КОМ-6 (Казачий Особый Механизированный, часть 6)

08. ЭТОТ СЛУЧАЙ ИШШО ЗЛЕЕ ПРЕДЫДУЩЕГО

БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ, ДАМОЧКА…

Я вылез наверх.

— Ну что, Миша, кажись, нам с тобой вперед идти. Парни только с расстояния нам помочь смогут. Ты огонь, я медведь. Может, справимся? Как тогда на дуэли, на противоходе?

— Может, и справимся, — кивнул он каким-то своим мыслям. — Илья, если живы останемся, пойдешь сватом? Ты ж у нас этот, Свадебный Коршун?

— Иди ты! Вот же прилипло!

— Ну, не сватом, хоть дружкой, а?

Глаза у Дашкова стали тревожные.

— Да пойду уж, куда теперь деваться… — Я спрыгнул на землю. — Экипаж, вступаете в бой по своему разумению, но в ближний не лезть, это приказ!

— Яволь! — прогудели динамики.

Рядом плавно опустился повеселевший Дашков.

— Пойдём, побеседуем. Чует моё сердце, она тут по нашу душу.

— Я тоже так думаю.

Мы двинули вперёд, рассматривая стоящую на мосту женщину. Чем ближе подходили, тем сильнее давила аура этого существа.

Называть одиноко стоящую на мосту японку женщиной уже не хотелось.

— Миш, ты тоже это чувствуешь?

— Ага, как против течения иду. Первый раз со мной такое.

— Теперь слушай мой приказ, как старшего по званию, — он вскинулся, — личную просьбу, если хочешь. Если совсем жопа будет — всё бросай и спасайся.

— Но!..

Я остановил его жестом:

— Не до геройства сейчас. Наши должны получить донесение об… этой вот. Понял?

— Понял. Но…

— Никаких «но», это приказ!

Дашков хмуро буркнул:

— Есть.

Остановились перед самым мостом. До японки оставалось каких-нибудь метров двадцать.

— Доброго дня вам, уважаемая, — коротко кивнул я. — Сдается, вы нас ждёте?

— Куда ты дел тело моей дочери, немецкий ронин? — Её русский был безупречен, а более красивого голоса я раньше не встречал. И от него в воздухе плыли обволакивающие волны, густые, как ягодный сироп…

Я улыбнулся, зная, что сейчас зверь позволит себе чуть-чуть показать зубы. Фирменные светящиеся медвежьи зубы, конечно же.

— О! Вы матушка Айко? Рад знакомству. Позвольте представиться, сотник Сводного Дальневосточного механизированного отряда, Коршунов Илья Алексеевич, герцог Топплерский.

Дашков удивлённо дёрнулся, но вмешиваться не стал. Так что я дипломатично (насколько мог) представил и его:

— А это мой друг, его светлость, князь Дашков.

Но на Дашкова эта дамочка внимания совсем не обратила. Она продолжала сверлить меня неприязненным взглядом:

— Ты русский?

— Ваша дочь тоже удивилась. Но да, я русский.

— И немецкий герцог одновременно?

— Так получилось. Высокая политика, все дела. А вы, простите?..

Она высокомерно подняла подбородок:

— Меня зовут Тамамо-но Маэ, я — бьякко.

Это самое «бьякко» было произнесено с большой важностью и, судя по всему, что-то да означало. Но все эти японские титулы для меня звучали чистейшей тарабарщиной*.

*Настало время пояснить для тех, кто тоже не очень шарит в градациях японских мистических существ.

Бьякко — белые лисы, наиболее близкие богине Инари. Считаются символом удачи и защиты на всей территории Японии. В данном случае мы имеем дело с «кюби но кицунэ» — девятихвостой лисой (высшего ранга из возможных).

Та, что болтается, притороченная на место манипулятора — ногицунэ. Дословно — «полевая лисица». Персонаж взбалмошный и дикий, следующий исключительно за сиюминутными желаниями. Трикстер, от которого никогда не знаешь, чего ждать.

— Весьма приятно, — вежливо соврал я.

— Судя по тому, что ты ни разу не упомянул мою дочь в прошедшем времени — она жива. Отдай мне её.

— Она совершила нападение на подданных государства Российского. Взята в плен. А что уж дальше — фронтовое начальство решит, звиняйте.

— Она. Моя. Дочь. — Мне показалось, что от этой негромкой фразы вода под мостом остановилась. Или не показалось.

— И что же дальше, сударыня? Все мы чьи-то дети… — меня начинала утомлять эта бессмысленная беседа. Если я не отдам пленницу — нас убьют. Отдам — нас всё равно убьют. И каждый раз непременно самым изощрённым способом. Уж из уст Айко я наслушался таких угроз…

Японка дёрнула уголком рта:

— Ты не понимаешь, кто я?

