Искатель, 2002 №12

— Как тебя угораздило? — спросила Маруся.

Виктор вытер платком повлажневший лоб.

— Я, я не хотел, я нечаянно…

— Где бумага? — оборвал этот жалкий лепет Кошельков.

Травников на негнущихся ногах направился к столу. Выдвинул ящик, достал увесистый том. Книга открылась там, где притаился сложенный вчетверо листок.

— Зачем же ты меня позвал? — хмуро поинтересовалась Маруся. — Авось обошлось бы… Теперь деваться некуда.

— Для гарантии, — плаксиво проговорил Виктор. — Думал, Сухневу заподозрят или Кулика. А что было делать? Из-за монет фальшивых на нож идти? На пулю? Я ж не знал, что все так обернется.

— Кто же тебя, такого симпатичного, на перо посадить захотел? — Кошельков помахал в воздухе листком. — Лисов? Да? Этот может, серьезный мужчина.

С Виктором Травниковым Маруся Фроленкова познакомилась в университете. Сразу не разобралась, что за человек, потому ухаживаний не отвергла. Дело шло к свадьбе, потом как-то затормозилось. А когда дошло до определения постинститутского пути, намечавшийся холодок стал совершенно явственным, сменившись студеным ветром. Они еще встречались от случая к случаю, и всякий раз Виктор спрашивал:

— Зачем в прокуратуру пошла? Ведь собачья работа!

Сам он после университета подался в услужение к господину Лисову, адвокату, репутация которого периодически страдала из-за обвинений в связях с криминальным миром города. В прокуратуре его фирму называли «Лисов и братки» или «Лисьей норой», к ее сотрудникам относились с презрением, но в профессионализме не отказывали.

— Достойные противники! — говорил Павел Федорович Кошельков, и следователь Фроленкова была полностью согласна с коллегой.

Раз за разом Виктор защищал интересы братков с золотыми цепями на бычьих шеях, отдыхал на Лазурном берегу и на людях кручинился о расставании с Марусей, что не мешало ему не пропускать ни одной юбки. Об этом Марусе в подробностях поведала их однокурсница, с которой они мило посидели пару часов в баре. В это Маруся поверила сразу. Виктор был жадным человеком, а жадный человек слаб и склонен к самообману. Маруся не могла представить рядом с собой алчного и безвольного человека. А вот за Кошельковым наверняка как за каменной стеной.

— Виктор звонил, — как-то вечером сказала мама. Теперь Маруся и Виктор не встречались вовсе, а его звонки не вызывали ничего, кроме раздражения. — Очень просил позвонить.

— Хорошо, — вздохнула Маруся.

Виктор снял трубку тут же.

— Понимаешь, завелась паршивая овца, а Лисов хочет все стадо под нож пустить.

История была рядовой. Из конторы исчез важный документ, и теперь никто не поручится за благополучный исход одного прибыльного дельца.

— Ладно, приеду. Хотя Лисов твой — негодяй и скотина!

— Что случилось? — спросил ее Кошельков.

Она рассказала в двух словах.

— Я с тобой съезжу, — подумав, сказал Павел Федорович.

Оно и к лучшему. Мужчина рядом заставит Викго-ра держать дистанцию, впрочем, вряд ли он сейчас будет заниматься такими глупостями, как реанимация приказавшей долго жить влюбленности.

Через сорок минут они входили в контору «Лисов и братья». Самого Лисова не было, а братьев у него не было в принципе, однако хозяин распорядился оказывать следователям всяческое содействие в пределах разумного. Минувшим вечером он наставлял Травникова:

— Чтобы из этих стен ни звука не ушло!

— Я ее сто лет знаю, — божился Виктор.

Появление Кошелькова оказалось неприятным сюрпризом, но Маруся заявила: они работают в паре или уходят — вдвоем. На Виктора было больно смотреть, однако пришлось согласиться.

И начались разговоры. Павел Федорович был упрям и напорист. Маруся не отставала. Спустя час следователи определили круг подозреваемых из пяти человек. Еще через час стало ясно, что один из ответов каждого из попавших в круг далек от правды. Маруся и Павел Федорович стали итожить информацию. Кошельков растопырил пятерню и загнул указательный палец:

— Мадам Дегтярева говорит, что не брала документ, вообще никогда не брала чужого, и еще она полагает, что это сделал Кулик. — Павел Федорович загнул следующий палец. — Твой Виктор…

— Он не мой! — вскинулась Маруся.

— Пусть не твой, — кивнул Кошельков. — Он бумаженцию эту в глаза не видел и достаточно осмотрителен, чтобы пускаться в авантюры, наконец, у него есть подозрение, что Сухнева знает, кто виноват, но молчит. Караянц утверждает, что документ не брал, с Сухневой прежде знаком не был, хотя все отчего-то считают, что она ему протежировала с самого начала; ко всему прочему Караянц, как и Дегтярева, уверен, что к похищению причастен Кулик. Тот в свою очередь клянется, что не виновен, а бумаги прибрала к рукам Сухнева, а Дегтярева мстит, показывая на него, просто он ей отказал во взаимности. «Мизинец» у нас — госпожа Сухнева: не брала, украл Виктор, а за нее, кстати, может поручиться Караянц, так как знает ее еще с института. Что ж, все понятно.

