Красавчик. Часть 3

Глава 20

Сан Саныч и Юрий Григорьевич вернулись поздно вечером. За окном к тому времени уже стемнело. Я поужинал, уселся в кресло штудировать «спортивный альманах». До возвращения прадеда и Александрова я выучил наизусть результаты хоккейных матчей двух чемпионатов мира, отложил в памяти фамилии победителей Олимпийских игр восьмидесятого года, даже сунул нос в хитросплетения игр бейсбольных команд Соединённых Штатов Америки и Канады. В прихожей щёлкнул дверной замок — я тут же бросил на журнальный столик тетрадь. Встретил прадеда и Александрова на пороге комнаты. Увидел озорной блеск в глазах Юрия Григорьевича.

— Как прошло? — спросил я. — Нашли скрипку?

— А как же, — ответил прадед. — Нашли. Старый конь борозды не испортил.

Он усмехнулся и тряхнул головой. Я не удержался — чихнул: Сан Саныч снова принёс мощный запах своего одеколона. Александров будто почувствовал моё недовольство: нахмурился.

— Где она была? — спросил я.

— Там же, — ответил Юрий Григорьевич. — В гостинице. Это было несложно. Я поводил скрипача по этажам. Воспользовался твоим примером: сработал дважды по десять минут. Этого вполне хватило.

Прадед полюбовался на своё отражение в зеркале, словно заинтересовался причёской. Мне показалось, что мысленно он всё ещё ходил по гостинице «Интурист» — под прицелом удивлённых взглядов.

Я выждал, пока прадед налюбуется на себя, и спросил:

— Кто её спёр?

Сан Саныч махнул рукой.

— Дурацкая история, — ответил он. — Скрипку горничная прихватила. Пока не понятно: по собственной глупости, или по чужой указке. В этом без нас разберутся. Не наше это дело. Свою задачу мы выполнили.

Сан Саныч заглянул в мои глаза и заявил:

— У нас с Григорьичем к тебе, Красавчик, серьёзный разговор. Поставь чайник.

Александров указал рукой в сторону кухни.

Я посмотрел на ставшее вдруг серьёзным лицо Юрия Григорьевича, спросил:

— Вас в гостинице не покормили?

— Кто бы нас там кормил? — проворчал Александров.

Он покачал головой.

Под присмотром Сан Саныча я вскипятил на газу воду. Юрий Григорьевич за это время переоделся в домашнюю одежду и уселся за стол рядом с Сан Санычем. Александров эмоционально описал мне процесс поисков скрипки в гостинице «Интурист». Прадед выслушал окончание этого рассказа и добавил, что работа с «поиском» ему понравилась. Я поставил на стол чашки с чаем рядом с «организованной» Сан Санычем колбасной нарезкой. Понаблюдал за тем, как Юрий Григорьевич и Александров жадно проглотили по бутерброду. Вновь отметил, что разница в возрасте между Сан Санычем и моим прадедом сейчас почти незаметна.

Сан Саныч указал пальцем на тарелку с колбасой и сказал:

— Поешь, Красавчик. Я не уверен, что моя невестка тебя сегодня покормит. Небось, опять сидят с Аркашей без копейки. Бестолковая молодёжь. Так и не научились нормально жить от зарплаты до зарплаты.

Александров хмыкнул.

Он сделал глоток из чашки и спросил:

— Не передумал, Красавчик?

Александров снова соорудил себе бутерброд. При этом он не спускал глаз с моего лица.

— В каком смысле, Сан Саныч?

— Может, останешься, Сергей? — спросил Юрий Григорьевич. — Здесь, в СССР. С нами.

Он посмотрел на меня поверх чашки.

Я покачал головой, поднял руки и показал прадеду ладони.

— Без вариантов, дед. Не останусь. Даже если ты решишь проблему с документами. Мы на эту тему уже поговорили. Забыл? С тех пор ничего не изменилось: ни СССР, ни моё мнение о жизни в нём.

Юрий Григорьевич и Александров обменялись взглядами.

Сан Саныч снова повернулся ко мне и сказал:

— Тогда собирайся, Красавчик. Отвезу тебя сегодня к себе. Поживёшь немного там: потеснишь Аркадия и его невесту. Не сомневаюсь, что они порадуются твоему визиту. Особенно если ты им завтра еды купишь.