— Почему? Прекрасно понимаю. Если ваша дочь — лиса, значит и вы, уважаемая — тоже. Но это абсолютно ничего не меняет. Освободите путь или извольте принять бой.

— Ты-ы-ы, маленький смешной человечек!..

— А верно ли говорят, — спросил вдруг Дашков (и лиса от неожиданности даже бровь приподняла), — что все кицунэ боятся собак? И знаете ли вы, что медведи, даже белые, — он живо обернулся ко мне, — включены в отряд собакообразных хищников*?

*Да-да, недавно медведи

выведены в отдельный отряд.

Но Дашков этого не знает.

У лисы на мосту сделалось такое лицо, как будто она сейчас отскочит, да ещё и юбки поддёрнет, чтоб её за подол не тяпнули. А потом глаза её широко распахнулись…

…а сзади меня похлопали по плечу.

ВЗРОСЛЫЕ ИГРЫ

Самое страшное, что даже Зверь ничего не почувствовал, и это было совершенно неожиданно.

— Молодцы, парни! Красавцы прям! Обязательно доложу вашему начальству. А ты, Тамамуся — сойди с моста!

Невысокий, кряжистый боец в потёртой походной форме шагнул мимо меня.

— Зачем? — неожиданно белозубо улыбнулась Бьякко и… кажется, облизнулась?

— Сломаем же. Зачем ломать, если можно не ломать? И мост, и земелька эта нам с тобой обоим интересны. Биться будем, мириться ты всё одно не захочешь. Кто превозможет — за тем и останется.

— Хорошо, старый враг! — Лиса одним плавным прыжком перелетела к нам на берег, чуть в сторону. — Пусть так, хоть я тут и не из-за жалких человеческих полей и построек! Вот убью тебя и заберу дочь.

— А что, рыжая тоже тут? Так ты за ней пришла на мою землю?

— Это не твоя земля! — сердито фыркнула японка.

— Вся Россия-матушка — моя земля! И не тебе меня поучать, старая шапка!

Кицунэ совершенно по-женски возмущённо открыла рот и притопнула ножкой:

— Шапка-а-а-а? Ну, я тебе задам, пень трухлявый!

— Ну-ну, давай, — усмехнулся дядя, одним мигом перемещаясь на полсотни метров в сторону лисы. — Один тё*, как раньше?

*Тё — японская мера длины, 109 м.

Есть одноимённая мера площади,

и она мало отличается от круга

диаметром 109 метров.

— Ядрёна колупайка, это кто? — толкнул я локтём Дашкова.

— Это сам Святогор! Кавалерия прибыла!

— Да-а! — крикнула лисица, и над обоими засиял сдвоенный защитный купол.

Сквозь прозрачную полусферу было неплохо видно, хоть мы с Дашковым на всякий случай и отступили подальше.

— Я надеюсь, ты хоть иногда тренировалась, белобрысая? — подначивал лису Святогор. — Или на всё забила, только во дворце для своего узкоглазого палку со струной пилишь?

— Смейся-смейся, длинноносый варвар! Посмотрим, как ты будешь смеяться после вот этого!

Купол осветился слепяще-белым и словно слегка вспух, треск пошёл, как от множества разом выпущенных фейерверков.

— Только то⁈ — захохотал Святогор. — Держи ответку! — На сей раз мигнуло синим и оглушающе грохнуло «БОН-Н-Н-НГ!!!», с металлическим таким призвуком.

— Ах-ха-ха-ха-ха-ха-а-а! — пронзительно засмеялась лиса. — Я вижу, гайдзин, не умеющий отличить кокю от сямисена, ты-то учился колотить кочергой в железный таз? Съешь-ка вот это!

Глухо грохнуло, и купол изнутри заволокло чёрным дымом.

— Слушай, Миша, — спросил я, напряжённо вглядываясь в завесу, за которой продолжало грохотать и вздрагивать, — а почему Святогор её белобрысой назвал? Она ж чернявая, как вороново крыло.

— А! Она же бьякко, сама сказала. А это белые лисы.

— М-м! Эвона что.

Впрочем, что удивляться — я тоже в людском облике волосом тёмен, а зверем — бел.

Скажи ещё, что мы с этой психопаткой похожи!

Ну… в чём-то и похожи. Две руки, две ноги… Ладно-ладно, шучу.

Я обернулся к «Пантере» и увидел тревожно торчащего из люка Пушкина. Махнул ему, что можно подойти. Смысл там топтаться? Какие тут силы бушуют — от неё и на форсаже не убежишь, со всем ускорительным пением в придачу. Пусть лучше ближе будут. Мало ли, вдруг шанс представится?..

