Быстрее империй (Тихоокеанская сага-2)

Глава двадцатая. La batalla

Глава двадцатая. La batalla

Около недели у нас заняли приготовления.

Главной проблемой я видел неумение людей обращаться с пушками, так что пришлось преподать несколько уроков, передавая всё, что мне удалось почерпнуть из рассказов английского канонира. Но теория мало что значит без практики, а потому одну из пушек мы оставили возле якорной стоянки и превратили в учебное пособие.

Я даже разрешил каждому расчёту сделать по несколько настоящих выстрелов с полным зарядом и ядрами. Но всё равно это были не пушкари, а лишь зверобои и туземцы при орудиях. Они неплохо справлялись с первым выстрелом, но потом медлили с перезарядкой, боясь сделать фатальную ошибку и потерять ногу, а то и голову (уж я постарался напустить страху, пересказывая истории мистера Слэйтера). Я опасался, что во время боя у нас будет только один прицельный залп.

Яшка нервничал по другой причине. Ему не нравилась якорная стоянка. То что мы посчитали удобной бухточкой, представляло собой обычный изгиб берега. Он немного прикрывал корабль с севера и востока, но был открыт всем прочим ветрам. Любой шторм или короткий шквал мог выбросить корабль на камни или угнать в открытое море. Но нормальной бухты в этом районе всё рано не имелось, поэтому Яшка подгонял людей и те упражнялись от рассвета и до заката.

Остальные пушки мы переправили с помощью баркаса (Березин уговорил Яшку прихватить его с собой) в два приёма к Золотым воротам. Четыре штуки установили на старой батарее возле северного мыса, а еще три перегнали на Алькатрас Тропинину.

Тот радовался орудиям, словно ребёнок.

— Вот, это дело! — восклицал он, поглаживая чугунные бока. — Вот теперь они попляшут у нас.

Мне тоже нашлась работа. Целый день ушёл на подготовку «звукового письма» для Анчо. Сперва нужно было составить ёмкую и понятную фразу, но это оказалось лишь половиной дела. Битых три часа ушло на собственно «запись». Местный парнишка, которого наши уже прозвали Скороходом, сидел напротив меня и, внимательно слушая, пытался повторить фразу:

— Будет бой, выпускай скотину.

— Будет бой, выпускай скотину.

Наконец, стало выходить вполне сносно, и я отстал от него.

За сутки до начала сражения, Скороход переправился на южный берег и успешно добрался до деревни. Из Лёшкиного логова я наблюдал, как он явился утром в испанский лагерь и сразу же был помещён к остальным то ли аманатам, то ли послушникам. Я видел и реакцию Анчо. Он выслушал парня и точно почувствовал, что за ним следят. Повернул голову к острову и медленно кивнул.

Битва началась по плану, но проходила спонтанно, без какого-либо централизованного руководства. Мы конечно заранее составили примерный график, но скоординировать выступления на столь протяженном театре без средств связи было невозможно. Поэтому наши командиры и капитаны сами решали, когда и куда им выступать. Они лишь придерживались общей стратегии и задачи, а она заключалась в том, чтобы напугать испанцев, заставить их отступить на кораблях, но налегке. мы хотели прибрать к рукам все их сельское хозяйство, а заодно и прочие припасы.

Первым выступил отряд Варзугина. Ночью он высадился в тылу испанцев, в том месте, откуда мы раньше делали беспокоящие набеги. На этот раз, устроив ночной налет, наши не отступили, а дождались утра и встретили патрульную группу испанцев залпом из мушкетов почти в упор. По первым докладам противник потерял убитыми офицера и солдата, одну сбежавшую и одну убитую лошадь. После чего люди Варзугина встали в жесткую оборону с задачей отрезать испанцев от сухопутной дороги, не давая им организованно отойти с полуострова.

Первые жертвы и возня в тылу разозлили испанцев. Догадываясь, что мы используем для переброски и снабжения десанта лодки, они отправили «Первооткрыватель» на юг залива, чтобы в свой черёд отрезать наш отряд от внешней поддержки. В то же время их городок готовился к круговой обороне. На вал ставили фальконеты, порох убирали в погреба и прикрывали насыпями. Монахи спрятались в распадке между холмами, туда же оттащили часть вещей.

