Тьма заполняла зал подобно приливной волне, но не спешила нападать. Она клубилась у стен, принимая причудливые формы, словно изучая своих противников. В её глубинах мелькали глаза — тысячи глаз, светящихся древней злобой и голодом.
Максим крепче сжал кристалл, чувствуя, как тот пульсирует в такт с его сердцебиением. Свет артефакта создавал вокруг них защитный круг, не давая тьме приблизиться. Но надолго ли этого хватит?
— Что теперь? — тихо спросила Лайа, не опуская лука. Её стрелы были бесполезны против самой тьмы, но в глубине клубящегося мрака уже начали проявляться более материальные формы — чудовища, порожденные древним злом.
— Нужно добраться до сердца храма, — ответил Максим. — Там…
Он осекся. Что-то изменилось. Тьма вдруг отхлынула от них, словно волна, готовящаяся к новому удару. А потом…
Потом из её глубин шагнула фигура. Человеческая фигура в черных доспехах, покрытых рунами тьмы.
— Нет, — выдохнула Аэлин. — Это невозможно…
Но это было возможно. Перед ними стоял Тилан Фростглейв — последний странник перед Максимом. Или то, что от него осталось. Его некогда белоснежные волосы теперь были черными как смоль, а в глазах, раньше синих как летнее небо, теперь плескалась тьма.
— Рад встрече, преемник, — произнес он голосом, от которого веяло могильным холодом. — Я так долго ждал этого момента.
— Ты не Тилан, — твердо сказал Максим. — Тилан погиб, сопротивляясь тьме.
— Погиб? — существо, носившее лицо прежнего странника, рассмеялось. — Нет, мальчик. Я просто… изменился. Прозрел. Понял истинную природу силы.
Оно сделало шаг вперед, и воздух вокруг заискрился от напряжения — две древние силы, свет кристалла и тьма, сошлись в безмолвном противостоянии.
— Ты ведь тоже это чувствуешь, не так ли? — продолжало существо. — Зов силы. Желание изменить всё, исправить все ошибки прошлого. Я могу показать тебе как. Могу научить использовать кристалл так, как не мог никто до тебя.
— Не слушай его! — крикнула Аэлин. — Это ловушка! Тьма всегда так действует — находит наши самые сокровенные желания и искажает их!
Максим молчал, глядя в глаза существу, которое когда-то было Тиланом. В глубине этих глаз он видел отражение своих собственных страхов и сомнений.
— Ты ведь даже не знаешь, что делать с кристаллом, верно? — существо улыбнулось. — Не знаешь, как спасти этот мир. Как оправдать веру всех этих людей, которые почему-то решили, что именно ты — избранный.
— Зато я знаю другое, — наконец произнес Максим. — Знаю то, чего не понял ты. То, чего не поняли все странники до тебя.
— И что же это?
— Что не нужно быть избранным. Не нужно нести это бремя одному.
Существо снова рассмеялось, но в этом смехе теперь слышалась нотка неуверенности: — Красивые слова. Но что они значат перед лицом истинной силы?
Оно взмахнуло рукой, и тьма вокруг них пришла в движение. Из её глубин начали проступать фигуры — искаженные, кошмарные версии всех, кто сейчас стоял рядом с Максимом.
Темный двойник Феррика, с искривленным топором, сочащимся ядом. Тень Киарры, в доспехах из живой тьмы. Призрачная версия Лайи, с луком, сделанным из костей и сухожилий.
— Вот что ты такое на самом деле, — прошипело существо. — Вот что вы все такое. Глубоко внутри каждого из вас живет тьма. Я просто… выпускаю её наружу.
Максим почувствовал, как его спутники напряглись. Видеть свои темные отражения было тяжело — словно заглянуть в кривое зеркало, показывающее худшие версии самих себя.
Но затем произошло то, чего существо явно не ожидало.
— Да, во мне есть тьма, — спокойно произнес Феррик. — Как и в любом гноме. Но знаешь что? Это делает свет внутри нас только ярче.
— Мы все носим в себе тени, — добавила Киарра, поднимая меч. — Но мы учимся жить с ними. Принимать их, не давая им власти над собой.
— Тьма существует не для того, чтобы поглощать, — произнесла Лайа, накладывая стрелу на тетиву. — А для того, чтобы мы могли видеть звезды.
А потом заговорила Аэлин, и в её голосе звенела сила веков: — Ты думаешь, что понимаешь тьму? Что познал её секреты? Но ты видишь только поверхность. Только искажение. Тьма — это часть равновесия, а не его противоположность.
