15. Репетиция

Лаптев и в самом деле не заставил себя ждать. Учитывая занимаемую им должность и количество дел, требующих его внимания, можно сказать, что пришел он практически сразу после их разговора. На спине председатель нес большой бежевый рюкзак.

— Отвлекаете, понимаешь ли, меня от дел, — проворчал он, едва переступив порог.

— Так мы же не по своей воле ввязались в этот блудняк, — напомнил Луцык.

— Кто, интересно, попросил нас сыграть живой концерт, а на подготовку отвел один день? — риторически осведомилась Джей.

— Может, начнем репетировать? — внес деловое предложение Кабан. — Времени-то до выступления с каждой минутой остается все меньше.

— Ладно, ладно, все сделаем как надо, не бойтесь. Вы вот лучше сперва перекусите, — и новый басист развязал рюкзак.

Там оказался целый продуктовый набор: местный картофель, три круга домашней колбасы, буханка хлеба, фляга с водой, зеленый лук и четыре сочных помидорины. Первым на еду набросился Левша, именно в этот момент, подобно почуявшему добычу зверю, появившийся в зале.

— То, что надо! — оценил он, уплетая кусок колбасы.

— Видеомагнитофон починил? — строго спросил его Лаптев.

— Не-а.

— Почему?

— Накрылось медным тазом ваше кино.

— Что, совсем?

— Абсолютно. Не пашет ни хрена. Детали нужны. А у вас их нет.

— И где их можно достать?

— Только у фирмачей. Больше нигде.

— Ясно.

— Сергей Леонович, а ты давно инструмент в руки брал? — поинтересовался Луцык, хрустя лучком.

— Да признаться, давненько, — ответил Лаптев.

— А в группе играл?

— Играл.

— И как называлась?

— А никак. Просто собирались с пацанами в актовом зале и лабали то, что нравилось. «Битлов», «Цепеллинов», «Роллингов»…

— «Rolling Stones» — отличная команда! Долгожители сцены.

— Неужели до сих пор существуют? — изумился отец Иоанн.

— Еще бы! Их ничто не остановит! А Мик Джаггер живее всех живых! — сообщил Луцык.

— А Кит Ричардс жив?

— Жив, курилка!

— А у «Битлов» как дела? — спросил председатель.

— Пол и Ринго еще живы, — проинформировала Джей.

— Это хорошо, — улыбнулся Лаптев. — Пол — гений. Да и Ринго тоже не лыком шит. У него есть классный кантри-альбом, а записывал он его в Нэшвилле. Знаешь, что такое Нэшвилл, девочка?

— Видимо, город.

— Город. А где? Чем знаменит?

Она пожала плечами.

— Нэшвилл находится в Америке. Столица кантри-музыки, между прочим.

— Надо же. Полезная информация.

— Ринго даже в кино играл. И не абы кого, — председатель кинул взгляд на брата, — а Папу Римского.

— В каком фильме? — не мог не уточнить профессионал-кинорецензент.

— В английском, — бросил Лаптев.

— Ясен пень, что не в киргизском. Как хоть называется?

— Не помню. Про какого-то композитора.

— Интересный хоть?

— Тоже не помню. Давно дело было.

— А давайте все-таки к делу перейдем, — опять предложил Кабан. — Пора бы уже начать репетицию, если мы не хотим облажаться на концерте.

На сей раз возражающих не нашлось.


Играл Лаптев и вправду неплохо. И хотя, как сам утверждал, бас-гитару раньше использовал всего раза три, стоило ему взять в руки инструмент, как пальцы сами все быстро вспомнили.

— Да на этой балалайке и заяц сыграет! — вынес вердикт председатель.

Репетиция постепенно набирала обороты, принося всем положительные эмоции. Слаженности, синхронности, стройности и общей манеры исполнения удалось добиться без проблем.

Кабан взял на себя функции звукооператора. А Левша выполнял роль единственного зрителя.

