Гость из будущего. Том 3

Глава 19

— Кто такие? — спросил ещё один мужичок в сером летнем плаще.

Теперь меня и Олега Видова буравили взглядом двое почти что братьев близнецов. Только один был высокий, широкоплечий с минимумом интеллекта на лице. А второй хоть и имел спортивную фигуру, но подобным ростом и статью не выделялся, зато глубоко посаженные внимательные глаза выдавали в нём человека как минимум не глупого. «Если отвечать чётко быстро и по делу, то может быть и прорвёмся, — подумал я. — В конец концов мне с КГБ делить нечего. Они меня не трогали, вот и я их не трону».

— Я — режиссёр «Ленфильма» Ян Нахамчук, — протараторил я и протянул свои корочки второму невысокому товарищу из всесоюзно известной конторы. — Это мой товарищ — студент ВГИКа, Олег Видов. Это подарок Галине Леонидовне Брежневой и секретарю ЦК Леониду Ильичу Брежневу, большому любителю кино и особенно американских вестернов, — на этих словах я поставил тяжеленную сумку на пол, раскрыл замок и показал, словно на досмотре в таможне, коробки с киноплёнкой. — Это свеженький, новенький детектив. Драки, погони, перестрелки, хорошая музыка и красивые девушки.

— «Великолепная семёрка» отдыхает, — ляпнул Олег Видов, упомянув американский киношный хит, который они слямзили у Акиры Куросавы, пересняв «Семь самураев» на свой лад, перенеся действие на дикий запад.

— Так уж и отдыхает? — хохотнул квадратный здоровяк.

— Сеня, иди в зал, — шикнул на него невысокий коллега.

Здоровяк что-то недовольно и тихо пробурчал себе под нос, однако, развернувшись на 180 градусов, пошагал выполнять приказ старшего по группе.

— «Тайны следствия. Возвращение Святого Луки», — прочитал невысокий кагэбэшник, взяв в руки одну из коробок с фильмом. — Что-то такое наши парни из Ленинграда говорили, — пробормотал он. — Ладно, что вы хотите?

— Споём одну песню, поздравим от имени ВГИКа агентство печать «Новости», с которым у нас тесное деловое сотрудничество, — я вновь стал тарахтеть со скоростью пулемёта. — Вручим подарок Галине Леонидовне и растворимся в тумане, как мираж.

— Мираж — это хорошо, — улыбнулся кагэбэшник. — Считайте, что подарок уже вручён. Сумку и коробки с фильмом я изымаю. И даю вам на всё про всё — пять минут. Время пошло.

«Сука», — проворчал я про себя и, пихнув Видова в бок, поспешил в столовую, где вовсю шла гулянка сотрудников агентства.

— Вроде пока всё нормально, — шепнул Олег мне на ухо.

— Да какое там нормально? — проворчал я. — Если сейчас Галя не бросится в порыве страсти рвать наши заграничные рубашки, то плёнка с фильмом уедет прямиком в КГБ, где её буду мурыжить ни один месяц.

— Почему? — затупил мой товарищ.

— Потому что у КГБ есть свой начальник — Владимир Семичастный, — прошипел я, перед тем как войти в зал. — А Брежнев и его дочь — это всего-навсего персоны, которым предоставляются услуги по охране и безопасности.

— Слушай, а давай сразу «Девчонку-девчоночку» поставим? — предложил Видов, хитро подмигнув мне.

— Можно, — хохотнул я. — Но драть рубашку в клочья в этот раз будут на тебе. Я уже своё за искусство отстрадал. Но для начала давай порвём зал!

35-летняя Галина Брежнева, которую я сразу же разглядел среди отдыхающих сотрудников АПН, чем-то неуловимо походила на киноактрису Людмилу Нильскую, известную по ролям в «Государственной границе», в драме «Моонзунд» и ещё по нескольким десяткам актёрских работ, одной из которых будет и роль Галины Брежневой. Кстати, у неё был тот же овал лица, те же губы и тот же разрез глаз. Что касается фигуры, то здесь судить было сложно, ибо я не ту, не другую без платья, в одном купальнике, никогда не видел.