Существо зашипело, его форма начала колебаться, теряя человеческие черты: — Глупцы! Вы думаете, что ваши красивые речи что-то значат? Что…
— Они значат все, — перебил его Максим. — Потому что они истинные. Потому что они идут от сердца. А еще… — он поднял кристалл выше. — Еще они показывают, почему ты проиграл, Тилан. Почему проиграла сама тьма.
Кристалл вспыхнул с новой силой, и его свет был не обжигающим, не уничтожающим. Он был… принимающим. Теплым. Живым.
— Вы пытались уничтожить тьму, — продолжал Максим. — Все вы — и первые маги, и странники после них. Пытались разделить миры, запечатать зло, уничтожить его. Но это… это как пытаться уничтожить часть самого мироздания.
Существо отшатнулось, его форма продолжала меняться — теперь в ней проглядывали черты других падших странников, других жертв тьмы.
— Что… что ты делаешь? — прошипело оно.
— То, что должен был сделать с самого начала, — ответил Максим. — Не сражаюсь с тьмой. Принимаю её. Но на наших условиях.
Он протянул руку, и кристалл откликнулся на его жест. Свет артефакта начал меняться, в нем появились новые оттенки — глубокие, сложные, похожие на цвета сумерек или предрассветные часы.
— Видишь? — тихо произнес он. — Свет и тьма… они не должны сражаться. Они должны танцевать.
В этот момент произошло сразу несколько вещей. Темные двойники его спутников вдруг застыли, словно марионетки с обрезанными нитями. А существо, бывшее когда-то Тиланом, издало крик — не злобный, не угрожающий, а полный боли и… узнавания.
— Я… я помню, — прошептало оно голосом, в котором впервые за все время зазвучали человеческие нотки. — Помню, как пытался… пытался сказать им…
— Что тьма не враг, — закончил за него Максим. — Что её нужно не запечатывать, а принимать. Направлять. Включать в общий танец бытия.
Существо пошатнулось, его форма продолжала меняться, но теперь в этих изменениях появился какой-то ритм, какая-то гармония: — Но они не слушали. Никто не слушал. И тогда… тогда я решил показать им. Решил принять тьму в себя, чтобы доказать… Но что-то пошло не так.
— Потому что ты пытался сделать это один, — мягко сказал Максим. — Как и все странники до тебя. Как первые маги Аэтернума. Вы все думали, что должны нести это бремя в одиночку.
Он оглянулся на своих спутников, и каждый из них кивнул, понимая без слов. Феррик крепче сжал топор, в котором теперь плясали искры света и тени. Киарра подняла меч, и по его лезвию пробежали узоры, похожие на предрассветный туман. Лайа наложила на тетиву стрелу, наконечник которой мерцал подобно звездам в темноте. А Аэлин… Аэлин просто улыбнулась и протянула руку.
Максим взял её за руку, другой рукой сжимая ладонь Лайи. Остальные тоже встали в круг, и кристалл в центре вспыхнул с новой силой.
— Вот как это должно быть, — произнес Максим, глядя существу в глаза. — Не один против тьмы. Все вместе — принимая и свет, и тьму внутри каждого из нас.
Существо смотрело на них расширенными глазами, в которых тьма теперь смешивалась со светом: — Я… я понимаю. Теперь понимаю. Но… слишком поздно. Я уже не тот, кем был. Тьма слишком глубоко…
— Нет, — перебил его Максим. — Не слишком поздно. Никогда не поздно найти баланс. Просто… позволь нам помочь.
Он протянул руку, все еще держа кристалл. Свет и тьма сплетались вокруг них в удивительном танце, создавая узоры, каких этот мир не видел со времен падения Аэтернума.
И существо, бывшее когда-то Тиланом Фростглейвом, последним странником перед Максимом, сделало шаг вперед. Протянуло руку навстречу.
В этот момент где-то в глубине храма раздался звук — подобный удару колокола, но глубже, древнее. Стены задрожали, но не от страха или разрушения. От пробуждения.
Древняя магия храма отзывалась на то, что происходило в зале. Отзывалась на момент, когда свет и тьма наконец-то начали не сражаться, а понимать друг друга.
И тут всё пошло не так.
— Нет! — раздался яростный крик. — Я не позволю!
