Эльф: инструкция по применению

Глава 5 Работа как работа

А трактир жил собственной жизнью — шумной, густой, такой же дурманящей и с таким же сивушным запахом, как крепкое, перестоявшее в бочках пиво.

Воздух внутри был тяжёлым: смесь кислого перегара, жареного сала, копоти от факелов, невыветрившегося запаха пролитой медовухи, прелой соломы на полу и пота, которым тянуло от усталых путников. Где-то под потолком на балке среди всей этой какофонии лениво дремал кот, изредка приоткрывая один глаз, когда происходило совсем уж что-то из ряда вон. В остальном же ни крики, ни драки, ни шуршащие по углам мыши — ничто не могло вывести кота из его нирваны.

В трактир захаживали самые разнообразные посетители: были и завсегдатаи, и завсегдатаи-пьяницы, и случайные прохожие, и крестьяне, и даже купцы. Относительная близость к центральной площади делала этот трактир местом относительно приличным, в котором и купцу не зазорно пообедать перед дальним путем, и крестьянину с выручкой переночевать после удачного торга. Место это нравилось и наемникам, и, как орчиха успела заметить, частенько здесь они могли получить выгодную работу у какого-нибудь торговца — иногда по охране, а иногда и груз сопровождать, что не в пример выгоднее. А главное, никаких особо скандальных происшествий в трактире, разве что подерется кто, не поделив мнение в пьяном разговоре.

Из завсегдатаев орчиха выделяла, пожалуй, только старика из болотников. Он приходил к самому открытию, усаживался у входа и смиренно ждал, пока кто-нибудь из прислуги подаст ему его обычный заказ — грубую лепешку да кружку воды, самое дешевое, что имелось в заведении. Орчиха обычно и приносила, снующие среди гостей официантки старика игнорировали. Чаевых от него не дождаться, да и пахло от гостя далеко не изысканными духами. Одноглазый старик по маленькому кусочку ел лепешку, а в перерывах между этим сосал куриное перо и рассказывал историю, как он когда-то убил дракона. Его никто не слушал, но и не гнал. Старик уже был почти частью интерьера.

Трактирный шум набирал обороты уже к полудню. В углу, под лестницей, там, куда и в самые яркие солнечные дни свет едва проникал, начинал скрипеть пол: значит, опять какая-то парочка вознамерилась сэкономить на номере, думая, что здесь никто не увидит.

Жаровня у стойки наполняла помещение запахом жареной луковицы и мяса, которое уже почти подгорело. Из кухни неслись крики поварихи: «Ты что, осёл⁈ Я сказала — три луковицы, а не три пуда!» Толстая повариха все время была недовольна и с удовольствие орала и раздавала затрещины всем, мимо проходящим в недобрый час. Добрых часов у нее не имелось, зато всего остального было навалом.

Время от времени дверь хлопала то впуская новых гостей, то выпуская уже оттрапзничавших и пьяных.

— Ты рыло мне залил, падаль… — заорал кто-то с другого конца зала. Орчиха аж вздрогнула от неожиданности. Вынесла же ее нелегкая в зал именно в это время.

Наверное, кто-то пытался оправдываться и из конфликта выкрутиться, потому что какое-то непродолжительное время за мерным гулом было никаких иных звуков не слышно. А потом раздался грохот. Постояльцы, привычные к такому, дружно повернулись источнику — пропускать аттракцион с дракой не хотел никто. Да и не лишним будет заранее узнать, не в твою ли сторону полетит перевернутый стол, и обезопасить себя.

Наемники были уже достаточно пьяны, чтобы не стесняться в выборе формы выяснения отношений и не смотреть на окружающие их условности.

«Удачная, видно, была сделка», — подумала орчиха. Где-то глубоко внутри шевельнулось чувство, похожее на зависть.

Конфликт тем временем набирал обороты, а те, что сидели за соседними столами подзуживали готовых сцепиться приятелей и отодвигали свои кружки, чтобы в случае чего спасти хотя бы пиво.

— Ты своё рыло вместе с мечом оставь на месте и проваливай! — рявкнул тот, что был повыше.

