17. Live in Mayakovka

Граната угодила в деревянный сортир, разнеся его в щепки и разбрызгав содержимое по всей округе. Звук взрыва выгнал коммунаров на улицу, поднялся многоголосый шум.

На эмоциях Джей подбежала к Кацу и одним ударом отправила его в сильнейший нокаут. Перестаралась, конечно, но все-таки не каждый день рядом с тобой гранаты взрываются, вот и перенервничала. А диссидент оказался слишком хлипким и сразу отключился, брякнувшись наземь.

— Ты часом не прибила его? — проговорил Кабан.

Луцык пощупал у пострадавшего пульс:

— Живой. Зачем ты так радикально с ним?

— Чтобы какой-нибудь очередной фортель не выкинул, — буркнула Джей, потирая кулак.

— Логично.

— А знаешь, что еще логично? — спросила Джей.

Луцык насторожился.

— Пока не знаю. Просвети.

— Чтобы кулаками махали мужики, не женское это дело! — она перевела взгляд на Левшу. — А тебе тоже бы врезать надо, чтоб думал, прежде чем делать что-нибудь! Чуть нас на тот свет не отправил!

— Так ведь не отправил же! — отозвался виновник переполоха.

— Просто слепое везение, — фыркнула Джей.

— Да уж, повезло, так повезло.

В клуб ворвался председатель, одетый в подпоясанный ремнем полинялый байковый халат до колен. Лаптев тяжело дышал, лицо его было красным и потным.

— Вы тут что, с ума посходили⁈ — с порога заорал главный коммунар.

— Не мы. Он, — сказал Кабан, ткнув пальцем в сторону Левши.

— Нет, не я, а он, — возразил тот, указывая на нокаутированного.

— Это была вынужденная мера, — вздохнув, пояснила Джей.

— Рассказывай, что тут у вас произошло, — вздохнул председатель.

И Джей быстро изложила, как было дело.

— Вот ведь гадина! — выругался председатель в адрес Каца. — Все, на следующей сходке буду ставить вопрос о выдворении его из коммуны.

— И куда же он пойдет? — спросила Джей.

— А пусть куда хочет, туда и идет.

— В Дарьяну или в Алькатрас, получается…

— Да хоть на Марс! Меня мало это волнует.

— А откуда он гранату взял? — задал актуальный вопрос Луцык.

— Из оружейки спер. Неделю назад пропажу обнаружили. А может, и не он спер, а кто-то из охранников, и потом продал Кацу. Мы проведем расследование, установим виновных и их накажем. А сейчас надо его связать, пока еще не учудил чего-нибудь… Есть веревка или что-нибудь вроде того?

Ни веревки, ни чего-нибудь вроде того не нашлось. Тогда Лаптев распоясал халат, невольно продемонстрировав дырявую майку-алкоголичку и белые труселя.

— Ага! — возликовал Луцык. — Преступление века раскрыто! Вот где мои трусы!

— Чего? — устало посмотрел на него председатель.

— Того! На тебе мои трусы.

— Ты что, бредить начал со страху?

— Что я, свое белье не узнаю? Это те труселя, которые пропали у меня в первые дни после приезда в коммуну.

Председатель запахнул халат.

— Это мои.

— Нет, мои! — воскликнул Луцык.

— Да с чего ты взял? — спросил Лаптев.

— Резинка в них была слишком свободной, и я сделал в пояске дырочку, вытянул ее и завязал узелком. Вон этот самый узелок сверху торчит.

Председатель посмотрел на трусы. Узелок действительно имелся.

— Хм-м. Я их у Флинта выменял на картошку. Он сказал, что у него лишние завалялись.

— Так значит, наш шоколадный заяц оказался воришкой.

— Какой заяц? Почему шоколадный?

— Песня такая. «Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я классный на все сто»…

— Сладкий, — поправила Джей.

— Кто сладкий? — ен понял Луцык.

— Заяц. Там поется: «Сладкий на все сто». Я это на корпоратах тоже часто исполняла. Песне уж столько лет, а все еще заказывают. А особенно от нее фанатеют бухгалтерши.

— Трусы я тебе отдам, раз такое дело, — сказал председатель. — Но не прямо сейчас, конечно. Попозже. Жена заодно простирнет.

— Дарю, — великодушно махнул рукой Луцык.

— Ты пойми, я же не знал, — воскликнул Лаптев.

— Понимаю. Носи на здоровье!

— Ты, пожалуйста, уж не рассказывай никому про этот инцидент. Лады?

— Заметано. А что делать с крадуном?

— Вор будет…

— Сидеть в тюрьме?

— Нет, но понесет наказание. Но не публично. Хочешь, Флинт перед тобой персонально извинится?