— Как кивну, нажмёшь клавишу «плей», — буркнул я бородатому звукорежиссёру, который прямо за пультом меланхолично пил кофе, подливая в него коньяк из маленькой стеклянной рюмки. — Звук с магнитофона дашь на полную мощность, а микрофон прижмёшь на 50 процентов. А это тебе, чтоб ты ничего не перепутал, Кутузов, — добавил я, сунув бородачу десять неконвертируемых рублей.

А затем, улыбаясь широкой и белозубой улыбкой, я подошёл к микрофону и обвёл взглядом зал. Между прочим, мужская половина агентства заметно напряглась, когда увидела меня и актёра Видова в модных американских джинсах, в шведских заграничных рубашках, и при этом в великолепной физической форме: широкоплечих и с плоскими подтянутыми животами без единого грамма жира. И в данный момент я и Олег в широкополых шляпах выглядели как два ковбоя, выскочившие из американского вестерна. Из-за чего женская половина при нашем появлении, томно вздохнула, и сейчас большинство девушек, женщин и дам более зрелого возраста буквально поедало глазами моего друга и товарища. Чему я, устав от повышенного внимания во ВГИКовской общаге, был только рад. «Рвите на сувениры, сегодня можно», — хмыкнул я про себя и, включив режим свадебного тамады, заголосил:

— День ото дня всё веселей живём мы и чудесней! Внимай, родимый АПН, от ВГИКа мы подарим песню!

Я кивнул головой, покосившись на звукорежиссёра, и тот, шлёпнув по нужной клавише, привёл в действие лентопротяжный механизм магнитофона и в зале зазвучал по-уличному задорный и хулиганский гитарный проигрыш «Девчонки-девчоночки».

— Песня о превратностях любви! — рявкнул я, пока звучал один инструментал. — Посвящается всем милым дамам агентства печать «Новости»! Танцую все!

Однако как по мановению волшебной палочки на танцпол никто не побежал. А тот, кто уже дозрел до танцев, загадочно улыбаясь, украдкой посматривал на «хозяйку вечеринки», на Галину Леонидовну Брежневу. А вот что творилось в голове «хозяйки», которая сидела за столиком в пяти метрах от нас, пока оставалось загадкой. Насколько мне было известно, то крепко прикладываться к бутылке Галина Леонидовна начнёт с годов 70-х, когда выйдет замуж за Юрия Чурбанова. Сейчас дочь товарища Брежнева соблюдала все рамки приличия. И тут из динамиков зазвучал мой надрывный и хрипловатый вокал, которым я усиленно и не без успеха косил под Женю Белоусова:

Он не любит тебя нисколечко,

У него таких сколько хочешь.

От чего же ты твердишь, девчоночка:

«Он хороший, он хороший…»

И не успел закончиться первый куплет песни, как Галина Леонидовна встала, взволнованно задышала, словно композиция предназначалась именно ей и, выйдя на свободный от столов и стульев пятачок, принялась танцевать какую-то странную смесь цыганочки и вальса. А следом десятки её коллег в прямом смысле повыскакивали с разных концов зала и разом заполнили весь танцпол. «Вот это уже совсем другой коленкор», — усмехнулся я и ещё громче, перекрикивая собственную фонограмму и отчаянно лупя по гитарным струнам, заорал простенький, но заводной припев:

Девчонка, девчоночка — темные ночи,

Я люблю тебя девочка очень,

Ты прости разговоры мне эти,

Я за ночь с тобой отдам всё на свете!

