использовал?
— Тот, кто руководил исследованиями. Он оставил после себя множество записей, но все они — машинописные. Всё, что я могу сказать об этом человеке — ну, помимо того, что он гениальный психопат без моральных принципов — так это то, что он хорошо знаком с научным методом, отлично управляется с оборудованием Квадриптиха, скрупулёзен и мыслит весьма неординарно. Смотрите: он приезжает в Верхний Тудым, и сразу же берёт в заложники членов клуба «Дети Астратота», одновременно получая в своё распоряжение отличное помещение для оборудования лаборатории. В «Шервуде» есть водопровод, газ и электричество, а ещё туда не вхожи посторонние. Шантажируя местное ответственное руководство наш колдун-инкогнито параллельно с этим использует их детей в качестве подопытных. Безотходное производство, Фигаро. И да, я понимаю, как это звучит. Наконец, в какой-то момент, завершив свои дела, этот Мистер Икс, мать его, приводит в порядок свои бумаги, использует вновь созданное устройство для того, чтобы исцелиться — я уверен, что аппарат он использовал именно так — и… исчезает в неизвестном направлении. Он оставляет нетронутой свою лабораторию, свои записи, своё творение — вообще всё. Скрывает этот тип только одно — свою личность. И это получается у него блестяще: мы до сих пор понятия не имеем, кто он такой.
— Это… странно. — Фигаро нахмурился. — Не понимаю: ну, допустим, он мог довести до ума этот ваш прибор. В это я могу поверить. После Луи Фрикассо и прочих фокусов Квадриптиха меня уже не удивить всякими научными диковинками; думаю, покажи вы мне аэроплан на батарейках или летающую бочку для путешествий на Луну, я бы не удивился. Но вот, к примеру, шантаж: как мог предсказать этот… этот тип, что родители похищенных подростков отреагируют именно так — впадут в прострацию? А что если бы у них сорвало крыши, и леди-инквизитор сотоварищи принялась бы звонить во все колокола, призывая ссюда Орден Строгого Призрения, и все прочие службы, земные и небесные? Такое сильное эмоциональное давление опасно; шантаж может пойти не так, как задумывалось. И записка. Он ведь знал, что вы, Артур, её найдёте. Это, понятно, не отменяет вопроса, зачем наш колдун-инкогнито оставил прибор, но всё сводится к тому, что… — Следователь строго посмотрел на Мерлина, ожидая продолжения фразы.
— …что он располагал некоторой информацией о будущем. — Артур-Зигфрид процедил эту фразу с явной неохотой. — Ох и не люблю я, Фигаро, всё, что связано с предсказанной судьбой! И литературу на эту тему не люблю, и колдунов изучающих этот вопрос откровенно презираю…
— А, — следователь понимающе кивнул, — помню, как же. Вы не хотите даже думать о том, что будущее можно предсказать, потому что если это так, то свободы воли не существует.
— Примерно. — Мерлин кивнул. — Но сформулировано крайне вольно. Смотрите: я, помнится, уже объяснял вам, что если будущее предрешено, но не прогнозируемо, то это всё равно, как если бы оно не было предрешено, помните?
— Помню. Вы ещё как-то называли это…
— Теория хаоса, да. Идём дальше: если будущее не является предрешённым, то тут тоже не из-за чего копья ломать — на нет и суда нет. И, наконец, третий вариант: будущее предрешено и предсказуемо. В какой-то мере доказательством справедливости этой теории служит Бруне и вся эта история с Исполнителем Желаний и этими приборчиками…
— Секундомерами.
— Точно. Знание о будущем влияет на настоящее, и если точная дата смерти известна, то до её наступления вы, по сути, бессмертны и неуничтожимы. Теперь представьте себе, что у нас есть какой-нибудь способ получить точную информацию о будущем в принципе — не просто тайминг чьей-то смерти. Что бы произошло с реальностью в этом случае?
— Понятия не имею.
— Я тоже. Но, уверен, что ничего хорошего. Темпоральные парадоксы — не то, что хорошо влияет на Вселенную.
— Но вы, кажется, говорили, что избавили мир от них.
— Правильно. Перемещение во времени невозможно, я вам зуб даю. Хоть все зубы сразу. Но что если информация о будущем проникнет в наш мир каким-нибудь обходным способом? Например, через сильного Другого?
— Эм-м-м… — Фигаро почесал затылок, — ну-у-у… Такое уже случалось, и не раз, насколько мне известно. Никакой опасности для нашего мира предсказания Других не несут.