— Ну как тебе? — спрашивал у него Луцык после каждого дубля.

— Отлично. В жизни такой офигенной музяки не слыхал! — всякий раз звучал один и тот же ответ.

Как ни старались братья поддерживать нейтралитет и ставить общее дело выше своего конфликта, внутреннее напряжение между ними никуда не делось. И в определенный момент все-таки обрело свою форму выражения. Причем отец Иоанн всего лишь сделал творческое замечание своему партнеру по группе. Реакция братца последовала весьма нервная:

— Давай-ка каждый будет заниматься своим делом. Хорошо?

— Мы занимаемся общим делом, и каждый вносит свой вклад. А ты сейчас сфальшивил. Взял не тот аккорд, — объяснял священник.

Но главного коммунара словно муха укусила:

— Ты за собой лучше следи!

— Я слежу, но мне важно, чтобы и группа играла слаженно.

— Ты опять поругаться хочешь? Опять повод надуманный ищешь?

— И в мыслях не было! При чем тут это? Я по делу тебе сказал.

— Да по какому делу⁈ Нарочно цепляешься, лишь бы выпендриться и показать, какой ты умный.

— Да ничего подобного, ты ошибаешься!

— Ничего я не ошибаюсь! Как будто я тебя не знаю!

— Я просто хорошо слышу фальшь, и неважно, кто ее допускает.

— Ага, фальшь. Ерунду не пори! Я фальшь душой чувствую.

На лице отца Иоанна расплылась зловещая улыбка. Как у Гринча.

— Напомню тебе, сын мой, что душу свою ты продал.

— Про душу — это я образно, — еще более разнервничался обвиненный в словоблудии. — А души никакой нет!

— Конечно, нет, кто бы сомневался, — откликнулся священнослужитель. — Только вот не случайно ты про свою душу-то сейчас вспомнил, за язык тебя никто не тянул.

— Религия — опиум для народа! — продекламировал Лаптев.

— Атеизм — тонкий лед, по которому один человек пройдет, а целый народ ухнет в бездну, — парировал отец Иоанн.

— Религия — яд, береги ребят!

— Все наследие совка мы снесем наверняка!

— Гагарин в космос летал и никакого бога не видел.

— А может, он и не летал вовсе.

— Что за чушь!

— Это не чушь. Вполне возможно, что его полет был только инсценировкой.

— Ты что такое несешь⁈

— А что тут непонятного? СССР пыжился догнать и перегнать Америку. Вот и придумали эту фальсификацию с космическим полетом. Привлекли лучших режиссеров во главе с Бондарчуком.

— Чего⁈

— Что слышал!

— Ты совсем мозга лишился⁈

— А где фотоснимки, сделанные Гагариным на орбите?

— Ну где-то есть, наверное…

— Нигде их нет. А знаешь почему? Потому что Гагарин в космос не летал.

— Ты еще скажи, что мы спутник в космос не запускали.

— Спутник запускали.

— А собак? Белку, Стрелку и еще одну, как ее…

— Лайку.

— Да, Лайку. Собак-то мы запускали?

— Наверное.

— Ты еще скажи, что Земля плоская.

— Не скажу, потому что это антинаучно.

— А ты, значит, за науку?

— Религия и наука всегда шли в ногу.

— Ха-ха!

— Смейся сколько угодно. Наука, да будет тебе известно, зарождалась в христианских монастырях.

— А кто астронома Галилея сжег?

— Никто. Он умер от естественных причин. От лихорадки.

— А кого же тогда сожгли, если не его?.. А, вспомнил. Джордано Бруно! Зачем же вы, христиане, сожгли ученого Джордано Бруно?

— А он не был ученым.

— Неужели?

— Джордано Бруно не имел к науке никакого отношения.

— И кем же он был?

— Монахом-еретиком.

— Ну это, конечно, все меняет!

Луцык смотрел на них и удивлялся. Мудрый и обстоятельный председатель, да чинный батюшка с бородой в один миг превратились в шкодливых мальчишек. И смех, и грех! А тут еще Левша подлил масла в огонь.