Кстати мой друг Олег Видов тоже не растерялся и, активно тряся маракасами, пустился в пляс вместе с хозяевами вечеринки, чтобы поднять градус веселья как можно выше. И с одной стороны это был верный и удачный шаг, ведь второй вещицы нам исполнить здесь не разрешили. Однако когда одна какая-то разгорячённая барышня попыталась обнять Олега и ущипнуть его джинсы чуть пониже спины, а затем тоже самая попыталась проделать и вторая сотрудница агентства, то я от возмущения мысленно зашипел: «Куда попёр, Казанова⁈ Шагай обратно! Погорим раньше срока!». И Видов, словно услышав мои мысли, тут же вернулся к микрофону, где мгновенно принялся подпевать моей фонограмме. Кстати, у Олега был очень неплохой голос и прекрасный музыкальный слух. Так что на будущее спокойно можно было выступать и под минусовку.

— Потом поговорим, — шепнул я ему и, как только умолкла музыка, гаркнул, — большое спасибо за горячий приём! Приглашайте в следующий раз, и мы вам подарим лучшую танцевальную программу в городе Москве! А на сегодня у нас всё. С праздником, дорогие коллеги.

«Если сейчас Брежнева не потребует продолжение банкета, то акцию можно будет признать провальной», — подумал я, медленно снимая с головы шляпу и, закинув за спину гитару, направляясь за своим магнитофоном к звуковому пульту.

— Куда пошли⁈ — вдруг проревела в микрофон Галина Леонидовна. — Люди только разогрелись, а вы, студенты, уже в кусты?

— Нам товарищи в коридоре сказали, что разрешают исполнить не больше одной песни, — промямлил Олег Видов, который остался около микрофона.

— Какие ещё товарищи в коридоре⁈ — включила командиршу Галина Брежнева. — Что-то товарищи в коридоре слишком много на себя берут! — крикнула Брежнева, покосившись на одного из сотрудников КГБ. — Танцы продолжаются, это я сказала!

«Значит, мы ещё сегодня потанцуем», — улыбнулся я про себя.

Спустя примерно час, когда моя музыкальная программа прозвучала дважды, сотрудники АПН буквально стонали от восторга. А как они отпрыгали под «Ша-ла-ла-лу» это надо было видеть. Мужики словно только что попали под дождь, дёргались мокрые от пота. Женщины, раскрасневшиеся от удовольствия, грациозно вальсировали, не вступая в танцевальное состязание. А Галина Леонидовна во время длинного инструментального проигрыша, так верещала, что в зал прибежали и товарищи из КГБ, и местные постовые милиционеры.

И когда звукорежиссёр поставил пластинку с ритмами зарубежной эстрады, почти никто не танцевал. Галина Брежнева, усадив меня и Олега Видова за свой столик, теперь очень живо интересовалась личной и творческой жизнью моего товарища. И это означало, что её бурный роман с молоденьким иллюзионистом Игорем Кио давно себя изжил, как и брак с цирковым акробатом Евгением Милаевым. Я же со своей стороны несколько раз успел шепнуть, чтобы Олег держал дистанцию и включал дурака. Ибо мы не для того приехали, чтобы устраивать личную жизнь. Но тут зазвучал медленный фокстрот, и Галина Леонидовна потащила моего товарища на танцпол.

«Пора делать ноги, — подумал я, выйдя из зала, чтобы немного освежиться. — Теперь кино точно доедет до товарища Брежнева, и произойдёт это не позднее завтрашней субботы. А значит, будет спасён труд многих хороших людей и мой собственный. И сейчас главное…».

— Куда? Стоять! — преградил мне путь невысокий сотрудник КГБ. — Я вам что приказал? Спели одну песню и растворились в тумане. А вы что устроили?

— Не выступай, капитан, — хмыкнул я, назвав должность кагэбэшника наудачу. — Или тебе захотелось из благоустроенной Москвы переехать в солнечную Караганду? Я тебе этот перевод устрою, прямо сейчас.

— И что ты, щенок, мне сделаешь? — осклабился он.

— Шепну Галине Леонидовне, что ты к местным АПээНовским девчонкам «клеишься», и полетишь ты даже не в Караганду, а в Магадан, — пробурчал я с такой уверенностью, что улыбка товарища из КГБ медленно превратилась в глупую гримасу.

