Чужак. Черный титул

Глава 13

Глава 13. Сцена

Эсмеральда стояла на сцене, ощущая волнение. И это был не внутренний мандраж, а странное опустошение, связанное с неуверенностью в собственных силах. Сделав шаг вперед, женщина ощутила скрип половиц, который вернул её в реальность.

Багровый занавес стал медленно подниматься. В глаза ударил свет софитов. Прищурившись, Эсмеральда прикрыла лицо рукой. Прямо за сценой простиралась темнота, никакого зрительного зала и очертания человеческих фигур. Была лишь она, сцена и пустота.

Она хорошо заучила свою роль. Слово в слово. Микеланджело даже не стал устраивать повторную репетицию, а сразу перешел к чистовому прогону.

Вышла на сцену, поклонилась, повернулась в пол-оборота. А дальше яркий свет погас. Послышался протяжный скрип неведомого механизма — шестеренки, цепи, пружины и маховики, — всего этого не было видно, зато хорошо слышно.

Свет вспыхнул внезапно. Но не искусственный, а естественный. Свет солнца пробивающегося сквозь огромное окно. Эсмеральда уставилась на огромный резной трон, на котором восседал пожилой мужчина в белых костюмах священнослужителя. Женщина не разбиралась в санах и регалиях, но знала точно — это и есть её цель!

Понтифик отставил бокал вина. Медленно спустился с возвышенности, на которой находился трон — деревянный, с остроконечной спинкой. Необычную конструкцию поддерживали четыре святых: Амвросий, Августин, Златоуст и Афанасий.

Медленно, не торопясь, Понтифик приблизился к гостье. Внимательно посмотрел — нет, не на её точеную фигуру, — этого Его святейшество видел предостаточно. Старец посмотрел прямо в глаза. Отчего Эсмеральде стало не по себе.

— Что же привело вас ко мне, дитя? — поинтересовался Понтифик.

Её роль была хоть и простой, но строилась больше на импровизации, чем на четких, прописанных диалогах. Так сказал Микеланджело, и спорить с ним не имело никакого смысла.

— Я хотела бы исповедаться, — осторожно начала женщина.

— Исповедаться? — Кустистые брови Понтифика полезли наверх. — И поэтому вы здесь? Многие оббивают пороги, чтобы добиться моей аудиенции, для меньшего. Почему бы вам не найти какого-нибудь нищего францисканца и не адресовать данную просьбу ему.

Эсмеральда смиренно улыбнулась, кивнула. Но продолжила настаивать на своем:

— Благодарю вас, Святой отец. Я обязательно воспользуюсь вашим советом, но сегодня я хотела бы излить душевные терзания здесь и сейчас. Надеюсь это не запрещено?

— Ко мне принято обращаться: Ваше святейшество.

— Простите, — ответила Эсмеральда и присела, изобразив поклон.

— Что же касается исповеди, дитя мое, Господь не устает прощать нас. И готов делать это ежедневно и ежечасно.

— Значит, вы готовы меня выслушать? — обрадовалась гостья.

— Таинство покаяния очень серьезная процедура. Уверена ли ты, что к нему готова? Я хочу уточнить причащалась ли ты?

Эсмеральда кивнула.

— Хорошо.

В стороне от широких столов и массивных шкафов находился конфесионал — деревянная стойка с выступом, чтобы можно было встать на колени и сложить руки для молитвы. Так Эсмеральда и поступила.

При этом она бросила взгляд в сторону, где находился зрительный зал. Где-то там находился Микеланджело, который наблюдал за её выступлением. А, между прочим, она уже перешла ко второму акту. Все строго по сценарию.

На лице Понтифика возникла усталость. Он словно не желал участвовать в данном таинстве, но по какой-то неведомой ему причине не смог отказать гостье. Присев на небольшой бархатный стул, он слегка подался вперед, чтобы расслышать голос женщины.

