Аттестат зрелости 2

Глава 4 Неудачный гешефт

После школы я забежал домой, переоделся, перехватил пару котлет с хлебом в виде обеда, ухватил трубку телефона. По плану у меня сегодня был визит к еврею-фарцовщику. Кого-то он мне нашел в качестве пациента. Будет на что порадовать maman, Альку и друзей-приятелей на новый год. Поначалу хотел зайти к Альбине, но, немного подумав, решил отложить визит на вечер. А то, честно говоря, времени не было.

Гершон Самуэльевич поднял трубку сразу, после первого гудка. Такое ощущение, что он стоял возле телефона, ожидая моего звонка.

— Где же вы, Антон? — в его голосе четко слышались сварливые нотки. — Евгений Евгеньевич будет с минуты на минуту!

— Гершон Самуэльевич, — укоризненно ответил я. — Во-первых, здравствуйте! Во-вторых, мы договаривались на 16.00. У меня сегодня 6 уроков, я освободился только в 14.15. Пока доехал, уже три. Выезжаю к вам.

— Да-да, конечно, Антон! — голос еврея помягчел. — Жду вас. И — здравствуйте, конечно! Извините, весь на нервах…

Я задумался. Кто ж такой загадочный Евгений Евгеньевич, из-за которого перенервничал старый еврей?

Сидя в холодном троллейбусе, я мечтал, как хорошо быть автолюбителем с собственным автомобилем, и когда ж я получу права? Наверное, после новогодних праздников, до которых осталось всего три дня. Кстати, ёлки у нас не было. Игрушки были, а ёлки нет. Обычно её приносил отец. Даже после развода он приносил её и оставлял у тёти Маши. Наверное, придётся озаботиться этим вопросом теперь мне самому.

За этими мыслями я чуть не проехал нужную остановку. Хорошо, хоть салон оказался почти пустой. Я вскочил с сиденья, рванулся к двери и успел выскочить прежде, чем водитель закрыл двери.

Фарцовщик открыл сразу, как только я подошел к квартире.

— Я вас в окно увидел, — пояснил он. Мы поздоровались. В прихожую вышел его гость, мой пациент, загадочный Евгений Евгеньевич — пожилой, примерно 60—65 лет, дед, но метра под два ростом, не меньше. И в плечах тоже, как говорится, косая сажень. Одетый, как-будто на парад — косстюм-тройка, белая рубашка, галстук. Протянул мне руку (ладонь с лопату!) и, глядя сверху вниз, поздоровался и представился:

— Евгений Евгеньевич!

— Антон, — я пожал ему руку, предварительно пустив в неё силу. И ведь как знал! Старикан попытался показать, что он сильнее. Типа, альфа-самец. И тут же взвыл, когда я сжал его ладонь-лопату своей рукой. Он сразу ослабил хватку, скривился, вырвал руку и помотал ею. Ого! У него на рукавах запонки! И, кажется, золотые.

— Антон! — ко мне подскочил хозяин. — Ну, так же нельзя! Вы же молодой человек, у вас силы ого-го сколько! Зачем вы так?

Евгений Евгеньевич усмехнулся, буркнув:

— Здоров, здоров!

Размял ладонь и молча, без разговоров направился в комнату. Я снял куртку, разулся, но пошел на кухню, потянув за собой хозяина.

— Чай есть?

— Конечно, конечно! — засуетился еврей. Налил мне в бокал чаю, придвинул сахарницу, розетку с вареньем, тарелку с нарезанным белым хлебом.

— Масло?

— Нет, пока не надо, — ответил я. — Спасибо. Рассказывайте…

— Что рассказывать? — удивился Гершон Самуэльевич.

— Ну, что за фрукт этот ваш Евгений Евгеньевич? — я сделал глоток, другой. — Что у него за болячки? И какую сумму вы ему озвучили?

Фарцовщик выглянул за дверь и прошептал, наклонившись ко мне:

— Он очень большой человек! Очень влиятельный!

