В жизни не всегда любят тех женщин, на которых женятся и не всегда женятся на женщинах, которых любят.
Жизненное наблюдение.
Место действия: ярославский тракт в ста километрах севернее Москвы.
Время действия: август 1612 года.
Царевна Феодосия, жена попаданца.
Я выехала из Ростова Великого вместе с нашим передовым драгунским полком и конной батареей. Мой муж поставил им задачу прибыть в Переяславль-Залесский раньше неприятеля и занять оборону на холме у дороге из Владимира. Уже были сведения что шведы и касимовские татары начали движение в нашу сторону по этой дороге. Нужно было успеть первыми и продержаться до подхода отряда князя Семёна Прозоровского, что спешил нам навстречу. Муж не хотел отпускать меня, но я настояла. Ведь если не придём в Москву до Собора, то нам конец. Ссылка или постриг в монастырь — самое лучшее, что нас ждёт. Я умирать в келье не собираюсь.
Полк драгун успел сесть на холм у дороги, а я с десятком солдат поехала на встречу с моим милым. Впрочем, особо милым я его не считала. По сравнению с моим мужем он был просто никакой. Да симпатичный, да высокий, да крепкий — ну и всё. Поговорить с ним было особо не о чем. Хорошо он знал только всё, что казалось армии. Дневал и ночевал со своими солдатами. Всех офицеров и даже капралов в бригаде знал по именам и часто с ними обедал у костра. Как говорил мой муж про него — Штык. Прозоровский с давних времён был фанатик штыкового боя. У нашей пехоты на мушкеты перед боем надевался втульчатый длинный штык, а у врагов такого не было. Поэтому штыковой удар наших полков чужая пехота не выдерживала и обращалась в бегство.
Два батальона, что вёл Прозоровский были свежие. Московские. Бойцы ещё не обстрелянные, только офицеры и капралы опытные. Два полка из Серпухова спешили следом, отставая на суточный переход. Мы подошли таможенному посту Дубенское мыто. Здесь раньше был город Дубна от которого на холме остались одни лишь развалины.
И тут из лощины показались идущие рысью шведские конники. Сотни две. Прозоровский крикнул в рупор:
— Рейтары! Пушки к бою. Строимся в каре ромбом.
Доведённые до автоматизма перестроения. Минута и ромб каре с пушечным остриём построен. Три пушечки по очереди рявкнули внеся сумятицу в ряды шведов. Наша пехота спешно заряжала мушкеты, а передний ряд с поднятыми штыками изображал пикинёров. Самые смелые рейтары в упор выплюнули из пистолей свинец, повалив с десяток наших мушкетёров и пикинёров.
Я достала свой колесцовый пистоль и насыпала порох на полку. У сопровождавшего меня десятка из гвардии в руках были восьмизарядные револьверы.
— Зачем тебе? — перед моим отъездом спросил мой муж. — Тебя мои гвардейцы защищают и оружие тебе не потребуется.
В это время наши мушкетёры дали залп по удаляющейся коннице и сбили таки несколько всадников на землю. Тут под барабанный бой с холма на нас пошла шведская пехота. Тысячи две, не меньше.
Прозоровский давал команды разворачивая строй в линию. Не успели. Шведы дали дальний залп с двухсот шагов. почти весь наш первый ряд рухнул от выстрелов врага. В том числе упал и командир одного из батальонов. Наши пушки тявкнули пробив в тесных порядках шведов кровавые улочки. А вот и наш залп. Враги в первых рядах попадали. Тут из лощины снова появились всадники, если они прорвутся в тыл, то нам конец. Прозоровский даёт команду дать залп по конным. Стреляем. В дыму плохо видно, но раз конница не ворвалась на наши позиции, то мы попали по ним удачно. Наши пушки снова прореживают вражеский строй. Шведы стреляют. Нас всё меньше и меньше. От двух батальонов, наверное один целый остался. Прозоровский кричит в рупор:
— Ещё один залп и в штыки!
