Камень-1. Часть 2. Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период.

Глава 10

Глава 10, в которой герой вспоминает Вараззу, пытается понять суть спора Иваныча с жандармами и его правовые коллизии, и терпит неудачу в изучении амулета.

Варазза! А ведь уходя сегодня утром, он обещал ей, что вернётся через пару часов! Прошло уже почти полдня, а он даже не уверен, что сможет вырваться к ней сегодня. И конца-края пока не видно тем делам, которые нужно ещё переделать. Тут ещё вампир этот… Да ладно Карташка, он-то теперь, как пошутил Фабий, мертвее мёртвого. Но ведь где-то же в городе затаился и тот, кто его самого обратил в кровососа. Или, не дай светлые Боги, те! Хотя, Варазза далеко не дура. Лавка освящена, и припасы у неё есть, а шастать по городу просто так, тем более в ночную пору, она не будет. И уж тем более не пригласит зайти в свой дом незнакомца ночью, она же знает, что вампир не может без приглашения хозяина или его гостя войти под освящённую кровлю... Хм, а вот Наталья — знает ли это она? Или и сама Варазза может пригласить? Она же в какой-то степени лекарка, а про то, что в Пограничном объявился вампир, и вовсе не знает… Да нет же, Пришлые наверняка запретят ходить в тёмное время. Как там это называется у них… Комендантский час, вот! И рыночную площадь точно и освещать, и патрулировать будут. А днём вампиры и не ходят. Так что всё у неё будет хорошо! И всё же, всё же… Камень чувствовал изрядное беспокойство за друидку. И вовсе не только из-за вампира. Она не была Пришлой, и она, как ни крути, помогала мятежникам. И за ней не было Рода, готового защитить и помочь. Хотя нет, Род-то за ней как раз есть. Их род. Что-то он пока не знает ещё в заветах предков, но то, как его дотошно расспрашивал дядька Гимли, подсказывало, что его спасение, причём именно как Рунотворца, уж это-то он из расспросов ур-барака понял, делало Род должником Вараззы, и большим должником. А казады неоплаченных долгов не любят. И, если припомнить слова того же Гимли о совете Родов, то как бы должником друидки стал не род Гимри из Лесной гряды, а весь Подгорный народ. И вот это уже совсем серьёзно, стоять тогда за неё будут как за гному из своего рода любые казады. Потому что она тогда будет считаться полноправной гномой, причем гномой, оказавшейся в опасном положении. Люди совсем не понимают этого, но за гному, попавшую в беду, впряжется любой гном, а не только родичи. Гнома почти не покидает родных пещер, чаще всего — только выходя замуж в другой род, и никогда она не уходит в мир за Большой жизнью. А всё это потому, что век гномов, конечно, очень долог для людишек, втрое против них, но детей у казадов рождается мало, за всю долгую жизнь один-два на семью. Три — уже почти невидаль. Но особенно плохо дело обстоит с девочками-гномами. Их рождается намного меньше, чем гномов-мальчиков. Конечно, Большая жизнь прореживает мужскую часть Подгорного народа, молодые гномы гибнут от её опасностей или, наоборот, соблазнов, и, чего греха таить, не все из них возвращаются назад. Хоть и мало таких, но — есть они, есть. Некоторых после Большой жизни прельщает разгульная и необременительная жизнь наверху. Ну, по гномьим меркам необременительная, всё же против людишек самый ленивый гном труженик, каких поискать. И поэтому устроиться в верхней жизни гному, не вернувшемуся в род довольно легко. Что в новых, что, особенно, в старых княжествах. А вот жениться на гноме оставшимся наверху — почти невозможно. Собственно, спокойное отношение гномов к невозвращенцам и объясняется тем, что, не вернувшись назад, они тем самым сглаживали разницу в количестве женихов и невест.

Словом, и этот разговор надо будет закончить, и обязательно проведать магическую лавку на площади ещё сегодня. И вот ещё одно. Хочет он или нет, но ему придётся стремительно изучить всё, что гномы знают, принося Обет у Камня после большой жизни. Кто его будет учить почти понятно, Гимли, скорее всего. Но где ещё и на это время взять… Только теперь он начал понимать, и то отдалённо, размер обрушившейся на него беды и долга. Похоже, его молодость уже закончилась, не начавшись. И в Большую жизнь его тоже вряд ли выпустят. Беда-печаль…

