Братство Астарты

Глава 36

Лава вернулся к сотне сам не свой. Его колотила внутренняя дрожь — то ли от осознания, что был на волосок от смерти, то ли от бешенства за пережитое унижение. Мальчишка-конюх принял кобылу сотника и подвел ему жеребца по кличке Бешеный. Гнедой жеребец носил свою кличку так, словно сам ее себе дал. Настоящее воплощение зла, не терпящее рядом с собой ни зверей, ни людей, норовя при каждом удобном случае укусить или лягнуть даже кормившего его конюха. Его не любили воины, его терпеть не могли и боялись слуги, а он, купаясь во всеобщей ненависти, слушался только Лаву. Как сотнику удавалось справляться с этим исчадием ада, было загадкой не только для вендской сотни, но и для всей варварской кавалерии в армии. Ибо известность Бешеного была широка.

Вся сотня, следуя примеру командира, пересаживалась на боевых коней. Подъехал Ранди.

— Что-то ты не весел! Общение с благородными туринцами навеяло на тебя грусть?

Лаву раздражало всё, и рыжий своей болтовней тоже, но он сдержался:

— Построить сотню! Разведку вон на ту скалу! — командир ткнул пальцем в выступающие над деревьями камни.

Ранди ернически изогнулся в поклоне:

— Люди «переобуваются», мой господин, дозор уже на месте.

Его не так-то просто было подловить: как второй человек в сотне он знал свое дело.

Лава взлетел в седло, попутно хлопнув по морде Бешеного, попытавшегося куснуть его за колено. Выпрямившись, он наконец расслабился и улыбнулся:

— Ты прав, Ранди. Общение с благородными плохо влияет на печень!

Кот довольно заржал:

— А я что говорил! Не бережешь ты себя, командир!

Он всегда много болтал и балагурил перед боем.

Сотня стояла в боевом строю, готовая в любую минуту сорваться с места. Отсюда из ущелья ничего не было видно, все ждали сигнала дозорного. Ожидание в полной неизвестности нервировало бойцов, поэтому, когда наконец с горы горошиной скатился дозорный, все поняли: имперцы пошли, — и напряженное ожидание сменилось оживленным гомоном.

Лава встал в стременах:

— Сотня-а-а! В карьер!

Бешеный под ним сорвался с места и огромными скачками полетел по ущелью. Сотня, вытянувшись в цепочку, рванула за ним. Дно ущелья было заполнено валунами всевозможных размеров: от небольших, с человеческую голову до огромных, с армейский шатер. Любой из них мог стать источником больших неприятностей. Всадники неслись галопом, видя лишь спину впереди идущего, всецело полагаясь на опыт своего вождя и чутье его жеребца. Опыт и чутье, действуя в тандеме, провели сотню сквозь опасное ущелье и выплеснули на открытое пространство. Лава, прижавшись к гриве Бешеного, летел по полю у самого городского рва, замечая боковым зрением слепящие вспышки на начищенной броне катафрактов.

«Значит, все хорошо. Все идет, как надо», — подумал сотник и пришпорил жеребца. Тот обиженно захрапел, поскольку и так шел на пределе.

Огромная башня с черным зевом воротного проема и языком подъемного моста вырастала на глазах. Уже было видно, как маленькие фигурки на верхней площадке забегали и испуганно засуетились. Из темноты воротной арки на мост выбежали воины, и командир, дико крича, пытался построить их в шеренги.

Стрелы посыпались на вендов, когда они уже выкатывались на мост.

— Поздно! — оскалился Лава, посылая Бешеного прямо на копья выстроившихся на мосту горожан. Жеребец взвился на дыбы, уходя от смертоносного железа. Передние копыта Бешеного, ломая древки копий, дробили неосторожно сунувшиеся головы.

— Ах ты зверюга! — вскрикнул отшатнувшийся в ужасе горожанин, и ополченцы, неловко затоптавшись, попытались перестроиться и достать жеребца с боку.

Лава не дал им такого шанса. Теперь по головам заработал длинный меч венда, а сзади накатывались все новые и новые варвары. Защитники моста не выдержали и побежали. У них на плечах сотня ворвалась в город, растоптав в арке воротной башни слабую попытку сопротивления. Обезумевшие горожане с криками ужаса рассыпались по привратной площади, пытаясь укрыться от беспощадных варварских клинков. Основная же часть заслона вместе с командиром юркнула в узкий проулок.