И Марусе тоже. Если третье утверждение Дегтяревой верно, тогда первое и третье утверждения Кулика лживы, что невозможно, так как неверно лишь одно из трех. Следовательно, Кулик не брал документ, а из этого следует, что третье утверждение Караянца — ложь. Но если так, то его второе утверждение — правда, а третье Сухневой — ложь. В таком случае второе ее утверждение — правда. Железная логика. Документ украл Виктор!

— Значит, Кудрявый тебя на сокровищах подловил, — сказал Кошельков, помахивая документом.

Маруся вспомнила о фальшивых монетах, о которых говорил Виктор, и кое-что для нее стало проясняться. Что до Травникова, тот вздрогнул:

— Откуда про Кудрявого знаете?

— Я много чего знаю. Классный специалист тебе попался, мошенник со стажем. — Кошельков посмотрел на Марусю. — Раньше Кудрявый чужим ремеслом не баловался, но не устоял, подпольным спиртным занялся. Перебежал кому-то дорожку, конкуренты его и прижали, в суд потащили, чтобы по всем правилам закатать лет на шесть. Документик этот, — Павел Федорович кинул листок на стол, — и закатает. Вот и решил Кудрявый изъять компромат. Вспомнил свое «археологическое» прошлое и разыграл как по нотам. Где он тебя прищучил?

— В Коломенском, — понурился Травников.

— Ты туда, конечно, не красотами любоваться ездил. Помнится, ресторан там есть шикарный, «Манна» называется. Посидел ты там, поел-покушал, пора и до дому. Подходишь к машине, а у бордюрного камня как блеснет что-то. Монета старинная! Дальше что было?

— Я ее поднял. А там еще одна. И еще… И уже не серебряные — золотые!

Кошельков перехватил инициативу:

— Ты их собрал, и тут подходит к тебе импозантный мужчина. Позвольте, говорит, полюбопытствовать. Цап монеты и давай их вертеть. Поздравлять стал: дескать, вы стали обладателем редчайших экземпляров двойного наполеондора. Или то царские червонцы были?

— Наполеондора, — склонил голову Травников.

— Стареет Кудрявый, — огорчился Кошельков. — Хотя главное — результат. После поздравлений мужчина представился, мол, археолог, нумизмат, и рассказал, что в этих местах стояла в Отечественную конница французского маршала, любимца Бонапарта. Видимо, кто-то из драгун припрятал монеты, а сам потом голову сложил. Коломенское в этом году подновляли к Дню города, асфальт перестилали, вот и вывернули клад… Только властям не сообщайте — оберут как липку, по инстанциям затаскают, что да как. Владейте и распоряжайтесь. Сам бы купил с удовольствием, да не располагаю свободными средствами. Но отвезти к одному знатоку могу. И отвез он тебя к человечку, который тут же отвалил изрядную сумму, и ты на радостях принялся тратить ее налево и направо. А через недельку является к тебе этот покупатель и заявляет: ошибочка вышла, монеты фальшивые, извольте денежки обратно. Ты, разумеется, расстроился, но пообещал наскрести, тем более что покупатель не один пришел, а с двумя амбалами. Или тремя?

— Двумя, — прошептал адвокат.

Кошельков хмыкнул.

— Тут-то и довели до твоего сведения, что монеты покупались для местного халифа преступного клана. И тот так осерчал, что решил поставить продавца на «счетчик». Цифра, которую они назвали, тебя в землю вогнала. Собрать деньги ты не сумел, о чем и сообщил во время следующего визита. Тебе заехали в челюсть, после чего сказали: если стыришь один документик из дела Вени Кудрявого, дело будет считаться улаженным. В противном случае мать сыра земля примет бездыханное тело сотрудника адвокатской конторы «Лисов и братья».

Плечи Виктора затряслись. Он плакал.

— А ведь достаточно было задать себе несколько вопросов, — продолжал Кошельков. — Почему никто не нашел монеты раньше, откуда взялся всезнающий эксперт, наконец, стояли ли здесь французские драгуны? — и все затрещало бы по швам. Теперь с тебя Лисов три шкуры спустит, на улицу вышвырнет с «волчьим билетом». Веню Кудрявого мы заставим от тебя отстать, а вот с Лисовым, не взыщи, сам разбирайся.

Маруся подошла к Кошелькову и положила ему руку на плечо.

— Павел Федорович, на минутку.

Они вышли в коридор.

— Что, жалко? — спросил Кошельков.

— Нет. Но зачем добивать? Был бы он только жадным, но он же еще и не семи пядей во лбу. С самого начала мог сообразить, что здесь не все чисто. Серебро, в отличие от золота, окисляется, и серебряная монета, пролежи она столько лет в земле, утратила бы блеск. Глупо карать за тупость.

Кошельков никогда не шел на поводу у женщин. А тут будто сломалось что-то.