Нападения, однако не последовало. Варзугин сам готовился к обороне и наступать не пытался. Он с парнями устраивал завалы, где мог, создавал дополнительные рубежи обороны на случай вынужденного отхода.

В этот момент испанскому начальству, видимо, донесли, что какой-то торговый корабль и явно не принадлежащий подданным его католического величества, плавает напротив входа в пролив, словно у себя дома. В стане противника возникло замешательство. Несколько офицеров, под прикрытием небольшого отряда, отправились на морской берег и вернулись через час сильно встревоженными.

Наш галиот выглядел мирно. Обычный промысловый корабль, лишённый тяжёлого вооружения. Лёгкая добыча для любого европейца, прошедшего жестокую школу карибских и средиземноморских стычек. Опасность, которую он представлял, заключалась в другом. Во-первых корабль мог отправиться за помощью к соотечественникам. Испанские командиры не знали, как далеко отсюда находится наша база, и могли опасаться быстрого подкрепления. Во-вторых, галиот мог высадить ещё один десант в тылу, тем самым осложнив положение городка. А в третьих, он мог доставить нам боеприпасы. В том числе и тот самый порох, которого так не хватало испанцам. Ничего удивительного, что они решили корабль захватить. Эту миссию возложили на флагман.

Корабль быстро приготовили к походу и он отчалил от пристани. Противный вестовый ветер дул с моря, а течение которое могло вынести корабль из залива, у самого берега отсутствовало. Оно набирало силу лишь ближе к Альтатрасу или даже за ним. Поэтому пакетбот сначала пошел по ветру на восток, выбираясь на глубину и только тогда, заложив большую дугу, лег на обратный курс. Но теперь его путь пролегал в каких-то двух сотнях метров от Алькатраса.

Наконец Тропинин дождался своего звездного часа. Ради этого единственного залпа он всё затеял. Строил тайные укрытия, позиции и прятался от глаз испанцев, лишь бы подпустить их поближе, на выстрел картечи. И хотя теперь кроме фальконетов у Тропинина были настоящие пушки, он и их зарядил картечью для первого выстрела.

Меня на острове к тому времени уже не было, я наблюдал за баталией из своего убежища на северном мысе, но вполне представлял, как вскипает Лёшкина кровь. По сути это была его первая битва с европейцами, с конкурентами за священную американскую землицу. Кроме того, это была его первая морская битва, а у вскормленного на пиратской романтике парусной эпохи Тропинина давно чесались руки поднести к запальному отверстию фитиль.

Три орудия, два фальконета и с дюжина мушкетов изрыгнули дым и огонь. Это выглядело, конечно, жалкой карикатурой на настоящий пушечный залп. На европейском театре такая стрельба вызвала бы только смех. Но на диких берегах Америки она превратилась в эпическое морское сражение.

Всё же картечь — великое дело. Картечь — царица полей. Даже после изобретения пулемётов она оставалась надёжным средством массового убийства. На флагман обрушился целый дождь из свинцовых пуль и железной нарезки, которую Тропинин наготовил из обломков корабельных изделий. Поток с шелестом пронесся над палубой, впиваясь в доски, разрывая паруса, веревки, плоть. Открытие огня стало полной неожиданностью для противника, и около дюжины человек повалились на палубу убитыми или раненными.

Флагман получил небольшие повреждения. Несколько веревок оборвались, грота-рей встал почти вертикально, парус схлопнулся, словно попавший в завихрение парашют.

Артиллерия правого борта оказалась не готова и молниеносного ответа не последовало. Наши неопытные пушкари даже успели повторно зарядить орудия. Поэтому следующие залпы прозвучали почти одновременно.

У сооружения, возведённого Тропининым, с легендарной крепостью и тюрьмой было общим только название. Ядра скакали по острову, как бильярдные шары от удара неумелой или нетрезвой рукой, и только траншеи да складки ландшафта позволили защитникам уцелеть. Одну из наших пушек задело ядром. Её развернуло, а лафет развалился на куски, но прислуга не пострадала.