Замечаю, что убило наводчика-фейерверкера у ближней к нам пушки и остальные канониры застыли в нерешительности, кому встать к запалу. Прозоровский соскакивает с лошади и, бросив поводья денщику, за пару секунд добегает до пушки. Соседние в этот момент бьют по шведам, обволакивая позицию дымом. Семён не меняя прицела, бьёт в сторону шведов. В этот момент наш второй пехотный капитан выходит перед строем пехоты и вместе со знаменосцем и барабанщиками начинает движение в сторону неприятеля. У шведов, вероятно капралы, прокаркали команду к выстрелу. Очевидно, что весь огонь двух шведских полков был направлен на эту группу впередиидущих смельчаков. Капитан, знаменосец и несколько барабанщиков падают. Батальоны сконфузившись, останавливаются после мощного залпа шведов.
Неужели всё? Эх, была не была!
Скачу на лошади вперёд, соскакиваю перед строем, хватаю знамя и рупор, кричу в сторону солдат клич Киры:
— Все, кто меня любит — за мной! Ура!
И начинаю бежать в сторону шведов. Бойцы, обгоняя меня, с таким остервенением бросились на врага, что шведы сначала попятились, а затем и побежали.
Место действия: окрестности города Переяславль-Залесский.
Время действия: август 1612 года.
Виктор Вайс, герцог Виргинский, князь Себежский и Сибирский, попаданец.
Ну, вот и всё. Мы успели первыми оседлать высоты у дороги. Вокруг непролазный лес на десятки вёрст. У противника оставался один путь — лобовая атака. Ни шведам, которые нанялись за деньги, ни касимовским татарам, что пришли за добычей просто так умирать не хотелось. Поэтому и началось «стояние». Пять тысяч наших с тридцатью пушками, против двенадцати тысяч ненаших(семь тысяч шведов, три тысячи татар и две тысячи московских стрельцов с пятью пушками).
Это могло бы долго продолжаться, но время играло не за нас. Нам нужно в Москву. Противник встал тремя лагерями за рекой Ветлянка (шведы, татары и стрельцы).
Ко мне в лагерь пришёл местный охотник Фёдор, который ещё и печником подрабатывал. Его сын, городской стрелец Прокоп Фёдоров, записался в мою четвёртую бригаду и прислал домой письмо о житье-бытье. Отец гордился, что сын служит у такого знаменитого полководца и был весьма озадачен, увидев перед собой двадцатилетнего юношу.
— Я это, княже… Дороги знаю. Хожу то печки складываю-ремонтирую, то на охоту, то бортничать.
Мнётся. Я помогаю промычав:
— Ну-у…
— Супостаты свеи с татарами за рекой стоят, а вокруг лес дремучий. Только есть в том лесу тропа. О ней мало кто знает. Нужно дойти до села Красное, где Вознесенская церковь и перейти через Трубеж. Там вода в броде по колено. И через Болшевский лес по тропе можно и в тыл супостату. Я в Ливонскую в городских стрельцах на вашу Ригу ходил. Так что я с понятием. И сын Прокоп весь в меня. Вы уж не забижайте его в своём Себеже. Н-н…да.
Фёдор почесал затылок, ловя ускользающую мысль:
— Проведу я отряд ваш, аккурат на Скулино, где стрельцы с главным воеводой стоят. А дальше уж вы без меня. Стар я уже. Да и аркебуз мой слабосильный. Только на полста шагов зверя бьёт. Видимо что-то в стволе нарушилось. Или порох плохой в лавке подсунули. Не суди, князь. Биться я не смогу. Стар уже.
Поняв, что охотник собирается тянуть волынку по второму разу, я спросил:
— Пушка по тропе пройдёт?
— Да ты что, княже? Тянул я пушку Инрог с сотней посошных. Сани трёхсаженной ширины, чтобы в лужах не застрять, а под сани брёвна пяти саженные… Целую просеку через лес в Ливонии пришлось вырубать и пни выкорчёвывать. Десять вёрст целую седьмицу через лес шли. Не пройдёт, — уверенно заявил знаток артиллерии.
