Мрак поглотил лес. Было не ясно погиб он или уснул. Существовал ли мир за этим мерцающим пятном костра? Барти сжал левой ладонью пальцы правой руки, останавливая дрожь. Проклятая рука не переставала трястись. Он вздрогнул от внезапно раздавшегося голоса брата:
— Всматриваешься в темноту? Не жутко? Она ведь тоже в тебя смотрит.
— Не могу уснуть.
— Беспокоишься за Майю? — Руми положил ладонь на плечо брата и опустился рядом. — Атис позаботится о ней.
— Откуда у тебя такая уверенность, что Даги не пойдёт на Эшарву? Ты ведь понимаешь, что мы оставили женщин и детей одних. Снова. В прошлый раз это плохо закончилось. И почему мы склонны повторять свои ошибки.
— Жарос сказал, что у них мало людей. Кардош не может позволить себе потерять ни одного моряка, а Даги не соберёт столько стражей. Они попросту не пойдут за ним. Их задача охранять столицу, а не захватывать другие города. Прикормленные воины Даги насчитывают не более двух десятков.
Барти поворошил палкой в костре:
— Что такого в этих моряках? Кардош не похож на человека, которого беспокоят жизни других людей.
— Я не знаю, но я доверяю Жаросу.
— Он не присоединится к нам?
— Нет. Он согласен оставаться нашим шпионом, но открыто показывать то, что поддерживает нас — не станет.
Руми вытянул руки над костром, ощущая его жар:
— Надо бы дров подкинуть. Одни угли остались.
— Не нужно. Стэн просил репы запечь, — ответил Барти, раскапывая в тлеющих углях ямку. — Как думаешь, мы успеем выйти из леса, прежде чем Майя его зачарует?
— Во всяком случае должны.
— Не верится, что дороги между Эшарвой и Балгуром скоро не станет.
— Меня больше волнует, что за твари теперь будут бродить здесь. Как-то настораживают слова Майи «я зачарую этот лес по своему».
Барти набросал в ямки репу и засыпал её горячим углём:
— Она говорила, что эти существа боятся света. В кругу костра нам ничего не грозит. К тому же Майя сделает магические фонари, которые будут загораться с наступлением ночи. Мы можем развесить их по лесу, например. Сделать из них тропу, о которой будем знать только мы.
— Знаешь, Барти, мне как-то претит мысль, что где-то в леву, в темноте, недалеко от дома, где спит моя дочь, будут ходить какие-то опасные твари.
Между толстых стволов елей блеснули четыре волчьих глаза. Барти выхватил лук из-за спины, но Руми остановил его руку:
— Стой! Это волк Жароса.
— Один из первых волков?
Руми сделал несколько осторожных шагов навстречу снежному волку. Огромное животное послушно вошло в круг света. Руми потрепал его холку, нащупав кожаную кладь. Он потянул завязки и запустил руку внутрь, достав клочок бумаги:
— Жарос пишет, что Баглур взяли. Поставили нового наместника. Теперь там заправляет Тони Вайз. — Руми нахмурился, сделав паузу. — Катлер пропал.
Барти оторопел, опуская лук на землю:
— Они убили Пауля?
— Жарос не пишет, что его убили. Значит он жив. Убей они его, Жарос бы знал.
— Нужно было ему уходить с братством и Атисом.
— Видимо он и ушёл, только не в Эшарву.
Ветер колыхнул над их головами знамя с восьмиглазым медведем, заглатывающим солнце. Волк захрустел снегом, юркнув в темноту.
— Братства «Мятежного солнца» больше нет, есть только мы, — задумался Руми, уставившись в одну точку. — Цидеры.
— Зачем ты и медведю глаза дорисовал?
— Отныне это новое знамя Эшарвы.
— Не нравится мне эта идея с богами, — нахмурился Барти. — Наши люди и без этого пылали жаждой мести за отца.
— Барти, тебя здесь не было, когда я просил их окунуться в источник цидеруса, — сквозь зубы процедил Руми. — Они упёрлись как ослы, тряслись как овцы, с ужасом пялясь в бассейн, заполненный кровью. Да! Они били себя в грудь, стучали палками у дверей нашей усадьбы, призывая вести их на Тарплен. Эшаровцы были готовы даже безногими идти на смерть за Карла. Но нам не нужна их жертва. Нам нужна победа. Отмщение, — с жаром продолжал он. — После слов, что бог цидер, восьмиглазый Иракундум, благословил нас на войну и зажёг пламя цидеруса, подарив свою силу, их страх улетучился. Они начали прыгать в эту кровищу, как в прозрачное озеро с криками радости. Барти, думаешь, знай они правду, то стали бы так же охотно принимать силу цидер? Они всего лишь люди, пусть и воспитанные несколькими поколениями Вагеров.
Парусина палатки зашевелилась в темноте:
— Зачем так орать? — ворчал Молак, подходя к братьям. — О секретах так громко не говорят. Вы бы тоже ложились.
— Пришло письмо от Жароса. Балгур взяли, — ответил Руми. Он скомкал в руке записку и бросил её на тлеющие угли.