Я вопросительно приподнял брови.

Юрий Григорьевич вздохнул (мне показалось: печально).

— В четверг Григорьич ужинает с Фурцевой, — сообщил Александров. — Григорьичем уже заинтересовались. Серьёзные люди. Понимаешь? Не только Министр культуры. Думаю, что завтра биографию твоего прадеда уже рассмотрят под микроскопом. Лучше, что бы ты, Красавчик, под этот микроскоп не попал. Лучше и для тебя, и для Григорьича. Так что пей чай, наедайся бутербродами. Собирай вещички. Уже сегодня переберёшься к Аркаше. Перекантуешься там до отъезда. С Георгичем сейчас попрощайся.

Я повернул голову, встретился взглядом с глазами прадеда.

— Так надо, Сергей, — произнёс Юрий Григорьевич. — Для твоего же блага. Чтобы ты уехал спокойно.

Он невесело улыбнулся.

Я пожал плечами и ответил:

— Хорошо. Как скажете, товарищи старички. Не вопрос.

Всё моё имущество снова поместилось в рюкзак. Кроссовки, джинсы и «фирменные» спортивные штаны я подарил своему прадеду. Бейсболку, пластмассовые шлёпки и шорты вручил Сан Санычу. Из привезённой в тысяча девятьсот семидесятый год одежды я уложил в рюкзак только белые футболки и китайские трусы. Туда же я сунул купленные уже здесь, в СССР, вещи. Не взял с собой ни почти опустевший баллончик с пеной для бритья, ни мобильный телефон, ни туалетную воду — всё это я отдал Александрову. Прадеду я сам одел на руку мои швейцарские часы («на память») — тот сопротивлялся лишь для приличия. Остаток советских денег я поделил на две части (лишь одну пачку сунул в рюкзак вместе с валютой) и тоже передал их Сан Санычу и Юрию Григорьевичу.

Прощание с прадедом получилось недолгим. Мы обнялись. В глазах Юрия Григорьевича блеснула влага. Я клятвенно пообещал прадеду, что непременно оповещу о себе, когда обустроюсь за границей: пришлю на бабушкин адрес открытку с изображением Эйфелевой башни или Биг-Бэна. Выслушал заверения о том, что для меня «дверь всегда открыта» — в случае, если «заграничная» жизнь мне всё же не понравится, или если я затоскую «по Родине». Прадед пожелал мне удачи — я ответил ему примерно теми же фразами. Напомнил я напоследок прадеду и о том, что мост между «берегами» не только возможен, но и необходим. Юрий Григорьевич с этим снова согласился. Мы синхронно вздохнули. Я шагнул вслед за Сан Санычем за порог прадедовской квартиры.

В салоне автомобиля я выслушал нотации Сан Саныча и снова задумался о том, правильное ли я принял решение. Под бубнёж Александрова я вновь проанализировал свои желания. Понял, что в СССР меня удерживали только прадед, Сан Саныч, бабушка и… Лебедева. Понял, что не чувствую тоску по пионерским галстукам и по ленинским субботникам; не ощутил желание заполучить комсомольский значок или партбилет. Я посмотрел на проплывавшие за окном красные флаги и баннеры с советскими лозунгами — сообразил, что нынешняя Москва так и не стала для меня родной. Я больше скучал по той столице, где сверкали рекламные надписи и светились яркие вывески многочисленных магазинов. Понял, что соскучился даже по своей работе в ночном клубе.

Рита и Аркадий удивились нашему визиту. На известие о том, что временно я стану их соседом, они отреагировали спокойно. А вот Василий моему появлению искренне порадовался. Он сразу же потребовал, чтобы я рассказал вторую часть истории о «жутком» терминаторе. Я подтвердил своё прошлое обещание. Только уточнил, что расскажу историю завтра вечером. Васю родители уложили спать. Аркадий и Рита посидели вместе со мной на кухне, напоили меня чаем. Я убедился в правдивости слов Сан Саныча о том, что в Аркашином холодильнике «мышь повесилась». Сделал в уме пометку прогуляться завтра в магазин и купить продукты.