— Хитрый жучара, — прошипел сотрудник КГБ. — Жаль не раскусил я тебя сразу. Ладно, гуляй пока, режиссёришка.

— Не заносись, а то пролетишь и мимо Магадана, — рыкнул я, — очнёшься пьяный, больной и никому не нужный, на золотых приисках Индигирки. Или ты думаешь, что у меня нет в КГБ «крыши»? Пораскинь мозгами, а случайно ли я здесь появился?

Все мои последние слова являлись полнейшим блефом. Никакой «крыши» в КГБ у меня, конечно же, не имелось. Зато с подобными людьми я пересекался в той своей жизни. Меня всегда забавляла их маниакальная жажда видеть во всём подвох, заговор и происки врагов, которая с годами полностью деформировала личность. Поэтому я, подбросив кагэбэшнику маленький невинный ребус, отделался от него надолго.

— Посторонись, — прорычал я на второго квадратного напарника, который вырос словно из-под земли, и тот, сделав шаг в сторону, чтоб пропустить меня в уборную, выполнил приказ.

Однако если вопрос с КГБ на сегодня сам собой полностью закрылся, то спустя 15 минут, вдруг раскапризничалась сама «хозяйка» вечеринки. «Час от часу не легче», — подумал я, когда Галина Брежнева вдруг заявила, что никакого нашего фильма она своему папе не покажет.

— Это подарок мне, поэтому кому хочу, тому и показываю, — захихикала она, откровенно забавляясь, видя наши вытянутые лица. — Вот ты, Феллини, почему не пьёшь? Я вас, мужиков, насквозь вижу! Надумали споить девушку, а потом провернуть своё грязное дело, так? Ха-ха.

— Галя, ему пить нельзя, у него непереносимость, — заступился за меня Олег Видов.

— Я тебе, красавчик, не Галя! — Брежнева неожиданно стукнула кулаком по столу. — Я пока что для тебя — Галина Леонида. Леонида Галина. Галя Галина…

— Галина Леонидовна, — подсказал я, трудно произносимое для выпившего человека имя и отчество. — Олег прав — я с одного глотка алкоголя теряю сознание. У меня и справка из больницы есть, — проворчал я и, вытащив из кармана какие-то квитанции, предъявил их Брежневой.

— Значит, слушай меня сюда, Филимон, — пророкотала Галина Леонидовна, — если хочешь, чтобы я сегодня же показала фильм своему папе, то выпей фужер шампанского. Иначе катитесь оба туда, откуда пришли.

— В общагу, — поддакнул немного пьяненький Видов. — И потом он не Филимон, а Феллини.

— Да хоть Фенимор Купер, пей! — гаркнула Брежнева и пододвинула ко мне полный фужер газированной сладко-алкогольной бурды, которая к настоящему французскому шампанскому не имела никакого отношения.

Я покосился по сторонам, чтобы призвать на помощь АПНовскую общественность, но те усилено делали вид, что всё нормально, всё в полном порядке. Закидоны «придворной дамы» их не касались и не волновали. Моя хата, которая была с краю, не мешала сотрудникам агентства в данный момент беззаботно веселиться.

«Да гори всё синим пламенем! Чем хуже, тем лучше!» — рявкнул я про себя и одним большим глотком отпил почти половину, предложенного мне шампанского.

— А говорил, что у тебя непереносимость, ха-ха, — загоготала Галина Леонидовна. — Ты, Феллини, просто маленький лгунишка. Ха-ха.

На этих словах перед моими глазами всё стало расплываться в разные стороны, лицо дочки товарища Брежнева превратилось в один широченный блин, а люди вокруг стали казаться обычными черточками на детском рисунке. А затем наступила тьма.