— Мы его вернём, — блеснул алыми глазами Молак.
На грязном, затоптанном снегу валялись мёртвые тела стражников в зелёной форме. Разорванный плащ с чёрной эмблемой Тарплена запутался на уродливых ветвях кустарника. Белые сугробы обагрились кровью. Между покосившимися домами завьюжил страх. Керч тяжело дышал, волоча беременную женщину по дороге. Мех его доспеха покрылся инеем.
— Руми, ты хочешь спалить всю эту деревню? — с болью спросил Барти, держась за поводья. Его конь тряхнул рыжей гривой. — Наш враг только Ирамия. Не эти люди.
— Наши враги все, кто окажется на нашем пути, — сурово ответил Руми и спрыгнул с лошади. Керч бросил к его ногам женщину.
Руми присел на корточки и взял женщину за подбородок, заглянув в её испуганные серые глаза:
— Ну что, милая? Ты готова к диалогу?
Женщина кивнула, глотая слёзы. Руми помог ей подняться:
— Смотрю ты скоро понесёшь, — надменно заговорил он, окидывая взглядом её лохмотья. — Моей дочери нужна кормилица. Если ты согласишься стать ею, я оставлю вашу деревню. В противном случае мы вырежем всех.
Женщина содрогнулась в рыданиях, прижимая к груди покрасневшие ладони.
— Я не услышал твой ответ, — злобно процедил Руми. Жестом прося Керча привести одного из горожан.
— Я пойду, — всхлипнула женщина. — Я пойду с вами и стану кормилицей.
— Прекрасно, одну проблему решили. — Руми запрыгнул на коня. — Керч выбери людей, чтобы доставить её в Эшарву.
Керч взял женщину под руку и повёл в сторону толпы цидер.
— Руми, это жестоко! — воскликнул Барти. — У этой женщины наверняка есть семья и другие дети. Как мы можем так поступать?
— А как Ирамия могла так поступить? — когда он произнёс её имя, в его голосе закипела ярость. — Она подумала о том, что будет есть Барсула, когда бросила её? Барти, она оставила мою дочь умирать. Я не смогу спокойно спать, пока Ирамия не подохнет.
Лорк жался к холодной стене подвала. Его почки болели. Он знал, что ему нужно отползти от неё и зарыться в тряпки где-то лежащие на полу, но он не мог. Воспоминания больно вонзались в его мозг длинными острыми когтями. Череп отца хрустнул над его правым ухом. Крик матери раздался над левым. Он схватился за уши и закричал:
— Аааааааа!..
Ребёнок не помнил, как провалился в беспамятство, очнувшись на полу. Он никак не мог понять открыты его глаза или закрыты. Темнота, бесконечная темнота это всё, что он видел всё это время. Он жалел, что его почки перестали болеть. Эта боль была единственным доказательством того, что он ещё жив.
«Сколько прошло времени?» — подумал он, вспоминая, что похитители приносили еду и ведро воды один раз в несколько дней. Однажды он посчитал. Когда дверь скрипнула, впуская долгожданный луч света, и кто-то поставил на пол полное ведро, забрав пустое, Лорк начал считать, не притронувшись к еде. Он знал, что в минуте шестьдесят секунд, в одном часе шестьдесят минут, в одном дне двадцать четыре часа. Отец учил его считать, тогда он ещё не понимал для чего, но теперь он знал. Благодаря этому он смог узнать через сколько дней дверь открывалась, и он видел свет.
Лорк встал на четвереньки и пополз к стене. Когда он упёрся в неё ладонью, то встал, чтобы ноги не разучились ходить и осторожно пошёл вправо, держать за камень стены ладонями. Ему нужно идти до тех пор, пока он не нащупает ногой дыру в полу. Наконец-то его нога провалилась в пол, и он смог испражниться.
Зубы малыша стучали от холода, его худое тело била дрожь:
— Даже в самые тяжёлые времена, есть место надежде, — хрипло говорил он, прислушиваясь к звучанию своего голоса. Он проговаривал всё, чему учил его отец. Вспоминал заученные страницы книг, чтобы не забывать слова. — Вы не должны позволять суевериям и предрассудкам решать за вас. Ваша жизнь, только ваша и больше ничья, — повторял он, когда-то сказанные отцом слова. — Если вам говорят, что вы не сможете, не верьте! Просто делайте несмотря ни на что! Жизнь возвращает ровно столько, сколько вы даёте ей. Хотите удивляться? Удивляйте! Хотите, чтобы вас любили? Любите! Никогда не было такого, чтобы жизнь не вознаградила сполна, — малыш ухмыльнулся. — Сполна! Даги! Тони! Вы получите сполна! Я вознагражу вас. Я привыкну к боли, как Атис, — дрожал малыш.
Дверь открылась. Лорк бросился к ней, чтобы увидеть как можно больше. Похититель поставил ведро и бросил миску с едой:
— Жри, щенок, — рявкнул он и, схватив пустое ведро, вышел, захлопнув дверь.
Лорк упал на колени в том месте, где должна была стоять тарелка с едой. Он нащупал её, запустив в неё пальцы. Там были помидоры. Гнилые помидоры.