— Пусть Лисов его с миром отпустит!

Павел Федорович медлил с ответом. И вдруг понял: не хочет Маруся, чтобы ее равнодушие к судьбе Виктора выглядело как банальная месть обманутой возлюбленной, пусть даже это она, а не Виктор, пошла на разрыв их отношений.

— Надо подумать, — пробормотал Кошельков и открыл дверь.

Глянцевые потеки слез сохли на щеках Травникова.

— Мы постараемся тебе помочь, — начала Маруся. — Но с условием: ты исчезаешь из моей жизни — ни звонков, ни случайных встреч. Согласен?

Виктор торопливо закивал и стал еще противнее Кошелькову.

— Уйдешь без клейма. — Павел Федорович придвинул к себе телефон и, сверившись с записной книжкой, набрал номер. — Веня… — Пять минут спустя он дал отбой и повернулся к Травникову: — С Кудрявым я уладил. О документе забудет, о тебе — тоже. Но с адвокатурой советую завязать! Оставь нас.

Травников пулей вылетел из кабинета.

— Теперь надо Лисова прижучить, — сказал Кошельков. — Другой возможности не вижу. Лисов имеет полное право расправиться с предателем с присущей ему кровожадностью. Значит, нужно собрать на него компромат, вчинить, так сказать, встречный иск.

— Пороки, нелады с законом… — начала перечислять Маруся.

— Нет. Болезнь! Господин Лисов клептоман. Человек состоятельный, а так и норовит что-нибудь стащить. На этом и подловим.

Чашников снова взялся за телефон. Поговорил с кем-то и сладко потянулся.

— Поехали.

Маруся послушно двинулась к двери. По дороге Чашников рассказал, что есть у него в окружении Лисова верный человек.

— Обязан мне по гроб жизни. По его словам, в данную минуту господин адвокат находится в Пассаже, куда отправился с намерением приобрести подарок жене и себе что-нибудь по мелочи. Если он там, что-нибудь стащит…

«Стукачок» не подвел. Лисов был в Пассаже. С Кошельковым он не раз встречался, а вот Марусю в лицо не знал, поэтому она барражировала в непосредственной близости от адвоката, переходившего от прилавка к прилавку, тогда как Павел Федорович наблюдал за ними от дверей.

Маруся не заметила, как Лисов опустил в карман инкрустированную зажигалку «ZIPPO», но это не ускользнуло от взгляда продавщицы. Женщина не стала кричать — не на базаре! — просто дала знак охраннику, и тот преградил дорогу покидавшему зал адвокату.

Разразился скандал. Лисов полыхал негодованием, продавщица стояла на своем. И тут Лисов допустил ошибку. Ему не надо было доставать из кармана зажигалку.

— Эта? Эту зажигалку я купил у вас четыре дня назад. Вечная гарантия! Ха! Я, между прочим, курю, много курю, а прикурить через раз получается. Хотел поменять, да вас пожалел, думаю, чего мелочиться? Но теперь не спущу!

— Можно взглянуть?

Адвокат обернулся, увидел Кошелькова и побледнел. Следователь взял зажигалку, щелкнул крышкой и показал зажигалку Марусе. Та взглянула, предъявила удостоверение и сказала:

— Будем оформлять.

— Свидетелей не хватит! Охранник и продавщица — лица заинтересованные.

— Других доказательств достаточно. Зажигалки «ZIPPO» работают на бензине. Если бы зажигалкой пользовались, фитиль был бы обгоревший. А у этой — чистенький.

— Вор должен сидеть в тюрьме, — процитировал Жеглова следователь Кошельков. — Хотя есть другие варианты…

Они поженились весной, Маруся Фроленкова и Павел Кошельков. Так бывает: от службы — к дружбе, а там и любовь не за горами.

Несостоявшийся супруг Маруси, новая звезда столичной адвокатуры Виктор Травников, которого вышибли с работы с незапятнанной репутацией, как ни странно, оказался человеком слова — сгинул. Он так и не узнал, как же ему удалось выкрутиться из щекотливой ситуации.

Глава адвокатской конторы «Лисов и братья» тоже оказался человеком здравомыслящим, мало что клептоман. Взвесив все «за» и «против», он согласился отпустить предателя на все четыре стороны. В обмен Кошельков замял дело, благо что работникам магазина такая реклама была не в радость.

— И не надо ничего рассказывать клиентам, — посоветовал Павел Федорович. — А то ведь и я могу рассказать, какие порядки у вас в конторе — документы пропадают! — и какие странности у ее хозяина.

— Не беспокойтесь, — буркнул адвокат. — Буду молчать. Вы сами не распространяйтесь.

— А нам это ни к чему, — засмеялся Павел Федорович.

Эта тайна объединила Марусю и Павла Федоровича, которому по весне предстояло стать просто Пашей, а к зиме ближе — папой.

Следователь Маруся Фроленкова хотела работать до последнего, а уже месяцев через пять после родов снова появиться на службе.

— И не думай, — говорил ей супруг. — Забудь о работе на три полных года. По закону положено! А мы у закона на страже.