Сколько продлилось моё беспамятство, судить было крайне сложно. Отрубился я в зале, где было полно народу, где звучала музыка и на столах стояли бутылки, тарелки, фужеры и прочая посуда. А очнулся от того, что меня кто-то толкнул в бок и я в прямом смысле слова выкатился из дверей автомобиля на зелёную лужайку пригородного дома. Солнце либо клонилось к закату, либо только-только собиралось взойти. Спортивная сумка с коробками, где хранился мой детектив и рекламный ролик с полётом «Сокола тысячелетия», лежала перед моим носом. Вокруг суетились какие-то люди. А Олег Видов стоял в трёх метрах и держался обеими руками за ствол берёзы. И судя по всему его заметно «штормило». Кроме того кто-то женским голосом истошно вопил: «Отпустите меня, сволочи! Отпустите, козлы!».

— Я в последний раз спрашиваю, что это такое? — гнусаво пророкотал какой-то человек, смутно напоминающий товарища Леонида Брежнева. — Ты меня слышишь?

— Кажется, слышу, но плохо вижу, — прохрипел я.

— Может его из шланга окатить холодненькой водицей? — предложил кто-то из-за моей спины.

— Погоди со своим шлангом, — опять произнёс человек похожий на Брежнева. — Отвечай, если слышишь, — сказал он мне.

«Если человек выглядит как молодой Брежнев, если он говорит гнусавым голосом похожим на брежневский, а вокруг бегают, послушные словно слуги, люди, то стало быть передо мной самый настоящий дорогой товарищ Леонид Ильич», — подумал я и, собрав всю волю в кулак, заговорил:

— Дорогой Леонид Ильич Ульянов Брежнев, это кинопленки с новейшим детективом, который специально для вас сняли на «Ленфильме», — я сделал один шаг на четвереньках и вытащил из сумки верхнюю жестяную коробку. — А вот это самое главное, — я погрозил Брежневу указательным пальцем. — Секретная космическая киносъёмка американского летательного аппарата, который уже сейчас может перенестись на Венеру, на Марс и к поясу астероидов, который кружиться там за Марсиком, за этим, за МарсОм.

— Какой ещё космический аппарат? — проплетал Леонид Брежнев, и его изумлённое лицо стало более отчётливым.

— «Сокол тысячелетия», — ответил за меня Олег Видов. — Это звёздная война, товарищ Брежнев. Империя наносит ответный удар.

— Пьяные студенты, бредят, — брякнул чей-то голос из-за пределов моего поля зрения.

— А если это не бред? — усомнился Леонид Ильич.

— Ясное дело, что не бред, — я попытался усмехнуться, но кроме поросячьего хрюканья у меня ничего не вышло. — Это самая настоящая космическая гонка вооружений. Но! — почему-то выкрикнул я. — Выход есть! Есть «Меллер»! Поэтому, дорогой Леонид Ильич Ульянов Брежнев, давайте поступим так: вы сначала посмотрите кино, а потом пригласите меня для общей консультации. И я вам такое расскажу и до того красиво, что не дай Бог, кто-то попадётся в лапы Тель-Авива.

— Пора точить световые мячи, — поддакнул Видов. — А ещё мы вас, товарищ Брежнев, всем ВГИКом очень сильно уважаем. Приходите к нам в гости, в общагу. На чай.

— С тортиком, — пролепетал я. — А пока я с вашего позволения ещё чуть-чуть посплю.

— Может, их всё-таки водицей окатить? — опять вмешался в разговор чей-то неприятный голос, который я услышал сквозь сон. — Враз протрезвеют, черти.

— Погоди со своей водой! — рявкнул голос Брежнева, и моё сознание вновь погрузилось в кромешную тьму.

«Боже мой, какой странный сон, — подумал я, разлепив один глаз. — Брежнев, загородная дача, Олег Видов пьяный в хламину, и я ещё что-то бредовое нёс про секретную космическую киносъёмку. Боже, а вдруг это был не сон? Мне же пить нельзя. У меня непереносимость. А вдруг это было всё на самом деле? Стоп-стоп-стоп-стоп. А кто это рядом лежит, прижимаясь обнажённой женской грудью к моему правому боку? Галина Леонидовна? Не может такого быть! Только не это!».