Началась хаотичная перестрелка. И в ней выстрелы из мушкетов наносили врагу куда больший урон, чем редкая теперь картечь или ядра. Туземная гвардия упражнялась в стрельбе не один год и вражеским матросам с солдатами приходилось искать укрытия, несмотря на окрики офицеров.

Незнакомых с огнестрельным оружием индейцев такая канонада привела бы в трепет, пусть и ненадолго. Наших зверобоев она заставила бы бросить все дела и навалиться на врага всем миром. Но испанцев стрельбой не удивишь, а дисциплину они чтили. Капитан флагмана быстро оценил обстановку, посчитал соотношение стволов и калибров, а затем принял решение продолжить движение к морю, предоставив разбираться с неожиданной засадой сухопутным сородичам.

Уже через несколько минут корабль вышел из-под удара, сильное течение подхватило его и повлекло к океану. Более не подвергаясь риску матросы бросились латать изодранные снасти.

Если они подумали, что вышли из боя, то поспешили. Потому что при проходе через Золотые ворота неожиданно для них ожила северная батарея. Вместо деревянных макетов на ней уже стояли полноценные хотя и относительно слабенькие шестифунтовые орудия.

Ни один выстрел не пропал даром. Два ядра врезались в борт почти у самой палубы, одно отрикошетило от воды и ударило чуть выше ватерлинии. Ущерб от трех попаданий вышел небольшим, а пакетбот был всё же военным кораблем и с отдельными пробоинами мог легко справиться. Зато четвертый выстрел попал в корму и на время вывел из строя руль.

Испанцы не ожидали удара от давно уничтоженной крепости, тем более удара столь мощного. Флагман ответил бортовым залпом, но поскольку как раз начал рыскать, то его ядра вреда нашим парням не причинили. Зато они сделали это за испанцев. При заряжании кто-то допустил ошибку — скорее всего не пробанил как следует ствол. Одно из орудий выстрелило в своих, а стоящий рядом бочонок с порохом взорвался. Кажется были погибшие и раненые.

Взрыв вызвал сумятицу, пальба прекратилась, что дало возможность кораблю проследовать дальше. Боцман отправлял команды на заделку пробоин, несколько матросов обвязались веревками и свесились за кормой, пытаясь что-то исправить. Но не успели. Киль пакетбота коснулся отмели или камня, корабль развернуло и он намертво встал в ста футах от берега, чуть подрагивая от набегающей воды.

Теперь положение изменилось кардинально. Корабль стрелять не мог, его борт был обращен к батарее под неудобным углом. А вот батарея могла стрелять точно в тире. Поэтому, как только наши парни оправились от взрыва пушки, они принялись добивать корабль.

До прилива, который мог бы снять пакетбот с мели, оставалось еще пару часов и времени на то, чтобы превратить его в руины у пушкарей хватало с избытком.

Тем временем на Алькатрасе положение тоже изменилось. После ухода корабля Лёшка перенес огонь на лагерь. Морские лафеты не предназначались для стрельбы с большим углом возвышения, а пологим огнём до городка было не добить. Поэтому Лешка заранее соорудил что-то вроде пандуса из земли и камней.

Навесной огонь не был точен, но этого и не требовалось. Ядра просто падали то тут, то там, заставляя обителей лагеря нервничать.

Обстрел и начавшаяся суматоха послужили сигналом для Анчо. К этому времени он уже заслужил доверие испанцев и мог свободно передвигаться по городку. Так что, едва начали падать ядра, он обрезал привязи у коров и коз, а потом незаметно снял часть плетня с загона для свиней. Бросив им под нос горсть желудей или каких-то орехов, он насыпал добавку уже за выходом. Хрюшки быстро покинули узилище и разбрелись сперва по прилегающим к лагерю посадкам, а затем и по всему полуострову.

К сожалению, лошади все оказались при деле, а волы чем-то напугали Мухоморщика и он решил оставить их в покое. Зато успешно проломил заднюю стену барака, где держали местных индейцев.