— Да что ты, я же не кавказец какой-нибудь, чтобы передо мной публично извинялись.

— Чего?

— Неважно. Проехали.

— Кстати, а где мы будем ночевать? — спросила Джей.

— Забыл. Совсем замотался, — признался Лаптев. — Распоряжусь, чтобы вам сюда принесли постельное белье и матрасы.

— И пожрать, — прибавил Кабан.

— Все сделаю. Еще будут просьбы?

Молчание явилось ответом.

Лаптев связал руки Каца и, взвалив тело возмутителя спокойствия на плечо, ушел.

— А я думал, ты попросишь у Лаптева бутылку, — подначил Луцык Левшу.

— Вот еще! У меня заначка есть! — сказал тот.

— И как только в тебя столько бухла влезает?

— Вы забыли про мой дар.

— Железное здоровье?

— Про него.

— И много у тебя выпивки?

— Достаточно. Я ведь знал, что алкашку конфискуют, поэтому один бурдюк заныкал.

— Где?

— Где надо.

— И все-таки…

— Не скажу. Секрет фирмы.

— Я слышал, что преступники часто используют задний проход в качестве схрона.

— Слушай, я ведь и обидеться могу.

— И чем это чревато?

— Тогда я вам не налью.

— А кто сказал, что мы хотим прибухнуть?

— Да по вам видно… Хотя дело ваше. Как хотите.

— Ну лично я бы не отказался.

— И я, — присоединилась Джей.

— Соточка на сон грядущий была бы кстати, — поддержал друзей Кабан.


Постельные принадлежности притащил Флинт. Под единственным глазом у него сиял огромный фонарь, а лицо походило на жеваную покрышку. Видать председатель доходчиво все объяснил похитителю имущества.

А вот ужин так и не принесли. Пришлось пить «на сухую». Впрочем, им хватило ума вовремя остановиться, так что на следующее утро большинство «Изгоев» чувствовали себя нормально. Только у Кабана, выпившего больше всех, болела голова и мутило.

— Пожалуй, сегодня свалю отсюда, — зевая, сказал Левша. — Посмотрю ваш концерт, и сделаю ноги.

— Реально, что ли, пехом попрешь? — спросил Луцык.

— Транспорт бы не помешал, конечно. Но, думаю, председатель не даст. Так что придется пехом.

— А не боишься?

— Боюсь. Но бог меня защитит.

— С чего ты взял?

— А он вообще любит дураков и пьяниц.

— И по какой же категории ты проходишь?

— Догадайся.

Джей сидела на своем матрасе задумчивая.

— О чем грустишь, сестрица Аленушка? — поинтересовался Луцык.

— Почему Аленушка? — уточнила Джей.

— У Васнецова картина такая есть. Девушка на камешке у речки сидит и тоскует по своему братцу Иванушке. Ну и о чем же твоя печаль-кручина?

— Да мне Остап приснился. И он нас ругал за то, что не ищем его.

— А не сказал, где находится?

— Нет.

— Даже не намекнул?

— Не намекнул.

— А ты, видать, и не спросила?

— Не спросила.

— Ну ничего, в следующий раз спросишь.

— Думаешь, это был вещий сон?

— Ничего я не думаю. Шучу просто.

— А вот мне не до шуток. Очень сон был реалистичный. А еще Остап спросил про Гюзель.

— А ты чего?

— Соврала, что с ней все в порядке.

— Правильно сделала. Не надо Остапа лишний раз расстраивать.

— Во сне-то? — хмыкнула Джей.

— Особенно во сне, — туманно произнес Луцык.

— Поясни.

— Может быть Остап умер и к тебе приходил его призрак. А с призраками надо держать ухо востро.

— Чую в твоей голове зреет сюжет для нового романа.

— Может быть. Кстати, Кабан, ты же в снах разбираешься. К чему такое снится?

— С чего ты взял, что я разбираюсь? — встрепенулся Кабан.

— Ты же кладезь бесполезных знаний. Читал сонник Хассе и этого, как его… Нострадамуса!

— Слушай, я сегодня не в форме. Голова гудит и тошнит немного, — признался Кабан.

— Неприятный сон, — сказала Джей. — Очень неприятный.

— А мне однажды приснилось, что у меня вырос хвост, — вмешался Левша. — Черный конский хвост.

— И что дальше с тобой было?

— Проснулся. Поглядел — а ничего у меня не выросло.

Луцык незаметно подмигнул Джей и Кабану и обратился к Левше:

— А мне как-то во сне мамка мертвая пришла. Грозила кулаком, называла дураком…

— А дальше, что было? — заинтересованно спросил Левша.