В первый же вечер Рита и Аркадий выплеснули на меня накопившиеся новости. Они сообщили мне, что Валентина Кудрявцева ещё месяц назад уехала в Тольятти к своему бывшему мужу. Она заявила, что «бывший» испортил ей жизнь, поэтому она повезла ему «должок». Валя пообещала подругам, что не успокоится, пока её бывший муж не попросит у неё прощения «стоя на коленях». Сказала, что выцарапает глаза «разлучнице» и покажет «семейке» бывшего мужа, «где раки зимуют». Уже месяц Рита и Аркадий о Вале ничего не слышали. Хотя Рита и спрогнозировала, что Валентина Кудрявцева вернётся в Москву «до конца нынешнего года».

Рассказали мне Рита и Аркадий и новость о семействе Порошиных. Они заявили, что Ольга Порошина беременна. Пошутили, что мой «контрабандный» кофе пошёл Петру и Ольге «на пользу»: из пансионата Порошины уехали уже с подарком, о котором узнали здесь, в Москве. Рита озвучила мне эту новость и взглянула на Аркадия, будто бы задумчиво. Я тоже задумался: над тем, порадуется ли Сергей Петрович появлению брата или сестры, которых в той, в прошлой реальности у него не было. Решил, что нынешний Серёжа Порошин наверняка порадуется, а мнение на этот счёт своего бывшего коллеги по работе в клубе Сергея Петровича я уже никогда не узнаю.

В среду я выполнил данное самому себе обещание и прогулялся в магазин. Намеренно не пошёл в тот продуктовый, где примерно месяц назад встретил Надю Петрову. Потому что сейчас подобные встречи в мои планы не входили. Я сразу же у подъезда свернул в сторону, противоположную той, где находился Надин дом. Немного покружил по кварталу, но магазин отыскал. Особенно над покупками я не раздумывал. Потому что подозревал: Аркадию, Рите и Василию сейчас пригодятся любые продукты. Я вернулся к дому Александровых с набитыми всякой всячиной авоськами. Дежурившие на лавке около Аркашиного подъезда пожилые женщины встретили меня и мои покупки любопытными и слегка завистливыми взглядами.

Больше всех порадовался преобразившемуся виду полок в холодильнике пятилетний Вася. Вечером он слушал «леденящую душу» историю о втором пришествии терминатора и безостановочно жевал то колбасу, то сыр, то халву, то конфеты. Рита и Александров отреагировали на обилие продуктов не столь эмоционально, как их сын. Но поужинали активно. Мой рассказ о терминаторе они заедали бутербродами и запивали молоком из треугольных пакетов. На фразу «айл би бэк» Рита и Василий отреагировали печальными вздохами (я сразу же озвучил им перевод этого «ненашинского» выражения «ненашинского» робота-убийцы). Аркадий усмехнулся и заявил, что с удовольствием бы посмотрел снятый на основе моего рассказа фильм.

— Посмотришь, Аркадий, — пообещал я. — Обязательно посмотришь. В будущем.

Варвара Юрьевна и Сан Саныч нагрянули к нам в субботу утром. Рита и Аркадий отреагировали на их появление без особого восторга. А вот Вася появлению моей бабушки обрадовался. Он сразу же угостил её и Сан Саныча конфетами. Александров-старший по-хозяйски прошёл в кухню, заглянул в холодильник. Хмыкнул при виде разложенных там по полкам продуктов. Посмотрел на меня, покачал головой. Положил на стол перед Аркадием две сторублёвые банкноты и потребовал, чтобы его сын раздал долги и больше не «попрошайничал до получки». Аркадий взял со стола деньги и поинтересовался причиной щедрости своего родителя.

— Премию получил, — сообщил Сан Саныч. — Я ведь работаю. И работаю хорошо.

— За скрипку англичанина, что ли, тебе премию выписали? — спросил Аркадий и стрельнул в меня взглядом.

Сан Саныч тоже посмотрел мне в лицо и спросил:

— Красавчик уже о скрипке разболтал?

