Артефактор Пушкин

Глава 2

Предложение Виктора Ивановича показалось мне интересным. Подать на блюдечке известному учёному дорогостоящий химический метод получения алюминия, дождаться пока появится хоть какое-то подобие промышленного производства, но продукт будет всё ещё ценным, и в этот момент вбросить на рынок шарамыжников свою порцию дешевого металла.

Несомненно это игра в долгую и имеет множество тонких мест, но и я в случае неудачи ничего не теряю. Не выгорит с французами, так хоть алюминия для себя наделаю. А то, что я смогу получить нужное мне количество металла, у меня нет никаких сомнений.

На удивление заинтересовать лягушатника не составило труда. Достаточно было дождаться его у выхода из Медико-хирургической академии и рассказать о неких бумагах с химическими формулами, которые, якобы, найдены мной в архивах Арапа Петра Великого.

— Мсье, но почему Вы не покажете эти бумаги русским учёным? — прокартавил на французском химик. — Тот же Яков Васильевич, у которого я Вас встретил, мог бы их посмотреть. В крайнем случае, он смог бы показать записи более сведущим в химии людям, чем он сам.

— Вероятно я так и поступлю, — изобразил я на лице разочарование. — Просто посчитал, что Вы заинтересуетесь записями своего соотечественника Лавуазье и его работы вернутся на Родину.

— Подождите, мсье, я ведь не сказал, что мне не интересны записи великого химика. Давайте встретимся в удобном для Вас месте и Вы покажете мне бумаги.

— Предлагаю ресторацию у Талона, — назвал я единственное более-менее приличное на мой взглядместо для встречи. — Там хорошая кухня. А время назначьте сами.

— Ох уж мне эта русская гостеприимность, — с улыбкой погладил Луи Жак свой внушительных размеров живот. — Договорились.

Проводив взглядом француза до его кареты, я почесал затылок.

— Вот это я наплёл. И где теперь обещанные рукописи брать? К тому же Луи Жак наверняка знает почерк.

— Я тоже видел фотографии сделанные с рукописей учёного, — сообщил Виктор Иванович. — Никогда такого себе не позволял, но если Вы позволите на время взять под контроль Ваше тело то думаю, что смогу начеркать несколько фальшивок почерком Лавуазье.

— Один по ночам в тело вселяется и в результате я просыпаюсь на полу. Другой готов моей рукой фейки стряпать. Что дальше? — задался я вопросом. — В одну прекрасную ночь посадите меня в карету и отправите на большую дорогу путников грабить?

— Всё не так страшно, — попытался успокоить меня Иваныч. — Я напишу текст, а Вам останется только состарить бумагу с записями лет эдак на двадцать пять.

В общем, сделали мы так, каки предлагал Виктор Иванович. Разве что бумаги я старить вышел на улицу. Каждый из трёх листков бумаги разложил на первом попавшемся удобном камне и прибавил им пару десятков лет. А как по-другому? Не дома же на столе этим заниматься? Кто-нибудь видел мебель в доме Пушкиных? Она того и гляди завтра сама развалится. А что будет, если её состарить на двадцать лет?

Наверное стоит рассказать, как встретила меня семья Пушкиных, когда я, приехав в Питер, бегом поднялся в нашу квартиру, давно снимаемую семейством Пушкиных в доходном доме.

Как обычно, дверь оказалась не заперта. Прислуга у Пушкиных — это целый набор неадекватных личностей, зачастую одетых крайне плохо. Комнаты — просто тихий ужас. Рядом со спальней с неплохой отделкой может находится пыльная комната с парой колченогих табуретов и подобием стола. Да, так они живут и не считают, что живут плохо. Семья Сергея Львовича Пушкина проживает в большом двухэтажном каменном доме графа Апраксина, в квартире, которая состоит из семи комнат. Я там занимал на втором этаже одну комнату, из самых небольших, обставленную по-спартански просто и незатейливо. Сейчас моя комната Лёвке перешла.

— Братик! — тревожной сиреной радостно взвизгнула Ольга, приводя в движение весь семейный муравейник.

