Братство Астарты

Глава 23

Пробуждение принесло Иоанну двойственные ощущения. Хотелось вновь закрыть глаза и предаться приятным воспоминаниям прошедшей ночи, но в тоже время мешало подспудное осознание совершенной ошибки и еще — грызущая изнутри тревога от неотвратимости визита к императорскому двору. Все это давило на сердце тяжелым грузом, а от одной только мысли о возможной встрече с царственным дядей становилось трудно дышать и подступала тошнота.

Мысли лихорадочно забились в голове Иоанна в поисках невозможного: как соблюсти протокол и при этом избежать встречи с императором? В очередной раз не найдя ответа, он почти смирился с неизбежностью.

Тянуть больше нельзя — это становиться уже неприличным и подозрительным. Цезарь сел, спустив ноги с походной кровати.

Подперев подбородок руками, он уставился в одну точку. Откладывать нельзя, но и лезть головой в петлю тоже не хочется.

Вдруг совершенно неожиданно появилась простая, но очень соблазнительная идея: а что, если пойти к Наврусу?

Несмотря на свою грубость и вульгарность, стратилат Великой армии, Наврус Фесалиец почему-то вызывал у него симпатию. Может, тем, что он так же, как Иоанн, не смог стать своим при императорском дворе, а может, из-за подспудного уважения к человеку, пробившемуся на вершину с самых низов.

С другой стороны полога раздалось покашливание, и, не дожидаясь разрешения, вошел Прокопий. Его лицо выражало крайнюю степень недовольства.

— Мой цезарь, простите мою назойливость, но я настойчиво рекомендую вам подняться и немедленно отправиться на доклад к Сцинариону.

Патрикия можно было понять: он заходил уже в третий раз в тщетной попытке поднять своего воспитанника. В этот раз Прокопий решил не уступать и стоять до конца, пока цезарь все-таки не поднимется. Едва зайдя, он сразу же заметил изменения в состоянии Иоанна: во-первых, тот уже сидел, и во-вторых, улыбался.

— Я рад, что у вас улучшилось настроение.

Прокопий с любопытством вгляделся в лицо цезаря, и тот огорошил его своим решением:

— Я считаю, сперва нам следует посетить Навруса, а потом уже видно будет.

Первой реакцией Прокопия было поморщиться: Варсаний будет недоволен! Потом, поразмыслив и вспомнив доподлинно слова предписания — «явиться в лагерь Великой армии», — где прямо никак не указывалось, к кому именно, он решил, а почему бы и нет.

Задумавшись, он простоял так довольно долго, пока наконец не заметил, что Иоанн все еще ждет его реакции, и спохватился:

— Согласен, мысль неплохая! Во всяком случае Фесалиец вам не враг и поболтать любит, как никто. Отметимся, что выполнили предписание, а заодно и разведаем обстановку.

Обрадованный поддержкой наставника, Иоанн радостно поднялся:

— Тогда одеваться!

Умывшись свежей холодной водой и сменив нижнюю рубаху, Иоанн надел парадную расшитую золотом синюю далматику и затянул ее широким кожаным ремнем с золотой пряжкой. Шальвары и сапоги на сардийский манер он надеть не решился.

Иронично хмыкнув: «Война все-таки!» — ограничился классическими туринскими сандалиями на босу ногу. Это задержало их еще на то время, пока ему стригли ногти.

На укоряющий взгляд Прокопия, цезарь лишь пожал плечами:

— Не идти же в ставку с такими ногами — ведь смеяться будут.

В общем, Прокопий кипел, как жерло вулкана, а цезарь оттягивал «радостную встречу» всеми силами. Наконец они все же двинулись — в сопровождении Лу́ки и пары воинов для большей представительности. Выходя из шатра, Иоанн словно ненароком обвел взглядом свой маленький лагерь и сразу же увидел ее. Зара, вернее сказать, мальчишка на все руки Зар, стояла у привязанных лошадей и делала вид, что все происходящее ее совершенно не интересует. Сейчас она выглядела совсем не так экзотично, как прошедшей ночью: грязные, коротко стриженые волосы, грубые некрашеной шерсти штаны и такая же рубаха навыпуск. Настоящий базарный беспризорник, но с одной исключительной особенностью — ее огромные зеленые глаза все так же притягивали его, делая совершенно неважным, во что она одета и как выглядит.

Иоанн бросил взгляд на Прокопия: интересно, он знает? По лицу патрикия и в обычной ситуации трудно было хоть что-нибудь прочесть, а уж если он хотел это скрыть, то и подавно. Не найдя ответа, цезарь взглянул на комита — знает или нет? Да ну, конечно знает — мимо такого человека, как Лу́ка, даже мышь без разрешения не проскочит. Значит, он ее пропустил осознанно. Зачем? Хотя, чего я привязался — она ведь просто принесла воды…

Иоанн подумал, что врет самому себе: если бы она пришла с водой в таком виде, как сейчас, то да — было бы «просто принесла воды», а как она появилась прошлой ночью — совсем из другой песни. Она пришла за тем, что и получила, а Лу́ка ее, можно сказать, на это благословил. Странно!

