Агент Их Величеств, часть вторая

Эпилог

-… а я вам говорю, Фигаро, что этот снег — надолго. На всю ночь, и, может быть, на весь завтрашний день. И не нойте — кто снег хотел? Вот вам снег, получите и распишитесь.

Прикрученный вощёной верёвкой к забитым в оконную раму гвоздям ртутный термометр показывал минус десять Реомюров за окном, но на кухне Марты Бринн было жарко, как в аду: дышала огнём огромная печь, булькали здоровенные, похожие на котлы, кастрюли, и даже древний как динозавр немецкий керогаз был включён (на нём на крошечном пламени томился в «Кухонномъ автоклаве от Мерца» душистый холодец).

— Снег… — Фигаро довольно вытянул под столом ноги и покосился в окно, за которым сыновья тётушки Марты Куш и Хорж с весёлым гиканьем лупили огромными колунами по деревянным колодам. — Слушайте, а они там не замёрзнут? В этих кожушках и шапках с ушами набекрень?

— Эти-то? — Марта Бринн фыркнула, выхватила из печи рогатым ухватом почерневший от копоти казан и бухнула его на стол. — Они в минус сто не замёрзнут. Работа, Фигаро, работа! Пока топором машешь, или, скажем, пилу тягаешь, то ни мороз тебе не страшен, ни град, ни дождь со слякотью. Как там сержант Кувалда говорил? «Дабы хандры душевной избежать и чёрную немочь из тела выгнать, надлежит каждое утро ледяной водой обливаться, двадцать кругов вокруг плаца бегать, после чего до завтрака телегу с углём разгрузить или же загрузить — и так, и так пойдёт…». Кровь, Фигаро, в теле застаиваться не должна, играть должна кровь, бурлить, щёки румянить. А будете сидеть как пень, так скоро в пень и превратитесь, мхом порастёте, а потом и вовсе на пилюли сядете. Знаете, оказывается, в столице уже четыре алхимических мануфактории работают и производят — вот что бы вы думали? Порошки от душевной хандры! Столичные дамочки эти порошки пьют, а потом ходят как мешком пришибленные. Ах, говорят, какая лёгкость в голове, как на душе покойно! Мадам Крузейро недавно хвасталась, что у неё личный алхимик есть, который ей на неделю смешивает микстуры — для успокоения, понимаешь, мозговых гуморов! Ха! Я бы эту клушу за пару дней вылечила! Для начала запрягла бы её в водовозку и гоняла бы с бидонами от южной окраины до северной, пока потом не изойдёт. А затем…

Артур-Зигфрид Медичи запрокинул голову и захохотал.

Мерлин ржал как конь, совершенно не сдерживая себя, и Фигаро подумал, что впервые видит древнего колдуна таким, как сейчас: расхристанным, взмокшим и при этом совершенно довольным жизнью. На Артуре была белая вышитая косоворотка на голое тело, широкие свободные штаны и каучуковые тапочки на босу ногу, что придавало Мерлину вид даже не затрапезный, а почти бандитский.

— Аха-ха, — утирал Артур выступившие на глазах слёзы, — па-ха-ха!‥ Вот! Вот, Фигаро, какая нам нужна терапия! А не вот эти ваши погружения в эфир и утренние медитации. Завтра! Завтра же пойдём в лес за ёлкой! С топорами! Найдём саму красивую ёлку, притащим её, украсим электрическими гирляндами, шарами, ватой… Нет, к дьяволу электрические гирлянды! Свечи! Поставим на ёлку свечи, а я наложу противопожарные заклятья. Домовому водки бутылку поставлю, полкаравая хлебу, и… и…

— …также надлежит уважить домового духа кашей для нажору — пшённой али гречневой — разжечь огонь живый, а ещё подарить кусок воску и холстины, дабы в доме мыши не заводились и молния его обходила. Всё сделаем в лучшем виде. — Следователь важно надул щёки и похлопал себя руками по животу. — А скажите, любезная госпожа Бринн, что у вас в этом казане? По запаху вот вообще не понять: то ли картошка, то ли мясо.

— Картошка с мясом! Сейчас залью соусом, дам постоять, и сразу на стол. А вы пока режьте лук, нечего без дела сидеть. И не только лук; я сейчас огурчиков бочковых принесу из погреба, сала мороженного из сарая, травок сушёных…

— И водки!