Не знаю, сколько Святогор и белая лиса бились, уж и жгли друг друга, и топили, и колотили всячески. Мы глазели за архимажеским поединком, как заворожённые. Под конец, несмотря на прикрывающее битву поле, земля вокруг так дрожала, что на ногах стоять было трудно. И вдруг со звуком огромной лопнувшей струны один из защитных куполов схлопнулся.

— Наша взяла! — заорал Дашков.

— Точно? — я как-то не спешил радоваться. Внутри оставшегося купола ещё гуляла, потихоньку оседая, горелая земляная взвесь.

— Точно! Я Святогоров щит видел! Это его!

ДО ИЗУМЛЕНИЯ

Японка лежала, уткнувшись лицом в жухлую траву. Мы подошли ближе.

Сдохла, что ль?

Не-е-е, очумевши до изумления.

Натурально! Но как быстро в себя приходит — это я заценил. Вот только тряпочкой валялась — ан, гляди, уже ручки по земле тихонечко елозят!

Пару минут лиса безуспешно пыталась приподняться. Тонкие запястья подламывались, и она снова падала без сил.

— Сдаёшься на этот раз? — Святогор (помятый, но на своих ногах!) подошёл, присел рядом на корточки. Покачал головой, перевернул супротивницу на спину. — Или добавки?

— Только на этот раз, — прохрипела лиса. — Сдаюсь.

— И то хлеб, — удовлетворённо кивнул Святогор. Оставшийся купол тут же исчез, и мы смогли приблизиться почти вплотную. Ну и воняло же тут горелым — дышать невозможно! — Но рыжуху, уж извини, придётся того…

— Не-е-ет… — тоненько засипела бьякко.

— Ну а как? — Святогор сел в траву. — Вредна да хулиганиста. Всю плешь мне по границе проела. Да и хахаля твоего как следует по носу щёлкнем, оборзел в край…

— Она… — лиса закашлялась. — Она не его…

— А мне без разницы! Его — не его! На Русскую империю рыпается — на голову укоротим.

Кицунэ приподнялась на локте и неожиданно жалобно заглянула Святогору в лицо:

— Пос… кх-х-х… посмотри на неё… Неужели ты не узнаёшь свои глаза?

Пару секунд тишины, в которые два архимага таращились друг на друга, прервал потрясённый голосок Айко:

— Мама???

Святогор медленно перевёл взгляд на младшую лису. Встал, подошёл вплотную к «Пантере». С минуту изучал хлопающую ресницами мордашку Айко и тихо протянул:

— Ё-о-о-о… — весьма задумчиво вернулся и остановился напротив старшей лисы, которая всё ещё не могла сесть. Упёр руки в боки. Снова оглянулся на младшую.

— Святогор… — начала бьякко.

— Что «Святогор»⁈ — Надо было видеть его лицо! — Ты понимаешь, что я должен прекратить её безобразия в зоне военных действий. Любой ценой! Она не в двадцатке, под конвенцию не попадает, во все дыры лезет…

— Кроме того, — Хаген вдруг вступил в разговор через громкоговоритель, — некто Ёсихиса, второй генерал так называемой Великой японской Армии вторжения, пользуясь правом некой древней клятвы, отдал недвусмысленный приказ об уничтожении нашего командира и моего сюзерена, сотника Коршунова, герцога Топплерского, а этого я категорически не могу допустить.

— Ой, да какая там древняя клятва! — старшая лиса (как там её звали, Тамара или типа того?) наконец-то села и раздражённо отмахнулась. — Наговорили девчонке перед выходом на задание, чтобы лишнего не чудила!

— Мама!!! — возмущённо воскликнула Айко.

— И тем не менее, — Святогор мрачно сплёл руки на груди, — у меня есть свой приказ. Настоящий. И его никто не отменял. Узкоглазый ваш не успокоится, всё равно будет её посылать. А ей придётся слушаться… Твою-то мать…

— Погоди! — Бьякко схватила его за руку. — Погоди! Послушай! Я знаю выход!

— Ну?.. — хмуро спросил он.

— Пусть она присягнёт на верность? А? В плену и под давлением обстоятельств такое возможно!

— Российской империи? — брови у Святогора поползли на лоб.

Старшая лиса прикусила губу:

— Нет, это не годится, клятву вечной преданности она уже дала Японии, будет конфликт…

— Вот именно!

— А временно? — Бьякко судорожно искала выхода. — Клятва выкупа, а? Сроком… на пятьдесят лет?..

— Сто, — припечатал Святогор.

— Имей совесть! Сто! Человеки столько и не живут!

