Аттестат зрелости 2

Глава 25 Знакомство с усадьбой

Холодный февраль пролетел как-то уж очень быстро. Наступил март. Начал подтаивать снег, а я всё больше стал задумываться о поездке в Кочары. Дубовые саженцы вымахали каждый почти по метру. Пришлось их выставить на пол. Maman моя дубовая роща вводила в уныние, несмотря на мои объяснения.

— Когда ты избавишь меня от всех этих зарослей? — периодически восклицала она.

— Мэм, ну потерпи, плиз до каникул, — утешал я её. — Отвезу сразу, как нас распустят. Прям на следующий же день.

Нынешняя супруга отца Катерина в середине января разродилась крепеньким здоровым мальчиком, чуть больше обычных по весу и росту.

— Акселерат! — сразу загордился отец. — Богатырь.

Несмотря на это роды прошли нормально, без каких-либо последствий. По пути из школы я наведался к ним, немного поколдовал, подлечив Катерину. Валера, как они назвали малыша, в лечении не нуждался. Тем не менее, на всякий случай я им написал номер телефона и строго-настрого наказал звонить в любое время, хоть ночью.

Дом в деревне был готов вместе с баней и ждали меня. Даже небольшой сарайчик успели возвести, как рассказал по телефону Василий Макарович. Директор лесхоза со слов лесника тоже не поскупился, обеспечил меня достойной мебелью. Тем более, что его жена, как говорится, «понесла». Впору хоть всё бросай, включая школу, и уходи в отшельники, занимайся магией.

Действительно, в квартире я себя чувствовал стесненно.

Василий Макарович сообщил, что во второй половине марта проснется от спячки Силантий Еремеевич. Неплохо бы с ним согласовать высадку этих самых дубов. А то ну как будет против? Меня этот вопрос не волновал абсолютно. Ну, будет против, ну и что? Я ж не в лесу у него их собираюсь высаживать, а у себя на участке.

23 февраля мои дамы, maman и Альбина, устроили мне праздник живота. Сделали мясо по-французски, испекли торт. Мы дружно втроём распили две бутылки шампанского, после чего я в торжественной обстановке получил подарки: клетчатую рубашку-батник от maman и польский одеколон «Консул» от Альбины. Девчонки в классе отделались, как всегда, открытками, блокнотиками и ручками.

У меня подарки и для maman, и для Альки были давно подготовлены. Через Зинаиду Михайловну я приобрел практически безо всякой наценки двое джинсов по их размерам. А для тёти Маши и Зинаиды Павловны та же Зинаида Михайловна продала по флакону французской туалетной воды.

В ответ я приготовил директорше ЦУМа в качестве подарка два амулета-карандаша с регенерационным, и, как побочным эффектом, омолаживающим заклятьем.

В результате вдохновленная моим презентом Зинаида Михайловна вручила мне еще два пакета деликатесов:

— Один в семью, другой твоей принцессе!

Запомнила она Альбину!

В школе на 8-е марта я Наташке, Лаврухе, Молекуле и биологичке Марине Александровне вручил по коробке конфет «Ассорти», а девчонкам в классе по шоколадке. Кажется, Жазиль была разочарована, хотя мне на 23-е февраля сама ничего не вручила.

А вот maman перед праздником пришла с работы веселая и какая-то окрылённая. Прямо с порога протянула мне картонную папочку:

— Антошка! Мне, как лучшему работнику, Почётную грамоту дали! Представляешь? И премию в размере оклада.

В следующий выходной после 8-го марта я на своём «Москвиче» рванул «на разведку» в Кочары. Зимнюю резину на летнюю я еще не сменил. Снег еще совсем не сошел, несмотря на дневные оттепели, а ночью к тому же и асфальт ледком покрывался — середина марта всё-таки.

Со мной, конечно же, вполне ожидаемо увязались Альбина и maman. Они снова стали не разлей вода: и на работу, и с работы вместе, выходные в город по магазинам — само собой. Maman уже даже и ужин стала готовить на троих. А совсем недавно я обнаружил, что она и «тормозок» на работу стала готовить в двойном размере, дескать, что там Альбинка-то с собой возьмёт? Так, курам на смех.

Накануне я позвонил директору лесхоза, попросил его сообщить Василию Макаровичу о своем приезде. Мамаев сразу всполошился:

— А ко мне что, не заедешь? Как же так?