Александров-младший усмехнулся и заявил:

— Пап, да об этой скрипке вся Москва знает. И знают, как вы из-за неё перевернули с ног на голову весь «Интурист». Представляю, как перетрухнули наши советские начальники. Ограбление иностранца — это не шутка. Тем более что та скрипка, как мне сказали, дорогущая была. Серёга, небось, её нашёл? Пап, чего меня-то ты не позвал? Может, и мне бы премия перепала.

Сан Саныч нахмурился и ответил:

— Кто надо, тот и нашёл. Кого надо было, того я и позвал. Премию он захотел. Учись работать, Аркаша! Без этих… без помощи Красавчика. Как нормальный милиционер! Тогда и премию получишь. И звезду новую на погон.

Аркадий нахмурился и уронил банкноты на стол.

Рита тут же их подобрала.

— Спасибо, Александр Александрович, — сказала она. — Деньги Аркадию сейчас нужны. Мы вам их отдадим. Потом. Зарплату Аркаша получит только через неделю. А ему срочно новые ботинки купить нужно. Старые почти развалились.

Сан Саныч взглянул на свою будущую невестку и на замершего около неё Василия. Сунул руку в карман и вынул оттуда ещё одну сторублёвую банкноту. Положил её на столешницу около Риты.

— Ребёнку вон… тоже обувь купите, — сказал он. — И тебе. Скоро зима. Да и вообще…

Сан Саныч не договорил, посмотрел на меня.

Заявил:

— Собирайся, Красавчик, прокатимся. Дело у меня к тебе есть.

Варвара Юрьевна осталась в квартире (слушала историю о терминаторе в пересказе пятилетнего Васи). Мы с Сан Санычем спустились вниз, прошли мимо женщин, ещё с утра занявших свой пост на лавке около подъезда. Я окинул взглядом двор. Отметил, что осень уже в полный голос заявила о себе. Большая часть листвы на деревьях и кустах приобрела желтый, оранжевый и красный цвет. Зелени во дворе ещё было предостаточно. Но гораздо меньше, чем месяц назад. Я заметил наряженных в школьную форму детей. Те брели через двор со школьными портфелями в руках. Подумал о том, что появление на детях красных пионерских галстуков — это в Советском Союзе первый признак наступившей осени.

Следом за Сан Санычем я прошёл к припаркованному около фонарного столба «Москвичу». Уселся в салон, вдохнул аромат одеколона, бензина и резины. Сразу же поинтересовался у Александрова, куда мы поедем.

— Никуда не поедем, — ответил Сан Саныч. — В машине посидим. Поговорим. Без лишних ушей. Аркадию слышать о наших с тобой делах без надобности. Он уже знает, что ты завтра уедешь?

— Знает, — ответил я.

— Что ты ему сказал?

Сан Саныч положил руки на рулевое колесо.

— Сказал, что загостился в Москве, — ответил я. — Сказал, что возвращаюсь домой. К себе, во Владивосток. Пока меня в столице не упрятали в кутузку за тунеядство. Сказал, что соскучился по родному городу.

— Аркаша поверил?

Я пожал плечами.

— Уговаривал остаться. Убеждал, что я скоро привыкну к Москве. Пообещал, что найдёт для меня хорошую работу.

Александров хмыкнул, покачал головой и пробормотал:

— Работу он найдёт… Тоже мне…

Сан Саныч не договорил; замолчал, проводил взглядом молодую длинноногую женщину.

Женщина повернула за угол дома — Александров вздохнул и заявил:

— Вовремя ты, Красавчик, от Григорьича свалил. Ребята из Комитета активизировались. Меня вчера расспрашивали: о Григорьиче, о поисках скрипки, о той нашей с тобой поездке в Лидинский лес. Твоё имя пока не называли. Но это только пока. Сам понимаешь, за сутки они многое не нарыли. Но скоро нароют. Вспомнят и о тебе, и о банде сантехников. Чувствую, кое-кому из моих коллег за слухи об этой банде нехилый пистон перепадёт. Чтобы панику в столице своей болтовнёй не наводили.

Сан Саныч ухмыльнулся, взглянул на меня.

— Всё это бурление началось из-за встречи Григорьича с Фурцевой, как ты понимаешь.

— Как прошёл ужин? — спросил я.