Эсмеральда бросила косой взгляд на двух стражей в кирасах и желто-синих одеждах. Заметив её взгляд, Понтифик мило улыбнулся и сказал:

— Не переживай, дитя. Они нам не помешают.

Эсмеральда кивнула, смиренно опустила голову.

— Ты не должна каяться в грехах, ранее тебе отпущенных, — произнес Понтифик. — Тебе нельзя рассказывать о добрых делах. Исповедь должны быть искренней и открытой. А утаившие грехи так и останутся на твоей душе. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Осенив себя крестным знамением, женщина ощутила дрожь во всем теле. Она раньше никогда не исповедовалась. В её время почитали иных богов — прогресс, совершенство тела и духа. А церковь давно стала чем-то ненужным, затерявшись в бесконечных лабиринтах прошлого.

— Я хочу начать с ненависти, которую я питаю к одному человеку. Так случилось, что нам было поручено одно очень важное дело. Но после того, как мы его исполнили, он предал меня.

— И в чем же выражалось это предательство? — уточнил Понтифик.

— Он отдал меня на откуп преследователям. Они бы расправились со мной, но мне посчастливилось сбежать.

— Получается, он хотел избрать твою судьбу? Плохо. Очень недостойный поступок, тем более для мужчины, — поцокал языком Его святейшество.

— Но это еще не все.

Понтифик буднично покачал головой, продолжил слушать исповедь.

— Меня терзают ужасные мысли. Мне кажется, что этот человек знал правду — я готова была предать его, осуществив задуманное в самое ближайшее время.

— Интересно. Получается, он опередил тебя, — на этот раз Понтифик просто покачал головой. — Но не переживай дитя, в данном случае от греха тебя уберег Бог, взвалив на твои плечи посильные испытания, чтобы ты искупила не совершенный, но задуманный тобой грех.

Нахмурившись, Эсмеральда задумчиво промолчала, чувствуя, что на сердце стало легче. А ведь она и впрямь до этой минуты мучилась тяжелыми мыслями. Получается, вера давала простые и лаконичные ответы, излечивая разум от душевных недугов.

— Что-то еще? — заметив смущение женщины, уточнил Понтифик.

— Да.

— Я слушаю.

— Есть у меня и еще один тяжкий грех.

— И как же он именуется?

Эсмеральда помедлила:

— Смерть.

— Поясни, дитя мое.

— Я совершила убийство.

— Убийство? — Отстранившись назад, Его святейшество уставился на гостью. Покряхтел по-стариковски. И покинув свое место, подошел к полке, взял с нее крохотный томик Библии — толстый, в темной кожаной обложке и красным орнаментом, который словно сшивал её по периметру.

Вернулся обратно в открытую исповедальню, раскрыл Евангелие на странице с иллюминированным рисунком. Краски были яркие с вкраплением золота и серебра: рыцарь пронзал копьем змея, успевшего сжечь каменный град, над которым бушевали огненные столпы.

Прочитав короткую молитву, Понтифик спросил:

— Ты совершила убийство достойного мужа или неблагочестивого?

И опять женщина ощутила приятное тепло, охватившее все тело. Это было сродни сексуальному удовлетворению, когда выделяется окситоцин и мир расцветает удивительными красками невероятного счастья. И что бы усилить данный эффект, Эсмеральда начала говорить правду.

— Убийств было много. Но это были недостойные люди. Они совершили столько греха, что невозможно озвучить. От их действий пострадали миллионы. А возможно даже и больше.

Понтифик улыбнулся. Закрыл Евангелие.

— Целые миллионы говоришь? Где же они взяли столько людей разом?

Желая ответить на вопрос Понтифика, женщина осеклась. Как бы она не пыталась это объяснить, священник воспринял бы её слова, как шутку.

— Возможно, я ошиблась с подсчетами. Но это не меняет сути их поступков, — ответила Эсмеральда.

— И твоих тоже?