Лава звериным рыком остановил наиболее ретивых, рванувших преследовать бегущих:

— Всем спешиться! Лошадей обратно за мост. Вход в арку завалить! Чем? — он повернулся на глупый вопрос. — Всем, что найдете! Вон арба, снимайте двери с домов, бревна, корзины с землей. Торопитесь, сейчас горцы очухаются и попрут на нас!

Небольшая баррикада, выросшая в несколько мгновений, закрыла арку и подход к воротам. Венды, укрывшись за завалом, защелкали луками, успокаивая самые горячие головы защитников города.

Прислонившись к баррикаде, Лава тяжело вздохнул:

— Сейчас подтянут тяжелую пехоту, вот тогда станет по-настоящему жарко.

Ранди, не оборачиваясь, хохотнул в ответ.

— Прорвемся, командир, ты же у нас счастливчик! Любимец богов!

Ответ Рыжего сотника совсем не успокоил. Скорее, наоборот. Предчувствие, не покидавшее с того момента, как он оставил шатер Навруса, теперь просто надрывалось от крика: «Беда!!!» Но откуда? Лава не мог понять, в чем опасность. Мы уже в воротах! Горожане? Не те это бойцы — какое-то время мы легко продержимся. Ну даже если припрет, всегда можем отойти — мост-то мы держим.

Долго мучиться сомнениями ему не дали. С главной улицы показался первый отряд. Большие, туринского образца щиты, шлемы, кирасы или кольчуги — в общем, все лучшее вооружение в городе. Засвистели стрелы, но, как и ожидалось, пользы от них было мало. Кое-кто из горожан иногда вскрикивал, и раненый уходил вглубь строя, но в целом пехота, ощетинившись копьями, неумолимо надвигалась. До баррикады осталось не более пятнадцати шагов, и горожане, перестав испытывать судьбу, бросились в атаку.

Лава хлопнул Ранди по спине:

— Пошел!

Дикий Кот действительно по-кошачьи, одним рывком, взлетел на край баррикады. В то же мгновение тяжелая секира в руках венда одним взмахом отбила два наконечника, устремившиеся ему в грудь. Расшвыряв копья, Ранди что есть мочи ударил ногой в ближайший щит. Удар сверху вниз был такой силы, что державший щит крепыш отлетел назад и обязательно рухнул бы на брусчатку, если бы не стоящая позади шеренга. В получившуюся брешь, не задумываясь, прыгнул Кот. За ним устремились Лава и другие венды. Ранди, орудуя своим чудовищным топором, как ледокол прорубал дорогу: ни щит, ни доспехи не спасали от его ударов. Лава, следуя вплотную за другом, пресекал любую попытку в сутолоке ударить Кота с фланга или сзади. Вокруг них образовалась пустота — никто не хотел связываться с бешеным гигантом. Варвары, врубившись клином в строй горожан, сначала погасили их порыв, а затем начали понемногу теснить, выдавливая обратно с площади. Первый раунд явно остался за варварами!

Лава утер пот, заливающий глаза, и обернулся назад. Из проема воротной арки выскочил молодой венд, которого оставили смотреть за лошадьми. Он яростно махал руками, стараясь привлечь внимание.

— Лава! Лава! — Юнец надрывался во всю силу своих легких, и встревоженный сотник резко скомандовал своим:

— Отходим! Все назад, к башне!

В любом случае слишком удаляться было опасно — могли обойти по соседним улицам и отрезать от ворот.

Перепрыгнув через символическую баррикаду, Лава накинулся на молодого:

— Ты почему лошадей бросил?

Не отвечая, перепуганный венд буквально потащил сотника за руку:

— Лава, быстрей пойдем, там такое!

— Да что случилось-то, скажи ты толком?

Предчувствуя недоброе, Лава почти бежал по каменному коридору башни. За ним, бухая тяжелыми сапожищами, сопел Дикий Кот и еще десяток вендов.

То, что они увидели, выскочив на мост, не укладывалось не в один из самых плохих вариантов, крутившихся у Лавы в голове. Панцирная имперская кавалерия безнадежно опоздала, ее выдохшиеся лошади еле переставляли ноги. Сарды беспрепятственно летели к воротам, самые быстрые были уже практически на другом конце моста.