Испанцы не заметили диверсии, им было не до зверей. Сперва они решили открыть ответный огонь. Выставили свои фунтовые пушечки и попытались добить до Алькатраса. В принципе ядрышки долетали до острова, но уже на излете. Они даже не закапывались в грунт а скатывались по склону и падали в воду или застревали среди камней.

Бесполезную стрельбу прекратили, как только на арене появился их главный начальник — могучий мужчина с седоватой бородкой, в чёрном камзоле с золотым шитьем, в шляпе с перьями. На боку его висела длинная шпага, вместо коротких, но тяжелых клинков, которыми пользовались простые солдаты.

Он быстро навел порядок в нарастающем хаосе. Сформировал несколько отрядов, распределил их по лодкам. Лодок у испанцев было много — три шлюпки и два больших баркаса. Начальник задействовал их все. Кроме того, он приказал поставить на баркасы бесполезные на дальней дистанции фальконеты.

Все приказы исполнялись быстро и чётко, как будто седовласый мужчина только и занимался тем. что штурмовал острова. Не успели наши пушкари перезарядить орудия, как первая лодка уже отошла от берега.

— Не иначе как генерал, — пробормотал я.

Ситуация становилась опасной. При таком раскладе шансов отбить атаку у защитников было немного. Рассредоточившись испанцы могли высадиться в нескольких местах сразу. Попасть же в мелкие и подвижные цели на подходе наши неопытные канониры вряд ли могли, да и пушки были ограничены позициями.

А испанцы тоже ждать не будут, ударят по нашим с баркасов картечью и, пока те будут прятаться по щелям, высадят десант. На суше же победителя определят численность и умение. А и то и другое было на стороне испанских солдат.

Назревала резня, что совсем не вдохновляло меня.

Положение спас Окунев, который вовремя понял опасность и вывел из бухты «Онисима». Старому галиоту отводилась в генеральных планах роль резерва, подразумевая, что возможно придётся спасать тонущих моряков или перебрасывать войска с берега на берег. Поэтому на корабле был лишь один-единственный фальконет, снятый Яшкой со своего «Кирилла».

Против канонерок даже он помог бы мало, но вид надвигающегося корабля, стреляющего из носового орудия заставил испанцев отступить. Они не могли знать, что пушечка была единственной.

Триумф ветерана длился, однако, не долго. В дело вступил наш старый знакомый Хуан де Орвай. Кто-то из испанцев успел передать на «El Descubridor» приказ, или капитан сам отслеживал ситуацию и был уполномочен принимать решения. Так или иначе, пакетбот добавил парусов и направился на выручку десанту.

Поддержать высадку на Алькатрас «Первооткрыватель» не успел, десант уже отступил, но зато он смог атаковать «Онисима». Силы примерно равных по размеру судов были не сопоставимы. Единственный фальконет против бортового залпа из одиннадцати стволов, шесть из которых имели средний калибр.

Оба корабля понемногу сносило течением в сторону пролива, так что я смог всё разглядеть подробно. Окунев попытался уйти, но галиот не обладал скоростью и маневренностью пакетбота. «Онисим» рванул обратно на север, но испанец довольно быстро смог обойти его со стороны ветра и навязать бой. Хотя, правильнее это было бы назвать избиением. Окунев использовал картечь и мушкетную стрельбу, чтобы повредить паруса и такелаж противника, отогнать прислугу от пушек. Но тщетно. «Онисим» получал в борт ядро за ядром, пока густые облака порохового дыма не скрыли его от противника. К этому времени его корма оказалась полностью разворочена, руль не слушался, корабль потерял грот-мачту, а вместе с ней ход.

От немедленного уничтожения его спасло только то, что капитан «Первооткрывателя» увидел свой флагман сидящим на мели и методично обстреливаемым нашей батареей. не стал добивать «Онисима», предоставив его собственной судьбе. Он лишь дал напоследок залп и помчался на выручку товарищу.

«El Descubridor» разнёс в клочья нашу батарею, причем сделал это походя, двумя слаженными залпами. Хуан де Орвай показал, что значит профессиональный военный против едва обученных зверобоев и индейцев. Несмотря на ускоренный курс подготовки, наши парни так и не научились хранить порох подальше от пушек, допускали и другие серьезные ошибки, так что большая часть потерь стала следствием неумения. Позиции батареи на короткое время превратились в настоящий ад, и вскоре всё было кончено. Ответным огнем они даже не поцарапали краску на борту консорта.