Женщина посмотрела на Понтифика — улыбки на его лице больше не было. Мягкость и отзывчивость сменилась строгостью.

— Запомни. Не существует и не может существовать принципа наименьшего зла.

— А как же принцип избавление от зла? — поинтересовалась женщина.

Понтифик нахмурился. Вела она себя смело, и во многом даже вызывающе. Иннокентий VIII не привык к такому обращению. Впрочем, подобное отношение не вызывало у него негативных эмоций. Напротив, ему нравилось открытость гостьи, и умение задавать правильные вопросы.

— Борьба со злом, очень сложный спор, который редко когда заканчивается победой одной из сторон.

— Ненависть порождает лишь большую ненависть.

— Ненависть порождает раскаянье, — не согласился с женщиной Понтифик. — А что насчет зла, то с ним, безусловно, надо бороться. Священник делает это словом, экзорцист — делом, а инквизитор — огнем. Какой же способ избрала ты в своем деле?

— Оружие, — без колебаний ответила Эсмеральда.

— Столь прекрасное и хрупкое создание примерила на себя рыцарские доспехи? Похвально. Но это не освобождает тебя от последствий твоих поступков.

Эсмеральда покорно склонила голову.

— Должен ли я услышать еще что-то?

Ответом стало молчание.

— Что ж, поведала ты не так уж мало, — Понтифик тяжело вздохнул. И тихо на распев, заговорил: — Бог, Отец милосердия, через смерть и воскресение Своего Сына примирил мир с Собой и послал средин нас Святого Духа для прощения грехов. Через служение Церкви дарует вам Бог прощение и мир, и я отпускаю вам ваши грехи…

Эсмеральда слушала эти слова с замиранием сердца. Но помимо тихого голоса Иннокентия VIII, был еще один важный звук. Перед выходом на сцену Эсмеральде под одежду надели механический корсет со специальным механизмом. Едва слышные щелчки, словно взрывной механизм, отсчитывали время до финального акта. Так сказал Микеланджело, — и женщина ощутила в его словах опасность. Наемный убийца даже в стенах церкви остается наемным убийцей. И она должна была сыграть свою роль на отлично.

Странное, очень странное действо подходило к своему логическому концу.

— Но исповедь грешника это не только слова и мысли. Это еще и действия, — внезапно произнес Понтифик. — Поэтому я предлагаю тебе делом искупить свой тяжкий грех. Готова ли ты к этому?

Щелчок, еще один, — казалось, что время ускорилось, а секунду превратились в один сплошной звук. Эсмеральда хотела ответить, но последний звук не дал ей этого сделать. Её время вышло!

Взгляд Понтифика сделался задумчивым.

Неужели он что-то услышал? — забеспокоилась женщина.

Послышался протяжный треск заводного механизма. Едва ощутимая вибрация. Нет, старик не мог расслышать такой звук. Слегка вытянув руку, девушка ощутила, как руку опоясывают металлические браслеты, а следом кожи коснулось тонкое, словно игла лезвие.

Эсмеральда рассчитала все идеально. Легкий взмах рукой — с левой стороны. Старик не успеет среагировать. Впрочем, это не так важно. Главное — чтобы не успели среагировать гвардейцы у дверей. Окна узкие — сбежать не получится. А если обставить все так, что Его святейшеству стало плохо, то вполне можно затеряться в дворцовых лабиринтах.

Это уже была импровизация, которой от нее и требовал заказчик.

Легкий взмах руки. Едва заметный. Вроде как случайное движение. Но укола не последовало! Раньше с Эсмеральдой никогда такого не бывало. Она привыкла все рассчитывать четко, чтобы никакая мелочь не смогла помешать реализации плана. В этом-то было и различие между Эсмеральдой и Китобоем.