Пока он размышлял об этих грустных вещах, жандармы принялись за Иваныча. И вот тут допрос выглядел совсем не так, как с Гимли. Казалось, что актёры начинали спектакль с заранее расписанными и хорошо выученными ролями. Словно Иваныч изначально знал, о чём его спросят, а патрульные — что он им ответит, и обе стороны не сомневались в развитии сюжета. Причем то, что толстяк был местным и Пришлым, не имело никакого значения, дело было в чём-то ином. Дарри, судя по тем фразам, которыми жандармы обменялись, вообще решили не опрашивать, резонно предположив, что допроса в контрразведке ему не избежать, ну так и чего сейчас время тратить. Но данные его записали, а как же! Решение по их троице явно уже было принято, и оно было в их пользу, это было очевидно даже ему. И, тем не менее, Иваныча патрульные всё равно стали шерстить со всем тщанием. Закавыка была в чём-то совсем ином, не в мятеже и не в вампире, а вот в чём — Дарри всё никак пока не мог понять. И это самое что-то тоже было частью знакомой актёрам пьесы, правилами игры, если не законом природы.

Нет, поначалу всё шло так же, как и с ур-бараком: вновь монотонно и как-то механически Фабий поинтересовался уже известными ему именем трактирщика, местом его постоянного проживания и родом занятий, а потом скучным голосом спросил:

— С какой целью вы здесь оказались?

Вид у усатого хозяина гостиницы был самый невинный и очень, очень честный, прямо как у Камня при вопросах о нетипичной бодрости вампира:

— Я сопровождал своих постояльцев к хозяину «Барабана», чтобы помочь им вернуть своё имущество, как оставленное на временное хранение до мятежа, так и награбленное из моей гостиницы после того, как мы вынуждены были её покинуть и перебраться в форт. Мы ведь тогда ещё и не знали про Аркадия, что он обратился в кровососа, чёрта лысого мы бы так сюда попёрлись. Но всё равно, мы рассматривали две возможности. Первая — это что он погиб во время бунта, и не важно, как и от чьей руки, убит ли бандюками, властью, или просто случайной пулей, и вторая, что, он, наоборот, жив, но замешан во всех этих безобразиях, и теперь скрывается. И в обоих вариантах у моих жильцов могли возникнуть трудности с законным возвратом своего добра. В первом случае, если бы прибыл патруль, я бы удостоверил бы их личности и подтвердил, что это мои постояльцы. В какой-то степени именно так и случилось. Также я удостоверил бы их права на обнаруженное здесь имущество.

— Это всё? Случайно не было никаких других целей, желаний или намерений, которые привели вас сюда?

Лицо Иваныча словно подернулось рябью, так быстро менялись выражения на нём. Наконец оно приобрело примерно такой вид, с каким после долгого торга на рынке с размаха швыряют в пыль себе под ноги шапку и кричат «да пропади оно всё пропадом!». Щетиня усы, содержатель гостиницы возопил, энергично хлопнув себя левой рукой куда-то между сердцем и желудком и потрясая правой почти перед носом у Фабия:

— Я же сказал про награбленное из моей гостиницы! Неужто вы думаете, что эти канальи забрали только вещи моих постояльцев, а меня своим вниманием обделили? Конечно же, я хотел узнать, а не осело ли тут и моё добро! Вы зайдите в «Улар-реку», зайдите! Гляньте! Это же всё же, всё же, что нажито непосильным трудом — всё же погибло! Припасы как под метлу вымели-вынесли, инструменты, бельё, посуду… Даже сраная метла, и та пропала! Мебель всю искалечили! Главное — как мне теперь работать, а? Как селить и чем кормить постояльцев? А всё это сотворили прохиндеи, засевшие тут в смуту! И, может быть, Карташка их и посылал грабить мой дом! В любом случае и на ноготь не сомневались, что он по уши замазан и в подготовке мятежа, и самом мятеже!

Фабий демонстративно убрал бланк и карандаш в планшет, и, слегка наклонив голову к правому плечу, вопросительно поднял домиком левую бровь. Все было исполнено с изяществом, однако и с некоторой долей нарочитости. Взгляд обер-ефрейтора был пристальным, но доброжелательно-заинтересованным, и не отрывался от глаз Иваныча, лицо которого было просто-таки иллюстрацией на тему «благородный муж со справедливым негодованием, но достойно встречает удары злой судьбы». Очевидно, что стороны продолжали свою пьесу, но не верили друг другу ни на грош. Видимо, Фабий решил, что в его игре маловато экспрессии, и его сочные губы искривила ухмылка из разряда тех, про которые ещё можно сказать просто «глумливая», но уже напоминающая фразу из судебных протоколов «с особым цинизмом». Выдержав паузу, он очень вежливо осведомился:

— Да? А с какого города Киева вы решили, что «он по уши замазан и в подготовке мятежа, и самом мятеже»? Может, только по той причине, что он был вам как кость в горле? Ну а хули, вы соседи, у него гостиница, у вас гостиница… Только вот он мёртвый, а вы — живой. Оставим в стороне то, что его обратили в вампира. Но до этого-то он мог быть честным жителем Пограничного, которого захватили бандиты. И вот так свалили все вины на его голову, обвинили во всех смертных грехах. Очень удобно, если идешь грабить соседа. Даже то, что в его трактире был опорный пункт, или, как сказал нам почтенный Гимли, даже штаб бунтовщиков, ни о чём нам ещё не говорит.