— А потом предрассветный комар опустился в мой пожар, захлебнулся кровью из моего виска.

— Какой-то странный сон. На бред запойного алкаша смахивает.

— Ну знаешь, разное к нам во сне приходит. Иногда даже и бухать не требуется.

Остальные хихикнули. Пересказ песни Летова «Про дурачка» прозвучал весьма потешно.


Подготовка ко дню рождения коммуны шла полным ходом.

Дядя Франк и его многочисленные помощницы колдовали над разными вкусностями для народных гуляний. Все поселение было празднично украшено. Ради такого случая Лаптев даже временно приостановил действие сухого закона. Подготовили несколько исполинских кастрюль с пуншем и несколько бочек с брагой.

«Изгои» тоже не прохлаждались, а проводили заключительную репетицию. И если отец Иоанн присоединился к процессу сразу же, то Лаптева пришлось ждать. Когда же он наконец явился, то опять принес еду и воду. Но времени на репетицию, как выяснилось, у него нет.

— Я и так все наиграю, — заверил басист коллег по группе. — Вы только на бумажке мне напишите аккорды песен.

— А бумажку дашь? — спросил барабанщик.

Лаптев пошарил по своим карманам, достал какой-то желтый клочок и протянул Луцыку.

— А чем писать?

— Вот, — на свет появился карандашный огрызок. — Береги как зеницу ока. Письменные принадлежности у нас большой дефицит.

— А что не дефицит?

— Ослиное молоко. Удои бьют все показатели, можно вносить их в Книгу рекордов Гиннесса.

— Нет, спасибо, от этого продукта мы, пожалуй, воздержимся.

— Ну и зря. Ослиное молоко очень полезное и питательное.

— Я лично вообще никакое молоко не люблю.

— А я очень даже уважаю.

— А праздник скоро начнется?

— Через пару часов.

— А кроме нас что еще в программе?

— Моя речь. Отец Иоанн с проповедью, — тут председатель картинно поморщился. — Девушки подготовили несколько танцевальных номеров. Клаус обещал показать фокусы. Еще Ибрагим-шпагоглотатель будет. И Игорь со своими дрессированными зомби. Если вы помните, он обладает даром усмирять зомби.

— Помню, угу. Гипноз и все такое.

— Ух ты! А вот это уже интересно! И что они будут делать? Прыгать через горящие кольца? Выполнять акробатические упражнения? — спросила Джей.

— Игорь научил их танцевать летку-еньку, — ответил Лаптев.

— Чего? Какую еще Ленку?

— Танец такой финский, — Лаптев сделал мечтательное лицо и улыбнулся. — Мы его в школе танцевали. А вы разве нет?

— Мы в школе брейк-данс танцевали, — сказала Джей.

— Ну а после дрессированных зомби — ваш… то есть наш концерт.

— На улице играем? — уточнил Луцык.

Лаптев почесал красную шею.

— Помните, где сходка проходила? Вот на том же самом месте.

— Тогда надо перетащить туда аппаратуру, подключиться и настроиться, — заключил Кабан.

— И что мешает? — спросил председатель.

— Не помешали бы грузчики.

— Кто?

— Это такие люди, которые таскают различные тяжелые штуки.

— Я знаю, кто такие грузчики.

— Ну и?

— А вы часом не обленились? Слуг у нас нет. Сами все перетаскаете, невелика тяжесть!


Аппаратуру установили и настроили довольно быстро. Все работало как надо. На звук сразу же прибежали разновозрастные дети. Подготовке они не мешали, просто с интересом глядели на происходящее. Только один раз какой-то лохматый парень подбежал к стоящей на стойке подключенной электрухе и ударил пальцами по струнам. Раздался электрический лязг и он, испугавшись, умчался куда-то вдаль.

В конечную программу выступления пришлось внести изменения. Вычеркнули «Yesterday» и «Let It Be» — получалось уж очень криво. Решили отказаться и от «Царевны-несмеяны» и «Вальпургиевой ночи» — Джей все время забывала слова. Зато репертуар пополнился цоевской «Мамой-анархией».

— Волнуешься? — вполголоса спросила вокалистка у барабанщика.

— А то! Столько лет на сцене не был, — Луцык осекся. — Откровенно говоря, мы вообще мало играли…

— Почти не играли, — уточнила она.

— Особенно перед такой аудиторией.

— Сколько их тут?

— Человек триста.

— По московским меркам для группы-дебютантки триста зрителей — это большая удача! Так что не кисни! Все будет зашибись!