Не прошло и нескольких минут, как вся семья, включая Лёвку, недавно вернувшегося с учёбы, уже сидела за столом в гостиной, ожидая от меня новостей.

Я же дожидался самовара. Как я уже понял — чай самое то, что нужно, для неспешного разговора. Даёт время подумать, делая вид, что дуешь ради его охлаждения, а то и вовсе смакуешь, ни на что другое не отвлекаясь.

— Где ты так долго пропадал? — начала маменька.

— В права вступал. Отец же с его братом мне отказали в покупке Болдино. А вот Её Величество, Мария Фёдоровна помогла. Мне пожаловали имение Велье, но не даром, а с правом выкупа. Вышло чуть дороже, но и имение не чета Болдино.

— Велье… Нечто знакомое… Я точно про него слышал, — неопределённо помахал отец пальцами в воздухе.

— Раньше оно становилось вотчиной царских вельмож, среди которых были Ягужинский и Потёмкин, Ланской и Куракин. Теперь я его купил. А как обещанное выплачу, так навсегда за своим княжеским Родом закреплю, — дождался я чая, который, как всегда оказался жидок и плох.

Мой кислый вид не остался незамеченным.

— Что-то не так, сын? — в ком веки поинтересовалась маменька, никогда не питавшая особой любви к Александру.

— Чай… Как вы его только пьёте… «Это же моча какая-то»

Свои эмоции я сдержал, собственно, как и слова. Оставив своё мнение на потом.

— Эй, кто-нибудь, Григория мне позовите, — крикнул я в приоткрытые двери.

— Так занят он, карета у вас большая. Такую не просто разместить, — засунулось в дверь опухшее рыло кого-то из смутно знакомых дворовых.

— Бабушка, не подскажешь, где тут у нас ближайшая лавка с хорошим чаем? — повернулся я к Марии Алексеевне.

— Как выйдешь, так направо. Через три дома увидишь, — охотно подсказала Мария Алексеевна.

— Лев, ты со мной? — спросил я у брата, который что-то серьёзно завис.

— Иди без меня, — сумел Лёвка меня удивить, — Мне стих на ум приходит.

— Сашенька, я с тобой прогуляюсь, лишь только шаль накину, — подорвалась с места сестра.

Сходили мы быстро, и пяти минут не прошло.

— Мой экспромт готовы послушать? — встретил нас братец, сияя от переполняющей его радости.

— Давай! — успел я первым среагировать, жестами показав слуге, чтобы он выплеснул из заварника всю ранее заваренную бурду и сделал всё заново, заварив чай из купленного мной пакета.

— Какая радость, в день ненастный

— Приехал брат издалека

— Луч Солнца, небу неподвластный

— Блеснул сквозь мрачны облака.

— Скучал ли я? Скучал, не скрою.

— В унылых буднях школьных дней

— Я не воздушный замок строю.

— Сплетаю рифмы. Всё ясней

— Я познаю природу слова

— И силу стихотворных строк.

— Пишу поэму и готова

— Уж скоро будет, минул срок

— Когда пред белизной бумаги

— Я и смущался, и робел.

— Теперь пишу, дай Бог отваги

— Сказать всё то, что я хотел.

— Лев Сергеевич, браво! Для пятиминутного экспромта это просто высший класс! — быстро поднялся я с места и обнял брата, прекрасно понимая, как ему это важно.

Хвалите авторов, и они прыгнут выше головы!

Семейство же Пушкиных, я про мать с отцом, выглядело слегка заторможено, всего лишь пару раз изволили похлопать.

Одни бабушка с Ольгой лучились искренней радостью, но отчего-то не решались её показать, опасливая поглядывая на мою матушку.

— Что там за грохот⁈ — всё-таки нашла наша «креолка» к чему придраться, заслышав возню дворни в коридоре.

— Похоже, карету наконец-то поставили и теперь из неё подарки деревенские заносят, — прислушался я к шумам.

— Саша, а какие подарки будут? — не удержалась Ольга, уже не оглядываясь на мать.