— Говорит-говорит, — вмешался вдруг в диалог недовольный общим невниманием Рарри. Смешно покачивающиеся косички черной с сединой бороды несколько снижали эффект от воинственно выдвинутого вперёд подбородка. Оба жандарма и даже Иваныч с немалым удивлением воззрились на старейшину. Не то, чтобы про гномов и Полухина забыли, просто ни Фабий, ни Иваныч не ожидали реплик со стороны. Эффект был, как будто на сцену, где Отелло уже готовится задушить Дездемону, выбежала Красная Шапочка и спросила дорогу к бабушке.

— Это каким, интересно знать, образом? — теплоходным гудком прогудел чернявый пулемётчик. Рарри, слушая его, аж прикрыл мечтательно глаза, словно поклонник, внимающий любимой арии в исполнении почитаемой оперной дивы. Видно, старейшина не на шутку впечатлился низким и мощным голосом Байтерякова. Сообразив, что на бис выступления не будет, он открыл глаза, погмыкал и заговорил ниже и басовитей, чем раньше, но всё равно заметно уступая нескладному ефрейтору:

— Да вот таким! Когда выяснилось, что в «Барабане» засели негодяи, форт сразу попытался задавить их огнём. Но только пшик получился. А что, не старались разве сжечь? Пусть гаубицы не дотягиваются, а из гранатомётов? В форте тех же гранатомётов целый склад! И зажигательных гранат к ним полно, что хочешь сжечь можно. А — не получилось, и стало ясно, что там магия поработала. Все выстрелы Созерцающие отвели. Тогда из ротных пятидесятимиллиметровых пытались туда мины кидать. Толку-то? Там мина как граната, а они подготовились — укрепили перекрытия. Хлопает что-то на чердаке у них, но никакого проку. И только потом, когда мы трактир жгли-взрывали при вылазке, увидели, что перекрытия второго этажа в два наката свежесрубленные. За несколько часов такое не сладишь! Значит — загодя готовились! А загодя такое без хозяина ну никак не провернуть. Правильно я говорю, Николай?

Полухин, отошедший за время допроса Иваныча к стеллажам со всякой всячиной, что-то там внимательно изучал. Казалось, он так этим поглощён, что никого не видит и ничего не слышит. Но на вопрос старейшины откликнулся сразу:

— Верно-верно… Аркадий ещё за месяц до мятежа гостиницу прикрыл, говорил, что на ремонт. А это ведь убыток ему немалый, всех постояльцев же заворачивал, только трактир тогда и работал. И так ведь до самого бунта и не селил никого со стороны. Вот тогда, думаю, и спроворили перекрытия. Так что всё и впрямь заранее готовилось. И вот ещё что, обер-ефрейтор… Фраза о грабеже соседа, она ведь в обе стороны работает. Гляньте сюда, — и он протянул жандармам то, что он так внимательно рассматривал на стеллаже. Это была новая простыня, сложенная в несколько раз, верхняя из целой стопки, аккуратно перевязанной шпагатом с кокетливым бантиком узелка. Узел легко развязался даже одной рукой Полухина. Правда, стопка поехала и рассыпалась, но верхняя простыня осталась в здоровой руке старщего унтер-офицера.

— Ну, простыня. И что в ней такого? — недоумённо спросил Фабий.

— Сюда смотри. В угол.

Фабий добросовестно посмотрел и наконец-то увидел. В углу простыни красовался аккуратный черный штамп «Гостиница «Улар-река».

Блондин, сдвигая фуражку на нос, со слегка ошалевшим видом поскрёб у себя в затылке.

— Так что, сложив всё вместе, получаем совсем даже очевидную картину, кто грабитель, а кто жертва, — невозмутимо закончил Полухин.

— Похоже, всё так и есть. Что скажешь, Папа?

— Кончай балаган, вот что скажу. И так тебя понесло, аж борзометр зашкаливает. Значит, так. Сможете ли вы опознать своё имущество? Официально, под роспись и акт?