Заметил ухмылку на лице Сан Саныча.

— Нормально прошёл, — ответил Александров. — Про неудачный угон самолёта поговорили. В том числе. Твой прадед поведал Екатерине Алексеевне, чем этот рейс из Батуми в Сухуми завершился бы, если бы я по указке твоего прадеда вовремя бы не подсуетился. Григорьич произвёл на Фурцеву впечатление. Это всё, что я тебе, Красавчик, о том разговоре расскажу. Большего-то тебе знать не нужно. Думаю, ты и сам это понимаешь. Это не та информация, которую нужно везти за границу.

Я кивнул.

— Понимаю. Не спорю.

— Вот и молодец, что понимаешь. Твой прадед хотел, чтобы я всё же рассказал тебе подробности той встречи. Но я с его решением категорически не согласен. Поэтому поступлю по собственному разумению. Это не потому, что ты, Красавчик, мне не нравишься. Просто я не вижу смысла теперь с тобой откровенничать. Наши дорожки уже разошлись. Теперь мы движемся в разных направлениях, и каждый по-своему. Но это не означает, что мы по разную сторону баррикад. Разве не так, Красавчик?

Я снова тряхнул головой.

— Всё так, Сан Саныч. О встрече деда с Фурцевой я у тебя спросил из обычного любопытства. Ты прав: эта информация на самом деле мне без надобности. Но я желаю тебе и Юрию Григорьевичу удачи. Помогу вам, чем смогу: оттуда, из-за границы.

Александров улыбнулся, ткнул меня кулаком в плечо.

Он сощурился и заявил:

— Поможешь, конечно. Куда ж ты денешься. Ты нам импортный кофе пообещал. Не забыл? Как станешь там в своих Америках миллионером, будешь нам сюда гостинцы присылать. Бабушке своей капроновые колготки пришлёшь. Вот ей радости будет!

Сан Саныч хмыкнул и покачал головой.

— Я тебя, Красавчик, сюда позвал не ради кофе и колготок, — сказал он. — Информацию мне вчера интересную подкинули. Хлыстова. Та самая. Ворох подарков нам с Варей привезла. В благодарность за найденную скрипку. Посидели мы с ней, по сто граммов чаю выпили. Поделилась она со мной новостями советского искусства. Всё тебе не перескажу. Да я всего и не запомнил. Мне эти их склоки не интересны. О них Хлыстову всё больше Варя расспрашивала. Но услышал я и кое-что любопытное. О Лебедевой.

Он пристально посмотрел мне в глаза и сообщил:

— Хлыстова сообщила, что в Московском театре сатиры ставят новый спектакль. По этой… пьесе…

Александров щёлкнул пальцем.

— Вылетело из головы название, — сказал он. — Да и не в нём суть. Суть в том, что эту пьесу под Лебедеву задумали. Будет в ней у твоей, Красавчик, Алёны главная роль. В соответствии с её нынешним статусом в театре. Твой дружок Зверев тоже расстарался. Не обманул: раструбил о своей любви к таланту Елены Лебедевой всем своим киношным приятелям. Засыпали твою Алёну предложениями. Буквально в очередь к ней режиссёры выстроились. Так Хлыстова сказала. Даже Рязанов твоей Алёне роль предложил.

Сан Саныч сделал паузу — понаблюдал за моей реакцией.

На лобовое стекло приземлился жёлтый кленовый лист.

Я кивнул и сказал:

— Это же хорошо, Сан Саныч. Лебедева это заслужила. Без вариантов.

Александров потёр большими пальцами оплётку на рулевом колесе.

— Заслужить-то заслужила… — произнёс он. — С этим не поспоришь. Тут только вот в чём дело, Красавчик. Хлыстова сказала: Лебедева на все эти предложения согласилась. Словно решила работать днём и ночью без выходных. Хлыстова теперь переживает, как бы у Лебедевой от такого количества работы и в театре, и в кино снова не случился нервный срыв. Как этим летом. Понимаешь, почему я тебе всё это рассказал? Варя переживает за тебя. Боится, что ты расстроишься, если завтра Алёна…

Сан Саныч замолчал, выразительно приподнял брови.