— Димитрий Михайлович, — открестился я. — Я ж с мамочкой еду. Неудобно, да и некогда будет. Вот через пару недель опять поеду, обязательно загляну!

— Может, к деду с бабкой заскочим? — робко попросила maman. Она была в курсе последствий визита священника. Бабка ей насчет меня «хвоста накрутила» здорово.

— Если хочешь, я тебя могу отвезти, а потом забрать, — предложил я, а сам подумал, что в принципе, ничего страшного. С помощью Еремеичева заклинания и зимой по сугробам можно проехать! Да и неплохо бы с Трифоном и Жихарем пообщаться.

— Посмотрим, — уклончиво ответил я. — Если только на обратном пути.

До Коршево доехали нормально — не торопясь, долго, но без приключений. Только отъехали от села, я вышел из машины, произнес:

— Откройся мне дорожка-дороженька до деревни Кочары короткая да гладкая!

И, не обращая внимания на распахнутый рот и широко раскрытые глаза maman, свернул на открывшуюся дорогу в лес. Альбина, уже знакомая с этим фокусом, только тихо хихикала, пока maman не ткнула её локтем в бок.

— Это что такое, Антоша?

— Это нам лесной хозяин помогает! — спокойно ответил я. — Мишку помнишь?

— Фу! — сразу сморщилась maman. — Нашёл, что вспомнить…

Пятьдесят метров по лесной просеке практически без снега под колесами и они оказались на окраине деревни. Возле двора Селифана стоял знакомый «уазик» — Василий Макарович уже был тут. Напротив, на другой стороне улицы, в калитке стояла бабка Цветана, приложив козырьком ладонь ко лбу, разглядывая нас. Алька чуть ли взвизгнула от восторга, завидев её, выскочила из машины и сразу бросилась к ведьме.

— Что это с ней? — удивилась maman.

— Родственные души, мэм, — усмехнулся я.

— А где наш домик?

— А вон!

Я подъехал к своему дому, точнее к забору, огораживающему дом.

— Стой здесь пока, я к соседу схожу, — сказал я. — Ключ возьму.

Однако Селифан и Василий Макарович уже вышли мне навстречу. Я поздоровался с ними, обнялся. Селифан был какой-то весь всклокоченный, небритый и даже неприятно пах.

— Я, пожалуй, к вам не пойду, — хмуро буркнул он. — Недосуг мне.

И направился обратно.

— Чего это он? — удивился я.

Василий Макарович вполголоса сообщил:

— Весна. Гон у него. По лесам, по полям бегает по ночам, подругу себе ищет.

Я открыл рот.

— Нифига себе…

— Через пару недель успокоится, — отмахнулся лесник. — Он вообще в таком состоянии ни для кого не опасен. Не беспокойся.

— Ну, пойдём смотреть твои хоромы? — громко спросил он.

Он вошел во двор первым, отомкнув висячий замок на калитке. Maman ахнула.

— Ой, как здорово…

Снег во дворе уже почти сошел, правда, благодаря тому, что его регулярно вычищали.

— Осталось сад вычистить, — заметил лесник. — Через пару недель займемся.

— Через пару недель я приеду саженцы высаживать, — хохотнул я. — Начнем с тебя, потом с Селифана. А уж потом здесь. Поговори с ним, он подскажет, где у тебя лучше их посадить. Я-то по периметру участка посажу.

— Привезем пару машин чернозема, — продолжал Василий Макарович, вроде как не обращая внимания на мои слова. Но я заметил его кивок.

— Разровняем всё, забор покрасим.

— Забор мы и сами можем, — влезла maman. Лесник поморщился.

— Идём в избу…

Изба? Нет, это был почти дворец. Сначала мы вошли в пристройку, в так называемые сени. Maman восторженно вздохнула. Пристройка была на сваях. Свежие струганные плотно подогнанные доски источали одуряющий свежий смолистый запах. Утепленные стены изнутри тоже были отделаны отполированной сосновой доской.

— Эта дверь в летнюю комнату!

Лесник приоткрыл одну дверь. Ага, почти полный аналог терраски, в которой я жил у бабки с дедом.

Василий Макарович открыл дверь в дом. Всё было действительно готово. Даже печь ухитрились побелить и поставить мебель. Деревянную, вычурную, тяжелую, ручной работы. Не подвел лесхозовский директор!