Я поднялся с места, закинул большой палец за лацкан сюртука, и выпятил грудь, принимая горделивую позу поэта:

— Всё как обычно: мёда бочка

— Четыре дюжих судака

— Окорока, говяжьи почки

— И три жирнющих гусака.

— Какое у тебя замечательно вкусное четверостишие! ­– облизнулась сестра, от всей души хлопая в ладоши, — А мёд липовый?

— За это, не поручусь, сударыня, я тех пчёл не пас, — шутливо откланялся я, — Но все, кто пробовал, хвалили, — честно отметил я, вспомнив покупателей на мёд с их оценками, но так и нерешающими заплатить за бочонок дорого.

Все очень хотели сторговать хотя бы треть цены, но тут, к их несчастью, меня принесло.

Ах, да. Мои «деревенские» подарки, якобы из своего имения, куплены мной на торжке, в пригороде Питера. Я там заранее попросил Григория остановиться, прекрасно зная, как дурно кормят в доме Пушкиных.

Кроме перечисленного в моём четверостишии, в корзинах и коробах ещё найдутся продукты. Там даже головка сыра есть, что нынче редкость небывалая. Но вот, нашлась же. А я не удержался, купил, хоть цена была вовсе не божеская.

Под позавчерашние воспоминания о приезде в Питер я и поехал на Фонтанку. Отчего вспомнил, так вот еду и думаю — стоит ли семью Пушкиных к себе в дом переселять? И отчего-то сильно не хочется этого делать. Они там бедлам и шабаш вмиг устроят, а то и гостей начнут приглашать без меры.

На осмотр дома Шешковского я прибыл загодя, оттого и пришлось дожидаться почти полчаса, когда к нам подъедет сын сенатора и мой юрист.

Все полчаса меня развлекали тульпы и неожиданный гость.

— Мне одному кажется, или в доме Шешковского могут оказаться уникальные вещи? — спросил Виктор Иванович, обращаясь к остальным тульпам и показательно лохматя голову, что должно было по его мнению изображать напряжённую работу мысли.

— Точно будут! — оторвалась Лариса от своих ногтей, азартно сверкнув взглядом.

— Клады, тайники, сокровища… Как я раньше обожала телепередачи про их поиск, — мечтательно протянула Алёна Вадимовна.

— Чур, я чердак проверяю, — заранее забил себе Серёга зону поиска, — Там всегда много интересного бывает.

— Могу я узнать, что вы здесь делаете? — услышал я чей-то вопрос, обращённый к моему кучеру.

Выглянул в оконце, а там городовой.

— Не могу знать. Их Сиятельство велел здесь остановиться и ждать, — спокойно ответил Григорий.

— Князь Ганнибал-Пушкин, — представился я, спрыгивая на землю, — Ожидаю своего юриста с документами и сына сестры покойного, которой этот дом перешёл по наследству, а я его приобрёл. Надеюсь, дом опечатан и все печати на месте?

— Не извольте сомневаться, Ваше Сиятельство. Всё как есть в полном порядке, а коня вашего я пока у соседей разместил, — слегка озадачил меня городовой, — А то околеет скотина от голода.

— Вот за это отдельное спасибо! — сунул я в лапу городовому золотой пятирублёвик.

Видели бы вы, как истово он преисполнился служебным рвением! Теперь за дом можно не волноваться. И присмотрит, и шалить рядом никому не позволит.

— Премного благодарен. Если чем помочь, только позовите! Вон моя будка стоит, — указал полицейский на будочку через два тома от нас.

— Помочь… А ведь можете помочь, — быстро смекнул я, как можно решить одну небольшую проблему, — Может знаете, нет ли где прислуги свободной, с хорошей репутацией? Мне бы мужа с женой, и чтобы не слишком старые были.

— Есть, как не быть, — отчего-то обрадовался служака, — Вы сколько платить намерены?

— А сколько считается достаточным?

— Ну, если бабе десятку ассигнациями, а мужику пятнадцать в месяц выплачивать готовы, то могу прямо очень хороших порекомендовать.