— Ну, у нас пушки поменьше… А двое конных по тропе в ряд пройдут?
— И двое, и, может, трое пройдут, если потеснятся.
— Вот и ладно. Иди перекуси на кухне и с моим офицером завтра поутру в путь.
Я отправил с охотником драгунский полк и четыре трёхфунтовые пушки на новом лафете. Днём в тылу врага послышалась канонада и треск мушкетных выстрелов. Шведы построились, но в бой из укреплённого лагеря не пошли. Боялись, что мы их возьмём в клещи. Татары тоже, не будь дураки, узнали, что случилось и ушли на Владимир по другой дороге.
Наши взяли Скулино малой кровью, могучим ударом. Генерал Романов-Каша отбивался до последнего и погиб, как герой. Стрельцы разбежались по лесу и небольшими ватагами тоже пошли в сторону Владимира. Я приказал их не преследовать. Русские ведь люди.
От шведов прибыл парламентёр. Молодой генерал Эверт Горн желает встретиться.
Встретились. Вспомнили, как давным-давно я, Кира и Иван Заруцкий гостили в замке его отца. А Кира тогда ему заливала, как она-девочка сражалась с пиратами. Генерал расчувствовался:
— Я когда узнал о её страшной смерти, то очень опечалился. Она была дамой моего сердца. Думал, что вот закончится Смута и посватаюсь к ней. Я тогда уже капитаном был и Ростокский университет, как и Ваш отец, закончил… Жаль, что не сложилось. А то она бы уже нянчила наших детей в замке Гапсаль(Хаапсалу).
Я пропустил мимо ушей его лирическое отступление и обозначил условия:
— Вы подписываете бумаги, что обязуетесь по пути в Эстляндию не грабить наших городов и деревень. Сдаёте мне всю вашу войсковую казну. Я выделяю вам деньги на еду и фураж на две недели. И вы уходите. Если никого не тронете, то присылаю ваши деньги в Ревель. Если не сдержите слова — пропали ваши денежки.
Генерал посмотрел на мои пушки, потом на свой лагерь. И согласился.
Шведы ушли на следующий день, оставив двести тысяч ефимков(талеров). Мой друг детства, полковник Иван Молотов дал отчёт о вчерашнем бое его драгунского полка:
— Атака прошла штатно. У нас убито трое, причём двое от разрыва нашей пушки. У врагов захвачена казна и три пушки. Две, из которых они пытались стрелять, взорвались. Видимо второпях что-то намудрили с зарядом. Тело Романова-Каши его офицер обязался доставить родне. Доклад закончил.
— Свободен, — говорю я и думаю, о том, что пушки в это время обоюдоострое оружие: как для врагов, так и для своих.
Думаю:
С артиллерией нужно что-то делать. Историю Ливонской войны и ключевые сражения этой в целом неудачной для России компании нам преподавали в морском кадетском корпусе. И не только, как удачное пусть и временное привлечение датского пирата Карстена Роде (Karsten Rode), хотя об этом тоже стоит подумать. Англичане тогда справились с Испанией и Францией именно благодаря пиратам. Особенно с Испанией, нарушив торговлю с Новым Светом и доставкой оттуда серебра и золота. Кто мешает уничтожить торговлю Польши в Северном и Балтийском морях с помощью тех же пиратов. Датский король(мой троюродный брат) наш друг или враг? Неужели мы своего Рода для Балтики не найдём?