— Мужики, стоп! — прервал их перепалку мастер на все руки. — Так вы ничего не отрепетируете. А вашу проблему предлагаю решить дедовским методом.

— И как же? — спросил председатель.

Левша хитро улыбнулся.

— Драка. Вам нужно все решить на кулаках,

— Ты еще фехтование предложи! — возмутилась Джей. — Они же после этого играть не смогут.

— А мы проследим, чтобы все по правилам было, — сказал Левша, глаза которого загорелись в предвкушении захватывающего зрелища.

— Я согласен драться, — вдруг заявил Лаптев, поглаживая кулак ладонью другой руки.

— Я тоже, — решительно сказал его брат.

— Да вы с ума сошли! — воскликнула вокалистка. — Вам сколько лет⁈ Пятнадцать? Восемнадцать? Эти дела так не решаются!

— Не мешай, — сказал Левша, который к этому времени уже был прилично пьян.

— Но это же полный идиотизм! Смысла никакого.

— Смысл в том, чтобы немножко выпустить пар.

— Но…

— Поверь мне, это работает.

— А ты, я вижу, уже нализался и теперь душа твоя требует зрелищ опосля жидкого хлеба.

В ответ Левша икнул.

— Как неприлично, — фыркнула Джей и перевела взгляд на братьев, они были полны решимости драться.

— Таким Макаром весь наш концерт пойдет прахом, — заметил Луцык.

— Люди, одумайтесь! Сергей Леонович, отец Иоанн будьте благоразумными! — взмолилась Джей.

— Не вмешивайся, Ссоры между братьями и сестрами — часть их взаимоотношений, — вывел Кабан.

— Разумно, — хмыкнул Луцык. — Сам придумал?

— Нет в книжке прочел, — ответил Кабан и, вздохнув, добавил. — У меня же три сестры и брат. О внутрисемейных конфликтах я знаю не понаслышке.


Мериться силами решили в соседнем с залом помещении, чтобы не привлекать внимания коммунаров.

— Махач продолжится до первой крови, — объявил Луцык.

— Ты что, сбрендил⁈ — прикрикнула на него Джей.

— А что такого? В кино всегда так говорят.

— У нас тут не кино. Так что давай-ка без крови.

— Я буду судьей, — заявил Левша.

— Почему ты?

— Имею опыт. Я несколько раз реферил на подпольных боях. Разное повидал там. Вот помню, как-то один участник сопернику лоб пробил.

— Кулаком?

— Лопатой.

— И что с ним стало?

— Как что? Победил.

— Нет, с другим. С тем, кому лоб пробили.

— Ну а что с ним могло стать? Помер, бедолага.

— Да уж, хорош рефери, не смог вовремя бой остановить!

— Я сделал все, что в моих силах.

— Ладно, суди, если хочешь.

В первом раунде победил Лаптев. Изловчившись, он сумел крепко обхватить шею соперника и использовал удушающий прием. Отец Иоанн вынужденно сдался.

— Это было не по правилам, — пыхтя, как паровоз, сказал он.

— Неужели? И почему же? — уточнил председатель.

— Я не успел подготовиться.

— Таких правил нет.

— А вот и есть!

— Правила не были нарушены, — вынес вердикт рефери.

— Но это было нечестно! — выпалил священник.

— Правила не были нарушены, — невозмутимо повторил Левша.

Остальные тем временем делали ставки на победителя.

— На что играем? — спросил Кабан.

— Давайте на щелбаны, — предложила Джей.

— Так неинтересно, — возразил Луцык. — На что-нибудь другое надо.

— Например?

— На поцелуи.

— А если продуешь мне, тоже поцелуешь? — подколол приятеля Кабан.

Предложивший поморщился:

— Ну ладно. Пусть будут щелбаны.