Из тени у дальней стены метнулась фигура. Клинок сверкнул в полумраке, целясь Максиму в спину. Лайа успела крикнуть предупреждение, но времени уже не оставалось…
И тут между Максимом и убийцей встала тень — та самая тьма, что еще минуту назад была их врагом. Клинок застрял в сгустке мрака, а затем раздался звон — лезвие разлетелось на осколки.
— Аэлин?! — выдохнул Максим, узнав несостоявшегося убийцу.
Хранительница Врат стояла, сжимая рукоять сломанного кинжала. Её глаза горели незнакомым огнем, а когда она заговорила, её голос звенел от ярости: — Ты все портишь! Все, над чем мы работали веками! Равновесие должно поддерживаться разделением, а не… этим!
— О чем ты говоришь? — спросил Максим, все еще не веря своим глазам.
— О первородном законе! — выкрикнула она. — О том, что свет и тьма должны быть разделены! Что равновесие поддерживается их противостоянием! Так было всегда, так должно быть и впредь!
— Нет, — покачал головой Максим. — Ты ошибаешься. Противостояние не создает равновесия — оно его разрушает.
— Молчи! — Аэлин отбросила сломанный кинжал и выхватила второй. — Ты ничего не понимаешь! Я веками хранила границы между мирами! Веками следила, чтобы силы оставались разделенными! А ты хочешь все разрушить!
— Постой, — вмешалась Киарра. — Ты сказала «веками»? Но как…
— Она не та, за кого себя выдает, — произнесло существо, бывшее когда-то Тиланом. В его голосе звучала горечь узнавания. — Я помню тебя. Ты была там, когда я впервые пришел в храм. Выглядела точно так же.
— Конечно была! — рассмеялась Аэлин, и в её смехе слышалось безумие. — Я всегда была здесь! Я — истинная Хранительница, первая из ордена, поклявшегося хранить равновесие через разделение!
— Но почему? — спросил Максим. — Почему ты считаешь, что силы должны быть разделены?
— Потому что я видела, что случается, когда они смешиваются! — в глазах Аэлин блеснули слезы. — Я была там, когда пал Аэтернум. Видела, как смешение света и тьмы породило хаос! Как благие намерения обернулись катастрофой!
Она шагнула вперед, и теперь в её движениях появилась странная текучесть, словно она сама балансировала на грани между светом и тьмой: — Мы поклялись, что такого больше не повторится. Что силы должны быть разделены, чтобы поддерживать равновесие. Каждый странник, каждый хранитель врат — все мы служили этой цели!
— Но вы ошиблись, — мягко произнес Максим. — Разделение не создает равновесия — оно порождает только боль и страх. Посмотри, — он указал на существо, бывшее Тиланом. — Посмотри, что ваше разделение сделало с ним. Со всеми ними.
— Лучше быть разделенным, чем снова пережить падение Аэтернума! — крикнула Аэлин. — Лучше вечное противостояние, чем хаос слияния!
Она взмахнула кинжалом, и в воздухе соткалась сеть из серебристых нитей — древняя магия Хранителей Врат.
— Я не позволю тебе разрушить то, что мы так долго строили, — процедила она сквозь зубы. — Даже если придется убить тебя и всех твоих друзей!
Серебряные нити метнулись к ним подобно кнутам, но снова были остановлены — на этот раз объединенной силой света и тьмы. Кристалл в руке Максима пульсировал, создавая защитный купол вокруг всей группы.
— Значит, вот почему ты следила за мной с самого начала, — произнес Максим. — Не чтобы помочь. А чтобы убедиться, что я не найду другой путь.
— Я пыталась направлять тебя! — крикнула Аэлин. — Подтолкнуть к правильному решению! Но ты оказался слишком… слишком похож на него! — она указала на призрак Тилана. — Такой же упрямый, такой же неспособный понять простую истину!
— Это ты не можешь понять, — покачал головой Максим. — Не можешь или не хочешь увидеть, что времена изменились. Что пора найти новый путь.
— Нет! — она снова атаковала, и теперь её магия была направлена прямо на кристалл. — Старый путь работал веками! Он…
Но договорить она не успела. Тьма, которая все еще клубилась вокруг них, вдруг пришла в движение. Она больше не была враждебной или голодной — теперь в её движениях появилась странная грация, словно она наконец-то нашла свой ритм в танце мироздания.
Серебряные нити Аэлин оказались оплетены тенями, но не для того, чтобы уничтожить их, а чтобы… преобразить. Свет и тьма сплетались, создавая новый узор — прекрасный и пугающий одновременно.