Ему не повело. Орчиха уже протиснулась к драчунам, готовым вот-вот сцепиться. С каменным, абсолютно ничего не выражающим лицом она схватила того, что покрупнее за ворот куртки и рванула вверх. Громоздкий, накачанный, абсолютно никакого внимания на девушку раза в два его мельче не обративший, неожиданно затрепыхался в воздухе, как пойманная в паучью сеть жирная муха. Затрепыхался и обмяк, закатив глаза. Лицо его стремительно багровело, а изо рта вырывались хрипы, только сказать он толком ничего не мог — ворот прочного кожаного жилета врезался в горло не хуже веревки.

Толпа притихла. Орчиха все с тем же каменным лицом повернулась ко второму бузотеру. На всякий случай он сделал шаг назад, но тут же попытался сохранить лицо:

— Эй… ты чего… мы же просто… это… ну… праздник!

Орчиха молчала. Наемник в ее руках судорожно пытался освободиться, но получалось плохо и выглядело это жалко.

— Хочешь поговорить об этом подробнее? — наконец уточнила девушка. Голос был ровным и безразличным.

Не дожидаясь ответа, она протащила свою жертву к выходу, свободной рукой подталкивая его приятеля в том же направлении. Свою добычу она без сожаления вышвырнула за дверь, второй дожидаться похожей чести не стал, под ее пристальным взглядом вышел сам даже не пикнув. И только когда дверь закрылась тихонько выругался, чтобы ненормальная эта точно не услышала.

Когда орчиха закрыла дверь за незадачливыми приятелями, гости уже вернулись к своим привычным делам.

Она подхватила ведро и направилась к стойке.

— Потерь нет, — сказала она подошедшему хозяину. — Столы на месте. Пиво тоже. Стена цела.

— Молодец, — равнодушно буркнул трактирщик. — Ведро бросай, иди к хозяйке, скажи, пусть отдаст тебе форму охранника. И в зал пускайся, за порядком следить будешь. Потом кружки пересчитаю, если что — вычту с тебя.

В старой мужской рубахе и штанах было куда привычнее, чем в крестьянском платье. Да и работа оказалась куда легче, не то что с раннего утра и до глубокой ночи блевотину за пьяными убирать и тяжести таскать. То воды на кухню надо, то мешок муки, то дров…

Посетители дисциплинированно напивались, рассказывая вновь приходящим о происшествии и украшая рассказ каждый раз новыми подробностями. Заинтересованных взглядов орчиха за вечер нахваталась на две жизни вперед. Пару раз даже пришлось рожу злобную состроить, для совсем уж оборзевших и руки распускающих, благо, получилось впечатляюще. И до самого закрытия слышала все новые и новые версии произошедшего:

— А ты видел?..

— Сам видел! Вот морским змеем клянусь! Она его ка-а-а-к хвать! А мужик — ну вот два меня, во!

— Рукой, рукой одной, прикинь!..

— Я теперь только в другом конце зала сидеть буду, чтобы поближе к выходу…

И жизнь вернулась на круги своя — пьяная, шумная, с дымом, жаровнями и дурной балладой, которую кто-то начал бренчать в углу на расстроенной лютне. Наступала ночь. Самое весёлое время в этом заведении.

Сегодня орчихе как-то недосуг было посмотреть, спустился ли ее приятель в зал или предпочел в каморке остаться. За все дни его пребывания — на полулегальном положении, конечно, он так и не удосужился справиться о работе, но продолжал использовать комнатушку под крышей как свою собственную — он то проводил все время в зале среди гостей, потягивая единственную кружку пива и болтая без остановки, то исчезал на весь день, а то и на ночь, появляясь только под утро. О своих делах, что удивительно, он не распространялся.

Как-то незаметно он влился в эту жизнь — заговаривал с купцами, узнавая, кто куда идёт, с каким товаром и насколько прибыльна ожидается торговля, терся среди игроков и всегда знал, кто сколько проиграл в кости прошлым вечером и с кем за стол лучше не садиться. К полудню болтал с кухаркой, помогая ей таскать специи, но не тяжеленный котел, к этому моменту он уже «совершенно случайно» задерживался у девчонок на ручье, что стирали белье и мыли посуду, переругиваясь, злословя и сплетничая. Стоило ему появиться на ручье — и даже в зале, за непрекращающимся ни на секунду гулом, было слышно, как смеются служанки. Орчиха слышала и замечала все, но молчала и злилась. Отчего-то.