Иоанн еще раз посмотрел на лицо своего главного телохранителя и начал подозревать, что этот человек читает его желания, как открытую книгу.

Как только они спустились с горы, все посторонние мысли тут же покинули голову Иоанна, поскольку, за исключением императорского периметра и, пожалуй, еще прямоугольников диких легионов, весь остальной лагерь представлял собой настоящий хаос. Сновали какие-то люди с оружием и без, двигались караваны лошадей и верблюдов. Густой запах навоза, немытых человеческих тел и испражнений наполнял землянки и пестрые шалаши из чего придется, а над всем этим безумием стоял сплошной гул говора всех народов империи, собранных здесь волею базилевса.

Патрикий уклонился от столкновения с двумя неприятными субъектами в волчьих шапках и пробурчал, пропуская комита вперед:

— Охрану мы явно взяли не зря.

Иоанн тоже ошарашенно закрутил головой:

— Как здесь вообще можно хоть что-то найти?

Мягко отодвинув стоящего на пути торговца с корзиной на голове, Лу́ка повернулся к цезарю:

— Мой господин, это только первое впечатление. Через неделю вы привыкнете и сможете разглядеть четкий порядок, различия и иерархию.

— Возможно. Если за эту неделю мы не помрем от этой вонищи. — Прокопий брезгливо сморщил нос: — Вонь такая, кажется, ее пощупать можно. И не говорите мне, что к этому я тоже привыкну, не поверю.

Лу́ка и Иоанн одновременно с сочувствием взглянули на патрикия. Учитывая разницу в росте, получилось немного комично, и они рассмеялись. Патрикий, дабы пресечь всякое продолжение, сделал вид, что рассердился:

— Побольше почтения к возрасту, молодые люди, побольше почтения!

Стратилат великой армии Наврус Фесалиец был личностью неординарной, и только лишь осознание этого ему было явно недостаточно! Наврусу необходимо было демонстрировать свое превосходство каждый день и над каждым, кто находился с ним рядом. Это здорово бесило окружающих, поэтому друзей у него было, мягко говоря, мало, и даже базилевс, его патрон и защитник, человек вытащивший его с самых низов, предпочитал встречаться с ним как можно реже. Хотя, скорее всего, он делал это для безопасности самого Фесалийца, поскольку в гневе император бывал скор на руку, а довести до такого состояния Наврус мог любого и в кратчайший срок. При дворе ходила легенда, что евнух Наврус был подавальщиком ночной вазы императора, и как-то с утра он споткнулся и опрокинул содержимое вазы на завтрак базилевса. На этом не только карьера, но и жизнь юного скопца, вероятно, закончилась бы, не присутствуй при утреннем туалете государя глава канцелярии Варсаний Сцинарион. Он заметил, как вино, на которое упали капли мочи, изменило цвет, и заподозрил неладное. Подозрения подтвердились — вино оказалось отравленным. В тот день умерло много людей, но не евнух Наврус! Более того, в тот день при Туринском дворе зажглась новая звезда — Наврус Фесалиец, — но зажег ее вовсе не император. Сам Константин тут же забыл о евнухе, посчитав, что, сохранив тому жизнь, и так сделал для него слишком много. Толчок ему дал Варсаний, которого позабавил такой поворот судьбы, и он сделал невольного спасителя базилевса главным над всеми выносителями горшков во дворце. Дальше Фесалиец карабкался сам, полагаясь только на свой интеллект, природную интуицию и невероятную удачливость. Когда Наврус в ночных коридорах набрал такую силу, что стал выглядеть в глазах Варсания опасным, тот не нашел ничего лучше, как отправить евнуха куда-нибудь подальше от дворца. Армия показалась мстительному царедворцу самым забавным местом, но боги опять доказали всесильному логофету, что лучше них никто смеяться не умеет. Крошечный гарнизон, которым сослали командовать Фесалийца, встал на пути огромной орды варваров. Город ждала незавидная судьба — штурм, грабеж и резня. Пока жители оплакивали свою судьбу, а Наврус потел от страха на городской стене, один из вождей герулов получил радостную весть — у него родился сын. Недолго думая вождь собрал своих соплеменников и увел их домой праздновать рождение наследника. Остальные варвары, озадаченные таким поступком, долго спорили, перессорились друг с другом и разбрелись кто куда по своим лесам, так что в скором времени, к вящему удивлению и радости жителей, под стенами города не осталось ни одного врага. Главным героем, естественно, стал Фесалиец. Удачливость — вот, что выше всего ценят туринские легионеры в своих командирах, и за это они могут простить им все что угодно! Именно это неожиданно для себя узнал Варсаний Сцинарион, когда из властителя ночных горшков Наврус Фесалиец вдруг превратился в любимца армии и императора.