Кивнул со значительным видом и вполголоса продолжил:

— У него диабет и сердце болит. И я бы вам посоветовал денег с него не брать. Хорошие взаимоотношения тоже очень много значат. Особенно с такими людьми.

Я со спокойным видом кивнул, стараясь не показывать своё негодование, допил чай, встал и ответил:

— Извините, Гершон Самуэльевич. Очевидно, не получится у нас с вами гешефта. Ошибся я. Спасибо за чай!

На глазах ошеломленного еврея я надел куртку, обулся.

— Стойте! — еврей ухватил меня за рукав. — Так нельзя, Антон!

Я замер, медленно отцепил его руку, улыбнулся, хотя на душе у меня скребли кошки — мне крайне возмутило поведение еврея.

— Гершон Самуэльевич, — ответил я. — Вы меня разочаровали, честное слово.

— Что такое? — басом прогудел заглянувший в прихожую Евгений Евгеньевич. — Что за шум, а драки нет?

— У него спросите, — я показал рукой на хозяина квартиры. — Он вам расскажет. А я, извините, пойду. У меня дел невпроворот.

Мысленно я принял решение больше этому фарцовщику не звонить и попросить Дениса найти другую «нычку».

— Подождите, Антон! Прошу Вас!

Гершон Самуэльевич схватил меня за плечо, погрозил пальцем.

— Секундочку!

Он суетливо увлек за собой в комнату Евгения Евгеньевича, закрыл за собой дверь, оставив меня одного. Я криво улыбнулся. Несмотря ни на что бесплатно лечить этого «влиятельного» товарища я всё равно не собирался. Хотя бы потому, что он «большой» и «очень влиятельный».

Через пару минут Гершон Самуэльевич вышел в прихожую, растерянно улыбнулся и сказал:

— Антон! Ну, зачем же вы так? Раздевайтесь, разувайтесь, проходите в залу. Давайте будем его лечить. А я потом с вами рассчитаюсь.

Он наклонился ко мне и проговорил:

— Три тысячи рублей.

— Нет, — отказался я. — Пять тысяч рублей, Гершон Самуэльевич, и деньги прямо сейчас, из рук в руки.

И пояснил:

— Вы ж прекрасно понимаете, что оказанная услуга ничего не стоит.

— А не дорого ли ты берешь? — в прихожую вышел Евгений Евгеньевич. — Пять тысяч? Не много ли для пацана, а?

— В самый раз! — я едва унял подкатившую волну гнева. — Даже, пожалуй, маловато будет. Семь тысяч, Гершон Самуэльевич.

И засмеялся, глядя на оторопевшего еврея.

— Еще слово и будет десять! — весело добавил я. — Идёт?

— Пацан, ты охренел! — завёлся старикан.

— Десять! — хохотнул я, обвёл их взглядом, махнул рукой. — Ладно, пока!

Но, прежде чем выйти, четко сказал:

— Как только я выйду из квартиры, вы забудете про меня!

Разумеется, перед этим наложил конструкт подчинения.

Евгений Евгеньевич Агафонкин работал в областном управлении торговли больше 30 лет, из них руководителем — 17. В институте он удачно женился на однокурснице — дочери второго секретаря обкома партии. В результате карьера ему была обеспечена. По партийной линии Евгений Евгеньевич идти сам не захотел (тесть, кстати, его в этом поддержал), пристроив сразу после окончания института на административно-хозяйственную работу в управление торговли облисполкома.

Со временем брак превратился в формальность. Каждый из супругов жил своей жизнью. Но из семьи это не выносилось, и поддержка тестя в движении по карьерной лестнице не прекращалась. Когда тесть ушел на пенсию, Агафонкин легко нашел общий язык с новым руководителем и остался на своём посту.

Только вот возраст давал о себе знать. Полгода назад ему исполнилось 64 года, и нынешний начальник облисполкома в приватной беседе намекнул, что пора ему подыскивать преемника, так как следующий юбилей станет для Евгения Евгеньевича последним на этом посту.