Голубоглазый красавец пришелся по душе всем. И никто — ни купец, ни игрок, ни крестьянин — никто совершенно не обращал внимания на его потертую и залатанную в многих местах (силами орчихи, между прочим!) рубаху и постепенно сходившие, но все еще заметные синяки.

— Да-да, — улыбался он, рассказывая собравшимся вокруг него зевакам очередную историю, лениво потягивал пиво, принесенное хорошенькой служанкой «за счет заведения», подмигивал девчонке и продолжал: — я действительно сломал меч пополам. Правда, был это не мой меч, и не в бою, а в заборе, но разве это важно?

Среди зевак на том самом инциденте, что так резко поднял орчиху на социальной лестнице, эльфа она не заметила, ни в толпе зрителей, ни поодаль. Правда, это ничего не значило. Оглядывая зал теперь по долгу службы, она вновь отметила, что эльфа нигде не видно и махнула рукой. Появится рано или поздно.

Совсем ночью, когда из гостей в зале остались только самые стойкие и то, не больше трех, орчиха наконец расслабилась. Хозяин выглянул из кухни, оглядел зал и выдал новоявленной вышибале метлу — нечего без дела прохлаждаться. А она даже рада была наконец-то на воздух выбраться.

Хмурое осеннее небо висело так низко, что, казалось, рукой достанешь, если постараться. Девушка мела двор, тщательно проводя облезлыми от частого использования прутьями по утоптанной земле. Лепешки, оставленные на память от купеческих подвод, убирать удобнее было лопатой. Она собрала все в одну кучку — кучка получилась не особо внушительная, лошадки сегодня не старались, — и решила убрать это все подальше. Запаху и толстым осенним мухам, даже ночью недовольно жужжащим над ароматным добром, точно рядом с трактиром не место. А вот под кустами — вполне.

Под кустами ее ожидал сюрприз. В пыли, под пожухлой, давно опавшей листвой лежал меч. Не то кто-то из посетителей обронил, не то в пылу драки потерял… Дорогая вещь, не из тех, которыми стоит разбрасываться. Относительно короткий, клинок, похоже, использова кто-то из наемников. Именно они предпочитали простую ковку, без излишних украшений. Никаких тебе голов диких зверей на яблоке, никакой крашенной и переукрашенной гарды, никакого узора по лезвию. Идеальный меч для дел, требующих тишины. Девушка пару раз взмахнула — удобный, и как раз по руке.

— Для боя легковат. Но тебе в самый раз, по твоей руке. Дай-ка.

Не спрашивая, невесть откуда появившийся эльф, забрал клинок и осмотрел.

— Клейма нет. Ни мастера, ни владельца. Значит, бездомный. Можно считать, что твой. Его и хватятся не сразу. А если и хватятся, то вспомнить, где потеряли, будет затруднительно. Так что можешь пользоваться. Только почистить надо.

Он попробовал меч на баланс, еще раз придирчиво осмотрел клинок. И вдруг спросил:

— Хочешь, покажу тебе приём, из-за которого ты проиграла? Ну, когда мы с тобой так мило познакомились?

— Я не проигрывала. Я споткнулась.

— А, ну конечно, — эльф усмехнулся и вернул меч. — Просто оказалась на спине, без оружия, с моим локтем у себя на горле. Как все великие воины.

— Ты хочешь…

— Я хочу, чтобы ты в следующий раз не споткнулась. Или споткнулась на противника — так, чтобы он потом не встал. Приём простой. Но ты его не угадаешь, пока он уже не сработает. Подходит тем, кто дерётся грубо и честно. Таким, как ты.

— Ну, давай, — буркнула орчиха. День выдался суматошным и тяжелым. Только отдохнуть вырвалась на двор — здрасьте, приперся, откуда не ждали. — Показывай свой прием.

— Только не злись, когда снова окажешься на земле, — ухмыльнулся эльф. — Я сразу предупреждаю.