Ранди в сердцах сплюнул:

— Подставили все-таки! Ненавижу эту имперскую сволочь!

Он перехватил секиру двумя руками, готовясь принять первый удар. В голове у Лавы с бешеной скоростью метались разные мысли. Поднять мост, закрыть ворота — не успеем! На мосту в ряд не больше трех всадников — это хорошо! В проеме башни продержимся, но не долго. С двух сторон раздавят, как вошь. Катафракты подойдут не скоро, да и в пешем строю от них толку немного.

Решившись, он заорал, как боевая труба, не давая ни на миг усомниться в своем решении:

— Все под башню! Сотню пополам на оба выхода! Кот, руби перила моста! Луки к бою, бить по лошадям!

Сотник занял место в первом ряду, готовясь встретить несущуюся конницу.

По мосту загрохотали копыта. Первые три лошади, получив по десятку стрел, упали на дубовый настил. Одна не удержалась и, жалобно заржав, сорвалась с моста в ров, унося с собой запутавшегося в стременах всадника. Следующие, встав на дыбы, отказывались идти на убой. Повторная попытка взять мост нахрапом закончилась для сардов так же печально. Нагромоздив на мосту с десяток мертвых лошадей, сарды начали терять рассудок. Время работало против них и неумолимо сжимало свои тиски. Лавина имперской конницы устрашающе надвигалась с каждой минутой, и сардийские всадники, как перепуганная отара овец, заметались у самой кромки рва.

Казалось, всесильные боги вновь улыбнулись вендам, но положение мгновенно изменилось, когда два телохранителя подвезли раненого Сад Девлета. Его взлетевший призыв хлестнул, как кнут:

— Спешиться, сучьи дети! В сабли! Вся Сардия сейчас смотрит на вас! Умирать — так героями!

Девлет оттолкнул стоящего перед ним воина и, опираясь на плечо телохранителя, первым шагнул на мост. Его тут же обогнали. Жгучий стыд наполнил воинов яростью и решимостью! Стыд за бегство, за минутную панику, за то, что они бросили раненого командира! В одно мгновение все встало на свои места: вот цель, ее надо либо взять, либо умереть — другого выхода нет! Всадники слетали с коней, целовали своих любимцев в последний раз и, разверзнув рты в боевом крике, кидались на мост.

Сардийцы бросились на отчаянный самоубийственный штурм.

— Халла-а-а! — Каменные своды многократно усилили сардийский боевой клич.

Порыв был велик. Сарды пёрли, как одержимые. Вокруг Лавы падали свои и чужие, меч крутился, как челнок в ткацком станке. Рядом нерушимой скалой стоял Дикий Кот со своей секирой. Сардийцы не лезли на них напрямую, стараясь лишь блокировать, нанося основные удары по товарищам слева и справа. Во владении саблей венды сардам не ровня: в аристократических семьях Сардии сабля была первой игрушкой, которую получал новорожденный мальчик. Венды отчаянно рубились, но в такой схватке побеждало мастерство.

Лава отбил вражеский клинок, целящийся в открытый бок товарища, и ощерившись, закричал, перекрывая шум битвы:

— Держаться, братья! Держаться!

Рубка шла уже под сводами башни. Силы вендов подходили к концу, теперь главное было — не пустить сардийцев за спину. Приходилось постоянно отступать. Рядом тяжело задышал Ранди. Лава бросил взгляд на друга — у того из-под кольчуги струилась кровь. Сзади слышались крики и победный рев горожан — там дела у вендов были еще хуже. Длинные копья ополчения доставали варваров, непривыкших сражаться в тесноте. Две группы встретились почти посередине башни и встали спина к спине. Отступать дальше было некуда. Лава окинул взглядом своих: от сотни осталось человек двадцать, и почти все раненые.

«Это конец», — подумал сотник, отводя очередной удар.

Загрохотали звенья цепи — горожане начали поднимать мост. Передовые катафракты опоздали самую малость. Самые отчаянные спешивались и пытались запрыгнуть на него, но безуспешно — слишком уж много железа было на них навешено. Повисев, смельчаки срывались в ров, а остальные, видя их неудачу, закружили у края обрыва. И хотя ворота были еще открыты, для конницы пути уже не было.