— Опять торгуешься, — усмехнулся он совсем уж беззлобно. — Что сотня, если порядочная кицунэ живёт и тыщу?

— Ай-й-й… Ладно, пусть сто! Пусть присягнёт тебе. Лично — это можно.

— Не, мне нельзя… — Святогор потёр шею. — Если уж я… отец. Тут, понимаешь, сговором пахнуть начинает.

А то, что мы видим — как будто не сговор?

Падажжи! Какой уж сговор — это как раз переговоры, торговля в самом разгаре!

— А… А тогда пусть ему! — бьякко живо ткнула в меня пальцем. — Он же её и в плен взял! Шустрый такой, хоть и молоденький. Биться со мной хотел, представляешь? — она кокетливо стрельнула на Святогора глазом и чуть не хихикнула.

А потом оба нехорошо так на меня уставились, аж в горле что-то пересохло.

— Пог… кх-кх… — не успел я выкрикнуть: «Погодите, это вовсе и не я!», как Мишка Дашков, подлец, заявил:

— Прошу прощения, господа! Кажется, я чувствую магическое возмущение, которое требует моего немедленного вмешательства! — и со свистом отбыл, только след огненный в облачках растаял.

— Эк-х-х!.. Да это не я!!! — во рту по-прежнему было сухо, я кашлял через раз и тыкал в небо пальцем. — Это вот он! Кх-кх! Дашков! Он князь с большим опытом, между прочим! Не то что я, без году неделя!

— М-да? — Святогор задумчиво посмотрел в сторону удалившегося огненного болида.

— И ничего страшного! — воодушевлённо воскликнула кицунэ-мамаша. — Вы же сказали, вы тоже кто-то там? Граф, кажется?

— Герцог, — упавшим голосом согласился я. — Но эту выдергу⁈ Мне?..

— Да! Да!!! — завопила Айко, которой представился выбор между отсечением головы и столетней службой на русского варвара. — Я согласна!!! — она ещё и дёргалась так, что стальной кокон начал раскачиваться, скрежеща по боку «Пантеры», у меня аж зубы заломило. Во всех ипостасях!

— А ну прекрати! – рявкнул я медвежьим рыком, и рыжая лиса испуганно замерла.

— А у мальчика хороший потенциал, — прищурилась бьякко.

— Герцог, говоришь? — уточнил Святогор.

Пришлось кивать.

— А ещё в экипаже князья-графья имеются? — спросил он в сторону «Пантеры».

— Никак нет! — рявкнуло из громкоговорителя.

— Что ж, братец, — Святогор положил мне руку на плечо, — придётся тебе отдуваться. Да ты не дрейфь! Помогу я тебе, особливо на первых порах. Поучу эту шлёндру уму-разуму по-отечески…

С этого момента Айко радовалась уже не так сильно. Но терпеливо, слово в слово повторила все слова, родителями ей подсказанные. После чего была размотана из троса и всеми силами старалась изобразить примерное поведение. Надолго ли собаке блин, интересно?

Мамаша ейная совсем пришла в себя, вернула самообладание и лоск. Платье её снова сверкало чистотой, а из-под широкого невесомого подола выглядывали кончики девяти хвостов.

— Ну что ж, — вполне светски улыбнулась она, — я рада, что всё разрешилось ко всеобщему благополучию. Позвольте сейчас вас покинуть.

— Вернёшься во дворец? — спросил Святогор. И в его голосе почти не слышно было ревности.

Бьякко глянула на него из-под ресниц:

— Увы. Мог бы и сам понять, что такого мне император не простит. Так что… удалюсь куда-нибудь в глушь, пережду, пока этого императора сменит следующий. Что мне каких-то двадцать-тридцать лет? Зато будет время подготовить сюрприз поинтереснее… для следующей встречи. — Она метнула подолом… и исчезла.

— Поди, интереснее, чем сегодня, больше уж не получится, — пробурчал Святогор и обернулся ко мне: — Бывай, сотник. Дальневосточный сводный механизированный?

— Так точно!

— Денька через три ждите, заскочу! — и тоже исчез. Без всяких дополнительных эффектов.

А я стоял и осознавал произошедшее.

Теперь в моей команде есть кицунэ. Кто бы мог подумать…

На ближайшие сто лет. А это значит, случись что — она сыну достанется, что ли?

— Ну что, поехали? — с живым любопытством спросила Айко. — А я где буду сидеть? Можно внутри? А то снаружи мне не очень понравилось.

«Пантера» слегка качнулась и голосом Хагена сказала из громкоговорителя:

— Ядрёна колупайка…

Дорогие друзья! Помните, что автор, мотивированный добрым словом и крепким лайком пишет гораздо бодрее и веселее)))