Фуга

Эпилог

Томасу снова снились сосны. Отец стоял рядом, и Томасу в сотый раз казалось, что он в чем-то провинился. Рысь смотрел в сторону.

Отец спросил:

— Долго будем молчать?

Сосны поскрипывали еле слышно.

— Не о чем, — сказал Рысь — не о чем говорить. Ну ладно, заигрался ты с силой, да, бывает. Да, утратил контроль, да, испугался. Но зачем было делать так, чтоб она переселилась внутрь нас? Ну вот зачем? Нельзя было иначе?

— Иначе она б все вокруг сожгла. Ты что, думаешь, я специально выбирал, в ком сила поселится, в ком нет? В ком ей хотелось, в том и поселилась. Я только путь подсказал, в смысле материал.

— Людские души?

— Да, людские души.

— И главное, мир тогда все равно рухнул, а мы живи как знаешь?

— Ну как-то ведь живете.

Карл — отец — старый мастер — пожимал плечами, а Томас вспоминал. Как они с Рысью каждый день ссорились в детстве. Как отец говорил: «Кто из вас старший?» Как Рысь отказывался откликаться на настоящее имя, потому что ему казалось, что Рысь звучит круче. И как однажды Томас пришел домой, а никакого Рыси там в помине не было. И как потом он, Томас, был уверен, что всю жизнь был в семье единственным ребенком.

Пахло хвоей, и в звенящем, чистом воздухе сна каждое слово казалось важным.

— Извини, что тебя забыл. Я не хотел.

— Ага-ага, а я-то тебя помнил. Я тебя помнил вообще всегда, все это время, а ты как будто издевался, ни хрена меня не слышал. Ходишь в своем костюме, гордый, как царица. И всегда таким был. Я даже отца чуть не забыл, лишь бы ты оставался в памяти. На всех сил не хватало.

— Я, между прочим, помог вам Приют построить, — напомнил отец, — вы без него вовсе сгинули бы. В смысле вы, те, что с силой. А Приют вас притягивал.

— Ага, за мой счет.

— Ну хорошо, — сказал отец, — ну извини меня. Прочел бы мои записи пораньше, раньше бы понял, что следует делать.

Томас все вспоминал.

— Так это правда? Ты действительно мой брат?

Рысь посмотрел на него вот ровно с тем выражением лица, из-за которого в детстве Томас лез в драку. Снисходительно, «что ты понимаешь». Как старший на младшего, хотя Томас как раз был первым.

— Что значит — заигрался с силой? — спросил Томас.

— Да приструнить хотел. Больше порядка. А она возьми да вспыхни.

Отцу как будто было все равно. Они молчали все вместе — неизвестно, сколько времени, во сне оно как будто бы остановилось. Может ли отец наблюдать закаты? Бывает ли здесь ночь? Зима? Кончается ли сосновый лес хоть где-то?

Их с Рысью потянуло назад — мягко, будто медленной, набирающей силу волной. Отец остался на месте.

— Так эта книжка, — спросил Рысь, пока отец отдалялся, — книжка про мастера, который город потерял? Я верно помню, что она наша общая была?

Отец кивнул:

— Ну и дрались же вы из-за нее. Хотя вы, так-то, вообще все время дрались.

Он с хрустом потянулся, оглядел их еще разок, покачал головой:

— Тянули, тянули, чего тянули — не пойму. Ну хорошо, хоть так.

— Вот поэтому, — сказал Томас, — я и не отвечал тебе на письма.

— Вот поэтому, — сказал Рысь так же спокойно, — я не читал твои записки до последнего.

Томас не понял даже, кто из них первый фыркнул, но рассмеялись оба — нервно, надо признать.

— Вот что значит — вернулась память, — сказал отец, — давно бы так. Идите уже отсюда и не ссорьтесь больше.

И сосны исчезли.

В первый день зимы Рысь, глава известного на весь край Приюта, сел на кровати и обнаружил, что проспал.

— Ну ё-мое, — выругался он удивленно, — а что меня не будит-то никто?

За спиной заворочалась Роуз, его женщина:

— Они позавтракают без тебя.

— Ты уверена?

Вопреки собственным словам, он плюхнулся обратно, зарылся лицом в ее волосы и собрался было заснуть снова, но в дверь постучали.

— Войдите, — фыркнул Рысь, — мы не одеты.

Рысь знал только одного человека, который мог вот так вежливо, аккуратно, с расстановкой стучать в двери по утрам, и этот человек не удивлялся ничему, что говорил Рысь.

— Доброе утро, — сказал мастер, входя в комнату, и приподнял воображаемую шляпу. — Матери города требуют позволения оставлять у вас своих отпрысков на полный день.

— Ну это они зря. — Рысь сел в постели и взъерошил себе волосы. — Мы их испортим. Ты сказал, что мы ужасны?

Мастер прошелся по комнате вдоль книжных полок, стульев с одеждой, горшков с цветами и дивана для гостей.

— А «их», позволь спросить, — это отпрысков или родителей?

— Да всех подряд. Ты нас не знаешь, что ли? Я Вам Клянусь виснет на Ксении, Леди целует Александра, не отрываясь от книжки, и все это нынче называется приличным местом.

— Ты ничего не понимаешь. У вас есть душа, которой мы, с нашими закоснелыми устоями, давно лишились.

— Так вот как это теперь называется.

— Так вот как.

***

Раз мама не будит — значит, выходной. Раз выходной, можно и встать пораньше, в выходной вообще жить интересней. Джо откинула одеяло, пихнула подушку и пошла на кухню в чем была — в пижаме.

— А переодеться? — спросила мама, не поворачиваясь от плиты. — А умыться?

— Мама, — сказала Джо, — мам, ты послушай. Мам, мне такой сон сейчас снился. Просто отпад.

Пролог

Преддверье

Накануне

День первый

День второй

День третий

Безвременье

Начало времен

Эпилог