Лезвие лишь слегка коснулось шеи Понтифика, оставив на дряблой коже едва различимый след, не больше укуса. А всему виной — нога. Оказывается, все время пока старик исповедовал гостью, он держал ногу на деревянном выступе. И в самый неподходящий момент, пятка соскользнула вниз, заставив Понтифика податься вперед. Именно эта мелочь, или как было принято говорить: Божье проведение, и спасло Папу Иннокентия VIII от скорой смерти.

Вскочив со своего места, Эсмеральда попыталась исправить собственную ошибку — но удар вышел корявый, наотмашь, и угодил в стену. Старик в очередной раз продемонстрировал невероятную изворотливость.

Эсмеральда выдала отнюдь не христианское ругательство. Решение было принято мгновенно — необходимо довести дело до конца, во что бы то ни стало. В противном случае, Микеланджело вряд ли даст ей второй шанс.

Еще один взмах тонкой иглой. На этот раз более удачный, но, как и предыдущие — мало эффективный. На белой одежде образовался небольшой разрез.

— Схватить её!

Гвардейцы кинулись наперерез. Но это была не самая большая проблема. Первого Эсмеральда встретила прямым ударом ноги, у второго перехватила алебарду, изменив его направление — и нанесла разящий удар локтем в челюсть.

Под бравыми доспехами оказались простые неотёсанные чурбаны. Но даже на них пришлось потратить драгоценное время.

Обернувшись, женщина нашла взглядом Понтифика, он уже был на другом конце кабинета.

— Четыре, три, два… — вслух отсчитала Эсмеральда, скопировав привычку Китобоя.

На расстоянии вытянутой руки, она схватила старика за плечо, развернула к себе — хорошенько размахнулась, и…

Послышались довольные хлопки. Словно по команде время замерло. Эсмеральда замерла в пространстве, времени — и еще черт знает где! Не в состоянии сделать ни одного движения, она просто стояла и смотрела, как исчезла стена, растворившись в темноте.

Послышался звук работающих механизмов. Возникла темнота, потом вспыхнули софиты. Из зрительного зала на сцену неспешно поднимались Микеланджело и его помощник Леонардо.

Оказавшись возле Эсмеральды, высокий господин продолжал хлопать.

— Браво, брависсимо! Это было изумительное представление. А ты заслужила овации! Какая харизма, какой напор. Ну а за исповедь тебе отдельные благодарности.

— Что происходи? — прошептала Эсмеральда.

— А что происходит?

Микеланджело огляделся и растерянно развел руками, театрально надув нижнюю губу.

— Все актеры на местах, декорации тоже.

— Я не могу пошевелиться, — объяснила женщина.

— Ах, это. — Мужчина отмахнулся, завел механизм на своей руке и коснулся её плеча.

Движение вернулись сразу. Тонкое лезвие исчезло под рукавом. Эсмеральда устало опустила голову, согнувшись пополам. Невероятная усталость охватила все тело. Не осталось сил даже улыбнуться и поблагодарить своего нанимателя.

— Для чего вы устроили это представление? — уставшим голосом поинтересовалась женщина.

— Не представление, а моделирование ситуации, — поправил её Леонардо. Переведя взгляд на высокого господина, он дождался от того разрешительного кивка и продолжил объяснять: — Наша система воссоздала идеальную ситуацию, чтобы узнать существует ли у нашего уважаемого Папы охрана.

Посмотрев на лежащих, на полу гвардейцев Леонардо улыбнулся:

— Нет, не этих. А вон тех.

Обернувшись Эсмеральда, заметила двух высоких монахов в светлых одеждах, на которых были вышиты красные кресты. Лица телохранителей были скрыты темными повязками, а глаза… она увидела лишь черные, непроницаемые линзы, или что-то похожее. А еще они находились в непосредственной близости и готовы были нейтрализовать её, если бы высокий господин не остановил представление.

— Члены совета Десяти на службе Понтифика, — задумчиво произнес Леонардо. — Удивительный поворот истории.

— Что же тут удивительного? — улыбнулся Микеланджело. — У них один Бог. Именно он и сделал их верными союзниками.