Кабан поставил на отца Иоанна, Луцык и Джей — на Лаптева. Сошлись на том, что проспоривший получит десять щелбанов.


Второй раунд остался за священником. Он не стал изобретать велосипед и использовал тот же прием, который в прошлый раз превратил его в проигравшего. Правда, Лаптев продержался подольше. Но все же был вынужден капитулировать. Все-таки человек не может без воздуха.

— Мог бы и что-нибудь свое придумать, оригинальное, — разминая шею, буркнул главный коммунар.

— Мог бы. Но главное — результат.

— Это вас религия учит воровать чужие приемчики?

— Не воровать, а заимствовать.

Тут в помещение вошел чернокожий одноглазый мужик. Луцык его помнил, беседовали как-то раз. Звали его, кажется, Флинт.

— Чем это вы тут занимаетесь? — немедленно поинтересовался визитер.

— Репетируем, — мрачно бросил председатель.

— Что, сценку какую-нибудь покажете, да?

— Творческая тайна пока. Секрет. Чего хотел?

— Гвоздей.

— На складе возьми.

— Так на складе нету.

— А тебе срочно?

— Желательно побыстрее. В зомбюшне крыша может рухнуть.

— Тогда дуй ко мне домой, жене скажи, я велел выдать тебе гвоздей.

Флинт прищурил единственный глаз.

— И все-таки чем вы тут занимаетесь?

— Разгадываем шарады! — наугад брякнул Луцык.

— Ух ты, здорово! А можно и мне с вами?

— Нельзя! — повысил голос председатель. — Иди давай отсюда… за гвоздями!

Когда чернокожий ушел, противники опять встали в стойку, но начать бой им не дали. На сей раз в дверях показался повар дядя Франк, который не отличился оригинальностью:

— Чем это вы тут занимаетесь?

— Разгадываем шарады, — решил не менять легенду тот, кто ее придумал.

Кулинар не стал просить принять его в компанию, а просто кивнул и перешел к делу:

— Мука нужна, Сергей Леонович.

— Я же тебе вчера два мешка выдал! — сказал председатель.

— Она ржаная, а мне нужна пшеничная. Немного. Буквально две горсточки.

— На складе был?

— Был.

— И там нету?

— Потому и пришел к тебе.

— А в амбар заглянуть не судьба?

— Вот черт! — дядя Франк звонко хлопнул себя ладонью по лбу. — Совсем из башки вылетело! Прости, что отвлек от… Что вы делали?

— Отгадывали шарады, — повторил Луцык.

— Ну да, именно это я и хотел сказать. Ну ладно, пока.

Но вслед за этим просителем тут же появился следующий — доктор Кеворкян:

— Чем это вы тут занимаетесь?

— Играем в шарады! — хохотнул Луцык.

— Это как? — спросил доктор Кеворкян.

— Дело тут обстоит следующим образом, — взялся объяснять придумщик. — Шарады — это игра, которая подходит для всех возрастов. Суть ее в том, что один человек только жестами показывает какое-то слово или фразу, а остальные должны понять, о чем идет речь.

— И тот, который показывает, не может произнести ни слова, да?

— Ни единого, — подтвердил Луцык.

— Интересно. В первый раз о такой игре слышу.

— Зачем явился? — влез Лаптев.

— Так это… Известка мне нужна.

— На складе ты был, но там ее нету, и ты решил обратиться ко мне. Так?

— Так.

— Вы что, сговорились все сегодня?

— Я лично ни с кем не сговаривался. Мне просто нужна известка.

— Так поищи.

— Где?

— Где-нибудь! Все, иди отсюда. Нам нужно репетировать.

Посетитель открыл рот, чтобы что-то сказать, но встретив взгляд председателя, счел за благо промолчать, пожал плечами и удалился.

— Продолжим! — Лаптев вновь встал наизготовку.

Но его соперник был расслаблен и безмятежен и насвистывал под нос какой-то веселенький мотивчик:

— А смысл? Нас опять прервут в самый важный момент.

