Адовы 3: Малой (*60 иллюстраций)

Глава 29 В круге девятом: рассказы старой тропы

Самые прочные в мире врата — двери, охраняющиеся Законом, распахнулись и впустили Сатану в себя. Он повис в пространстве. В голове кружился разноцветный калейдоскоп. Зрение, слух, обоняние и другие органы чувств и восприятия, в том числе и вновь открытые, вышли из строя.

Невозможно определить: где верх, где низ, где там, где тут. Организм выворачивало наизнанку. И это при его силе!

Соблазн использовать Силу Хаоса стал слишком велик, но Сатана сдержался, отключив все стороны восприятия, прекрасно обходясь без всех, кроме своего внутреннего Я. Фактически — души.

В недрах сознания зазвучал громоподобный голос. Он звучал отовсюду и в то же время ниоткуда. Словно был вне пространства. Первый отступник говорил с Законодателем.

— Вот мы и встретились, сын мой.

— А я смотрю, гостеприимство твоё на прежнем уровне. Я чуть сам в себе не растворился.

— Ты жил в лучших условиях из возможных, но предпочёл покинуть меня и скитаться по миру. Чем же этот день отличается от прочих? Потерпишь.

— Сочтёмся, — тут же пообещал Сатана Богу и расправил совсем не опалённые крылья. А как по виду, так вполне себе здоровые.

Помолчали, после чего беседа возобновилась. И громогласный голос вновь пронзил всё существо Сатаны:

— Итак, ты создал мир, подобный моему, но его полную противоположность. И наполняешь его грешниками под завязку.

— Так и есть. Ты придумал грех, я придумал место для отступников, — ответил Сатана.

— Почему же я не вижу в твоём аду ведьм, оборотней и различных кровососов? Разве они не дети ночи?

— Они низшие слуги и служат только в физическом мире, а по истечению гарантийного срока службы превращаются в прах. Ведь у них нет души. И пытать там нечего.

— Зачем же ты пытаешь все остальные души? Разве все эти мириады человеческих душ должны гореть в пламени ада за свои прегрешения?

— Ты придумал правила. Я караю тех, кто их нарушает. Это баланс. Как говорится, любишь тьму, люби и кутерьму.

— Баланс? — задумался Бог. — Но я бы охотно простил их и предложил попробовать снова.

— Нет, так не пойдёт. Всякий, кто ослушается тебя, должен быть наказан. Потому я иду по тропе от Врат рая, создавая этажи для тех, кому до них никогда не дойти.

— Но ведь ты мешаешь им дойти.

— А как ты хотел? Жизнь сложна, а смерть — тем более.

— Но откуда люди знают о преисподней, девяти кругах ада, и в сущности, обо всей вашей строгой иерархии падших?

— Они и не знают, — признался Сатана. — Они думают, что знают, тем самым, создавая наш мир. Их мысли материальны. Ведь ты наделил их своей частичкой. Частичкой Творца. Я говорю о душе, которую я буду охотно пытать до тех пор, пока она не поймёт своего потенциала. Но закалённый клинок становится только лучше. Не так ли, отец?

Бог поморщился и почесал густую бороду, пробормотав под нос:

— Где же я допустил ошибку в твоём воспитании?

— Не переживай, отец. Я всех их вылечу.

Последним мыслеобразом Сатаны была… улыбка. И только в момент его ухода Бог понял, что сын задумал что-то глобальное. И зная его характер, он скорее переплавит в адском пламени мириады душ, чем свернёт с задуманного им пути. Но с этим Творец уже не мог ничего поделать, наделив каждого из своих детей свободой выбора. В сущности, Сатана был не просто олицетворением зла, но и свободно мыслящим существом с творящим потенциалом, стремящимся понять саму суть человеческой души.

С широкими крыльями он парил над миром в дни своего поиска, наблюдая за людьми, их радостями и страданиями. Он был не просто падшим ангелом, крылья которого становились чёрными, подобно крыльям ворона в моменты отчаянья, но и вечным искателем, жаждущим познать, что движет сердцами смертных.

А когда крылья уставали, он опускался на тропу и шёл дорогой смертных, чтобы послушать их истории и сделать свои выводы. Во времена подобных странствий его глаза, как два бездонных океана, отражали все оттенки человеческих эмоций, от любви до ненависти и от надежды до отчаяния. Он погружался в человеческие страсти и сам становился подобным человеком. Но лишь для того, чтобы понять, что задевает их побольнее. И как рыбак, обнаруживший отличную прикормку, затем тут же рассыпал её вокруг себя, мутил воду, а затем забрасывал удочку и ловил, ловил, ловил, пока сам не уставал от трофеев.