Я разлепил второй глаз и вполне чётко разглядел интерьер скромной общежитской комнаты. Затем провёл рукой по голой спине какой-то чересчур гостеприимной незнакомки, и немного успокоился. Потому что, судя по миниатюрной фигуре, это была точно не Галина Брежнева. И потом милая барышня имела на себе трусики. А это значит, что между нами ничего такого не было и быть не могло. Кстати, на себе я тоже нащупал трусы. А они — какая ни на есть, но всё же преграда на пути к беспорядочной половой жизни.

— Кхе-кхе, — прокашлялся я, чтобы разбудить незнакомку.

После чего густая копна пепельно-чёрных волос приподнялась, и на меня посмотрели огромные миндалевидные и смеющиеся глаза Татьяны Иваненко. А когда косой луч солнца упал сквозь неплотные шторы на её щёку, то вдруг показалось, что передо мной кадр из фильма «И Бог создал женщину», где главную роль сыграла французская киноактриса Брижит Бардо.

— Расскажешь, как я здесь оказался? — смущённо буркнул я.

— Аист тебя принёс, — захихикала Татьяна.

— Допустим, это был аист-тяжеловоз. А Олега Видова кто принёс и куда?

— Ты разве ничего не помнишь? — актриса игриво выскочила из-под одеяла и, сладко потянувшись, продемонстрировала мне всю свою великолепную фигуру и лишь потом накинула на себя легкий домашний халатик.

— Из того что помню, лучше бы забыть, — проворчал я.

— Дааа, наделали вы с Видовым вчера шума, — снова улыбнулась Иваненко. — Вас двоих привёз в общежитие какой-то очень важный шофёр с корочками сотрудника КГБ. Молча выгрузил в фойе первого этажа и, напугав нашего коменданта Марью Ивановну, так же молча уехал.

— Теперь всё понятно, — крякнул я и тоже встал с кровати. — Приехал — привёз, уехал — отвёз. Автомобиль едет, баранка крутится, а государева служба идёт.

«Значит, Леонид Брежнев мне не приснился, — медленно дошло до меня, пока я натягивал джинсы. — Значит, это я у него на даче утверждал, что доставил ему секретную киносъёмку американского летающего корабля. Хосподи, что сейчас будет? Что начнётся? Меня ведь посадят в самом рассвете сил! Хотя за что? За пьяные фантазии? Вляпаю условно, и дадут коленом под зад. Ничего, ещё что-нибудь с три короба навру и выкручусь. Американский космический корабль, такое даже в бреду не придумаешь».

— Ты меня слышишь? — Татьяна пощёлкала перстами перед моим носом. — Ты зачем так напился, когда тебе пить нельзя?

— Потому и напился, что нельзя, — буркнул я, натянув рубаху. — Я принял-то всего половину бокала шампанского. Так как кое-кто настоял и сказал — либо пей, либо никаких просьб.

И только тут я обратил внимание, что мои джинсы почищены, а рубашка выстирана и выглажена. То есть меня мало того, что эта хрупкая девушка притащила с первого этажа на свой третий, так ещё и обстирала. От неожиданности я крякнул и, посмотрев в огромные глаза Татьяны Иваненко, подумал, что если бы не эта самоотверженная барышня, настоящий ангел хранитель во плоти, то Высоцкий не дотянул бы и до возраста Христа.

— Ясненько, ну хоть удачно всё прошло? — спросила она, любовно проведя рукой по моей щеке.

— Пока не знаю, — пожал я плечами. — Извини, мне пора.

— А позавтракать? — Татьяна приобняла меня и второй рукой.

— Нет-нет, мне с Олегом нужно многое обсудить, — помотал я головой и, аккуратно вывернувшись из объятий, резко выскочил в коридор.

А ВГИКовская общага к этому времени уже гудела, словно растревоженный улей. В коридоре третьего этажа мою примелькавшуюся за полтора дня физиономию везде встречали улыбками и приветствиями.