— Если завтра Алёна не придёт на вокзал? — спросил я.

Александров кивнул.

— Я тебя предупредил, Красавчик, — сказал он. — На всякий пожарный.

— Спасибо, Сан Саныч.

Я пожал плечами и произнёс:

— Не придёт, так не придёт. Значит, она станет всё же второй Орловой. А не новой Мэрилин Монро.

В воскресенье я настоял на том, чтобы Аркадий и Рита меня не провожали. Уложил в рюкзак завёрнутые в газету продукты. Поцеловал в щёку Риту, пожал на прощание руки Аркадию и Васе. Невольно пожалел о том, не попрощаюсь снова с прадедом, с бабушкой Варей и с Сан Санычем. Я выслушал напутственные слова Варвары Юрьевны ещё вчера вечером, когда во второй раз за день прогулялся к автомобилю Александрова-старшего. Увидел сквозь боковое стекло тронувшегося с места «Москвича», как бабушка Варя смахнула со щеки слезу и помахала мне рукой. Я махнул ей в ответ. Дождался, пока машина Сан Саныча скроется за домом и лишь после этого вернулся в квартиру Александровых.

К Курскому вокзалу я сегодня подошёл, когда на улице уже светили фонари. Остановился неподалёку от центрального входа, поправил на плечах лямки рюкзака. Взглянул вверх — серые облака не оставили мне шанса разглядеть на небе огоньки звёзд. Огляделся по сторонам, пробежался глазами по припаркованным около вокзала автомобилям и по фигурам спешивших к вокзалу и от него людей. Отметил, что мой нынешний наряд мало выделялся на фоне нарядов прочих советских граждан (сейчас меня советские школьники вряд ли бы приняли за иностранца). Мои натёртые ваксой полуботинки блестели в свете фонарей. Под высокий ворот джемпера проникали холодные пальцы осеннего ветра.

В здание вокзала я не пошёл. Потому что условился с Лебедевой: дождусь её около главного входа. Взглянул на циферблат полученных от Сан Саныча потёртых и покрытых царапинами советских часов «Слава». Прикинул, что времени до отправления поезда ещё предостаточно (состав пока даже не подали под посадку). Обменялся улыбками с двумя молодыми женщинами, прошагавшими к массивным дверям вокзала. Вспомнил свой вчерашний разговор с Сан Санычем. Невольно прикинул, в каком именно фильме Алёне предложил роль Эльдар Рязанов. Рязановских работ я вспомнил предостаточно. Вот только не сообразил, какой именно фильм представит Рязанов в следующем году.

Посмотрел на проходивших мимо меня людей.

Перебрал в уме названия рязановских кинофильмов.

Подумал о том, появится ли в новом фильме Рязанова уже полюбившаяся советским зрителям актриса Елена Лебедева…

…Бежевая «Волга» ГАЗ-21 с «шашечками» на дверях остановилась в десятке шагов от меня ровно в ту секунду, когда стрелки наручных часов сообщили о начале посадки в мой поезд. Я задержал на этом автомобиле взгляд, потому что заметил внутри него необычную женскую шляпку. С удивлением посмотрел на то, как таксист торопливо выбрался из салона, шустро оббежал свой автомобиль и галантно распахнул пассажирскую дверь. Я заметил, как блеснули носы выглянувших на улицу женских туфелек. Скользнул взглядом по женским ногам. Пассажирка такси придержала шляпку, приняла протянутую руку водителя такси, шагнула через бордюр на тротуар.

Владелица шляпки улыбнулась таксисту, кивнула ему в знак благодарности и взглянула на массивные двери вокзала. Тень от шляпки наполовину скрыла от меня лицо женщины. Но свет фонаря всё же добрался до женских губ и до подбородка, показал мне приметную родинку. Лебедева резко повернула голову: заметила, как я призывно взмахнул рукой. В свете фонаря я увидел Алёнину улыбку. Лебедева шагнула к водителю такси. Я не расслышал её слов. Таксист кивнул, стрельнул в меня взглядом. Он вынул из кармана спички и сигареты, закурил. Лебедева поспешила ко мне. Она рукой придерживала висевшую у неё на плече маленькую дамскую сумку.