Однажды приключилось следующее. В тихом северном городке, где жизнь текла размеренно в трудах и заботах, как спокойная река, вытекающая из озера, никогда не происходило ничего значимого. Но Сатана заметил, что люди их этого места почти не попадают в ад. Решив проверить, как так получается, он вновь сложил крылья и опустился на землю, (что как известна безгрешной не бывает со времён падения ангелов).

Сатана принял облик простого странника, одетого в изношенный плащ, и начал свой путь среди людей, чтобы узнать истину. Его голос был мелодичным, а слова сладкими, как мед. Он говорил о свободе, о том, как важно следовать своим желаниям, и вскоре стал любимцем местных жителей. Ведь их его речей следовало, что жить надо проще, да и сама жизнь — коротка. И надо попробовать всё.

Доверчивые люди, что прежде даже не слышали о таких свободах, охотно предавались греху и тихий городок стал городом постоянного веселья и смуты. Сатана добился своего даже слишком просто. Но с каждым днем, когда он завоевывал сердца, в его собственной душе росло беспокойство. Он видел, как люди, следуя его советам, теряли себя в погоне за удовольствиями. Их смех становился все более пустым, а глаза безжизненными, как пустыня. Брошенные взрослыми дети лили слёзы, не понимая почему взрослые перестали о них заботиться и почему на смену заботе в трудолюбивых семьях пришёл голод и отчаянье.

Глядя на грязных оборванцев детей, которые совсем недавно бегали по улицам без забот в чистых одеждах с хорошо вычесанными волосами, Сатана, достал из локона одного из них репейник и вздохнул. Пришло понимание, что его влияние ведёт уже не к соблазнам, но к разрушению. И начал сомневаться в своих деяниях.

— Я же просто рассказал вам о грехах прочих! Почему же вы сами их избрали? — вновь рассказывал он людям на улицах, но те лишь смеялись в ответ, уже не воспринимая других его слов, кроме тех, что вели к падению.

Городок поник, заборы покосились. И на смену тучным стадам пришло запустение, а на пышных нивах отныне рос лишь репей, которого всё больше становилось в давно не чёсанных детских локонах.

— Вы меня вообще слушаете? — уже кричал Сатана людям, но из всех когда-то пышных производств в городе без убытка отныне работали лишь гробовщики. А они ребята молчаливые и угрюмые. Такие не будут спорить с его философией, ровно как не будут возражать или восхищаться его речами.

И всё же одно исключение среди гробовщиков было. Это была девушка по имени Луна. Сатана повстречал её на закате солнца, когда оно окрашивало небо в огненные цвета. Эта девушка с улыбкой по жизни сколачивала гробы, с ней же ложилась спать и с ней вставала. Даже на похоронах её видели улыбающуюся, напевающую песенки вместо псалмов. Потому Луну не любили местные священнослужители. Ведь пока звучали молитвы, и все скорбели, Луна развлекала детей, корча рожицы, а то и бегала с ними так, где нужно было стоять смирно и думать о вечном. А что в самой голове Луны, никто бы сказать не решился. Очевидно, что ветер гуляет!

И всё же Сатана заметил, что пока одни грешат, а вторые скорбят по тем, кто перестал работать и платить взносы в церковную кассу, Луна как раз работает за семерых, не знает уныния и не ведает греха. В том плане, что он вообще ей не интересен. Алкоголь для неё горький, дым сигарет не вкуснее свежего воздуха, а любое свидание с мужчиной она охотно променяла бы на беготню с малышнёй, о которых заботилась при первой возможности, покупая у бродячих торговцев для них еду со своего скудного заработка. Ведь пока Луна трудилась, весь доход уходил её боссу. А ей доставались лишь крохи.

Но судя по виду, даже эта досадная неприятность ничуть не печалила девушку. Ведь Сатана пристально наблюдал за ней день за днём. Пока не понял, что Луна была светом для серого, стремительно хиреющего города. Но горожане лишь морщились от этого света, всё более привыкая к тьме в своих сердцах.

Сама же Луна не боялась Сатаны. Она охотно разговаривал с ним, делилась всем хорошим, что случалось в её жизни и никогда не рассказывала о плохом, как бы плохо ей не было. И даже когда девушка падала в обморок от истощения, стоило ему поднять её на руки, как она снова улыбалась и заявляла что-то вроде:

— О, какой сегодня сильный ветер. Меня просто сдуло.

— Но ведь сегодня почти штиль, как если бы мы жили у моря.

— Действительно? А мне показалось, что дует так, что голова кругом! — приходила в себя девушка, благодарила его за помощь и вновь возвращалась на работу, где трудилась от утренней зари до вечернего захода солнца. И лишь поздним вечером у неё оставалось немного времени, чтобы поговорить с ним.

С каждым разговором с Луной Сатана понимал, что его истинная природа не только в том, чтобы сеять хаос и сбивать с пути людские души, но и в том, чтобы помочь таким людям найти свой путь. Да, ему было интересно наполнять тысячей душ адские круги, философствуя с людьми, но протянуть руку той, что не такая как все — тоже оказалось приятно.