— А опись похищеного поможет? У меня вот тут… Я в гостинице накидал, — засуетился Иваныч и извлёк все из того же бездонного кармана смятый лист, сложенный вчетверо, а затем протянул его чернявому, — только, это… Я ж муку или сахар не опознаю, мешки-то все одинаковые. Ну и колбасы с окороками… Не скажу точно, мои они, не мои. Знаю, сколько спёрли, это да.

Феликс, взяв изрядно пожёванную бумагу, развернул и расправил её и принялся читать. Байтеряков перечитал опись раза три, и очень внимательно, затем не менее внимательно оглядел полки и стеллажи лабаза.

— Удивительное дело… Такое ощущение, если верить этой описи, что почти всё, что тут есть, спёрто в «Улар-реке». Что, у бывшего хозяина своих запасов не было? — с сомнением в голосе протянул ефрейтор.

— Ну, наверняка были. Только ведь что-то подъели во время осады, а основное, я думаю, было в трактире, в чуланах и подсобках. Из лабаза же не натаскаешься! — уверенным голосом ответил Иваныч. Но как-то не сильно преуспел убедить жандармов, уж больно с большим сомнением они на него смотрели. Особенно чернявый пулемётчик. Он протянул Фабию лист с описью, и блондин, сверяясь с ним, что-то пересчитывая и шевеля при этом губами, медленно двинулся вдоль стеллажей. И Дарри наконец понял, что же происходит. Это в самом деле была пьеса, игра. Причём ЕСЛИ бы не было вампира, то её и не было бы. Патрульные их в лучшем случае бы задержали, а то ведь и пострелять сгоряча могли. Правда, пальбы, на звуки которой они появились, тогда бы не было, так что вряд ли и они тут появились. Восставший кровососом Карташка вольно или невольно сделал их соратниками. Забавно, что теперь, кроме благодарности за помощь в борьбе с нежитью, патрульные им ничего и не могли предъявить. Но могли не позволить им с Иванычем забрать хоть что-либо из лабаза. Вот вокруг этого и шли все танцы с бубнами. Ясно, что жандармы понимали истинную причину их появления в Карташкином лабазе. Ясно, что самого факта мародёрки, ну, кроме факта «выпить и закусить», причем, по слабости Фабия совершённого, как и бой с вампиром, всеми вместе, пока и не было. Дальше начинается самое скользкое и самое смешное. Фактически, в Пограничном на эту минуту действовали все законы мирного времени. Ни военное, ни чрезвычайное положение объявлены не были. Комендант не имел на это времени и возможности, да и с законностью такого шага не всё гладко было. Такое решение было бы правильно и полезно, но… Ни по должности, ни по табели о рангах он никаких прав либо полномочий на подобное не имел и иметь не мог. Впереди у Шадрина и так было разбирательство, и вешать себе на шею во время допущеного бунта и осады ещё и превышение полномочий он не счёл для себя разумным. А деблокирующие силы ещё не успели принять на себя всю полноту власти, и что-то объявить urbi et orbi, а, значит, и огласить введение ограничений. Поэтому и самого мародёрства не было по причине зыбкого правового статуса, а была попытка вернуть своё или, как максимум, компенсировать затраты за счёт виновного. Верно сориентировавшись, патрульные вдвоём насели на Иваныча. Все понимали, что они в полном праве наложить арест на Карташкины владения, включая и их содержимое, но шансы Иваныча вернуть всё согласно описи назад велики, хотя времени и сил это займёт немало и крови выпьет — почище любого вампира. Но в этом случае жандармам рассчитывать на какую-либо благодарность и ништяки не приходится. Так что, судя по всему, речь шла о том, что своё или названное таковым Иваныч заберёт сейчас, а вот как это всё будет обставлено, обозвано и как и в каком размере будет согласована благодарность… Наличие заранее составленной описи уже неким образом усиливало позицию пузана, хотя и вызвало жалкие попытки Фабия свалить с дурной головы на здоровую. Но вмешательство старейшины с непробиваемой аргументацией об участии Карташки даже не то, что в мятеже, а уже в самой его подготовке эти попытки небрежно отметало, ну а позиции усача прямо таки бетонировало. Полухин же и вовсе вытащил для добивания мизерикордию, прикинувшуюся простынёй с печатью из «Улар-реки». Даже простая поддержка старейшины гномов и старшего унтера из комендатуры имели немалый вес, а они стали на сторону хозяина «Улар-реки» явно и неожиданно для жандармов.