Флагман, с другой стороны, для сражения был явно потерян. «Первооткрывателю» удалось довольно быстро стащить его с камней, но жуткое переплетение такелажа и рангоута походило на разбитый рояль, корма представляла собой кучку палочек для игры в микадо, а в многочисленные пробоины заливалась вода. Команда поставила весло вместо руля и с большим трудом управляла судном. Вернуться в залив ему было сложно, а идти в открытом море опасно.

Получивший несколько ядер под ватерлинию, «Онисим» тонул. На корабле не было помп или каких-то иных приспособлений. Команда по старинке вычерпывала воду кожаными ведрами, которые передавали вверх по цепочке. Это было медленно, тяжело, а море ничуть не уставало и постепенно одерживало верх. В конце концов, команда сдалась, перестала черпать воду и озаботилась собственным спасением. На «Онисиме» имелась четырехвесельная шлюпка и несколько пустых бочек, связанных на манер плота. Их аккуратно переместили за борт. В шлюпку переправили троих раненных опустили фальконет и убитого моряка.

Корабль погружался без крена всем корпусом. Не имеющая препятствий в виде переборок или груза вода заполняла его равномерно.

Как только «Онисим» начал тонуть, я бросился к лодке и принялся бешено грести к кораблю. Мне пришлось идти против течение, которое хотя и ослабло, всё же отбирало лишние минуты. Но оно же несло тонущий галиот мне навстречу.

Я быстро устал, но многолетние тренировки и работа по снабжению колоний припасами сделали своё дело. Мне удалось добраться до «Онисима» раньше, чем он пошел ко дну.

Поскольку грести пришлось спиной вперед, я постоянно оглядывался и наблюдал за гибелью корабля не в процессе, а словно на серии фотографических отпечатков. Вот тяжело дышит Березин, держась одно рукой за ванты, другой за поясницу. Вот мрачное лицо Окунева. Вот озираются матросы, которые готовят шлюпку и прикидывают, в какую сторону ловчее будет грести.

Я испугался, как бы Окунев, подобно легендарным капитанам, не решил отправиться на дно вместе с кораблем. Похоже, подобная мысль пришла в голову не только мне. Два матроса постоянно вертелись возле капитана, а когда я приглашающе махнул рукой, взяли его под локти и пересадили в лодку. Сами они спустились туда же, а пятым к нашей компании прибился Березин. Матросов я сразу посадил на весла. И указал на Алькатрас, хотя до моего убежища было бы ближе. Но, кажется, пришло время и самому понюхать пороху.

— Во всяком случае у нас есть преимущество, — сказал я, отталкиваясь от почти затонувшего корабля.

Окунев не отреагировал, он смотрел только на умирающий галиот.

— Какое? — спросил Березин.

— У испанцев уже начался декабрь, а у нас только ноябрь в разгаре.

Все кроме капитана посмотрели на меня, как на идиота, борясь с желанием постучать по лбу. Капитан же не реагировал ни на что.

— В ноябре вода не такая холодная, — добавил я, но увидев что до них не доходит, пояснил. — Это была шутка. Просто у нас с испанцами разный календарь.

— Мудрёнть, — только и сказал Березин.

Прочие спасенные даже не улыбнулись.

Все мы смотрели на тонущий корабль. В какой-том момент его палуба сравнялась с уровнем моря и застыла в таком положении. Казалось, дальнейшего погружения не будет, плавучесть древесины уравновесила её тяжесть. Но вот шальная волна перехлестнула через борт и судно устремилось в пучину. Впрочем, настоящей пучины тут не оказалось. Мель мягко приняла корпус, который опустился ровно на киль. Над поверхностью осталась торчать уцелевшая форстеньга с небольшой марсовой площадкой, словно вешка, поставленная для остережения мореходов.

После этого мы гребли ещё около часа и, в конце концов, выбрались на Алькатрас, где присоединились к его защитникам.