Мост поднимался. В проходе становилось все темней и темней. Натиск на вендов ослабел. Все были на пределе, но сарды и горожане могли теперь вздохнуть свободней. «Главная задача решена», — думал каждый из них, — мост поднят, а варвары — так их осталось совсем немного. «Сейчас передохнём и добьем вражину». Лава тоже перевел дух. Мышцы сводило от нечеловеческого напряжения. В полумраке были видны лишь очертания врагов — они стояли всего в нескольких метрах. Один из последних лучей солнца, скользнул по начищенной гарде и, отразившись, блеснул на медной личине замка.

— Замок! — Мысль засела в голове сотника, как нечто сверхважное. Пользуясь передышкой, Лава протиснулся к тому месту, где сверкнул металл, и ощупал рукой каменную кладку. Внезапно палец дернуло болью, и, взглянув на него, сотник с удивлением обнаружил занозу.

Дерево? Здесь? Венд лихорадочно продолжил поиск и неожиданно нащупал едва заметную щель. Пройдясь по периметру, он уже не сомневался: деревянная дверь. Первый возникший вопрос — куда она ведет? — был мгновенно отброшен. Сейчас это неважно — главное, выбраться из этого каменного мешка!

Лава нашел глазами Ранди и махнул рукой. Дикий Кот, неохотно оставив переднюю линию, подошел к командиру:

— Чего?

Его взгляд и внимание все еще были сосредоточены на темных силуэтах противника.

Лава ткнул рукой в дверь:

— Руби! Вот здесь, поближе к личине.

Кот, разглядев дверь, сразу все понял, и глаза его радостно заблестели:

— Ну и везучий же ты, Лава!

Ранди поудобней перехватил скользкое от крови топорище секиры:

— Нет, я теперь от тебя ни на шаг!

Дверь была очень крепкой, из хорошего сухого дуба, но на замке́ горожане сэкономили. Он предназначался для защиты от городских мальчишек, а в случае войны проход закрывался изнутри. Но не сегодня! Личина вылетела со второго удара, и дверь распахнулась.

В темноте ни сарды, ни ополченцы вовремя не сообразили, что происходит, а когда до них дошло, было уже поздно: большинство вендов уже скользнули за дверь. Первыми очнулись сарды и бросились исправлять ошибку, но теперь их встречали уже совсем другие венды. Надежда вернула варваров к жизни, и сарды не могли понять, что происходит: дикари словно стали выше ростом, а их удары сильнее, реакция быстрее. Длинные копья ополчения могли бы помочь, но в тесноте каменного мешка сардийцы своими спинами закрыли варваров, мешая горожанам использовать оружие.

Лава, втолкнув в дверь Ранди, вошел в проем последним, прикрывая отступление. Узкая каменная лестница вела наверх. Увернувшись от мелькнувшего жала копья, сотник ткнул мечом в темный силуэт. Сарды на миг отпрянули. Воспользовавшись секундным замешательством, Лава развернулся и что есть сил бросился вверх по лестнице. Через мгновение он был уже на самом верху, и за его спиной громыхнула крышка люка. Привыкнув к полной темноте, сотник огляделся. Небольшое помещение посередине башни прямо над проходом. Он пошарил по стене у себя за спиной. Как он и ожидал, в небольшой нише стояла масляная лампа. Внезапно резко загромыхало, и под ногами стоящего на крышке Ранди заходили доски: снизу пытались пробить люк.

Лава защелкал кремнем. Вспыхнул и закоптил маленький огонек лампы. Крошечный язычок света только сгустил тьму, но волчьему глазу венда было достаточно, чтобы увидеть и ужаснуться. Прямо напротив высветилась еще одна дверь. Открытая!

— Дверь! — так еще в своей жизни Лава никогда не орал! Он понимал — счет идет на секунды. — Закройте дверь!

Все засуетились, но было так темно, что никто ничего не понимал, и от этого суета и паника нарастала. Лава в два прыжка пересек комнату, не церемонясь разбрасывая всех, кто оказался у него на пути. Одним рывком он захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Лампа вылетела из рук, зазвенев по камням. Свет погас. В следующее мгновение дверь вздрогнула от удара снаружи.

Сдержав первую попытку прорваться и опустив в паз мощный железный засов, Лава выдохнул с облегчением.