— Верно, — согласился Артур, — по какой-то причине информация, которую способны достать из будущего Другие не является критичной для существования мироздания. На этот счёт есть множество объяснений: самоисполняемые пророчества, какие-то внутренние соглашения нашей реальности, не позволяющие Другим ей навредить, и так далее. Лично мне нравится так называемая Теория минимальных шансов: информация, которую Другие могут притащить в наш мир из будущего не является однозначным знанием о нём, а, скорее, предсказанием с очень-очень высоким шансом на исполнение. Высоким, но не равным единице. О предсказании могут узнать другие, и, соответственно, сделать что-нибудь, что его попросту отменит. Таким образом, причинно-следственная связь не нарушается, и Вселенная остаётся целой.
— И вы думаете, что в нашем случае…
— Не знаю. Но, — Артур ругнулся, — похоже, что придётся рассматривать вариант с карманным демоном-предсказателем как один из возможных.
— Опять демоны. — Фигаро, пригорюнившись, вздохнул. — Ну ё-моё, сколько можно? Хотя колдун-психопат тоже вариант не очень. А уж если вместе… Я возьму больничный.
— Не возьмёте, — Мерлин злорадно хихикнул, — Ноктус не даст. Да и вообще: вы же Агент Их Величеств! Да ещё, до кучи, и следователь Департамента. Ничего не поделаешь, работа у вас такая. К тому же, вы же не бросите в беде старого друга?
— Не брошу. Хотя и не вполне понимаю, чем могу вам помочь.
— Ничего, в прошлый раз вы то же самое говорили. А помните, как всё, в итоге, обернулось?
— Вообще-то не помню.
— А, точно. Но не в том суть. Вы как-то умудрились повлиять на Демона Квадриптиха — эфир ему стекловатой! — и спасти наши задницы, а также мир заодно. По-моему, это хороший результат.
Помолчали. Быстро темнело, и низкое осенне-зимнее небо заволакивали чёрные тучи — пока что не грозовые, и даже не снежные, а просто угрюмые свинцовые болванки, от которых веяло холодом и тоской. Фигаро внезапно до боли под ребрами захотелось оказаться в Нижнем Тудыме, на кухне у Марты Бринн, и умять… да что угодно, конечно, но лучше всего — пирог с капустой и мясом. Огромный, прямо из духовки, и чтобы на столе стоял графин с клюквенной наливкой, а из печи веяло душистым жаром маленькой весёлой преисподней. Следователь тихонько вздохнул; с одной стороны, дело было, по сути, закрыто, но, с другой, похоже, всё только начиналось, и то, что начиналось, Фигаро не нравилось.
— Ладно, — Артур махнул рукой, — к чёрту. Идёмте в тепло, а то скоро снег пойдёт. А, может, и дождь… Вы, кстати, поспали бы. Да и мне не повредит.
— Артур?
— М-м-м-м-м?
— Артур!
— М-м-м-м?‥ Да, Фигаро, извините. Я засыпался в этих бумагах. Надеюсь, Ноктус под шумок ничего отсюда не спёр — с него станется.
— Только не говорите, что вы всю эту макулатуру не скопировали.
— Конечно, скопировал. Я что, идиот? Но меня сейчас беспокоят не записи нашего колдуна-психопата. Точнее, не только они.
— А что же ещё?
— Его библиотека.
— Библиотека?
— Фигаро, вы что — хомяк-повторюн? Да, именно библиотека… В общем, если коротко: этого Тренча здесь держали явно в качестве чернорабочего. У него был свой угол — кровать и тумбочка. Мягко говоря, спартанские условия. Он работал на подхвате в лаборатории и закупал реактивы. Где — мы установим, но вряд ли это что-то даст. Ещё на оборудовании полно отпечатков Тренча — ну, они там одни. Его… хозяин то ли работал в перчатках, то ли вообще не имеет отпечатков. Зато у него была небольшая библиотека, и часть книг он явно с собой забрал. Вообще-то, большую часть — на книжных полках огромные пробелы. Но меня интересует другое: странный подбор литературы.
— Что вы имеете в виду? «Некрономикон», «Культы севера» и «Три шага ведьмы»?
— Не-а, не угадали. Научные журналы. Полная подшивка «Ворожбы и жизни» за три прошлых года, «Паровой вестник», «Наше время» и книги по механике — начиная с Попова и заканчивая Лемаршаном. Но это не всё: наш колдун-инкогнито, похоже, запоем читал «Вокруг света», «Столичные дребезги» и тому подобную дребедень.