— Нет… — прошептала Хранительница Врат, глядя, как её магия трансформируется. — Нет, это невозможно…
— Все возможно, — тихо произнес Максим. — Когда мы не боимся перемен. Когда мы готовы принять новое равновесие.
Он протянул руку: — Пожалуйста. Ты так долго хранила границы между светом и тьмой. Может быть, пришло время построить между ними мосты?
На мгновение в глазах Аэлин мелькнуло что-то — словно отблеск понимания, проблеск надежды. Но затем её лицо исказилось: — Никогда!
Она выкрикнула слова на древнем языке — заклинание такой силы, что камни под их ногами задрожали. Серебряные нити вспыхнули ослепительным светом, прожигая защитный купол.
— Максим! — крикнула Лайа. — Кристалл!
Артефакт в его руках пульсировал все сильнее, словно пытаясь предупредить об опасности. Но было уже поздно.
Магия Хранительницы Врат ударила в кристалл, и мир вокруг них взорвался вихрем света и тьмы.
Последнее, что увидел Максим перед тем, как потерять сознание — как Аэлин исчезает в разломе между реальностями, унося с собой часть силы кристалла.
А потом наступила темнота. Но это была уже другая темнота — не враждебная, не голодная. Просто… ожидающая.
Ожидающая, что он найдет способ все исправить. Найдет путь к истинному равновесию.
Если, конечно, переживет предательство той, кому доверял с самого начала.
Сознание возвращалось медленно, словно пробиваясь сквозь густой туман. Максим чувствовал чью-то руку на своем плече, слышал встревоженные голоса, но не мог разобрать слов.
— …жив? — донесся до него голос Лайи, словно сквозь толщу воды.
— Дышит, — проворчал Феррик. — Но кристалл…
Кристалл! Максим резко сел, и комната тут же закружилась перед глазами. Артефакт все еще был у него в руках, но теперь он выглядел иначе. Часть его словно выгорела изнутри, оставив темное пятно, похожее на шрам.
— Она забрала часть его силы, — произнес голос, в котором все еще слышались отголоски тьмы. Существо, бывшее когда-то Тиланом, стояло у стены, опираясь на неё словно в изнеможении. — Использовала древнюю магию Хранителей, чтобы… разделить его снова.
— Но зачем? — спросил Максим, с трудом поднимаясь на ноги. Лайа поддержала его, не давая упасть. — Чего она пытается добиться?
— Она верит в старый путь, — ответило существо. — В то, что равновесие может существовать только через разделение. И теперь… теперь у неё есть сила, чтобы воплотить эту веру.
— Какая сила? — нахмурилась Киарра. — Что именно она забрала?
Максим посмотрел на кристалл внимательнее. Теперь он видел — темное пятно имело форму, напоминающую печать. Печать, которую он уже видел раньше…
— Печать Разделения, — прошептал он. — Та самая, которой первые маги разделили реальности.
— Да, — кивнуло существо. — Она хочет использовать её, чтобы… чтобы сделать разделение между светом и тьмой абсолютным. Необратимым.
— Но это же безумие! — воскликнула Лайа. — Мы только что видели, что должно быть иначе! Что силы могут…
Она осеклась, глядя на существо. То, что раньше было искажено тьмой, теперь медленно менялось. В его облике появлялось все больше человеческих черт — словно танец света и тьмы постепенно возвращал ему изначальную форму.
— Могут существовать в равновесии, — закончил за неё Тилан — теперь уже больше похожий на себя прежнего. — Я пытался показать ей это. Много лет назад. Но она… она так давно хранит границы, что сама стала подобна стене между светом и тьмой.
— Сколько? — спросил Максим. — Сколько она уже является Хранительницей?
— Тысячи лет, — ответил Тилан. — Она… она была одной из тех, кто пережил падение Аэтернума. Видела, как смешение сил привело к катастрофе. И поклялась никогда больше не допустить подобного.
— Но она не поняла главного, — произнес Максим, глядя на раненый кристалл. — Не поняла, что катастрофу вызвало не смешение сил, а попытка контролировать их. Использовать их друг против друга.
Внезапно стены храма содрогнулись — намного сильнее, чем раньше. С потолка посыпались уже не просто камни, а целые глыбы.
— Она начала ритуал, — сказал Тилан, с тревогой глядя наверх. — Использует печать, чтобы усилить барьеры между реальностями. Если она закончит…
— Миры будут разделены навсегда, — закончил за него Максим. — И равновесие, которого мы достигли…
— Будет уничтожено, — кивнул Тилан. — Свет и тьма снова станут врагами, и их война никогда не закончится.