— А насколько они надёжны? Воровать не станут, или болтать лишнего?

— Лично за них могу поручиться!

— О как! Что же это за люди такие?

— Так брательник мой с женой. Барин им перед смертью вольную выписал, а с новыми хозяевами они не ужились. Вот и приехали в город счастья искать. Там, правда парнишка у них ещё есть, но он шустрый и умный, вам на посылках в самый раз будет. Послать за ними? Правда брат скорей всего на работе до вечера, а Глафира со Стёпкой тотчас прибегут.

— А вот как юрист с чиновником уедут, так пусть и приходят. Один вон уже подъезжает, — кивнул я в сторону пролётки, показавшейся в конце улицы.

— Так прибегут и подождут, чай не баре, — важно кивнул городовой и пошёл на свой пост.

Григорий Петрович Митусов, сын сенатора, подъехал почти следом за моим адвокатом.

— Бумаги все готовы. Ключи от дома у жандармов я забрал. Печати будем по кругу осматривать? — спросил Адольф Анатольевич.

— Пройдёмся, порядок есть порядок. Давайте осмотрим, — согласился Митусов.

Обошли. Я заодно въезд и задний двор осмотрел и с сомнением покачал головой. Не знаю, как Григорий справится, но лично мне здесь свою карету точно не удастся развернуть. Тесновато выходит. Под навесом обнаружилась пролётка, с откидным кожаным верхом, и судя по слою пыли на ней, стоит без движения она давно. Осмотрев обе задние двери, мы вернулись к крыльцу и чуть погадав, какой из четырёх ключей подойдёт, вскрыли печати и прошли в дом.

Что могу сказать — всё не так уж и плохо. Понятно, что Митусов, после их дворца, нос морщит, так это он квартиры Пушкиных не видел.

На первом этаже небольшого старинного особняка располагались два смежных зала, украшенных лепниной. С солнечными лучами, пробивающимися сквозь пыльные окна, эти помещения обретали особую ауру запустения. В одном из залов стояла антикварная мебель: массивный дубовый стол, обитые бархатом стулья и потертый кожаный диван. Украшениями служили три пейзажные картины и напольные часы. В настенных бранах свечей не наблюдалось, лишь стоящий на столе канделябр на пять свечей имел три огарка.

Между залами находился небольшой коридор, где на стенах висели старинные портреты прежних обитателей. Каждое изображение повествовало о судьбах, радостях и печалях, которые безусловно были мне чужды и даже если Митусов не станет их забирать, я их тут не оставлю.

В другом зале располагалась библиотека, едва заполненная книгами, многие из которых выглядели далеко не новыми. Лестница, ведущая на второй этаж, была скрыта за деревянными дверями.

Картины в зале Митусова не заинтересовали, так как к фамильным портретам отношения не имели, а вот портреты в коридоре он осмотрел и пересчитал. Прошли дальше, но ничего интересного статский советник для себя не увидел. В подвал он отказался спускаться, с сомнением осмотрев ветхую лестницу и паутину, перекрывающую проход.

Поднялись наверх. В спальне хозяина ничего интересного не нашлось, а вот его кабинет был прилично загружен. Стопки писем, перевязанные бечевой, какие-то награды, с грамотами к ним, два сундука со старинным оружием и элементами военной амуниции. В углу кабинета стоял массивный письменный стол, покрытый слоем пыли и мелкими предметами, которые, казалось, никто не трогал годами. На столе располагались чернильницы, старинные ручки и несколько пожелтевших книг с изношенными обложками. На полках вдоль стен можно было увидеть множество различных трофеев: маленькие модели кораблей, старый глобус и небольшие картины, написанные неизвестными мне мастерами. Среди бумаг, выброшенных на пол, нашлась и старая карта, на которой были разнообразные пометки, многие из которых сделаны так давно, что чернила почти выцвели.

Остальные спальни оказались нежилыми. Кроме кроватей и условной мебели, там ничего не было, даже занавесок на окнах.