— Не прервут, — возразил Лаптев.

— Прервут. Я это чую.

— На тебя снизошло какое-то божественное озарение, да?

— Просто чутье.

— Не паясничай! Дерись, как мужчина, или…

И тут их прервали, чутье отца Иоанна оказалось право. Нарушителями пространства стали сразу трое: техник Майкл, дочь кузнеца Ванда и, собственно, сам кузнец.

— Мы тут в шарады играем! — предупреждая неизбежный вопрос, сказал Луцык.

— Чего? — уставился на него кузнец.

— Говорю, в шарады играем. Один человек только жестами показывает какое-то слово или фразу, а остальные должны понять, о чем идет речь. Показывающий не может произносить ни слова. Например, что это? Точнее… кто? — сказав это, Луцык поднял над головой два скрюченных пальца.

— Корова, — ответил кузнец.

— Верно! А это кто? — и Луцык при помощи указательного пальца сделал нос пятачком.

— Свинья. Сергей Леонтович, что это с ним?

— Новоприбывший немного перегрелся на солнце, — прокомментировал Лаптев. — К тому же у него умерла подруга и от этого он испытывает стресс. Так что иногда он произносит странные речи, не обращайте внимания. Вы зачем пожаловали?

Отец Ванды сделал шаг вперед:

— Дочку замуж выдаю. Пришел просить благословения у отца Иоанна.

— Как это мило! Поздравляю! — Джей радостно захлопала в ладоши.

Председатель же состроил такое лицо, словно в него швырнули лопату навоза:

— И вы, значит, в религию подались…

— Да, дорожку к Богу вот протаптываем помаленьку… Идем в царство Божие, души спасаем наши грешные.

— Лучше бы ты бухать бросил.

— Обязательно брошу! Я уже на пути к выздоровлению! И Бог в этом мне помогает.

— Да? А тебя вчера опять вусмерть пьяным видели.

— Поклеп! Не пил я!

— А говорят, что пил.

— Говорят, что кур доят, а я вчера весь день был в праведных трудах.

— Сказки не рассказывай, — буркнул руководитель коммуны и обратился к брату. — Что стоишь, к тебе вон люди пришли. Благословляй.

Отец Иоанн довольно погладил бороду, осенил жениха и невесту крестным знамением и произнес:

— Благословляю вас на долгую и счастливую семейную жизнь.

Молодые перекрестились и поочередно поцеловали ему руку. То же сделал и кузнец.

— Все? Закончили? Или будут еще просьбы? — раздраженно спросил председатель.

— Не будет.

— Тогда покиньте помещение. У нас тут дела.

— Ну что, продолжим бой, — предложил Левша, когда благословленные со счастливыми улыбками удалились.

— Нет, не продолжим, — твердо заявил Лаптев.

— Чтобы больше никто не мешал, можем дверь забаррикадировать.

— Обойдемся без баррикад. Репетировать надо. Мы и так кучу времени потеряли, — он почесал кулак и прищурился, глядя на соперника. — Только не думай, что я струсил. Закончим завтра после праздника. Будем драться по-настоящему, на кулаках.

— Идет, — ответил отец Иоанн.

— Отец Иоанн, я вот все хочу спросить… — обратилась к священнику Джей. — Вот Лев Николаевич Толстой он же был против насилия… А вы…

— А при чем здесь Толстой?

— Он тоже был христианин. Уважаемый человек. Писатель.

— Толстой был сектант, вроде саентолога.

— Да? Не знала. И все же… Вы как-то не по-христиански себя ведете…

— Знаю, дочь моя, но ничего не могу с собой поделать.

— Но вы же обещали зарыть на время топор войны.

— Обещал.

— И обещание свое не сдержали.

— Каюсь. Грешен.

— Вы же священник!

— Но я и человек тоже.

— Но…

— Не надо больше слов, дочь моя. Это наше семей

ное дело. Мы сами разберемся.

Загрузка...