Новый толчок заставил их пошатнуться. В стенах начали появляться трещины, через которые просвечивало что-то… странное. Словно осколки других реальностей, других версий храма.
— Нужно её остановить, — твердо сказал Максим. — Но для этого… — он посмотрел на кристалл. — Для этого нам нужна полная сила артефакта.
— Но как? — спросил Феррик. — Она забрала часть его силы!
— Значит, нам придется найти другой источник силы, — Максим повернулся к Тилану. — Ты сказал, что пытался показать ей истину. Как именно?
Бывший странник на мгновение закрыл глаза, словно погружаясь в болезненные воспоминания: — Я создал… резонанс. Между светом и тьмой. Точку равновесия, где силы могли не сражаться, а…
— Танцевать, — закончил за него Максим. — Как сейчас. Но что-то пошло не так?
— Она попыталась остановить меня. Использовала свою магию, чтобы разрушить резонанс. И тогда… тогда тьма, которую я пытался направить, вышла из-под контроля. Поглотила меня.
— Но теперь ты свободен, — сказала Лайа. — Теперь ты снова можешь…
Новый толчок прервал её слова. На этот раз он сопровождался звуком — высоким, пронзительным воем, от которого закладывало уши. Словно сама ткань реальности начинала рваться.
— Времени почти не осталось, — произнес Тилан. — Она почти закончила ритуал. Скоро печать активируется, и тогда…
— Тогда мы должны действовать немедленно, — Максим крепче сжал кристалл. — Ты сказал о резонансе. О точке равновесия. Может быть, если мы создадим её снова…
— Это опасно, — покачал головой Тилан. — В прошлый раз это едва не уничтожило храм. А сейчас, когда реальность уже нестабильна…
— У нас нет выбора, — твердо сказал Максим. — Если мы не остановим её, все станет еще хуже.
Он оглядел своих спутников: — Но я не буду решать за вас. Это опасно. Возможно, смертельно опасно. Если кто-то хочет уйти…
— Даже не думай, — перебила его Лайа, сжимая его руку.
— Я слишком стар, чтобы бегать, — проворчал Феррик, поудобнее перехватывая топор.
— Воин не оставляет битву, — просто сказала Киарра.
Тилан смотрел на них с странным выражением на лице — словно смесью зависти и надежды: — Вот оно. Вот что я пытался найти все это время. Не просто равновесие сил… равновесие душ.
Он шагнул вперед: — Я помогу. Если ты готов рискнуть… я знаю, как создать резонанс. Но предупреждаю — это будет больно.
— Больнее, чем предательство той, кому доверял? — горько усмехнулся Максим.
Новый толчок сотряс храм, и сквозь трещины в стенах они увидели её — Аэлин, парящую в вихре серебристой энергии. Печать Разделения сияла в её руках подобно второму солнцу, а вокруг неё кружились осколки реальностей, готовые разлететься навсегда.
— Пора, — сказал Максим, поднимая раненый кристалл. — Покажи мне, как создать резонанс.
Тилан кивнул и начал объяснять. Они должны были создать нечто невозможное — точку равновесия между светом и тьмой, между порядком и хаосом, между разделением и единством.
И у них оставались считанные минуты, прежде чем Аэлин завершит ритуал, который навсегда изменит судьбу всех миров.
— Встаньте в круг, — скомандовал Тилан. — Кристалл должен быть в центре. И что бы ни случилось, не разрывайте круг.
Они выполнили его указания. Максим положил раненый кристалл на пол в центре их небольшого круга. Артефакт пульсировал все слабее, словно истекая силой.
— Теперь самое сложное, — продолжал Тилан. — Нужно найти точку равновесия внутри каждого из нас. Момент, когда свет и тьма соприкасаются, но не борются.
— Как? — спросил Феррик.
— Вспомните момент, когда вы были между светом и тьмой. Когда обе силы были равны в вас.
Они закрыли глаза, погружаясь в воспоминания. Максим видел свое появление в этом мире — момент между двумя реальностями. Лайа вспоминала ночь на охоте, когда тьма и звездный свет сливались воедино. Феррик думал о глубине подгорных чертогов, где тени и огонь кузниц танцевали вместе. А Киарра…
Новый толчок сотряс храм, но на этот раз они устояли. Сила их круга, их единства, держала их крепче любых стен.