Басовитый пулемётчик сильно призадумался, и почти машинально убрал свой амулет. Камень успел-таки на него поглядеть. Но сложить то, что он видел, в новую руну ему не удалось, слишком быстро вещица исчезла в кармане ефрейтора, слишком мало было времени её порассматривать. Набравшись наглости, Камень, пока троица из пузатого отейлеро и жандармов готовилась честно отыграть финал своего этюда, обратился к чернявому:

— А это не нашей работы вещь? Ну, вот которая у вас в руках была? Позволите посмотреть?

Вопрос был не так чтобы очень странным или необычным. Гномы толстокожи и бесцеремонны, а ещё жадны до знаний и любознательны до чужого мастерства, и, безусловно, в первую очередь — их, гномьего, происхождения. Во вторую — до всяких механических придумок и новинок. Так что просьба гнома к незнакомцу (или малознакомцу) показать поближе ту или иную безделушку или машинерию вполне себе привычна. А то, что гном может бесплатно починить диковинный для него механизм, лишь бы только узнать, как он устроен, даже стало источником многих анекдотов и побасёнок. Но, тем не менее, ефрейтор какое-то время раздумывал, идти ли навстречу просьбе молодого гнома, прежде чем всё же достал назад на свет божий свой амулет. Протянув его Дарри, он не обратил особого внимания на алчно сверкнувшие глаза молодого гнома. Да и вовсе не жадный взгляд его беспокоил, а то, что амулет вообще заметили. Правда, Байтеряков быстро успокоился, поскольку, похоже, кроме Дарри никто не обратил внимания на занятную вещицу. Это было небольшое украшение, действительно гномьей работы. И, надо сказать, весьма тонкой работы. Цепочка, оставшаяся на запястье у ефрейтора, сама по себе могла восхитить изяществом. Три змейки из трёх разных металлов оплетали друг друга и небольшие золотые розетки с камеями. Они замыкались бляшкой-фермуаром, покрытой тонкой резьбой. Пластинка застёжки хитро оправляла и обрамляла несколько не менее искусно и тщательно обработанных поделочных камешков. Перевернув её, можно было увидеть надпись на двергском: «Сей жазеран сотворён мастером-ювелиром Олли из дома Серых гор». То есть, на первый взгляд, поскольку имя заказчика отсутствовало, делали не кому-то определённому, а просто на продажу. Но Дарри глядел не обычным, а магическим взглядом, и понимал, что это совсем не так, и заказ явно был. Камни в розетках работали накопителями, чары были наложены и на цепочки, и на фермуар. Насколько уже понял Камень, изучая амулеты в лавке у Вараззы, накопители, части амулетов, исполняющие заложенные в них чары и связывающие их детали должны филигранно подходить друг к другу. А волшебство, залитое в украшение, точно было человеческим, это как раз Дарри видел очень хорошо. Значит, кто-то рассчитал все составные части амулета и очень тщательно составил задание для мастера Олли — какие, и какого размера, камни должны быть в розетках и фермуаре, в каких местах и на каких расстояниях друг от друга они должны располагаться, из каких металлов делать цепочки-змейки и сам фермуар-застёжку. Самое обидное, что он не смог разложить в виде рун заклинание. Нет, руны он видел, и знакомые и неизвестные, и, возможно даже, среди неизвестных ему были и вовсе новые. Но вот прочитать их все вместе не мог. Дело в том, что они менялись местами, не все, но многие, связи между ними исчезали и появлялись, иногда складываясь в новые руны, а иногда — нет. Некоторые блоки были неизменны, например, он понял, что недлинная цепочка на застёжке привязывала весь амулет к одному хозяину, и никто, кроме него, не смог бы использовать волшебный предмет. Так выходило, что этим самым хозяином был ефрейтор, и артефакт делался именно под него. Потому что следов взлома или переделки заклятий не обнаруживалось. Возможно, эта привязка и не давала разгадать всё кружево чар, возможно, амулет был на несколько разных заклятий. Может быть, если бы поизучать его подольше, что-то и могло проясниться. Но пока, запомнив всё, что можно, следовало признать своё поражение и вернуть украшение хозяину, что Дарри и сделал со словами:

— Добрая вещь. Хорошая работа, мастер Олли знает свое дело!

Чернявый слегка улыбнулся и убрал волшебный предмет, а Камень продолжал крутить в голове всё, что увидел, надеясь всё же со временем разобраться в тайне. Проверить собеседника на правдивость никогда не будет лишним, даже торгуясь на рынке, не говоря о чём-то серьёзном. Правда, не стоит забывать и урок, преподнесённый Гимли. Обмануть можно и не сказав ни слова неправды.