Про артиллерию на Ливонской войне я делал доклад в кадетском корпусе. Поначалу всё шло просто замечательно, ведь у Ивана Грозного было то, что превращало неприступные рыцарские замки, понатыканные по всей Ливонии, как кресты на старом кладбище, а также тоже вполне себе многочисленные укреплённые города, обнесённые крепостными стенами, просто в лёгкие мишени для пушек. Огромные пищали русского войска проламывали стены и наносили страшные разрушения внутри городов. И мелкие, и даже средние пушки на стенах этих крепостей и замков ничего не могли противопоставить огромным орудиям, отлитых итальянскими литейщиками, как во времена отца и деда Ивана Васильевича, так и при нём самом. Одна только пушка «Павлин» чего стоит. Четыре метра в длину и полметра в диаметре. Один её выстрел и кусок стены или сторожевая башня в руинах. Ни у кого в мире, кроме разве что турок, в то время не было в таком количестве и такого качества осадных орудий.
Орудия те и сейчас многие на Пушечном Дворе. Жаль, Павлин врагу достался. Но не о них речь. При всех плюсах этих огромных орудий, у них и минусов полно. Например, проблемы с транспортировкой до осаждённых городов. Если по реке, то ещё туда-сюда, а по земле тащить посохе ох как тяжко. До сотни лошадей того «Павлина» тащили.
И вот, задумавшись о реорганизации русской артиллерии, нужно все эти минусы учесть и попытаться сделать так, чтобы больше в них не вляпываться.
Первый и главный минус — это не заряжание через ствол. Можно наделать казнозарядных орудий, но без металлической гильзы и продвинутой химии и металлургии это ничего толком не даст. Проблем прибавится, а скорострельность… А зачем она нужна запредельная? Ствол раскалится быстрее и его всё одно придётся охлаждать. Горячая пушка стрелять не сможет. Ничего полезного пока казнозарядные орудия не дадут. Минус совершенно другой — отсутствие стандарта. Каждое орудие было со своим калибром. Для каждого индивидуально приходилось в правление Годунова вырезать из камня ядра. Если бы итальянцы получили команду в самом начале отливать орудия трёх — четырех, ну пусть пяти калибров, то в Ливонскую войну богиня Ника чаще бы поглядывала в сторону русских войск.
А второй минус? И опять не казнозарядность. Каждое орудие — это произведения искусства у итальянцев. Всякие львы, медведи, волки и прочие животные. Завитушки, надписи. Да сейчас смотреть на это в музее интересно, только ведь пушки лили не для музеев. Их лили чтобы воевать. И гладкий ствол без украшательства отлить быстрее, и он будет надёжнее из-за отсутствия центров напряжения в металле. И как не неприятно, но тут надо похвалить американцев времён их Гражданской войны. Самую идеальную конструкцию дульнозарядных орудий придумали, а главное воплотили в металле они — это пушки или бутылки Дальгрена. Орудия Дальгрена имели… ну, будут иметь плавную изогнутую форму, без резких перегибов и концентрирующую больший вес металла в казённой части орудия, где необходимо было выдержать наибольшее давление расширяющихся пороховых газов, чтобы предотвратить разрыв орудия. Единорог Шувалова в чём-то был прототипом тех орудий. Он уже шире в казённой части. Только от всяких ободков и завитушек не до конца очистился. Ну, и чуть всё же казённик можно помощнее сделать. Совсем немного не додумал его изобретатель артиллерист Михаил Васильевич Данилов. Зато там есть огромный прорыв с каналом ствола. Главной особенностью единорогов стала камора конической формы, которая позволяла правильно расположить заряд (пороховой картуз) при досылании пробойником. Во всех других гаубицах в мире длина ствола была ограничена длиной руки среднего человека, так как камора имела цилиндрическую форму и диаметр меньший диаметра ствола, и заряд вкладывали в камору вручную. Коническое окончание канала позволило увеличить длину ствола и, соответственно, дальность и точность стрельбы орудия.
И естественно третий недостаток опять не способ заряжания. Это ядра. Каменные криво-кособокие, которые обматывали канатом, чтобы создать хоть какую-то герметичность при выстреле. Нужны чугунные ядра, а ещё лучше чугунные бомбы. Совсем идеально было бы иметь несколько разновидностей снарядов. Нужны чисто фугасные бомбы. Нужна картечь. И совсем не далеко от неё и шрапнель. Чуть изменить конструкцию.