Из кухни дверь вела в большую проходную комнату. Оттуда еще одна дверь — в комнату поменьше. В каждой комнате стояла кровать, тоже ручной работы, шкаф. В большой комнате еще и стол с тумбочкой. И всё отделано вагонкой — свежей, сосновой не крашенной и не лакированной.

В большой и маленькой комнатах в углу стояли небольшие печки.

— Мы не стали паровое отопление проводить, — ответил на мой молчаливый вопрос лесник. — Поставили печурки в каждой комнате. Топятся быстро, а дом тепло держит долго. Дров привезем попозже побольше.

Я кивнул. В пристройке я заметил небольшой запас дров.

Потом Василий Макарович повел maman смотреть баню, а я вдоль забора направился в сад. Меня больше всего волновал вопрос высадки дубков. Снегу еще хватало. Я вздохнул. Может, сойдет за две недели?

Maman и лесник вернулись во двор. Maman разве что не прыгала от радости. Ей нравилось практически всё: от навеса во дворе, где лежали доски до обстановки в доме.

— Одно плохо, — вздохнула она. — От города далеко. На работу ездить невозможно.

Мы переглянулись с лесником, улыбнулись друг другу.

— Еремеич спит?

Василий Макарович кивнул.

— Через две недели на следующий твой визит обязательно должен проснуться.

— Домовой с банником нужны, — задумчиво сказал я.

Василий Макарович осклабился, махнул в сторону заброшенного дома с провалившейся крышей:

— Вон там как раз есть свободные: и домовой, и банник. Хочешь, сходим?

— Хочу, — загорелся я.

— Пошли! Только мать не бери!

— Мэм! — позвал я. — Сходи, Альку проведай!

Я показал ей в сторону домика ведьмы.

— А мы сейчас до одного места дойдем.

— Этот дом уже 20 лет, как брошен, — сообщил лесник, указывая на покосившуюся избу с провалившейся крышей. — Домовой здесь хозяйственный, а то бы изба уже по бревнышкам раскатилась бы… Его Селифан раз в месяц молоком кормит. Вот он и держится.

Мы перешагнули через доски поваленного забора, заглянули в открытую дверь.

— Хозяин, покажись гостям, не прячься, — попросил лесник, выкладывая на порог ломоть черного хлеба.

Из-под печки вылез человечек, не человечек, какое-то лохматое нечесанное существо в домотканых штанах, лаптях и рваной телогреечке. Он ухватил хлеб, буркнул:

— Благодарствую.

И поинтересовался:

— Чего надоть?

— Пойдёшь ко мне жить? — опередил я лесника. Домовой осмотрел меня с ног до головы. Глазенки у него были маленькие, черные, словно у мыши, и пронзительные.

— Дом новый? — обстоятельно поинтересовался он. — Большой? Печь есть?

— Новый, — кивнул я. — Есть. И баня есть. Как звать-величать тебя?

— Авдей я, — степенно ответил домовой. — Авдей Евсеич. Отчего ж не пойти, пойду!

Откуда-то сверху перед нами упал самый настоящий лапоть.

— Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом! — сказал я.

Домовой сел в лапоть и пропал.

— Неси, — улыбнулся Василий Макарович. — Тащи домой, положи рядом с печкой. И приходи обратно. Нам еще банника забрать надо.

С банником Федулом мы познакомились таким же образом. Он, как и домовой, был рад-радешенек сбежать из старой вросшей в землю покосившейся избушки, когда-то бывшей баней. Его я перенес на старом дубовой венике. Этот веник занёс в баню, бросил на печь.

Федул, в отличие от домового, сразу же показался, поклонился мне и попросил разрешения побыстрее истопить печь. Я разрешил.

И домовому, и баннику я сообщил, что в следующий раз приеду через две недели, а перееду сюда из города на постоянное жительство не раньше июля. Банник опять поклонился. А домовой в ответ пробурчал что-то и исчез.

— Невежливый он какой-то, — заметил я.

— Не прижился еще, — пояснил лесник. — Хозяйство не осмотрел. Не принял…

— Мне бы еще небольшой сруб в саду поставить, — попросил я. — Домик, что-то вроде рабочего кабинета.

Василий Макарович задумался.

— Можно, конечно. Но это только не раньше мая. Четыре на четыре хватит?

Я прикинул, подумал.

— Хватит!