— Хорошо, — голос Тилана звучал словно издалека. — Теперь самое важное. Нужно направить эту силу в кристалл. Но осторожно — слишком много света или тьмы разрушит равновесие.
Максим чувствовал, как энергия течет через него. Он был подобен линзе, фокусирующей свет и тьму в одной точке. Остальные тоже это чувствовали — их дыхание синхронизировалось, сердца начали биться в едином ритме.
А потом…
— Что вы делаете?! — раздался яростный крик Аэлин.
Хранительница Врат парила над ними, окруженная вихрем серебристой энергии. В её руках печать пульсировала все сильнее, готовясь нанести последний удар.
— Остановитесь! — крикнула она. — Вы не понимаете, что творите!
— Нет, — спокойно ответил Максим, не размыкая круг. — Это ты не понимаешь. Не видишь, что твой путь ведет только к бесконечной войне.
— Лучше война, чем хаос! — Аэлин направила печать на их круг. — Лучше вечное противостояние, чем…
Она не договорила. Потому что в этот момент кристалл в центре их круга вспыхнул новым светом. Но это был не слепящий свет и не поглощающая тьма. Это было… равновесие.
Волна энергии разошлась по залу, и там, где она проходила, реальность… менялась. Не разрывалась, не искажалась — обретала новую форму. Форму, в которой свет и тьма существовали вместе, дополняя друг друга.
— Нет! — закричала Аэлин, видя, как её печать начинает тускнеть. — Нет, я не позволю! Я поклялась! Поклялась хранить границы!
Она метнула в них поток серебристой энергии, но на этот раз сила их круга оказалась сильнее. Энергия Хранительницы Врат растворилась в волнах равновесия, как капля воды в океане.
— Пожалуйста, — произнес Максим, глядя ей в глаза. — Просто посмотри. Посмотри, каким прекрасным может быть мир, когда мы не делим его на свет и тьму.
И она посмотрела. Впервые за тысячи лет по-настоящему посмотрела на мир вокруг себя. Увидела, как свет и тень сплетаются в удивительном танце. Как тьма не поглощает, а оттеняет свет. Как равновесие рождается не из противостояния, а из гармонии.
— Я… я не могу, — прошептала она, и в её голосе впервые за все время зазвучала не ярость, а боль. — Я так долго… так долго хранила границы… Я не знаю, как иначе…
— Тогда позволь нам показать, — мягко сказал Максим. — Позволь нам помочь тебе увидеть новый путь.
Печать в её руках мерцала все слабее, а потом… потом треснула. Осколки древней магии разлетелись серебристой пылью, а Аэлин начала падать.
Тилан подхватил её прежде, чем она коснулась пола. Хранительница Врат лежала без сознания, но её лицо впервые за все время выглядело… спокойным.
— Она будет жить, — сказал бывший странник. — Но ей понадобится время, чтобы принять новое равновесие.
Максим кивнул и посмотрел на кристалл. Темное пятно в нем исчезло, но теперь артефакт светился иначе — не ярким, слепящим светом, а мягким сиянием, в котором переплетались все оттенки бытия.
— Что теперь? — спросила Лайа, глядя, как стены храма постепенно успокаиваются, а трещины между реальностями затягиваются.
— Теперь, — Максим поднял кристалл, — мы должны закончить то, что начали. Найти способ исцелить не только этот мир, но и все остальные. Найти путь к истинному равновесию.
— И мы больше не одни, — добавил Тилан, бережно укладывая Аэлин на пол. — Теперь, когда мы понимаем истинную природу баланса…
Он не договорил. Где-то в глубине храма раздался новый звук — не рев древней тьмы и не звон серебряных нитей. Это был… зов. Зов, который они все почувствовали в своих сердцах.
Зов истинного сердца храма, готового наконец раскрыть им свои последние тайны.
— Идемте, — сказал Максим, помогая Тилану поднять бесчувственную Хранительницу. — Нас ждет последнее испытание. И на этот раз… — он посмотрел на своих спутников, на кристалл в своей руке, на постепенно преображающийся мир вокруг них. — На этот раз мы встретим его вместе. Во всей полноте света и тьмы.
Они направились вглубь храма, туда, где их ждали ответы на последние вопросы. И хотя путь предстоял нелегкий, теперь они знали главное — равновесие не в разделении, а в единстве. Не в противостоянии, а в гармонии.
Даже если для этого придется изменить сам фундамент мироздания.