— Здоров, Андрюха, — пожал мне руку какой-то незнакомый парень. — Танцы сегодня будут?

— Будут, — кивнул я, решив никого не огорчать.

В конце концов, танцы могли состояться и без моего магнитофона, который пока находился неизвестно где. И я очень надеялся, что Видов его не профукал. Хотя, учитывая вчерашнее состояние моего друга и товарища, голландский аппарат имел полную возможность оказаться на прилавке какого-нибудь комиссионного магазина.

— Андрюшенька, привет, — приобняли меня какие-то две милые барышни. — Почему вчера не было вашей чудесной музыки?

— На халтурку с Олегом ездили, — проворчал я. — Вели юбилей у одного видного деятеля науки и культуры.

— А сегодня танцы будут? — одна из красоток буквально грудью преградила мне дорогу.

— Кхе, — крякнул я, чуть-чуть не воткнувшись в эти чудесные холмики. — Будут танцы, будут шмансы, — буркнул я, проскользнув дальше.

На лестничной площадке меня остановили ещё пару раз, уточнив информацию о сегодняшнем танцевальном вечере. А когда я поднялся на четвёртый этаж, то чуть не запнулся о ноги необычного парня, который сидел, прислонившись к стене, в шортах, драной тельняшке и с гитарой в руках.

— О, Андрюха! — подскочил он. — Покажи «Ша-ла-ла-лу». Что-то у меня не то получается. С утра тебя караулю.

— Всё потом, вечером, башка сейчас лопнет, — прорычал я и влетел в комнату Олега Видова, позабыв для приличия постучаться.

К счастью мой друг был без лирической героини, с которой, переплетаясь обнажёнными телами, по старой студенческой традиции иногда бросаются в омут страстей. Олег, обмотав голову мокрым полотенцем, лежал поверх одеяла на кровати и листал старенькую потрёпанную книжку. А на столе, о чудо, стоял мой драгоценный магнитофон «Philips EL3586».

— Пожрать бы чё? — промычал Видов.

— Когда хочется жрать, то нужно думать о высоком, — с облегчением выдохнул я. — Так как духовная пища, тоже в какой-то мере насыщает. Ты лучше скажи, как я оказался в комнате Тани Иваненко? Ты почему меня бросил одного? А если бы меня подобрал бы какой-нибудь «крокодил»?

— Это ты зря, во ВГИКе «крокодилы» не учатся, — усмехнулся он, забросив книжку на полку. — И потом, что я мог сделать, когда она налетела на тебя как мамочка: «Ой, Андрюшенька-Андрюшенька, что случилось? Где ты так напился, мой милый, мой хороший?». А Андрюшенька лежит как труп, не бэ и не мэ.

— Ладно, проехали, — хохотнул я. — Ты хоть смутно помнишь, нашу беседу с товарищем Брежневым? — прошептал я, предварительно закрыв дверь комнаты на щеколду. — Я ему такого наплёл про космический корабль, что сейчас хоть вешайся.

— Извини, этого я не запомнил, — так же шёпотом ответил Олег. — Галя Брежнева, когда увидела, как ты рухнул лицом в салат, сказала: «а теперь пей ты, иначе я ваш фильм своему папе не покажу». Пришлось осушить почти половину бутылки водки прямо из горла, — на этих словах Видов поёжился и прошипел, — гадость, жуткая гадость. Да, ладно, забей, — тут же захихикал он, — с пьяных спрос меньше.

— Это точно, — улыбнулся и я, снимая с себя джинсы и рубашку, чтобы переодеться в простенькую домашнюю одежду и наконец-то сходить в душ. — Главное, Олег, чтобы за нами прямо сейчас не приехали. А потом мы подлечим голову, основательно пообедаем в ресторане, продумаем линию защиты, и хрен кто до нас докопается.

— Ничего не помню, ничего не знаю, ничего никому не скажу, — пропел Олег Видов и тут в дверь кто-то громко и тревожно забарабанил.