— Послушай, Луна, а у тебя есть мечта? — однажды спросил девушку искуситель.

— Конечно, есть. Я хочу, чтобы дети беззаботно смеялись, как раньше. В последнее время им тяжело. Родители совсем перестали уделять им время. Так не должно быть.

— А как должно быть? — уточнил Сатана, чтобы точно ничего не перепутать.

— Иначе, — ответила девушка с той же лёгкой улыбкой и легла спать, отдаваясь сну хоть на краткий миг в ночи между заботами по быту, беспокойством за семью и помощью детям, у которых и семьи то теперь никакой нет, так как одни родители безработные разгильдяи, а другие бесполезные словоблуды, которые и работать то не планируют.

Крепко задумался Сатана и начал использовать свои силы, чтобы направлять их к свету, а не к тьме. Ведь исполнить пожелание Луны можно было лишь всё вернув с головы на ноги. И в том городе он вместо искушений отныне стал источником мудрости для каждого, помогая людям осознать свои истинные желания и стремления. Тогда они оставили бутылки в баре, сигареты на прилавках магазина, но взялись за кирки, лопаты и вновь начали трудиться целый день напролёт, чтобы возвращаться домой под вечер усталыми, но довольными. Ведь дома их ждали семьи, которые они кормили. И дети за столом больше не выглядели нищими оборванцами, а стали сытыми и довольными. А ещё с охотной и улыбкой рассказывали, как прошёл их день, всегда вспоминая что-то хорошее, но никогда не жалуясь на плохое. Ровно так, как и учила неунывающая Луна.

Осознав, что путь на тропе у города завершён, Сатана так же понял, что в этом удивительном путешествии он стал не просто символом зла, а проводником к пониманию себя. А какой человек внутри это уже зависит от него. Одни обнаружат свет, другие тьму. Но даже когда всё вокруг заволокло туманом и не понимаешь, что делать, даже в самых тёмных уголках души может зажечься искра света. И каждый имеет право на искупление, если остановится и спросит себя — так ли он живём?

Покинув город, Сатана вернулся в тень. Но уже не как падший ангел, а как мудрый наставник, который точно знал, что теперь работы у гробовщиков станет меньше. А поводом для улыбок у детей — больше.

* * *

— И вы представьте! — возмущался Люцифер. — Целый город на свободу отпустил! А у нас потом недобор. Работать некому, котлы стынут. Черти не кормленые, бесы волнуются. Так одного-двух десятков городов не досчитаешься и всё, анархия, беспорядки. Так следом и ад развалиться без пополнения. Души они ведь что? Материал! А без материала демоническая стройка быстро встанет.

И Люцифер начал так активно размахивать куриной ножкой в руке, негодуя, что пришлось прервать рассказ.

Пукс терпел до последнего. Но когда жестикуляция адского босса усилилась, терпение привратника с собачьими повадками, привитым на Земле, лопнуло.

— Ам! — сказал демонический пудель, сомкнув челюсть на ладони Люцифера.

— А-а-а! — возмутился хозяин замка.

— Ням-ням! — добавил Малой и в восторге захлопал ладошами. Но так резко начал двигаться, что количество съеденного перевесило ёмкость желудка, от чего Антихрист тут же начал исторгать из себя лишнее.

— А-а-а! Он поливает нас не святой водой! — возмутился Асмодей, которому досталось первым, после чего обожжённую кожу начало жечь кислотой, от которой не мог устоять даже демонический босс нижнего круга.

— Спасайся кто может! — завопил следом Велиал, но чем только сконцентрировал внимание на себе.

Малой тут же повернулся к нему и обдал с головы до ног. Затем досталось Бегемоту и ещё паре-тройке чёртовой дюжины гостей, уничтожая на месте почти всю элиту демонического мира.

Но когда струя из съеденного и кислоты почти достигла Люцифера, тот скинул Пукса с ладони, выставил руки перед собой в защитной печати и завопил:

— Да идите вы сами тропою отца, раз слушать не хотите!

И скорее принудительно, чем добровольно он открыл портал, который вёл на не низшие круги ада, а на самый верх. Наружу. Этот ход можно было считать запасным или просто вентиляцией, когда всё так надоедает на самом дне, что хочется вылезти наружу и просто подышать свежим воздухом. Людей посмотреть и себя показать.

Единственное, что не учёл Люцифер, так близкий к смерти, это то, что портал, который Сатана использовал для как «чёрный», наведываясь на землю, на те души, что не служат аду, но весь его прошли, сработают совсем иначе. И сразу доставят их… в рай.

Это была лазейка, которую Сатана оставил для себя на тот случай, если снова захочется поговорить со своим отцом, но так ни разу ей и не воспользовался.

А тут надо же — пригодилась!