Торжественную часть они решили пропустить. Пришли на творческую — когда начались танцевальные номера. Как и говорил председатель, выступали молоденькие девчата. Отсутствие профессионального хореографа давало о себе знать — получалось у них неважно, двигались они кто в лес, кто по дрова, а синхронность и слаженность и близко нервно курили в сторонке. Шпагоглотатель Ибрагим не появился, говорили, что вчера он получил производственную травму глотки на репетиции.

Наконец вышел Игорь и его зомби. А вот у них вышел отличный номер. Игорь выглядел зловеще, как персонаж готического ужастика. Одет он был в некое подобие фрака, голову украшал картонный цилиндр, в глазу сверкал монокль. В руке дрессировщик держал хлыст. Труппа горбуна состояла из трех зомби в намордниках. Игорь гаркнул что-то неразборчивое и звучно щелкнул кнутом. Рыча и сопя, «артисты» выстроились паровозиком, положив друг другу руки на плечи, а горбун запел противным голосом:


— Как-то ночью по пустой дороге

Грустный со свидания я шел опять.

Верьте — не верьте, почему-то ноги

Сами стали этот танец танцевать.

Снова к милой привела дорожка,

Снова оказался у ее дверей.

Стукнул в окошко, подождал немножко,

Слушай, дорогая, выходи скорей!

Раз, два, туфли надень-ка,

Как тебе не стыдно спать?

Славная, милая, смешная енька

Нас приглашает танцевать!


И зомби, о чудо, стали двигаться в такт песни, прыгая вперед и поочередно вынося ноги то вправо, то влево.

— Офигенно, — восторженно сказала Джей.

— Только вокал подкачал, — заметил Луцык.

— Похож на Павла Яцыну из «Красной плесени», — вынес суждение Кабан.

— Ты имеешь что-то против Яцыны?

— Он плагиатор. «Красная плесень» же косила под «Сектор газа».

— «Плесень» больше косила под Лаэртского. И вообще это русский Хармс.

— А разве Хармс матерился?

— Бывало. И гадости всякие любил описывать.

Выступление дрессированных зомби увенчалось оглушительными аплодисментами. Зрители были в восторге.

— А сейчас, — провозгласил председатель, — сюрприз, дорогие маяковцы! На ближайшее время я и отец Иоанн превращаемся в музыкантов вокально-инструментального ансамбля «Изгои», который сыграет для вас концерт.

Раздались приветственные аплодисменты и одобрительные возгласы. Исполнители заняли свои места, а Кабан сел за микшерный пульт.

Начали с битлов. Все удалось, кроме разве что «Come Together». Луцык не справился с ритмом, а отец Иоанн — с гитарным соло. Впрочем, разгоряченные пуншем и брагой зрители хлопали, кричали «Браво!» и пускались в пляс. Многие подпевали.

На «Love me do» на басу лопнула струна. А пока отец Иоанн натягивал новую, Джей заполнила паузу стихами Маяковского. Народу это не очень понравилось. Из толпы раздался свист и крики: «Даешь рок-н-ролл!». Многие показывали козу и трясли хаером.

После песен из репертуара забугорной группы «Жуки» настала очередь «Сектора газа». Здесь все прошло как по маслу. Особенно удался «Колхозный панк».

Но самый восторженный прием встретили композиции Егора Летова, и в первую очередь — бессмертный хит «Все идет по плану». Равнодушных не наблюдалось! А один дядечка так лихо отплясывал, что вывихнул ногу.

В коммуне было всего шесть человек из России. Это «Изгои», Лаптев, его брат и Кац. Остальные слушали русский рок впервые. Выходит, вопреки мнению критиков

наша музыка могла конкурировать с битлами? А почему бы и нет!

Перед тем как исполнить блок песен группы «Кино», Лаптев, вдохновившись, выдал длиннющее, почти десятиминутное гитарное соло. Ну а дальше, как и планировалось: «Последний герой», «Перемен», «Мама-анархия»… А вот «Звезду по имени Солнце» им не удалось закончить. Едва Джей пропела: «И две тысячи лет война, война без особых причин», к выступающим с оглушительным криком: «Нападение! Зомби! Зомби атакуют!» подбежал растрепанный парнишка. Концерт остановился.

— Зомби, Сергей Леонович! — вновь раздался крик.

— Какие зомби? Откуда⁈ Кто разрешил тебе покинуть контрольно-пропускной пункт? — возмутился Лаптев.

— Их много, и они уже на территории! Я еле ноги унес!

— А где твой напарник? И оружие?

— Кощея. Напарника моего загрызли насмерть. А ружья я забыл…

— Сергей Леонович, смотри, — Луцык показал вдаль, туда, откуда прибежал охранник.

К ним и в самом деле мчалась толпа мертвяков.

Загрузка...