Но и об этом стоит подумать в будущем, когда скучно станет. Для шрапнели нужны вместительные цилиндрические снаряды, а для них нарезы внутри ствола. Без них снаряд будет кувыркаться. И тут опять та же заковыка, что и с казённым заряжанием. Нужна продвинутая металлургия. Нужны сплавы для резцов и свёрел. Нужны настоящие чугуны, а не то что сейчас чугуном называется. В нём почти нет кремния, и это очень непредсказуемый сплав, который серьёзно разнится по химсоставу от плавки к плавке. Нельзя лить серийно орудия с разным химсоставом материала.
Главный минус орудий Грозного и всех орудий в мире сейчас — это отсутствие стандартизации. Вот над этим и будем работать в ближайшее время.
Секретарь докладывает новости, что пришли из Москвы и Себежа:
— Медный бунт в Москве продолжается. Стрельцы требуют поменять медные деньги на серебро.
Как в Москву приедем, поменяем
— Татары молдаване и валахи взяли Николаев без боя. Османы с боем высадились в Крыму, но наши ушли на кораблях в Азов. Увезли всё ценное: рабочих и ремесленников, бронзовые и латунные пушки, станки с верфи. Следующей весной крымский хан планирует на Дон и в Дикое поле выйти на облаву за русскими рабами, которых в Крыму не осталось.
С этим позже разберёмся.
— Ваша тётя София Мекленбург-Гюстровская избрана главой Конфедерации колоний Меховой Компании в Новом Свете.
У тёти железная хватка. Те, кто думает, что можно будет запускать лапу в казну — глубоко ошибаются. Тётя София любит всё лично пересчитывать вплоть до каждого талера.
Спрашиваю:
— Всё? Свободен.
Даша уехала в Себеж. Моя жизнь разделилась на «до и после». Этого и следовало ожидать. Ведь я женат на царевне и наш с нею сын Александр — главный кандидат на российский трон. Для Даши все эти «игры престолов» были безразличны. Она просто хотела нормальной семейной жизни, будучи не любовницей, а женой.
А с появлением в моей жизни Даши моя семейная жизнь дала трещину. Сначала моя жена Дося долго болела после рождения нашей дочери Елены. Потом царевна узнала про моё увлечение Дашей и захандрила ещё сильнее. Наотрез отказалась приехать ко мне в Тюмень. Мол, климат для наших малых детей Саши и Лены не подходящий. А там у неё и любовник появился, князь Прозоровский, что ещё десять лет назад по указу царя Бориса Годунова со мной в кругосветку ходил. Хороший офицер. До командира бригады дослужился. Сдаётся мне, что Дося его мне в пику завела. Типа, раз ты так, то я так. Сейчас Дося предложила мне снова начать жить вместе. Люди ведь не дураки — глаза есть. Если супруги спят раздельно, то слухи пойдут. А нам перед выборами этого не нужно. Я стоял перед сложным выбором: Любовь или Власть?
Дарья же в последнее время стала очень нервной. Наверное, почуяла куда всё идёт. Это мне толстокожему не всё было понятно, а женщины в этих вопросах понимают лучше. Новость о том, что я снова буду спать с царевной, потрясла мою девушку до глубины души. Она словно окаменела, а затем, оттаяв, заявила, что уедет в Себеж к Хоме. Будет учительницей. И что она меня больше видеть не хочет. Никогда меня не простит. НИКОГДА.
Вот и закончились полтора года моего счастья. С Дашей порою было сложно. Она вспыльчива и по-юношески непоследовательна. Но хороша, как любовница, и интересна, как рассказчица. Уже давно начала сочинять сказки. Сначала под моим руководством, а затем и просто по набросанному мной короткому пересказу. Талант. Её сказки печатают и в Москве, и в Себеже, и в Курляндии.
Заходит Феодосия в новом наряде, собранном из южных трофеев, и спрашивает:
— Ну, как я тебе?
— Царица, как есть, царица!