— Александр Сергеевич, с вашего разрешения я заберу все письма, портреты и оба сундука. Больше ничего интересного я не увидел. Вы не станете возражать если я в течении часа пришлю за ними людей?

— Хорошо. Я их дождусь. Только давайте всё, кроме портретов, переложим хотя бы в сундуки, я заметил, что они полупустые. Мне так будет проще всё передать и ничего не забыть.

Мы в четыре руки быстренько скидали связки писем в сундуки и даже в пыли особо не изгваздались.

— Был рад с вами познакомиться, хоть наше знакомство и произошло не при самых приятных обстоятельствах, — чопорно откланялся Митусов, поспешив на выход.

Похоже, атмосфера особняка его угнетала.

— Я, пожалуй, тоже больше вам не нужен, — вслед за ним попрощался юрист, который вечно чем-то бывает занят, но всегда кропотливо и скрупулёзно выполняет свою работу, что вызывает уважение.

— Так-с… Вот мы и одни. Быстро осматривайте все подозрительные места и зовите меня, а я пока стол и подоконники на предмет тайников проверю, — загорелся во мне азарт кладоискателя, и тульпы его поддержали.

Обыск стола ничего не дал, хотя я добросовестно проверил все ящики и простучал, что только смог. А вот в подлокотнике кресла тайничок оказался, из него выкатились пять перлов среднего размера.

С подоконниками тоже всё глухо. В том смысле, что ни на стук, ни на осмотр мне не удалось что-то определить. На всякий случай проверил сундуки на наличие второго дна. Нет, разница внутри и снаружи ровно на толщину доски. Но мне не дёт покоя одна нестыковка. На крепких дверях, которые надо открыть, чтобы попасть на второй этаж, стоят два мощных запора с защёлкой. Такие бесполезно пытаться отодвинуть каким-нибудь кинжалом, даже если найдёшь, куда его просунуть, пока не отожмёшь защёлку у стены. Хозяин надёжно перекрывал доступ на второй этаж. Зачем?

— Похоже, я что-то в библиотеке нашла, — первой доложила Алёна Вадимовна.

И действительно, нашла. Обычную книгу, на первый взгляд. Вот только что-то серьёзно распирало её обложку. Оказалось, там всего-навсего четыре десятка купюр меж страниц заложены, по сто рублей каждая.

— На верхних полках ещё три таких же книги есть, — победно улыбаясь, заявила тульпа.

И опять угадала! В общей сложности вышло двенадцать с половиной тысяч.

А что — уже неплохо! Отлично, я бы сказал, но очень хочется большего.

Судя по пыли на книгах и полках, эта заначка заложена давно, а значит Шешковский в деньгах не сильно нуждался, раз положил ассигнации в книги и оставил их там на длительный срок.

— Я большой одежный шкаф нашла, — появилась передо мной Лариса, обследующая спальню.

— И?

— Люди очень часто под стопки белья что-то прячут. По крайней мере я всегда так делала.

Пошли проверять. Действительно, я стал обладателем ещё двух пухлых пачек ассигнаций некрупного номинала, собранных вразброс. Навскидку, рублей на восемьсот наберётся. Видимо эти деньги шли на мелкие нужды и продукты. Пересчитывать не стал, успеется.

От Виктора Ивановича ни слуху ни духу, и хоть на находки в зале я не слишком рассчитывал, но камин всё-таки стоит осмотреть повнимательней.

— Двадцать девять, тридцать. Опять тридцать! — увидел я Серёгу, когда вышел из спальни.

— В чём дело?

— Глазомер у меня хороший. Я ещё на чердаке заметил, что он подлиней будет, чем этот коридор. Так и оказалось. Там тридцать семь шагов, а здесь всего тридцать.

— Хочешь сказать…

— Комната там замурована! — Ткнул Серёга пальцем в глухую стену.

Оно и понятно, что туда, так как с другой стороны оконце есть.

— Там спальня, и в ней одежный шкаф, — продолжил я его мысль, указывая направо, — А в спальне с этой стороны лишь голая стена.

— Там он всё спрятал!! — буквально завопил Серёга, собирая к нам всех остальных.