— Ну, нет, господин Мерлин! Никакой водки перед ужином! Водка вкус убивает, провоцирует изжогу и питься должна исключительно после еды. А мы с вами будем наливку. Клюквенную. Ну, за ножи!

— Артур, — следователь горестно взглянул на гору огромных репчатых луковиц, — а есть заклинание, чтобы лук глаза не ел?

— Есть, — старый колдун хихикнул, — противогаз. А вообще промойте глаза холодной водой. Прямо сейчас. А лук кидайте в вон тот тазик со льдом; сдаётся мне, он тут не просто так стоит.

— О! — тётушка Марта с уважением посмотрела на Мерлина, — да вы, я вижу, смыслите в кухонном деле!

— А то, — вздохнул Артур, — как тут не смыслить. Столько столетий холостяцкой жизни… Ну-с, Фигаро, поехали… Да не тот нож, дубина! Берите маленький, с закруглённым лезвием…

— Ф-ф-ф-ф-фу-у-у-у-ух! — Фигаро откинулся на спинку стула и промокнул губы салфеткой. — И это вы называете наливкой? Да в ней градусов пятьдесят!

— Пятьдесят пять. Но! Голову не дурманит, — Марта Бринн принялась загибать пальцы, — вкус не оглушает, аппетит пробуждает… Хотя с чем-с чем, а с аппетитом у вас, господин Фигаро, всегда всё было в лучшем виде. И да, закусывайте, закусывайте, не стесняйтесь! Между первой и второй, как известно…

Следователь, которого не нужно было упрашивать, захрумтел бочковым огурцом, отправил в рот тоненькую дольку сала с двойной прослойкой, вослед салу послал кусочек хлебной корочки и, сладко зажмурившись, принялся анализировать свои ощущения.

Ощущалась острая необходимость налить ещё по одной, что и было немедля сделано, а после наливки Марта Бринн сорвала крышку с казана, и Рай распахнул перед Мерлином и Фигаро свои золотые врата.

Мясо распадающееся на тончайшие нежные волокна. Рассыпчатая картошка в топлёном масле, горячая как преисподняя. Тугие шляпки белых грибов — все как одна размером, минимум, с ладонь. Пряный запах душистых трав, золотистые луковые кольца, распаренные усики укропа и сверху — шапка белой нежирной сметаны.

Ломтиками хлеба работали как ложками, отправляли в рот душистую подливку, урчали, охали, вздыхали, восторженно причмокивали, и, наконец, без сил свалились на стулья, тяжело дыша и постанывая. По лицам следователя и колдуна градом лился пот.

— О-о-о-ох… Срочно… Срочно по сто грамм, тётушка Марта… Иначе мы это не переварим.

— Как же! Знаю я вас — через полчаса за добавкой полезете. Но по сто грамм можно и даже нужно.

— Мда, — Мерлин утёр усы тыльной стороной ладони, — поставил на стол пустую стопку и покачал головой. — Ваша затея с ресторацией, госпожа Бринн, обречена на успех. В этом нет ни малейших сомнений. Глядите, сюда ещё из столицы будут ездить… Когда там, кстати, открытие?

— Сразу после Нового года. Князь Дикий лично приедет, чтоб вы понимали! Проконтролирует своих квазитов. Хотя что их там контролировать — не пойму. Эти чертенята страсть какие умные. И прилежные, если, конечно, их не кочергой гонять, а по-доброму…

Марта Бринн разлила наливку по стопкам, грохнула бутылкой по столешнице и грозно сдвинула брови.

— Ну? Рассказывайте, давайте! Почему приехали как в воду опущенные и кислые точно два лимона? Что там уже случилось? Опять работа?

— Опять. — Фигаро скорчил грустную рожу и развёл руками. — Рассказать, понятно, не можем, но если коротко — мир разваливается на куски.

— А, и всего-то? — Тётушка Марта фыркнула, махнула рукой и махнула стопку не моргнув глазом. — А я-то уж подумала, что что-то серьёзное… Мир, господа, разваливается на части, сколько я себя помню. Я уже даже начинаю думать, что с момента своего сотворения он только этим и занимается. Но как-то держится. Скрипит, трещит, гайки со щепками из него летят, но — гляди ж ты! — до сих пор не развалился.