Здоровье тоже стало сбоить. Замучили диабет, постоянные скачки давления, ноющие от ненастной погоды суставы. Он уже года три не ходил на работу без дефицитного инсулина, нитроглицерина и валидола.

Лет десять Евгений Евгеньевич, ранее имевший репутацию «ходока» (ну, а как же: жена, любовницы, которых он менял примерно раз в два года, да плюс постоянные интрижки на работе, особенно в командировках), совсем перестал смотреть на противоположный пол. Он даже порой ловил себя на мысли, что женщины, как объекты вожделения, начинают его раздражать. Врач, к которому он периодически наносил визиты, разводил руками и говорил:

— Возраст. Увы, все мы не молодеем…

А тут еще и Гера — еврей, фарцовщик Гершон Самуэльевич, которому он периодически «сбрасывал» кое-какой дефицитный товар. Старик-еврей внезапно помолодел, нарушая все мыслимые и немыслимые законы природы. Более того, он даже избавился от своих застарелых болячек и даже вновь завёл себе подружку.

Не то, чтобы они были друзьями. Скорее, их связывал бизнес. В своё время органы безопасности в городе арестовали группу валютчиков, одним из которых был Гершон Самуэльевич, который тогда в силу возраста назывался просто Гера. Удивительно, но тогда посадили, а кого и «прислонили к стенке» всех. Всех, кроме Геры. Ему было сделано предложение, от которого трудно, практически невозможно, отказаться. В результате чего Гера, а по документам, предназначенных для очень ограниченного круга лиц, агент органов госбезопасности «Агасфер», мало того, что вышел из СИЗО до суда, но и все упоминания о нём в материалах уголовных дел исчезли начисто. В общем, Гера-Агасфер отделался легким испугом, более того, продолжал фарцевать, ну и, конечно, своевременно информировать «куратора» по интересующим органы безопасности вопросам.

Евгений Евгеньевич об этом догадывался. Уж слишком свободно Гера занимался тем, что подпадало под некоторые статьи УК РСФСР, и при этом совершенно не боялся ни милиции, ни КГБ.

Тем не менее Евгений Евгеньевич, которому на тот момент позарез был нужен сбытчик дефицитного товара, с Герой познакомился, сошелся, но на первую встречу предусмотрительно привел с собой Владимира Мартыновича, водителя с облисполкома, которого свои звали попросту Мартынычем, имевшего насквозь бандитский вид. Агафонкин выдал его за уголовного авторитета, и Гера поверил.

Мартыныч был огромен, больше двух метров роста, 110 килограммов веса, причем эти килограммы были отнюдь не бесполезным жиром, а самыми натуральными мышцами. Стригся наголо под бритву. А лицо его было изуродовано шрамами — результат ДТП десятилетней давности.

— Мы с тобой, Гера, под вышкой ходим, — сказал Евгений Евгеньевич. — Если ты меня сдашь, то ведь и я молчать не буду. Сам понимаешь. Сядем оба. Только вряд ли сядем. Скорее, к стенке прислонимся. А если ты соскочишь, то вот он, — Евгений Евгеньевич показал на Мартыныча, — или его подручные тебя найдут. И умирать ты тогда будешь страшно… Это я так, на всякий случай.

Гера проникся. С тех пор прошло почти двадцать лет. У Геры сменился не один и даже не два «куратора». Но ни один из них так про Евгения Евгеньевича не узнал.

Заметив страдания своего поставщика, Гера, точнее уже Гершон Самуэльевич, предложил ему «подлечиться», но предупредил насчет высоких расценок. Глядя на Геру, Евгений Евгеньевич согласился, но заявил:

— Гера! Ты охренел! Никаких денег я не дам. Категорически. Забываться начинаешь. Забыл, кто тебя… того, и кормит?

