В тот миг, как ладонь Кайена коснулась груди Лиана, мир замер. Не было ни боли, ни ментального шторма. Была лишь тишина.
Последний, слабый вздох сорвался с губ старого мастера, и вместе с ним его душа, его наследие, отделилось от измученного тела. Это не было похоже на вырванный с корнем кристалл или грубый комок ярости. Эпитафия Лиана была… изящной.
Она проявилась в воздухе над телом в виде одного-единственного, идеального осеннего листа. Он не был материальным, он был соткан из чистого, мягкого золотого света. Он медленно вращался в воздухе, и в каждом его движении была мудрость, покой и та самая неуловимая грация, которой Лиан посвятил всю свою жизнь.
Лист не рванулся к Кайену. Он плавно, словно подхваченный невидимым ветерком, опустился на него и безболезненно впитался в его душу.
Кайен не получил поток информации. Он получил ощущение.
Он почувствовал прохладу первого осеннего утра. Услышал шелест тысячи листьев в лесу своего детства. Ощутил спокойное принятие того, что все в этом мире временно — и жизнь, и боль, и даже сама сталь. Он ощутил не технику, а мировоззрение. Это была не инструкция по бою. Это была поэма о принятии и течении.
Он оказался в своей внутренней пустоте. Золотой лист медленно кружил в сером пространстве. Он не встал в один ряд с другими Эпитафиями. Вместо этого он занял орбиту вокруг прозрачного кристалла самого Кайена, начав свое медленное, бесконечное вращение, словно луна вокруг планеты.
И его мягкий, золотой свет омыл другие наследия. грубый железный комок Корвуса перестал вибрировать от подавленной ярости. Его острые грани сгладились. Обсидиановая паутина Королевы перестала казаться зловещей ловушкой, ее узоры теперь напоминали естественный рисунок инея на стекле. Наследие Лиана не просто добавилось к остальным. Оно принесло в этот хаотичный мир гармонию.
Кайен открыл глаза.
Он все еще сидел на коленях у лежанки. Лиан ушел. На его лице застыла слабая, умиротворенная улыбка. Его долгая битва с болезнью и временем была окончена. Он не проиграл. Он передал свое знамя.
Кайен почувствовал укол скорби — чистой и тихой. Этот человек, которого он пришел использовать, стал его учителем и отдал ему самое ценное. Он встал и с уважением, которого не чувствовал ни к кому прежде, склонил голову.
Он провел в доме учителя еще несколько дней. Он похоронил тело Лиана под старым деревом во дворе, как тот и хотел. Он привел в порядок его скромное жилище. В маленьком сундуке у кровати он нашел не деньги, а лишь одну вещь — настоящий меч Лиана, которым тот не пользовался уже много лет. Клинок был легким, идеально сбалансированным, а на его гарде было выгравировано изображение кружащихся листьев. К мечу прилагалась записка:
«Тому, кто танцует с ветром. Не дай этому клинку забыть мелодию».
Это было его завещание. И его благословение.
На третий день после смерти мастера Кайен вышел во двор. Ветер кружил в воздухе багряные листья. Он поднял руку и поймал один из них, зажав между пальцами.
Он закрыл глаза и позволил своему телу двигаться.
Это был «Танец Осеннего Листа». Но теперь это не было копией. Не было заученной формой. Движения рождались сами по себе, естественно и плавно. Он не думал. Он чувствовал. Он чувствовал ветер, чувствовал вес собственного тела, чувствовал намерение воображаемого противника. Он стал самим танцем.
Когда он закончил, он открыл глаза. Лист в его руке был все так же цел. Он выполнил последнюю волю своего учителя. Он стал живым воплощением его искусства.
Охота за душой для меча была окончена. И он нашел нечто гораздо большее.
Он знал, что не может оставаться здесь. Лира ждала его. Их общая миссия была еще не выполнена.
Он аккуратно завернул в ткань свой треснувший черный клинок и новый, унаследованный меч Лиана. Он бросил последний взгляд на могилу под старым деревом, безмолвно прощаясь.
Охота за душой была окончена. Теперь начиналась охота на пламя.
Он покинул тихий двор, выходя на шумные улицы Пристанища, и его шаги были бесшумны, как падающий лист. Он шел искать свою охотницу.