— Да, но… что если… конец света… — промямлил Фигаро, но Марта Бринн только пожала плечами.

— И? Вы сколько уже этих концов света пережили? Один? Два? И третий переживёте, не волнуйтесь. И хватит себя накручивать да думать о судьбах мира! А то хватит вас кондрашка на нервной почве, вот и будет вам конец света. Свой личный, со всеми удобствами… Хотя знаете что? Хрен вам, а не удобства. Я попрошу господина Мерлина, чтоб он вас после смерти воскресил. Представляете: вы, значит, дуба дали, лежите себе весь такой красивый в гробу — цветочки там, чёрный креп, всё как положено. И тут — бах! И пора вам на работу. Будете знать!

— Я ему давно так угрожаю. — Артур захихикал, потирая ладони. — Вы не переживайте, Фигаро у меня так просто не отделается. Он, в общем, не склонен к меланхолии, но иногда на него накатывает. Однако лечение есть. Наливайте, госпожа Бринн, наливайте. Руку, как известно, не меняют.

— Да-а-а-а, вот уж чего представить себе не могла, так это того, что меня Мерлин Первый будет госпожой звать… Видите, Фигаро: жизнь постоянно выкидывает коленца, танцует, кривляется, но заканчиваться не особо собирается.

— А если, всё же, закончится?

— Тогда, — тётушка Марта хлопнула пробкой, — начнётся что-нибудь другое. Вот раздавим мы сейчас эту бутылку, а потом я из погреба принесу абрикосовую водку. Вы, Фигаро, такой ещё не пробовали. Это из моих личных запасов; храню на всякий случай.

— Знаете, что мне в вас нравится? — Мерлин накрутил на палец свой великолепный ус и едва заметно усмехнулся. — Все что-то хранят на всякий случай: деньги, бутылку драгоценного бренди, набор разводных ключей от «Фродо и СынЪ». Но ни у кого этот «всякий случай» никогда не наступает. А у вас — да. Из запасов? Из закромов? Да легко!

— Так на то они и закрома! Их, господин Мерлин, нужно пополнять, чтобы было потом что из них доставать. Это процесс, понимаете? Рачительность, а не жадность, движение, а не застой! А то будет как в той байке про господина Пульку и его «Мерседес»: поставил, значит, господин Пулька карбюратор, что экономит 50% керосину, двигатель, что экономит 50% керосину, и насос, что экономит 50% керосину, сел и поехал, а через пару миль бак «Мерседеса» господина Пульки переполнился керосином и лопнул к чертям.

Артур опять захохотал, дёрнул себя за бороду и они выпили, а потом ещё по одной, и следователь, улыбаясь, поглядел за окно, где уже зажигались первые вечерние фонари и стучали топоры — тук-тах! Вечер в Нижнем Тудыме: открывались кабаки, лаяли собаки, потянулись с фабрик весёлые гудящие толпы, кто-то запускал алхимические фейерверки, кто-то загонял домой детей, с ног до головы извозившихся в снегу. Продрал по шее лёгкий холодок — где-то высоко над городом пролетел Ночной Летун, покружил-покружил, выискивая в слабое место среди заговоров и амулетов, тоскливо завыл, да и улетел восвояси.

«Все вокруг почему-то представляют себе жизнь как лестницу, — подумал Фигаро. — Вот, Мерлин, к примеру. У него жить — значит постоянно карабкаться в завтрашний день: быстрее, выше, сильнее! К новым горизонтам! Но, как по мне, жизнь — она больше смахивает на дорогу. Длинную, пыльную, не всегда прямую, но — дорогу. На которой можно остановиться, заглушить мотор, и выпить в придорожной харчевне, а то и вовсе свернуть в лес, построить там дом, да и жить в своё удовольствие никуда не торопясь. Да, да, у тебя — работа, Агент Их Величеств, знаем, помним. Да и Артур, вот, тоже держит в тонусе, не даёт заскучать. Но отдохнуть-то можно? Думаю, можно. И даже нужно».

Конец второй книги.

10.05.2025.