Он подумал и сказал:

— Я тебе могу очередь на машину подогнать. Понял? У нас перед новым годом кинут на реализацию с десяток «жигулей». Талончик на одну «жигу» могу устроить.

Стоило Антону закрыть дверь, как Гершон Самуэльевич и Евгений Евгеньевич словно очнулись. Переглянулись. Оба непонимающе пожали плечами.

— Ты зачем меня звал? — хмуро поинтересовался Евгений Евгеньевич. — Лечить собрался? Вот и лечи!

Гершон Самуэльевич озадаченно пожал плечами, ответил:

— Да я помню. Только вот из головы вылетело, как! Помню, что что-то надо сделать…

— Там помню, тут не помню! — взорвался Евгений Евгеньевич. — Что ты заладил! Какого хрена меня от дела отрываешь? Думаешь, у меня времени вагон?

И уже успокоившись, спросил:

— На базу спортивные костюмы привезли. «Адидасовские». Брать будешь?

Несмотря на случившееся, возвращался я домой с хорошим настроением. Меня даже не огорчил разрыв отношений с фарцовщиком. Будут деньги, схожу в ЦУМ, благо Воронцов сказал «заветное слово». Или найдём другого фарцовщика.

Перескакивая через ступеньку, вбежал на свою площадку, но направился не к себе, а к двери напротив, к Альбине. Нажал кнопку звонка. Ещё и ещё, ожидая, когда она откроет. Странно, но её не было дома. Во всяком случае, дверь была заперта, на звонок, достаточно неприятный, никто не прореагировал, кроме соседки. Соседка, мелкая старушонка лет за 70, услышав, как я настойчиво насилую звонок, приоткрыла дверь, оглядела меня подозрительным взглядом и толи вякнула, толи гавкнула на меня:

— Что трезвонишь? Не видишь, что ли, нет никого?

И тут же захлопнула дверь. Я разочарованно направился к себе.

Альбина пришла в гости сама, когда уже на часах было одиннадцать вечера. Maman легла спать. Я промедитировал и занимался своими растениями, накладывая очередные заклятья на ростки дубков. Мои четыре дубка уже имели в рост по десять сантиметров. Их я перестал подпитывать, опасаясь, что они вымахают в саженцы раньше времени. Были все предпосылки к этому.

С весны я также планировал заняться опытами над другими растениями: с саженцами осины — деревом, защищающим от всякой вредной нечисти и нежити, плодово-ягодными деревьями и кустарниками. Всё это я хотел высадить возле своей будущей усадьбы.

Звонок раздался совсем неожиданно. Maman из своей комнаты недовольно крикнула:

— Кто там припёрся? Антон, посмотри!

Время было одиннадцать вечера. Я едва открыл замок, как дверь распахнулась, мне на шею бросилась Альбина. Она обняла меня, принялась целовать — в губы, щеки, даже в нос попала. И от неё ощутимо пахло вином, и мне это было неприятно. Я терпеливо выждал, когда она закончит, чуть отстранил её от себя и ехидно спросил:

— Ну и где мы были? Где шлялись?

Альбина обиженно поджала губы, толкнула меня в грудь.

— Что, мне теперь с девчонками и посидеть нельзя?

— Я к тебе заходил после школы, — сообщил я. — Тебя уже не было.

— Ну и что? Я ж говорю, как проснулась, поехала к подружке. В кафешке посидели, потом домой поехали. А ты что, ревнуешь? — она игриво улыбнулась и снова быстрым поцелуем чмокнула меня в губы.

— Поздно уже, — я устало отстранился. — Ты-то выспалась, а я ухитрился в школу сходить, да еще и по делам помотаться.

— Я тебя поблагодарить зашла, — обиженно заявила Альбина, — а ты…

Она толкнула меня ладонями в грудь, развернулась и вышла, хлопнув дверью.

— Я ещё и виноват! — я пожал плечами, зевнул. Действительно, жутко хотелось спать. Я направился в свою комнату.