— Хм… И как вы это объясните?
— Объяснить это несложно, если исходить из допущения, что этот тип был… как-то… не знаю… пассивизирован со времён Первого Квадриптиха. Например, пребывал в состоянии стазиса, криогенной заморозки или чего-то подобного. Понимаете, он навёрстывает упущенное. Поглощает информацию о мире, в котором оказался.
— А если его… ну… кто-то пассивизировал? Вы в своё время никого, часом, в вешалку не превращали?
— Хорошая мысль, правильная. Но — нет. Своих врагов я предпочитал стирать в пыль, а потом растирать пыль в атомную крошку… Кстати, интересно, что произойдёт, если Бруне дезинтегрировать… Надо будет как-нибудь проверить… Однако же, да, что-то в этой вашей мысли такое есть. И это, собственно, ещё одна загадка, которая гложет мне мозги. Понимаете, эти записки, расчёты, научные зарисовки… Они все машинописные, верно, вот только я уже где-то сталкивался с этим стилем изложения мыслей. Тот, кто это писал — я либо знал его лично, либо читал что-то, вышедшее из-под пера этого человека.
— А, ну, так это же отличная новость! Осталось только достать из вашей головы нужную информацию… что? Что-то не так?
— Фигаро, Фигаро… Как вы думаете: чего больше всего на свете боится любой жулик?
— Ну, это просто: он боится, что его самого обжулят.
— Вот именно. Поэтому впервые узнав о псионическом колдовстве, я принялся пихать себе в голову всевозможные защитные заклятья. И занимался этим вплоть до своей скоропостижной гибели, случившейся, как вы помните, почти сразу после нашего драматического знакомства. Моё сознание защищено от колдунов-псиоников, от «врождённых» псиоников, от псионического воздействия Других… хотя Оверлорд меня, конечно, скрутит. Меня не возьмут даже гипноз и химия.
— Но вы ведь наверняка можете просто отключить…
— Не могу. Понимаете, приказ отключить защитные барьеры мог бы отдать мне псионик, пробившийся через первые слои защиты. Поэтому изобретая очередное изысканное заклятье, я совал его себе в голову с приказом рекурсивно уничтожить память о самом себе.
— Эм-м-м… Вы хотите сказать, что у вас в башке куча защитных заклинаний, причём о некоторых из них вы даже не помните?
— О некоторых? Ха! О большинстве не помню… Короче, тут только ждать и надеяться, что меня осенит.
— Вы упускаете ещё одну возможность.
— Что я сам себя накрутил, и мне просто кажется, что стиль этих записок мне знаком. Ничего я не упускаю… Да поставьте вы на место эти часы, вы их скоро сломаете! Вам скучно?
— Признаться, да. Ноктус меня не отстранял — это было бы невежливо — но и новых поручений мне не давал. А вы сидите над этими бумагами как сыч.
— Так сходите прогуляйтесь.
— Одному скучно… А знаете что: не хотите проветриться? Я тут узнал, что такое этот «жёлтый дом» о котором говорил Фолт… или кто он там есть.
— Не понял. Вы о чём?
— Ну, помните, Фолт рассказывал, что его сын, Мартин, живет в некоем «жёлтом доме» на окраине города. В ближайшей закусочной мне рассказали, где это — место в городе известное. Там когда-то был настоящий жёлтый дом, и по слухам…
— Да, да, могу догадаться: в этом милом заведении был главврач, который ставил над своими подопечными ужасные эксперименты. Ну да, прямая отсылка на то, что мы здесь нашли. Ещё одна издёвка этой анонимной сволочи.
— Вы думаете, что там никого нет? Что это просто фальшивое воспоминание, цель которого… ну… подколоть вас?
— Если честно, то да. Фигаро, этот человек… этот колдун… он подонок, сволочь, аморальная тварь, возможно, маньяк, но в последовательности ему не откажешь… Хотя, знаете что — идите. Наведайтесь в этот «жёлтый дом» или как там его, я пока закончу с этими проклятыми бумагами, а потом, скажем, в шесть вечера, встретимся на вокзальной площади, пойдём и напьёмся в стельку.
— И уха!
— И мясной пирог. Только не задерживайтесь… Ах да — вы же теперь на личном авто.
— Я его не выкупил, вообще-то.
— Вы бы ещё три года телились. Поэтому его выкупил я… Так, всё, подберите челюсть с пола, и шагайте в свой жёлтый дом. И попробуйте мне тут начать вот эти ваши «а сколько я вам должен?». Сгною.