Взмокшие Иоанн и Прокопий вошли в полосатый шатер стратилата, вернее, в первую, приемную его часть, оставив Лу́ку и охрану потеть снаружи в компании таких же бедолаг. Приемная была полна народу. Военные чины от легатов до варварских вождей, интенданты, местные купцы — все ждали приема командующего. На вновь прибывших, казалось, никто не обратил внимания, продолжая шептаться и издавая гул, как рой насекомых. Патрикий, не обнаружив никакой реакции на их появление, раздраженно засопел и, буркнув про себя стандартное: «Зажрались, гады!», — попытался сделать вид, что толкаться с другими потными мужиками — предел его мечтаний.

Первое впечатление оказалось обманчивым. Адъютант командующего в другом конце шатра, на мгновение оторвавшись от своих дел, приподнял голову и, оценив взглядом вошедших, сказал: «Цезарь, проходите, стратилат вас примет», — а затем вновь уткнулся в бумаги.

Пройдя в кабинет командующего, Иоанн увидел невысокого пузатого крепыша с копной курчавых волос и приплюснутым носом. Более плебейской наружности невозможно было представить, и Иоанн невольно улыбнулся, но тут же одернул себя и вскинул сжатую в кулак правую руку:

— Цезарь Северии приветствует стратилата Великой армии.

Чего-чего, а внимания он этим добился. Фесалиец удивленно поднял взгляд.

— Вы, цезарь, там на своем севере голову себе отморозили, что ли? Что это вы руками машете и орете как резаный? — Наврус положил ладони на стол. — Не вздумайте выкинуть что-либо подобное при вашем дяде — император терпеть не может все эти старые республиканские штучки. Сейчас в ходу больше поклоны. — Стратилат иронично ухмыльнулся: — Поклоны и еще более глубокие поклоны! Вы, цезарь, потренируйтесь там у себя. Без гибкости позвоночника сегодня при дворе никуда — пропадете!

Иоанн оценил хорошее настроение Фесалийца:

— Именно из-за отсутствия необходимых навыков я и не планировал надолго задерживаться при дворе.

— А придется, Иоанн, придется. Он приказал! — При этих словах Наврус многозначительно поднял указательный палец. — Приказал вас вызвать, а зачем, почему — никто, кроме него, не знает, и как вы понимаете, спрашивать не собирается. — Фесалиец развел руки и закатил глаза: — Вот такие дела. Я хорошо к вам отношусь, цезарь, поверьте. В отличие от всей вашей высокородной родни, вы ничего плохого мне не сделали, поэтому я позволю себе дать вам совет. Не высовывайтесь! Сейчас грозные времена, император не в настроении. Приказали быть в ставке — будьте, но так, чтобы вас было не видно и не слышно.

Иоанн грустно улыбнулся:

— Не видно и не слышно — это мое жизненное кредо.

Стратилат поднялся из-за стола.

— Ну вот и отлично. Я слышал, что вы очень толковый юноша. Пришло время убедится в этом самому. Будете при мне. Ну, скажем, моим адъютантом.

Иоанн вопросительно мотнул головой в сторону приемной:

— А этот?

— Да бросьте! — Фесалиец махнул рукой. — Вся родня жены у меня в адъютантах — одним больше, одним меньше. Вот этот в приемной, видели? Как не выйду, все время что-то пишет. А что? Боюсь даже спросить — чувствую, если узнаю, то выгоню к чертям, а это племянник жены. Нельзя. Крику будет… — Наврус суетливо зашарил по столу. — Где же мой доклад? А, вот он, слава богу! — Фесалиец подобрал упавший тубус с пергаментом. — Вот что, Иоанн, сейчас я иду к базилевсу, намечен большой совет. Вы пойдете со мной — и при деле будете, и императору покажу, что вы здесь. Как вам?

Несмотря на вопрос, мнение Иоанна стратилата совершенно не интересовало. Он вскочил и засеменил короткими ножками к выходу, полностью уверенный, что цезарь следует за ним.

Иоанн пожал плечами и зашагал вслед за Наврусом: все, что тот предложил, устраивало его как нельзя лучше.

В свите стратилата легко мог затеряться не только Иоанн со своими спутниками, но и весь его караван с лошадьми и верблюдами. Носилки, в которые торжественно водрузил свое тело Фесалиец, охрана, слуги, держатели опахала и еще толпа неизвестных людей — вся эта процессия медленно двинулась в сторону императорских шатров. Она степенно и уверенно плыла через лагерь, словно охапка ярких осенних листьев в мутном потоке полноводной реки, но, дойдя до первой линии охраны базилевса, растеклась и остановилась, наткнувшись на непреодолимое препятствие. За периметр, прошли только стратилат, его секретарь и Иоанн, ловко выцепленный из толпы взглядом Навруса.